Зиновьев Г.Е. История Российской Коммунистической Партии (большевиков). Лекция 3. 1923 г.
ИСТОРИЯ РОССИЙСКОЙ КОММУНИСТИЧЕСКОЙ ПАРТИИ (БОЛЬШЕВИКОВ)
лекции, прочитанные Г.Е.Зиновьевым в 1923 г.
ТРЕТЬЯ ЛЕКЦИЯ
(первая часть)
В настоящей лекции я коснусь пятилетия 1898 — 1903, т.е. того периода, который лежит между первым и вторым съездами партии и который можно рассматривать, как преддверие первой революции 1905 г.
Студенческое движение.
Я говорил до сих пор о зарождении рабочего класса и о выделении им своей партии. Теперь — необходимо остановиться на некоторых других явлениях и, прежде всего, на студенческом движении того времени. В общих чертах, оно развивалось следующим образом.
Рабочий сначала разбудил студента, а тот впоследствии поддержал рабочего. Хронологически, стачечное движение рабочих предшествовало демонстрациям и, вообще, политическому движению студенчества. Отсюда ясно, что именно рабочее движение вызвало к жизни студенческое, а не наоборот. Но и студенческое движение, в свою очередь, сильно способствовало, на определенном этапе, развитию рабочего движения.
Студент нынешний и прежний — совершенно различные люди. Было время (главным образом, во второй половине 90-х годов). когда понятие «студент» было синонимом понятия «революционер» , ибо в ту эпоху учащиеся высших учебных заведений были настроены революционно или оппозиционно и поддерживали революционное движение рабочих. Сейчас мы себе представляем это с трудом, потому что за последние годы гражданской войны мы видели студента почти постоянно по другую сторону баррикады. Только к 1923 году положение несколько изменилось, так как в недрах студенчества обнаруживается, несомненно, какая-то новая эволюция.
Эволюция студенчества.
Если ее внимательно рассмотреть, то можно сказать, что студенчество развивалось «по Гегелю». Сначала у нас было студенчество сплошь революционное, целиком помогавшее рабочему классу; затем, с 1917 г. до 1920-го, мы имели как бы антитезу, когда студенческое движение шло целиком против рабочего класса и против революции: наконец, теперь мы как будто наблюдаем нечто вроде синтеза, когда значительная часть студенчества начинает, кажется, догадываться о своих обязанностях по отношению к трудящимся классам и хотя бы одной ногой вступает в лагерь революции.
Первая полоса упомянутого развития приходится на конец 90-х годов, когда студенчество всецело поддерживало тогдашнее рабочее движение. Недаром самодержавие считало студентов, наряду с рабочими, своими опаснейшими врагами. А когда студенты, углубляя свое движение, стали постепенно переходить от академизма к открытой политической деятельности, то царское правительство начало принимать против них решительные меры.
Академическое движение того времени. в отличие от нынешнего, носило налет революционности. Ныне, после низвержения буржуазии, академизм, по сравнению с тем, что было до революции. приобретает другое значение. Конечно, во времена Ванновского и Плеве требование автономии университета было революционным и заслуживало, с этой точки зрения, поддержки; даже тогдашний академизм был движением, направленным против царского самодержавия. Совершенно иное значение приобретает так называемый академизм в наши дни, когда в стенах наших учебных заведений, как за баррикадами, пытаются отсидеться от пролетарской революции более или менее белогвардейские профессора и студенты.
Студенческая молодежь того времени, тесно связанная с либеральным и демократическим обществом, искала ту массовую силу, которая могла бы сокрушить самодержавие. И на каждом шагу студенты убеждались, что такой силой является рабочий класс, что только он держит в своих руках тот молот, который обрушится на голову царизма. И студенчество, так или иначе, поддерживало рабочее движение того времени.
Борьба царизма со студенческим движением.
Царское правительство, видя стремление студентов сблизиться с рабочими, обрушило на учащихся тучу всяких скорпионов. Самой глупой мерой, которую тогда придумали, была сдача в солдаты оппозиционно настроенных студентов. Десятками и сотнями их хватали во время уличных демонстраций и на бурных студенческих сходках и отправляли в полки. Но это только подливало масла в огонь. Движение ширилось, росло, а вместе с тем, студенческая молодежь, брошенная в казармы, зажигала и там искры недовольства, ведя пропаганду среди армии. На этой почве стало крепнуть среди студентов террористическое движение. Вскоре раздался выстрел Карповича в министра народного просвещения Боголепова, а потом Лаговский стрелял в Победоносцева. Боголепова сменил генерал Ванновский с его программой. сердечного попечения, над которой тогдашние студенты, конечно, смеялись.
Студенты и эсеры.
Тут важно отметить одно обстоятельство: студенты — террористы, связавшиеся впоследствии с партией эсеров, принадлежали раньше к социал-демократам. Своей террористической тактикой эсеры привлекли на свою сторону две группы студентов: с одной стороны, людей высокого мужества и безусловной искренности, как Балмашева, Карповича и Сазонова, которых тянуло к террору их горячее сердце, недостаточная вера в массовое рабочее движение и желание заменить его своей личной активностью; а с другой — к эсерам отходили люди типа Савинкова, которых влекли на эту стезю заложенные в них уже тогда зародыши авантюризма и вражды к рабочему движению (Савинков тоже одно время считал себя социал-демократом).
Отношение социал-демократов к студенческому движению.
Перед социал-демократией того времени возник вопрос — как отнестись к студенческому движению? Из того, что я говорил об экономистах, ясно, что последовательные сторонники этого течения должны были игнорировать студенческое движение, и они, действительно, это делали, ибо студенческое движение, как чисто политическое, ничего общего с непосредственными экономическими задачами рабочих, по их мнению, не имело. Но не так посмотрели на это дело сторонники политической борьбы, революционное крыло тогдашней социал-демократии, во главе с тов. Лениным и с будущими искровцами: они оценили это движение совсем по-иному. Конечно, и тов. Ленин и его единомышленники отдавали себе отчет в том, что студенческое движение того времени не было пролетарским; они понимали, что это явление временное и что придет пора, когда студенты отвернутся от рабочих; равным образом, они знали, что в своей массе тогдашние студенты, будучи сыновьями имущих родителей, шли на улицу и демонстрировали не потому, что хотели социализма и коммунизма, а потому, что желали добиться политической свободы и установления в стране господства буржуазной демократии. Но тов. Ленин и его сторонники, стоявшие за гегемонию пролетариата, держались того взгляда, что если рабочий класс — гегемон, если он основная и коренная сила революции, то он должен брать себе в качестве помощников и подсобной силы всех, кто сколько-нибудь склонен бороться с самодержавием. Как революционные марксисты, стоявшие на точке зрения гегемонии пролетариата, они говорили себе: «В большом хозяйстве все может пригодиться: студенческое движение может принести нам пользу в борьбе с царизмом. Мы обязаны использовать всякое оппозиционное движение, направленное против самодержавия. Студенты бунтуют против царя — отлично, возьмем их на буксир рабочего класса, поможем им, попытаемся ими руководить, направим и их удары на твердыни самодержавия».
Революционные марксисты и студенчество.
Таким образом, революционные марксисты того времени, будущие большевики, не только не игнорировали, в противоположность экономистам, студенческое движение, но уделяли ему много внимания. Это обстоятельство вы должны хорошо запомнить, если хотите правильно понять некоторые важнейшие и характерные особенности большевизма. Большевизм дореволюционного времени, до 1905 г., часто упрекали в том, что он слишком интересовался буржуазными либералами и буржуазной оппозицией: студенчеством, земским движением, Союзом освобождения• и т. п. Меньшевики, пользуясь этим, неоднократно
становились в позу и уверяли, что они большие, чем мы, друзья рабочего класса. Они говорили: Что нам до каких-то земцев и студентов! Наше дело — чисто рабочее; мы думаем только о рабочем движении•. Они нередко обвиняли тов. Ленина в тои, что он будто бы искал чрезмерного контакта с оппозиционной буржуазией, либералами, студентами и т. п.
Тактика большевиков по отношению к студенчеству.
Каков же был действительный смысл этой тактики большевиков? А вот каков. Если большевизм с самого своего зарождения интересовался малейшими проблесками оппозиционного и революционного движения, направленного против царизма; если он протягивал руку любой группе, шедшей против самодержавия, — то не для того, чтобы низвести свою программу до программы либерально-буржуазной. Нет, и в данном случае он оставался верен себе. Выдвинув программу-максимум (низвержение буржуазии), он считал, вместе с тем, что для ее осуществления надо, прежде всего, свергнуть царя, а для этого необходимо использовать всякое течение, старавшееся размыть плотину самодержавия. И потому большевики смотрели с самого начала на рабочий класс, как на гегемона, и заявляли, что рабочие не только не будут проходить мимо студенческого или либерального движения, а, как выражался тов. Ленин, будут его подталкивать. Но в то же время большевизм предостерегал рабочих: Будьте начеку: студенты сегодня вас поддерживают, либералы сегодня фрондируют против царя, а завтра, когда царь будет низвергнут, они пойдут против вас; получив все, что им нужно, т.е. политическую свободу, они двинутся против вас.
Таким образом, перед большевизмом стояла двойная задача: с одной стороны, строить классовую партию, которая должна довести борьбу до полной победы социализма, а с другой — использовать всякую силу, направленную против царизма, в том числе и студентов, и либералов, и буржуазную оппозицию. Отсюда — то различное отношение к студенчеству, которое ясно наметилось к концу 90-х годов у экономистов, будущих меньшевиков, с одной стороны, и сторонников политической борьбы, будущих искровцев и впоследствии большевиков, — с другой.
Союз освобождения и Союз эсеров.
В то время наблюдалось, впрочем, начало либерального движения не только среди студенчества: подготовлялся также «Союз освобождения», во главе которого стали Милюков, Кускова, Струве, Прокопович, Богучарский и другие деятели, находившиеся сначала одной ногой в лагере социал-демократии, а другой в стане либералов. Союз эсеров сложился к концу 90-х годов. В первый период своего существования обе эти группировки «Союз освобождения» и Союз эсеров — оттягивали к себе сторонников, принадлежавших до того к общей социал-демократической массе.
Одновременно и довольно быстро росло и рабочее движение, особенно забастовочное. С середины девяностых годов началось в целом ряде городов празднование 1-го мая, и с каждым годом эта маевка принимала все более и более крупные размеры. И здесь движение развивалось в известном смысле против экономистов, которые всегда шли в хвосте рабочего движения, представляя не головную его часть, не авангард, а его арьергард. И недаром тов. Ленин в своей книжке «Что делать?» прозвал их тогда в шутку «хвостистами», а Плеханов в своем. «Vademeсum» сказал экономистам несколько грубовато, но вполне правильно, что они видят не голову рабочего движения, не его лицо, а заднюю его часть …
Рабочие волнения в Петербурге и других городах.
Раз начавшись, рабочее движение быстро пошло вперед, увлекая за собой все более широкие слои рабочих. Начало 1901 г. и весь этот год были наиболее бурным периодом этого движения, в частности в Петербурге. Революционное настроение в столице нарастало с большой быстротой и с каждым днем перекатывалось все дальше через программу экономистов. В 1901 г., в связи с маевкой, вспыхнули крупные волнения на Выборгской стороне, где дело дошло до кровавых столкновений и настоящих уличных сражений. По той же причине и вследствие демонстрации студентов, поддержанной рабочими, главным образом Обуховским заводом, произошли беспорядки, окончившиеся форменной схваткой с городовыми и солдатами. Эта так называемая Обуховская оборона захватила несколько тысяч рабочих и вызвала бурное движение во всем Петербурге. А когда студенчество вышло на улицу не только в столице, но еще в Москве и Киеве, когда 1- го мая демонстранты-рабочие вышли на улицу, особенно в Петербурге, тогда борьба приняла исключительно яркий характер.
Письма рабочих.
В литературных источниках по истории рабочего движения вы найдете отрывки из писем в редакцию, которые тогдашние рабочие и работницы посылали в нелегальные газеты.
Вот что писала одна работница после сражения на Выборгской стороне:
Вы не знаете, как мне обидно, и всем нам. Уж очень хотелось пройти на Невский или в город. Уж очень горько умирать, как собаке, в углу, чтобы никто даже не видел …• И вот, что еще хочу я вам сказать: хоть и очень многих у нас взяли, — может, их нет больше совсем, — а все-таки мы твердо будем стоять.
Рабочий Б. замечает:
Жаль, что у нас не было знамени. В другой раз будет и знамя, и пистолеты достанут.
Эти письма раздобывали тогда на вес золота тов. Ленин и его группа и печатали их для борьбы с экономистами, желая показать, что передовые рабочие хотят не только увеличения заработной платы, но сознают необходимость итти на улицу, доставать пистолеты и сражаться с царской полицией. С великой радостью тов. Ленин напечатал следующий отрывок из письма одного рабочего из-за Невской заставы, который писал об экономистах следующее:
я показывал его * многим товарищам, и весь он сильно истрепался. А он мне дорог, много дороже «Мысли», хоть и нет там наших строк. Там про наше дело, про все русское дело, которое копейками не оценишь и часами не определишь … Рабочий народ может теперь легко загореться; все уже тлеет внизу, нужна только искра, и будет пожар. Ах, как это верно сказано, что из искры возгорится пламень*. Раньше каждая стачка была событием, а теперь всякий видит, что одна стачка ничего: теперь свободы нужно добиваться, грудью брать ее. Теперь уж нам не кассы нужны, не кружки, даже не книжки; теперь просто учи, как в бой итти, как в бою воевать.
- Речь идет о первом номере Искры
** Рабочая Мысль — орган экономистов. (См. предыд. лекцию)
*** Газета .Искра» имела своим девизом слова: «Из искры возгорится пламя» — из памятного ответа декабристов Пушкину.
Газета «Искра «.
Тогдашние сторонники ленинизма подхватывали такие заявления отдельных рабочих, желая доказать, что передовой рабочий уже не думает ограничиваться одной экономической борьбой, а просит, чтобы его научили, как итти в бой, как низвергнуть вооруженной рукой самодержавие, Т.е. хочет создать настоящую революционную партию, которая поможет ему сыграть роль гегемона, основной силы в революционной борьбе. И вот, на фоне всех этих фактов и событий, создается газета «Искра».
В начале 1900-х годов из ссылки возвратился тов. Ленин, а вместе с ним и группа тогдашних его единомышленников — Мартов, Потресов и некоторые другие. В Петербурге они встретились с Верой Ивановной Засулич, одной из основательниц группы «Освобождение труда», и через нее завязали связь с этой группой, центр которой находился в Женеве, в Швейцарии. Как я говорил в прошлый раз, свою борьбу с экономизмом тов. Ленин начал еще в ссылке. Вернувшись в Петербург, он стал собирать своих единомышленников, находя их во всех городах, где развивалось рабочее движение. Между прочим, он начал отыскивать и тех рабочих, с которыми он создавал в 1895 году «Союз борьбы за освобождение рабочего класса»; он вошел также в связь с московскими рабочими и вместе с его тогдашними единомышленниками, Мартовым и Потресовым, пришел к убеждению, что для борьбы с экономистами, для создания настоящей революционной пролетарской партии необходимо основать, как тогда говорили, общерусскую политическую газету.
Вскоре после того, в 1900 году, в городе Пскове состоялось нелегальное совещание, на котором присутствовали Ленин, Мартов и Потресов и всего два представителя местной революционной практики: Степан и Любовь Радченко. (Она жива и теперь, и многие из нас знают ее по работе за Московской заставой в 1905 — 1906 годах, когда она была — увы! — меньшевичкой.) Любопытно отметить, что на псковское совещание приехали также Струве и Туган-Барановский, задумавшие в то время создать либерально-буржуазный орган «Освобождение»: им не хотелось рвать связи и с рабочим движением, и вот они пытались наладить что-то вроде коалиции тогдашних нелегальных либералов с нелегальными социал-демократами.
На совещании во Пскове было решено издавать газету «Искра». Тов. Ленин отправился с Потресовым за границу, чтобы осуществить это решение. В декабре 1900 года в Мюнхене вышел первый номер газеты «Искра», сыгравшей громадную роль в истории революции, вообще, и коммунистической партии, в частности. Это была не просто газета: это был орган печати, которому удалось стать властителем дум целого поколения, выполнить большое литературно-политическое дело и одновременно проделать огромную организационно-политическую работу по сплочению партии.
Роль и значение «ИСКРЫ».
Если сравнивать «Искру» с наиболее вам известными газетами, то можно сказать, что она сыграла никак не меньшую, а, может быть, даже большую роль, чем «Звезда» и «Правда» в 1910-14 годах. Как «Правда» в предреволюционный период подняла громадный слой рабочих, так и «Искра» в свое вреия, всколыхнула определенный пласт рабочих и революционеров. Как от «Правды» пошло целое поколение «правдистов», так от «Искры» пошло целое поколение «искровцев» , или «искряков», как их тогда называли .
«Искра» выходила под редакцией Плеханова, Ленина, Мартова, Аксельрода, Потресова и Засулич. В числе этих шести человек был один будущий большевик и пять будущих меньшевиков. Но роль в ней тов. Ленина была настолько велика, что уже через короткое время эту газету стали называть .ленинской, и она на самом деле была таковой .
Направление и идеи «ИСКРЫ».
Основные идеи «Искры» заключались в следующем. Прежде всего, она объявила крестовый поход против уродования рабочего движения, которое проповедывали экономисты; она жестоко высмеивала и бичевала их за их желание уложить во что бы то ни стало рабочее движение в Прокрустово ложе мирных экономических требований. Ее маяком была идея гегемонии пролетариата, уверенность в том, что пролетариат будет классом освободителем, главной силой в революции. Затем газета повела борьбу против эсеров. Впервые на ее столбцах, уже в 1901 году, они были названы не социалистами-революционерами, а «социалистами-реакционерами» и это в то время, когда они только возникали, когда члены их партии совершали эффектные террористические акты, когда еще трудно было распознать их реакционную cyщность. Но острый глаз тов. Ленина и редакции «Искры» уже разглядел в этой партии будущих социалистов-реакционеров, будущих представителей кулацкой мелкой 6уржуазии. Поход «Искры» против эсеров вызвал, однако, сильное возмущение среди тогдашних кружков еще сохранившейся народнической интеллигенции, а также среди известной части рабочих, которые говорили: Зачем драться друг с другом; давайте все вместе, одним строем, пойдем против самодержавия. Под гнетом царизма психология рабочих была такая: пусть все революционеры, независимо от партий и разногласий, тесно объединятся и дружно учат нас сражаться с самодержавием. Таким образом, «Искре» пришлось, с одной стороны, собирать под высокую руку рабочих все оппозиционные и революционные течения — и студентов, и либералов, и земцев, и эсеров, а с другой, закладывая основы своей чисто пролетарской и непримиримой рабочей партии, воевать в то же время против либералов и эсеров, разоблачать их мелкобуржуазную сущность и доказывать, что они не пролетарские революционеры. Наконец, третья главная идея «Искры» заключалась в том, что она боролась за централизованную единую всероссийскую политическую организацию пролетариата.
Литературная и практическая деятельность «ИСКРЫ».
В наши дни такая идея кажется азбучной истиной. Но в 1900 — 1901 годах, когда революционеры привыкли ютиться каждый в своем небольшом кружке, когда ни у кого не было всероссийской перспективы и понимания, что только таким путем можно чего-нибудь добиться, когда не было верного глазомера, когда никто не представлял себе, какую громадную силу надо двинуть в бой, чтобы добиться какого-нибудь результата, в те дни идея централизованной партии, всероссийской политической организации, пытающейся объединить весь пролетариат, была одновременно и новой и в высшей степени трудной. Газета проповедывала ее не только в своих статьях, она создала особую организацию «Искры», в которую вошло человек от 100 до 150 искровцев — виднейших революционеров того времени. И эта группа воплощала в жизнь те планы, которые Ленин и Плеханов развивали в газете в литературной форме.
«Освобожденцы» и «Искра».
Но в то же время в «Искре» принимали участие люди, уже стоявшие одной ногой вне рабочего лагеря. Это вызывалось необходимостью единого фронта с либералами и эсерами против самодержавия. В этом отношении замечателен следующий эпизод, о котором подробно, по своим личным воспоминаниям, рассказывает Мартов.
Как я уже говорил, около «Искры» терлись некоторое время такие люди, как Струве и Туган-Барановский, будущие вожаки освобожденцев. Мало того, в самом начале в ней сотрудничал князь Оболенский, состоявший даже членом партии. Через год после своего основания, когда газета показала вполне ясно свою политическую физиономию руководительницы рабочего класса, проповедницы идеи гегемонии пролетариата, в середине 1902 года, Оболенский написал из Орла в «Искру» следующие слова: «Я думаю, что от гегемонии в освободительном движении нам пора отказаться». На этой почве Оболенский скоро порвал с «Искрой» и фактически был изгнан из партии. С его уходом порвалась последняя связь, еще существовавшая между «Искрой» и теми революционерами-либералами, которые еще могли рассчитывать вначале на определенный блок, на коалицию с искровцами.
Этот эпизод в высшей степени любопытен.
Весьма знаменательно, на мой взгляд, что такие люди, как Струве, Туган-Барановский и князь Оболенский, могли, вообще, ходить в то время вокруг и около рабочей партии. Сейчас это многим покажется непонятным, но тогда это было неизбежно. И прав был тов. Ленин, который, до поры до времени, извлекал пользу из Cтруве, Туган-Барановского и Оболенского, говоря, что в большом хозяйстве и веревочка пригодится: для чего-нибудь пригодится и Оболенский. Вспомните: рабочий класс был загнан в подполье, находился вне закона: его агитаторы и пропагандисты не имели пристанища и ни копейки денег. А эти представители либералов, ненавидевшие по-своему царизм, были богаты связями и деньгами и имели обширные квартиры. Уже по одному этому было вполне правильно ими пользоваться до поры до времени.
Но если примечательно то обстоятельство, что такие люди, как князь Оболенский, могли ходить тогда около партии, то еще интереснее их разрыв с нею. Из-за чего он произошел? Из-за мелких разногласий? Нет, из-за основной идеи. Оболенский говорил: «Я думаю, что пора отказаться от гегемонии в освободительном движении». Другими словами, пора отказаться от того, чтобы рабочий стремился к руководящей роли в революции: он должен быть лишь подсобной силой. Вот как эти люди смотрели на рабочего. Пусть он везет воз революции, это хорошо: но на этом возу должны сидеть либеральные баре, вроде Струве, Туган-Барановского или князя Оболенского, держать в своих руках вожжи и определять программу, цель и тактику революционного движения. Когда же они убедились, что «Искра» на это не согласна, то сказали: «Мы уходим». Конечно, тов. Ленину и его единомышленникам, уже использовавшим этих людей, ничего не оставалось, как пожелать им счастливого пути.
Успех и влияние «Искры».
«Искра», опираясь на свою вышеупомянутую организацию и, главным образом, на свои печатные столбцы (как вы видели из приведенного мною письма, ее зачитывали до дыр, тем более, что она печаталась на тонкой шелковой бумаге), — «Искра» добилась того, что завоевала рабочие комитеты — тогдашние губкомы — в целом ряде городов и, прежде всего, в обеих столицах.
Исключительно важную роль наряду с «Искрой» сыграла книга тов. Ленина «Что делать?», вышедшая весною 1902 года. Это была не просто книга: это была книга, сделавшая эпоху. Она подводила двухлетний итог работе «Искры». Она была в то время настольной книгой, евангелием для всех тогдашних революционных деятелей марксистов. И только в 1903 году меньшевики, увидев те выводы, которые делали из этой книги, стали задним числом, через увеличительное стекло, искать в ней разногласий. Главные идеи книги «Что делать? » — те же что идеи «Искры»: т.-е. все та же идея гегемонии пролетариата. Но книга «Что делать?» выдвинула, кроме того, с особой силой вопрос о так называемом «кустарничестве» и о профессиональных революционерах.
Кустарничество.
Словом «кустарничество» тов. Ленин окрестил тогдашнюю убогую практику отдельных замкнутых в себе кружков. Он критиковал и высмеивал тех революционеров тогдашнего времени, которые самодовольно похвалялись тем, что в таком-то городе у них есть кружок, а в таком-то целых два. Тов. Ленин писал: «Это — мелкое дело, это — кустарничество, а нам нужна революция в размерах крупного фабричного производства; с кустарничеством надо покончить: в те годы, когда ничего другого нельзя было сделать, оно было необходимо, но теперь, когда масса кипит, когда рабочие и работницы пишут, что требуют борьбы, и просят научить их, как «итти в бой», когда забастовки, вроде выступления ткачей, насчитывают по 30.000 человек, когда на Выборгской стороне происходят сражения, когда даже студенты — буржуазные сынки тысячами и десятками тысяч выходят на улицу и дерутся голыми руками против царской конной полиции, — теперь, в наши дни, ограничиваться кружками, значит — заниматься кустарничеством, крохоборством в то время, когда нам нужно фабричное революционное производство», «Нет, — говорил Ленин в «Что делать?», — нам надо создать всероссийскую партию с таким разделением в ней труда, чтобы каждый знал, что он должен делать и каковы его обязанности». За это разделение труда особенно набросилось на тов. Ленина тогдашнее правое крыло. Его упрекали в том, что он стремится превратить отдельных революционеров в бездушные винтики и колесики большого механизма, что он якобы унижает этим звание, революционера. А тов. Ленин отвечал: «Нет, быть маленьким винтиком или колесиком крупной революционной партии, преследующей мировые исторические цели, это не значит — унижать звание революционера» и в связи с этим, тов. Ленин выдвинул идею корпоративного, если можно так выразиться, сплочения профессиональных революционеров, т.е. людей, занимающихся революцией по профессии.
Профессиональные революционеры.
Этот термин — «профессиональный революционер» — сыграл свою роль и в спорах большевиков с меньшевиками. Последние годами воевали впоследствии против него и уверяли, будто профессиональные революционеры станут замкнутой кастой людей, которые оторвутся от масс, не будут дышать одной грудью с рабочим движением, выродятся в заговорщичью группу и т. д. Отвечая им, тов. Ленин доказывал очень простую истину: «Против нас, — говорил он, — огромная сила царского самодержавия, весь его аппарат, созданный им за 300 лет пребывания у власти; против нас все научные силы старой России, ее школы и печать; у нас же совсем юное рабочее движение. Если мы хотим спаять рабочую массу и слить в одно большое единое пламя отдельные огоньки, вспыхивающие то тут, то там, нам необходим исключительный, почти чудесный аппарат, могущий все это осуществить. А для этого, в свою очередь, не менее необходимо, чтобы люди, действительно преданные рабочему классу, были нами объединены в одну организацию профессиональных революционеров, т.е. таких людей, которые, не занимаясь ничем другим, служили бы только революции и сумели бы, в условиях нелегальности, в невероятно тяжелой обстановке, создать очень сложную революционную кооперацию, с точным разделением труда и владеющую искусством легкого и свободного маневрирования.
Их работа и значение для партии.
Тов. Ленину пришлось выдержать большой бой, чтобы отстоять идею организации профессиональных революционеров. Мысль эта была в то время совершенно новой и казалась многим «организационным бредом». Но тов. Ленин был прав, и эта его идея оказалась одной из самых плодотворных. В самом деле, если, с точки зрения личного состава руководителей, присмотреться к тому, чем живет сейчас наша партия, даже наше государство, то станет ясным, что в значительной мере даже теперь, спустя двадцать лет, партия, так сказать, питается этой группой профессиональных революционеров, основа которой была положена в начале 1900-х годов. Старые работники нашей партии, составляющие крохотный отряд (членов партии со стажем до 1917 года на всю Россию у нас теперь 10 тысяч человек), но пользующиеся огромным обаянием и авторитетом, представляют цемент, прочно скрепляющий нашу партию. Эти 10 тысяч — славная когорта профессиональных революционеров, ведущих из года в год революционную борьбу и не знающих никакого другого занятия. Их сажают в тюрьмы, а они, по выходе оттуда, — бежав или отбыв срок, — снова идут на революционную работу, совершенно так же, как рабочий, когда он, придя вечером с завода и выспавшись, наутро снова идет на завод.
Идее организации профессиональных революционеров была посвящена значительная часть книги «Что делать? «. Она оказала в свое время огромное влияние и производила сильнейшее впечатление. Один бундовец, сторонник меньшевизма, который не одобрял ни организации профессиональных революционеров, ни борьбы с кустарничеством, ни разделения труда, писал недавно, вспоминая о 900-м годе:
я часто ловил себя на мысли: как хорошо было бы все-таки походить хоть немного на идеал того революционера, который рисует Ленин в своей книге «Что делать? «. Прочитав «Что делать?», лучшие из меньшевиков, противники тов. Ленина, если не сознавали, то чувствовали, какая великая, полная жизни революционная правда заложена в страницах этой книги.
Разгром организации «Искра» в Киеве.
Тем временем организация «Искры» продолжала расти. Царское правительство, убедившись, что она становится влиятельнейшим революционным очагом и будоражит весь революционный лагерь, обрушило на нее ряд репрессий. В феврале 1901 года, в Киеве, который был важнейшим опорным пунктом «Искры», власти разгромили ее тогдашнюю организацию и арестовали ее руководителей. Некоторых из них я вам напомню. Во-первых, Н. Бауман, убитый в Москве в 1905 году, определенный большевик. Затем В. Крохмаль, ставший потом яростным меньшевиком; он был председателем или одним из председателей Предпарламента, .разогнанного нами в Октябрьские дни, а позже в Петрограде, нечего греха таить, — был не раз арестован за контр-революционную деятельность нашим Г.П.У. Далее следует Басовский, сошедший с революционной сцены; Радченко, о котором я говорил, ныне покойник; Литвинов, наш нынешний товарищ наркоминдела; Пятницкий, большевик, работающий в настоящее время в Коминтерне, и некоторые другие. Словом, в организации «Искры» — по существу большевистской — в течение некоторого времени уживались рядом люди, из рядов которых вышли лучшие вожди большевизма и наиболее яркие представители меньшевизма.
1902-й год.
В апреле 1902 года была сделана попытка снова созвать всероссийский съезд. В Белостоке собралась удавшаяся лишь наполовину конференция, на которой были представлены как будущие большевики, так и будущие меньшевики, в том числе пресловутый Дан.
4 апреля 1902 года Балмашев убил Сипягина, которого сменил Плеве. Это был наиболее высокий подъем студенческого движения, возглавлявшегося частью студентов, шедших до того времени вместе с рабочими и с социал-демократами и начавших потом отдаляться от рабочих и переходить в партию эсеров. Параллельно ширилось и революционное движение среди рабочих. Тогда же произошла знаменитая нижегородская демонстрация рабочих, повлекшая за собою арест многих товарищей. В связи с демонстрациями рабочих, развернулся первый крупный судебный процесс, на котором выступали Заломов, Денисов и другие. Денисов, ныне член нашей партии и один из старейших большевиков, произнес тогда на суде, в обстановке царской реакции, истинно героическую речь. Она была подхвачена на улицах Нижнего-Новгорода и прочитана потом в целом ряде русских городов.
Ростовские события.
Наконец, в. ноябре 1902 года грянули ростовские события, носившие явный предреволюционный характер. Надо сказать, что весь 1902 год изобиловал стачками, особенно на юге России. К концу этого года, в ноябре, в городе Ростове, на почве сначала как будто экономической, возникло сильное политическое движение. Здесь впервые состоялся митинг, собравший около 40 тысяч человек, которых полиция не могла разогнать. В течение нескольких дней шел непрерывный митинг, причем манифестанты произносили зажигательные речи в духе «Искры». Во главе того движения стояли, главным образом, большевик Ставский, ростовский рабочий, ныне член нашей партии, и тов. Гусев, работающий сейчас у нас в качестве военного. (Тогда он был членом ростовского комитета и душой этого движения.)
Ростовские события подвели итог определенной полосе. К этому моменту экономисты были окончательно разбиты. Такие движения, как в Нижнем Новгороде, на Обуховском заводе, на Выборгской стороне и в Ростове, были ярко политическими и, не имея ничего общего с «экономизмом», доказывали, что рабочие поднимали в них свой голос, как будущие руководители революции.
Первый Ц. К.
Все эти события предшествовали второму съезду нашей партии и служили фоном для его подготовки. После арестов в Киеве и побега из местной тюрьмы, в каковом деле принимали участие Литвинов и Пятницкий, организация «Искры» создала свой организационный комитет, который, в сущности говоря, был первым Центральным Комитетом того времени. И здесь не менее интересно перечислить тех, кто входил в состав этого комитета. Это перечисление ясно показывает, что чем ближе мы подходим к революции, тем чаще встречаются имена нынешних большевиков.
В этот организационный комитет входили: нынешний электрификатор России – Кржижановский, о котором я уже упоминал; будущая меньшевичка Александрова; работающий ныне в Наркомпросе – Ленгник; один из главных сотрудников нашего Наркомюста – Красиков; представитель тогдашнего Петербургского Комитета – Краснуха; представитель «Южного Рабочего» – Левин и, наконец, Розанов, о котором мне придется еще говорить (в 1920 г. он был арестован по делу так называемого «национального центра»). От Бунда был Портной. Добрая половина перечисленных лиц, – нынешние большевики, ближайшие единомышленники Ленина, который из-за границы руководил всей работой.
Проект программы партии.
Этот организационный комитет имел своей задачей созвать всероссийский партийный съезд, который должен был заложить фундамент партии, на основе программы, выработанной для этой цели «Искрой». Последняя опубликовала к этому времени проект программы нашей партии, составленный редакцией «Искры» и «Зари». («Заря» была теоретическим органом, который издавала за границей та же группа Плеханова и Ленина.)
Этот первоначальный проект, написанный, главным образом, Плехановым и Лениным, перешел в значительной части, по настоянию тов. Ленина, в нашу нынешнюю программу. В ее теоретическую часть включены положения, касающиеся развития капитализма, концентрации капитала, создания пролетариата и перехода власти к пролетариату. К 1903 году этот проект программы был готов. К этому же времени Организационный Комитет собрал партию на съезд.
В то же время в разных местах вспыхивали молнии революционной борьбы. В 1902 году началось крестьянское движение в Саратове – ряд крестьянских бунтов, подавленных тогдашним губернатором Столыпиным. Они показывали, что вслед за рабочим классом, разбудившим студенчество и давшим толчок буржуазной оппозиции, начинает подниматься и крестьянство. Одновременно гремели и выстрелы отдельных террористов: Карповича, Балмашева и Гирша Лекерта, стрелявшего в фон-Валя. В некоторых городах демонстранты сражались с царской полицией.
Второй съезд партии.
На фоне этих событий, летом 1903 года, собрался второй съезд нашей партии. Он начался в Брюсселе, но так как бельгийские власти чинили препятствия, то он переехал в Лондон, где и закончился. На этом съезде присутствовало около 60 человек, имевших 48 решающих голосов. Между ними, были: тов. Шотман – от Петербургского Комитета, работающий, сейчас в Карельской коммуне; Лидия Махновец – вторая представительница Петербурга, сестра Акимова-Махновца, одна из ярых «экономисток», стоявшая на правом крыле; Н. Бауман – от Московского Комитета; от Северного Союза, объединявшего ряд комитетов на севере России, прибыла Лидия Книпович, которую должны помнить старые рабочие и работницы Петрограда, где она, под кличкой «Дяденька», проработала много лет; она скончалась в позапрошлом году; от того же Северного Союза вторым представителем был Стопани, основатель бакинского рабочего движения, один из виднейших большевиков; от Уфимского Комитета были Махлин и Леонов (впоследствии анархист); от Киевского Комитета – Красиков; от Тульского – брат Владимира Ильича Ульянова, Дмитрий Ульянов, находящийся теперь в наших рядах; от Одесского Комитета – Землячка; от Крымского Союза – меньшевик Панин; от Донецкого Союза – Мошинский, тоже меньшевик; от Донского Комитета – Гусев, теперь большевик, и меньшевик Лохерман; от Саратовского Комитета– Галкин и Лядов, оба теперь большевики; от Харьковского Комитета – Левина и Николаев; от Сибирского Союза – доктор Мандельберг, меньшевик и член второй Думы, а также тов. Троцкий, который был в то время меньшевиком; от Батумского Комитета – Зурабов, впоследствии депутат второй Думы, меньшевик и интернационалист; от Бакинского Комитета – Богдан Кнунианц, участвовавший в первом Рабочем Совете в 1905 году и во время контр-революции перешедший на сторону меньшевиков; от Тифлисского Комитета – Тупуридзе; от Бунда – Кремер, Эйзенштадт, Портной, Либер, Медем и Косовский, все меньшевики; наконец, тов. Ленин представлял заграничную организацию искровцев, а Мартов – редакцию; присутствовали также на съезде Плеханов, Аксельрод, Дейч и другие.
Социальный состав партии в начале 1900-х годов.
Кстати, два слова о социальном составе тогдашней партии. В организации «Искры» – и на этом съезде, как и в наших комитетах того времени, – большинство составляли не рабочие. Это обстоятельство весьма важно для уяснения себе нашего нынешнего спора о социальном составе партии. Иногда об этом судят в высшей степени примитивно. Берут статистику – сколько в партии рабочих, крестьян и служащих – и говорят: так как рабочие там не в безусловном большинстве, то партия, значит, не рабочая. А между тем на деле это не так просто. Мы знаем, что есть чисто рабочие по своему составу организации, политика которых, однако, не революционна и не проникнута пролетарским духом. Один социальный состав партии еще не решает дела. Это, конечно, важный момент, но не единственный.
Организация «Искры» и наши тогдашние комитеты состояли больше из студентов и отчасти из профессиональных революционеров; рабочих там было мало, это были еще единичные фигуры, вроде Бабушкина и Шотмана, начинавшие выдвигаться из рабочей массы. В силу этого, и второй партийный съезд, положивший начало партии, тоже состоял в большинстве не из рабочих. Но не взирая на это организация «Искры», являвшаяся по существу первой большевистской организацией, сыграла большую и активную роль в революции, роль коммунистического авангарда. Состоя из профессиональных революционеров, руководимых тов. Лениным, она, не будучи чисто рабочей по составу, вела, тем не менее, за собой рабочие массы, и в недрах ее формулировалось то, что назревало в глубине пролетарских масс. И именно рабочая масса несла на своем гребне эту группу, создавшую впоследствии партию.
Спор с Бундом.
Но вернемся ко второму съезду, на котором ярко обнаружился раскол между большевиками и меньшевиками. Первым пунктом расхождения явилось отношение сторон к национальному вопросу, другими словами – к Бунду. Воздавая еще раз должное героизму еврейских рабочих и ремесленников, которые в темную ночь реакции поднялись первыми на борьбу, надо, вместе с тем, сказать, что в историю партии эта организация вошла в качестве меньшевистской и оппортунистической. На втором съезде эти свойства ее отчетливо проявились в национальном вопросе. Бунд требовал, чтобы его рассматривали, как единственного представителя всего живущего в России еврейского пролетариата, не желая, по-видимому, считаться с тем, что .еврейские рабочие, как и весь еврейский народ, разбросаны по всей стране, и что поэтому правильнее будет еврейским рабочим, как и рабочим финнам, эстонцам и другим, входить в организации тех местностей, где они живут. Мы не могли согласиться на дробление нашей организации на отдельные национальные курии, ибо мы – единая интернациональная партия, ведущая борьбу с интернациональным капиталом. Искровцы стояли именно на такой точке зрения, допуская лишь, что еврейские рабочие могут иметь свои подсобные организации и специальные группы, могут издавать свои газеты на родном языке и т. д. Но Бунд, показывая впервые свой будущий социал-шовинизм, поставил вопрос ребром, требуя разделения рабочих по национальностям и предоставления им права иметь свои отдельные партии. Спор этот, казалось бы, организационный, был на самом деле весьма важным политическим расхождением, заключавшим в себе будущие дискуссии об отношении к национальному вопросу и к интернационализму. Искровцы, идя общим фронтом, – и Ленин и Мартов, – боролись с Бундом, но на съезде будущие меньшевики и бундовцы, почувствовав, что они близки друг другу и что у них одинаковые взгляды на некоторые другие коренные вопросы, стали сближаться. Однако, пока что, дело кончилось тем, что Бунд, отколовшись от партии, ушел со съезда.
Спор о первом параграфе устава партии (членство в партии).
Второй спор, не менее серьезный, возник по поводу первого параграфа устава партии, в котором говорилось об обязанностях члена партии. Тов. Ленин формулировал его так: член партии – тот, кто участвует в какой-нибудь из организаций партии, выполняет свои обязанности члена партии, платит членский взнос, соблюдает дисциплину и т. д. Мартов предлагал такую формулу: член партии – тот, кто работает под контролем партии и оказывает какое-нибудь содействие партийным организациям. На первых порах могло показаться, что спор, как будто, не особенно важный, собственно говоря только из-за слов. И многие на съезде так действительно и думали. Но на самом деле спор был не из-за слов, а о том, чем должна быть партия.
Тов. Ленин говорил: рабочий, если он хочет быть членом партии, должен войти в ту или другую ячейку и работать в той или иной организации партии – рабочему это не страшно; при соблюдении этого условия мы будем знать, из кого состоит партия, мы будем иметь не рыхлую партийную массу, не месиво, а крепко отлитую организацию, состоящую из подлинных пролетариев. Мартов, Аксельрод и остальные меньшевики полагали иначе. Мы переживаем, – говорили они, – нелегальное время, когда участие в партии – дело не безопасное. Рабочий, может быть, к нам пойдет, но кроме рабочего есть еще студент, есть профессор, есть разночинец, которые не пойдут. Поэтому, если мы примем относительно обязанностей члена партии более широкую формулировку, сказав, что в партию может войти всякий, оказывающий ей содействие и работающий под ее контролем, но без обязательства входить в ячейки и организации, – тогда к нам придут и студент, и профессор, и разночинец. Тов. Ленин энергично возражал против такой постановки вопроса. Ваша аргументация, – говорил он, – грозит партии гибелью. Нам нужны в партии не студенты, не профессора и не разночинцы: нам нужны рабочие. Мы готовы использовать студенческое и профессорское движения; мы не отказываемся от услуг князя Оболенского, светлейшего Петра Струве и всякого, кого мы встретим на своем пути, но мы должны помнить, что класс-руководитель, это – пролетариат, и что партия у него должна быть пролетарская. Таким образом, спор шел не из-за словесных формул, а из-за жизненного вопроса – быть ли нашей партии рабочей, пролетарской, революционной, или же стать тем, чем сделалась германская социал-демократия, которая, набрав десятки и сотни тысяч попутчиков и насчитывая в своих рядах столько же трактирщиков, сколько .рабочих, неимоверно разбухла и пережила во время войны всем известное банкротство. То, что предлагали Мартов и Аксельрод, грозило нам таким же концом, какой постиг партию вееров, которая, принимая, всякого встречного, так разбухла к 1917 году, что отдельные революционеры утопали в ней, как мухи в молоке, среди гущи буржуазных демократов.
Съезд не совсем ясно разобрался в этом совершенно новом для него вопросе; кроме того, дело осложнялось еще тем, что партия была на положении нелегальной. Даже такие острые умы, как Плеханов, и те не отдавали себе точного отчета в том – какой это был серьезный спор. Плеханов произнес полушутливую речь, в которой говорил: Когда слушаешь Ленина, кажется, что он прав; когда слушаешь Мартова, кажется, что и он недалек от истины. «То сей, то оный набок клонит»… Ему хотелось, невидимому, примирить обе стороны. Но Ленин твердо стоял на своей позиции, и борьба загорелась жестокая. В конце концов, победа досталась Мартову, который, благодаря незначительному большинству, провел меньшевистскую формулу. Съезд постановил, что в партию может входить всякий, кто оказывает ей содействие и работает под ее контролем. Другими словами, было принято решение, открывавшее двери в партию непролетарскому элементу, который, без сомнения, погубил бы ее, если бы жизнь не внесла потом своих определенных поправок.
Мартов, описывая много позже этот момент съезда, говорит: «Я одержал победу, но Ленин ухитрился через короткое время, при помощи нескольких других пунктов, так окорнать мою формулу, взять такой реванш, что в конечном счете от моей победы ничего почти не осталось».
Этот спор по поводу § 1 устава чрезвычайно поучителен, так как он показал, что в рамках единой партии у нас уже тогда были две партии, подобно тому, как в рамках легального марксизма одно время уживались два мировоззрения.
Третье расхождение на втором съезде было еще крупнее и серьезнее. Это – вопрос об отношении к либералам.
Спор об отношении к либеральной буржуазии.
К тому времени либеральная буржуазия, уже оперившаяся и имевшая свой орган, стала показывать рабочему классу свои когти. В 1900-х годах дело обстояло еще так, что главным врагом либералов было самодержавие. Но в 1903 году, когда отношения начали складываться быстрее, в особенности после стачек на юге и ростовских событий, после того как рабочие заговорили голосом класса-гегемона, думающего о своих интересах, – либералы стали коситься налево и повели борьбу на два фронта: не только против царизма, но и против рабочих. Классовым инстинктом они почуяли, что не сегодня-завтра им придется сразиться с рабочим классом, с рабочей партией.
В связи с таким положением на съезде и встал вопрос о том, как относиться к либералам. Тов. Ленин, говоривший в свое время, что мы должны использовать и либералов, ибо в большом хозяйстве и веревочка пригодится, увидев, что. либералы сорганизовались и выпускают когти, сказал: «Да, мы используем либералов против царя, но вместе тем мы должны сказать рабочему классу, что либеральная буржуазия организуется, .что она создает свою партию и, становясь все более контр-революционной, пойдет против рабочих и против осуществления революции до конца. Поэтому, поскольку буржуазия выступает против царя, мы будем ее поддерживать, но мы не должны забывать, что этот класс – наш враг».
Другими, словами, на съезде был впервые ясно и точно формулирован вопрос об отношении к буржуазии, тот вопрос, который, в конце концов, привел к расколу между нами и меньшевиками. Последние, в лице Мартова, Потресова и некоторых других, внесли следующее предложение: „Мы должны итти вместе с либералами, поставив им условие, чтобы они высказались за всеобщее избирательное право; те из них, которые искренно выскажутся за него, докажут, что они не контр-революционеры». Меньшевики утверждали (устами Потресова), что это условие будет для либералов в своем роде пробой, лакмусовой бумажкой*. - Бумажка, менявшая свой цвет в зависимости от химического состава жидкости, в которую ее опускают.
Но их постановка вопроса ясно показывала, что они хотели не использовать буржуазию, а итти с ней рука об руку, для чего и придумывали приемлемые для нее условия.
Ленин и Плеханов резко критиковали это предложение, доказывая, что «лакмусовая бумажка» не поможет: либерал на то и либерал, чтобы сегодня принять какое угодно условие, а завтра – надуть. Рабочих надо учить недоверию, – говорили они, – а не внушать им наивные маниловские мысли, будто при помощи «условий» можно сговориться с либеральной буржуазией, желающей использовать рабочих в своей борьбе с самодержавием.
В 1903 году картина была такая: налицо были три основных силы – царское самодержавие, рабочий класс и либеральная буржуазия. Рабочий класс говорил: используем либеральную буржуазию против царя, а завтра будем с нею драться;, либеральная буржуазия говорила: используем рабочих против царя, а завтра будем драться против них. При таком положении вещей – ясно, что отношение к либералам, к буржуазии, было центральным, коренным вопросом, определявшим будущую тактику на целую эпоху.
Но съезд не видел этого разногласия с той ясностью, с какой мы видим его теперь. А так как Мартов, боровшийся долгие годы рука об руку с Лениным, пользовался популярностью и доверием партии, то съезд принял Соломоново решение: почти одинаковым количеством голосов (две половины съезда) он принял обе резолюции, найдя, что они не противоречат одна другой. Это показывает, насколько разногласия были, действительно, еще неопределенны.
Были на съезде, кроме трех вышеупомянутых, еще и другие разногласия, менее крупного значения. Например, вопрос о том, следует ли нашу партию строить по признаку строгой централизации, или наоборот. Тов. Ленин стоял за строго централизованную партию. Меньшевики начали робко отстаивать децентрализацию, федеративный принцип, большую власть на местах,
Спор по поводу состава редакции «Искры».
Возник также спор о лицах – по поводу состава редакции «Искры». В последней было шесть человек: Плеханов, Ленин, Мартов, Потресов, Аксельрод и Засулич. Когда на съезде обнаружились разногласия, тов. Ленин заявил, что надо составить такую редакцию, которая выражала бы мнение большинства съезда, и предложил тройку – Плеханов, Ленин и Мартов. Но в ней большинство было против Мартова, и на этой почве возгорелся жаркий спор. Предложение тов. Ленина объявили чуть ли не святотатственным посягательством на старейших и лучших людей партии, а Мартов, в знак протеста, отказался войти в состав редакции, при чем его поддержал целый ряд его сотрудников. Съезд ничего не мог сделать. Наконец, остановились на Плеханове и Ленине, и это решение прошло большинством, кажется, 25 голосов против 23. Отсюда и пошло гулять по свету – «большевики» и «меньшевики». Как известно, во время революции в этот термин часто вкладывали совсем другое содержание. В деревне заговорили о «большаках». Многие просто-напросто считали, что большевики – это те, которые хотят побольше, а меньшевики – те, которые готовы довольствоваться меньшим. На самом же деле эти крылатые слова зародились на съезде, когда большинство («большевики») голосовало за редакцию – Плеханов – Ленин, а меньшинство («меньшевики») было против нее.
Спор о программе партии.
Наконец, был еще на съезде спор по вопросу о программе партии. На нем стоит немного остановиться, потому что Плеханов снова выступил тут в роли энергичного защитника идеи гегемонии пролетариата.
Плеханов был одним из главных авторов программы партии, которую экономисты, во главе с Мартовым, сильно критиковали, предложив к ней несколько десятков поправок. Спор шел по некоторым пунктам, имеющим глубокое принципиальное и даже, можно сказать, злободневное значение. Прежде всего, по вопросу о всеобщем избирательном праве. В одной из своих программных речей, произнесенных им на съезде, Плеханов формулировал свой взгляд так: «Мы, конечно, выдвигаем сейчас всеобщее избирательное право, но, как революционеры, мы должны открыто сказать, что не хотим превращать его в фетиш. Ведь легко можно себе представить такое положение, когда победивший рабочий класс на время лишит избирательного права своего противника – буржуазию». Эти слова вызвали сильное возмущение со стороны будущих меньшевиков.
Во время дальнейших прений возник вопрос об Учредительном Собрании и о сроках созыва парламента. В программе-минимум мы требовали созыва парламента каждые два года, т.-е. как можно чаще. Один из будущих меньшевиков заявил, что лучше – раз в год: это еще демократичнее. Тогда поднялся Плеханов и произнес замечательную речь. Он сказал: «Вы должны иметь в виду, друзья, что вопрос о сроке созыва парламента является для нас, революционеров, подчиненным; если данный парламент будет выгоден для рабочего класса, то мы, конечно, постараемся его продлить; если же он будет против рабочего класса, мы, если сможем, постараемся разогнать его в две недели». Едва Плеханов произнес эти слова, как съездом овладело сильнейшее волнение. Часть делегатов разразилась аплодисментами, другие начали свистать и шикать. Председатель призвал к порядку шикавших делегатов, но один из них, встав в гордую позу, заявил: «Если на съезде рабочей партии раздаются такие неслыханные слова, то я обязан им шикать». По иронии истории, этим человеком был не кто иной, как Розанов, тот самый, который, под кличкой «Мартын», работал в Петербурге, был членом П. К. и Ц. К. и выдающимся деятелем тогдашнего поколения революционеров; тот самый Розанов, который начал с протеста против упомянутых слов Плеханова, а кончил тем, что стал организатором партии Деникина, был арестован за участие в «национальном центре», приговорен к смертной казни, но, по свойственной нам мягкости, разгуливает теперь на свободе, бросив, кажется, политику.
Плеханов о смертной казни.
В этом небольшом инциденте отразился, как солнце в малой капле вод, спор Горы и Жиронды, будущих большевиков и меньшевиков. На втором съезде были поставлены ребром те коренные вопросы, которые впоследствии сыграли столь решающую роль и провели окончательный рубеж между нами и меньшевиками.
Плеханов был в то время большевиком, в лучшем смысле этого слова: он гордился кличкой «якобинец». Когда разбирался вопрос о смертной казни и меньшевики потребовали ее отмены, Плеханов окатил их ушатом холодной воды, сказав: «Отмена смертной казни? Очень хорошо. Но я считаю, что некоторые оговорки необходимы. Как вы думаете: Николая II можно оставить в живых? Я думаю, что для него смертную казнь надо сохранить». Меньшевики рассуждали уже тогда как либералы: нехорошо, мол, когда льется кровь, – а не как революционеры, которые говорят: все зависит от обстоятельств: ничего дурного в уничтожении тирана Николая II не может быть. Когда Керенский пытался ввести смертную казнь по отношению к рабочим и солдатам, мы поднимали тогда против этой меры весь народ, – и мы были правы. А смертная казнь, обрушивающаяся на Николая, на помещиков, это – совсем другое.
Плеханов – большевик.
Во всех острых вопросах, – вроде всеобщего избирательного права, парламентаризма, Учредительного Собрания или смертной казни,– Плеханов выступал, как настоящий большевик, как истинный защитник идеи гегемонии пролетариата, и как революционер он с гордостью называл себя «якобинцем». На съезде он сказал: «Да, наша социал-демократия разделяется на Гору и Жиронду; вы, меньшевики, вы – жирондисты, будущие предатели рабочей революции».
Некоторые знают Плеханова только в последние годы его жизни, когда его звезда закатилась, когда он, во время войны, перешел в лагерь противника; но, в известной мере, он один из основоположников большевизма. В 1903 году он защищал те идеи, которые являются нашим общим достоянием. На втором съезде .он был вместе с Лениным и вошел в совет партии и в редакцию ее центрального органа, как представитель тех же взглядов, что и Ленин.
После второго съезда.
Съезд, расколовшись, закрылся. Ц. К. был выбран одними большевиками. Мартов выступил с брошюрой «Осадное положение партии», обвиняя Ленина во всех смертных грехах и разных обидах, которые он нанес многим достойным людям. Делегаты-меньшевики поехали в Россию и создали особое «бюро», сразу объявившее бойкот большевистскому Центральному Комитету. В «Искре» никто не работал, кроме Ленина и Плеханова. Произошла, как выражался со свойственным ему остроумием Плеханов, greve generale des generaux («всеобщая стачка генералов»).
Эти «генералы», сотрудничавшие в «Искре», положили свои перья и отказались писать в газете, в которой не было ни Мартова, ни Аксельрода. Шесть номеров «Искры» вышли под редакцией Ленина и Плеханова, и в этих номерах последний еще раз тряхнул стариной. Он стал помещать статьи, в которых учил тактике уличного боя; он, ученый марксист, писал о том, как строить проволочные заграждения для сражений с царскими жандармами. Он делал то, что делали тогда большевики, предчувствовавшие революционную грозу. Но очень скоро, даже слишком скоро, Плеханов сдал свои позиции. Не прошло и нескольких месяцев, как он переметнулся. Он предложил Ленину вернуть в редакцию «забастовавших генералов» и уступить их стачке, надеясь взять их потом как-нибудь в руки, даже будучи в меньшинстве. Но Ленин, как всегда в принципиальных вопросах, оказался непримиримым и ушел из редакции. Плеханов остался один и, как тогда шутили, «единогласно» пригласил четырех меньшевистских вельмож назад в «Искру». Новая «Искра» стала меньшевистским органом. Плеханов пытался сначала удержать «генералов» от чрезмерного уклона вправо, но потом постепенно смирился, покорился судьбе и сам стал меньшевиком.
Таким образом, к концу 1903 года мы имели уже две сложившихся группы, две организации, две партии. Можно сказать, что в то время большевизм и меньшевизм, как идейные течения, уже оформились, и к тому моменту, когда грянула революционная гроза, они сложились окончательно.
