Зиновьев Г.Е. История Российской Коммунистической Партии (большевиков). Лекция 1. 1923 г.

ИСТОРИЯ РОССИЙСКОЙ КОММУНИСТИЧЕСКОЙ ПАРТИИ (БОЛЬШЕВИКОВ)
лекции, прочитанные Г.Е.Зиновьевым в 1923 г.
ПЕРВАЯ ЛЕКЦИЯ.
Что такое партия?
Что такое партия? Казалось бы, вопрос этот очень прост. Среди присутствующих есть, наверное, много членов партии, и возможно, что такой вопрос покажется им даже праздным. – Но это не совсем так.
Когда речь идет о научных определениях в таких областях, которые живо затрагивают массы людей, – что целиком относится к общественным организациям, то вы почти всегда увидите, как представители различных классов и мировоззрений определяют по-разному суть той или иной общественной организации. Возьмем – как более близкий, в данном случае пример, – профсоюзы, в которых участвуют миллионы людей. Каждый знает, что представляет собою такая организация. А между тем представители различных классов дают ей различные определения. В то время как Карл Маркс употреблял для выражения сути профсоюзов два слова: «школа социализма», представители буржуазного научного мира делают это совсем по-другому. Супруги Сидней и Беатриса Уэбб, известные английские писатели реформистско-меньшевистского толка, полагают, что профсоюз – не что иное как организация взаимопомощи и даже благотворительности. Если вы захотите, далее, узнать, как определяет профсоюз какой-нибудь, скажем, германский профессор, примыкающий к католической партии центра, то вы увидите, что, по его мнению, это чуть ли не богоугодное заведение, богадельня. И это понятно: потому что в таких вопросах, где непосредственно замешаны интересы сотен тысяч людей, вы напрасно будете искать какого-нибудь беспристрастия в определении самых обычных вещей. Таким образом, желание установить с самого же начала, что такое партия, является далеко не праздным.
Марксистское и буржуазные определения слова «партия».
Слово «партия» происходит от латинского pars, т. е. часть. В настоящее время мы, марксисты, говорим, что партия есть часть определенного класса. Представители буржуазного мира думают, конечно, иначе. Так, например, известный немецкий консервативный публицист Шталь, классифицируя партии по признакам их революционности и законности по отношению к старому строю, приходил к заключению, что борьба партий – это борьба между правом человеческим и божеским, между учреждениями, созидаемыми в силу преходящих потребностей и прихотей человека, и установления ми божественного промысла, – короче говоря: между злом и добром.
А не менее известный цюрихский политический деятель Ромер пытается положить в основу определения партии психологию. Он говорит, примерно, следующее:
«Человеческое общество родится, развивается и умирает. Следовательно, оно бывает молодым или старым. Соответственно его возрасту, в нем господствуют те или другие политические воззрения. В детстве у человека преобладают пассивные силы духа: в нем развиты восприимчивость и живая фантазия, но нет творческих сил и разумной критики. Такому состоянию всего более соответствует радикализм. (Отсюда – радикальные партии.) В юности и в зрелом возрасте на первом плане находятся творческие силы духа и здоровая критика, при чем в юности большую роль играет стремление к творчеству, а в зрелом возрасте – к сохранению приобретенного. Такому состоянию соответствуют либерализм и консерватизм. (По этой теории большинство из присутствующих в этом зале коммунистов должны бы быть либо либералами, либо консерваторами). Наконец, в старости вновь берут верх пассивные силы духа: страх перед всем новым и привязанность к старому; этому соответствует абсолютизм. Таким образом, в обществе одновременно уживаются элементы молодые, зрелые и дряхлые и, соответственно этому сожительству, мы видим в нем партии радикальные, либеральные, консервативные и абсолютистские, причем – преобладают те из них, которые ближе подходят к темпераменту и духу народа. Существование всех этих партий – неизбежно; государственная жизнь должна идти по равнодействующей развиваемых ими сил, и разумный политик, даже борясь с ними, никогда не должен стремиться к полному уничтожению какой бы то ни было из них, потому что такая цель не достижима, а осуществление ее может только загнать болезнь внутрь организма. Принадлежность отдельного лица к той или иной партии определяется преимущественно его темпераментом: так, Алкивиад всю свою жизнь был мальчиком, Перикл до гроба оставался юношей, Сципион был мужем, а Август родился стариком. Точно так же и народы отличаются различными характерами: немцы по своему темпераменту консервативны, но по складу ума либеральны; русские – радикальны, но склонны к абсолютизму». (Все это было написано, разумеется, до 1917 года).
Почему буржуазная наука не дает правильного определения слова «партия»?
Вы видите, таким образом, что в буржуазной науке определение понятия «партия» весьма разнообразно. И редко какой из ее представителей решается взять быка за рога и прямо сказать, что партия есть боевая организация того или другого класса. Эту простую истину, которая вполне ясна для нас с вами, буржуазные ученые не хотят и не могут признать по той же причине, по какой они избегают называть своим именем сущность парламентаризма или церкви. Буржуазный строй, в силу своей природы, вынужден изображать целый ряд учреждений, направленных к классовому угнетению пр6летариата, как органы классовой гармонии и примирения; он должен преподносить их общественному мнению, и даже самому себе, именно в таком виде, а не как органы классовой борьбы.
Для еще большей ясности, я приведу определение слова «партия», принадлежащее одному из сравнительно безобидных русских публицистов, полукадету – полународнику, имеющему некоторые публицистические заслуги, – Водовозову. В специальной работе, посвященной определению понятия «партия», он пишет: «Что такое партия? Этим словом обозначают более или менее значительные группы людей, стремящихся к одним и тем же политическим реформам, имеющих общие политические идеалы и организованных для их защиты или для борьбы за их осуществление». Это определение кажется, как будто, невинным и даже близким к истине. Но на самом деле автор сознательно и тщательно избегает слов «класс» и «классовая борьба». По его мнению, партия – просто-напросто организация единомышленников, сочувствующих определенному «идеалу». Иначе говоря, в этом определении нет самой сути, оно лишено крови и костей, страдает худосочием и не имеет никакого реального содержания.
Определение Милюкова.
Возьмем еще более свежий пример: определение Милюкова. Вы увидите, что и оно было продиктовано определенным классовым своекорыстием. Все мы знаем, что кадетская партия, вождем которой был Милюков, называла себя «внеклассовой». На этой почве мы с ней боролись, доказывая, что внеклассовых партий не бывает и что кадетская партия – классовая, ибо она представляет определенный класс помещиков, буржуазии. И вот, если вы бросите теперь ретроспективный взгляд, т.е. посмотрите назад, то поймете, почему Милюков, в данном случае, выступал одновременно и как буржуазный ученый и как боевой политик. Как боевому политику, ему было необходимо, чтобы классовая, помещичья сущность его партии не была ясна народу: кадеты не могли откровенно сказать массам, что они защищают интересы помещиков и верхов буржуазии, т.е. небольшой имущей группы населения. Как боевой политик, он чувствовал и понимал, что на каждом народном собрании ему необходимо держать свою партию под вуалью, выводить ее на сцену, как прекрасную незнакомку, заботливо скрывая ее черты. И в этом деле боевому политику Милюкову усердно служил столп науки – профессор Милюков, доказывавший при помощи своей буржуазной учености, что для партии вовсе не обязательно быть классовой и что это группа единомышленников, имеющих определенные «идеалы», независимо от того, с каким слоем населения они связаны. Этот пример ясно вам показывает, как легко перекинуть мостик от академического определения Водовозова к вполне конкретной боевой буржуазной политике Милюкова. Последнему формула Водовозова была очень выгодна, потому что он мог легко подвести под нее свою кадетскую партию, и таким образом провозил контрабандой классовую партию под внеклассовым ярлыком.
Формула эсеров.
Возьмем, далее, более близких соседей – эсеров. Вы знаете, что они называли свою партию, если не внеклассовой, то межклассовой. Это определение вытекало из их программы. И, действительно, классическая формула эсеров гласит, что они представляют, во-первых, пролетариат, во-вторых, крестьянство и, в-третьих, интеллигенцию, т.е. три крупных общественных слоя сразу. По этой причине первые же теоретические бои между марксистами и эсерами шли вокруг нашего утверждения, что межклассовых партий не бывает. Каждая партия связана с определенным классом и должна поэтому защищать определенные интересы. Мы связали свою судьбу, – говорили мы, – с пролетариатом. Это еще не значит, что мы будем во враждебных отношениях с крестьянством, в особенности в стране по преимуществу крестьянской. Задача пролетариата в такой стране заключается в создании известной кооперации, сотрудничества со вторым, огромным по своей численности классом. Мы вышли из пролетариата. Мы – его партия. Но, будучи партией пролетариата, мы, тем не менее, будем руководить борьбой и крестьянства, ибо у нас много общих интересов.
После событий последних лет, практика эсеровской партии достаточно ясна, и только теперь отчетливо видно, почему они так цеплялись за то определение понятия «партия», какое они давали, например, в 1900-х годах, когда их партия еще только зарождалась. Многим тогдашним молодым революционерам казалось, что Плеханов – в то время общепризнанный вождь нашей партии – уделял слишком много внимания этому спору; казалось, что он придирался к эсерам; казалось, что он завязал борьбу там, где для этого, в сущности, не было места. Многие полагали тогда, что полемика Плеханова с Черновым была чисто академической, а иные упрекали их в том, что вместо совместной борьбы с самодержавием они начали драку по поводу понятия «партия и класс». Но вы видите теперь, что это был спор не академический, а политический и весьма важный.
Вот почему нам необходимо, прежде всего, условиться, что мы с вами будем понимать под словом «партия», и внести в это определение ясность и точность. Мы понимаем под этим словом политическую организацию, являющуюся частью какого-либо класса. Иначе говоря, партии бывают пролетарские и буржуазные. Для нас партия – не просто группа единомышленников или собрание людей, сошедшихся на общей идеологии, которую они, независимо от связи с тем или другим классом, могут проповедовать, где угодно. Для нас партия, повторяю, часть определенного класса, вышедшая из его недр, связавшая с ним свою судьбу. И то обстоятельство, из какого класса данная партия вышла, накладывает на нее неизгладимый отпечаток, определяет всю ее дальнейшую жизнь и ее роль для данного государства.
Класс и партия.
Мы употребляем сейчас слова «рабочий класс» и «класс», как для всех нас ясные, понятные и находящиеся вне сферы каких-либо споров. Для нас с вами понятие «класс» вошло в нашу плоть и кровь, в нашу повседневную жизнь: мы видели класс действующим в двух революциях и хорошо его изучили; для нас это – понятие элементарное, основное. Но раньше дело обстояло не так. Из моего изложения вы увидите, что вся борьба между марксистами и народниками – по крайней мере, в первый ее период – укладывалась в формулу «класс» или просто «народ», как тогда выражались. Было время, когда вся борьба в русском социализме вертелась вокруг вопросов: что такое класс, и должен ли революционер иметь в виду определенный класс или обязан отстаивать весь «народ»?
Как вам известно, теорию классовой борьбы открыл не кто иной как Маркс. Это не значит, что он открыл классовую борьбу. Эта борьба – не теория, а жизненный факт. Но Маркс ее формулировал, обобщил и дал нам представление обо всей истории человечества, как о борьбе различных классов. И вся борьба основоположников нашей марксистской партии против первого поколения революционеров, против народников, вся эта борьба, в сущности говоря, к тому и сводилась, чтобы теорию классовой борьбы разъяснить на русском опыте и дать представление о том, что такое рабочий класс в России. Вот почему это простое понятие, являющееся ныне достоянием каждого из нас, понятие, что наша партия – часть рабочего класса, выстрадано в течение десятилетий теоретической и практической борьбы. И если мы хотим понять историю нашей партии, нам надо, прежде всего, уяснить себе эту первую схватку.
Заканчивая рассмотрение этого вопроса, я должен сказать еще следующее. Мне могут заметить, что часто один класс имеет несколько партий. Это, конечно, верно. Буржуазия, например, как целое, насчитывает несколько партий: республиканцев, демократов, радикал-социалистов, просто радикалов, независимых либералов, консерваторов и т.д.
Не противоречит ли этот факт данному мною определению? – спросят меня. Я думаю, что нет. Надо принять во внимание, что буржуазные партии часто являются, на самом деле, не отдельными самостоятельными партиями, а лишь фракциями одной буржуазной партии. Эти фракции дерутся между собой, как петухи, в тот или другой момент (в особенности, когда дело касается выборов) и потрясают обычно картонными мечами. Часто им даже выгодно представить дело народу так, будто у них серьезные разногласия. А на самом деле, по коренным вопросам, объединяющим миллионы людей, у них полное единогласие. Они спорят лишь по вопросам второстепенным, а по вопросам основным, из-за которых люди сражаются на баррикадах, устраивают революции, страдают от гражданской войны и голода, – по всем эти и вопросам и, прежде всего по вопросу о частной собственности, все буржуазные партии единодушны. И, в конечном счете, мы имеем полное право сказать, что по отношению к главным вопросам существует лишь одна большая буржуазная партия – партия рабовладельцев и сторонников частной собственности.
В истории есть тому не мало примеров.
В свое время в Америке северные и южные штаты подрались из-за разногласий в вопросе о рабовладении. Но это не помешало молодой буржуазной стране, которая тогда только формировалась, предстать через некоторое время перед всем миром в виде крепкого буржуазного государства, твердо стоящего на принципе частной собственности и ничуть не отрицающего современного капиталистического рабовладения. Вообще, таких столкновений различных буржуазных партий между собою можно указать сколько угодно, но они лишь подтверждают наше положение, что партия является частью определенного класса.
Затем, обращаю внимание еще на одно обстоятельство. Не надо думать, что каждый класс сразу, так сказать, механически выдвигает уже готовую партию, соответствующую в целом его интересам. Ошибочно думать, что дело происходит очень уж просто: класс №1 и партия №1, класс №2 и партия №2. В общественной жизни и борьбе дело происходит много сложнее. Отдельным людям свойственно ошибаться. Им иногда кажется, что они принадлежат душой и телом к такому-то классу, а на поверку, когда наступает решающий момент, оказывается, что на деле-то они всем своим существом в другом классе. Их путь идет зигзагами. В известные периоды своего развития они выдвигают определенные программы. В ходе времени и под влиянием бурь классовой борьбы, в вихре великих событий, вздымающих новые низы данного класса и остро ставящих новые вопросы, среди этих людей происходят перегруппировки, перемещения и почкования. И лишь спустя долгое время, в решающие годы, мощно встают коренные вопросы, и создаются, в конце концов (да и то лишь приблизительно), те деления, которые, действительно, соответствуют данному классу. Вот почему, если вы подойдете к этому вопросу слишком схематически, слишком упрощенно, то вы как будто встретите на своем пути множество противоречий. К этому коренному вопросу нашей жизни надо подходить научно, как подобает марксистам, т.е. заранее отказавшись от слишком механического подхода к общественным явлениям. Надо понимать, что партия не рождается за одну ночь, что она складывается годами, что в ее рядах происходят определенные социальные перегруппировки и что отдельные группы и люди попадают иногда случайно в ту или в другую партию, уходят из нее потом, а другие приходят на их место. И только в процессе борьбы, когда мы имеем перед собою уже более или менее законченный цикл явлений, можно сказать, что данная партия вполне соответствует данному классу.
Все вышесказанное дает нам ответ и на вопрос, в каких же взаимоотношениях находятся коммунистическая, большевистская, партия и рабочий класс? Нам могут сказать: если партий есть часть класса, если наша партия есть часть рабочего класса, его представительство, авангард и глава, то как случилось, что есть еще другие рабочие партии? Как случилось, что есть партия меньшевиков, называющая себя рабочей, и партия эсеров, также заявляющая, что она защищает рабочий класс? А говоря в международном масштабе, – что есть социал-демократия и II Интернационал, связанный с рабочим классом? Не противоречит ли все это нашему определению?
Этот вопрос тоже не академический, потому что он подводит нас вплотную к сути дела.
То, что я сказал о буржуазных партиях, относится в значительной мере и к рабочим. Ни рабочий класс, ни рабочая партия не родятся сразу. Рабочий класс складывался десятилетиями, постепенно: деревенское население переливалось в города, частью возвращаясь назад, частью там оседая, и переваривалось в котлах фабричных городов, создавая рабочий класс со свойственной ему психологией. Равным образом, годами и десятилетиями складывалась и партия рабочего класса. Известные группы считали, субъективно, что они защищают рабочих, как, например, меньшевики в первую революцию. И только постепенно, когда история ставила на очередь те вопросы, которые я пытался пред вами очертить, те коренные вопросы, которые разводят людей в разные стороны, делая друзей врагами, которые ставят их по разным сторонам баррикады и вызывают гражданскую войну, – только тогда начались расслоения, почкования, расколы и объединения, только тогда сложилась, наконец, определенная партия. И этот процесс, тесно связанный с жизнью людей, закончится в полном его виде лишь к моменту полной победы социализма, т.е. когда исчезнут классы и партии. Это процесс не химический, который можно наблюдать в колбе до самого его конца. В общественных явлениях надо научиться обобщать, надо уметь поглубже разбираться в событиях и фактах, захватывающих в круг своего действия миллионы и десятки миллионов людей.
В данную минуту II Интернационал еще имеет значительные связи в рабочей среде, между тем как для нас очевидно, что, в сущности, он не что иное как фракция буржуазии, ее левое крыло. Много честных рабочих – члены II Интернационала. У нас несколько рабочих партий, в то время как существует только один рабочий класс. Вместе с тем необходимо заметить, что если есть несколько рабочих партий, то пролетарская партия – только одна. Партия может быть рабочей по составу, но по своему направлению, программе и политике может не быть пролетарской. Это видно из примера капиталистических стран Европы и Америки, где рабочих партий несколько, а пролетарская одна: коммунистическая. Там есть не только социал-демократические партии, но и католические, т.е. поповские профсоюзы, и всякие другие. Все они – часть рабочего класса, но не самая передовая; их члены – рабочие, но по своей политике они – лишь фракция буржуазной партии.
Юбилейные даты.
Все вышесказанное необходимо для сознательного отношения к истории нашей партии. Ее создание, ее «процесс становления», употребляя философский термин, вся ее предъистория, ее первые главы, занявшие много много лет, – все это не что иное как постепенная кристаллизация рабочей партии в недрах рабочего класса. И потому, когда мы говорим о 2S-летии нашей партии, это надо понимать условно. Вы увидите это из ряда примеров.
«Северно-русский рабочий союз», основанный при содействии Плеханова и находившийся под руководством столяра Халтурина и слесаря Обнорского, следует рассматривать, как первую ячейку рабочей партии. Он зародился в конце 1877 г. (можно даже сказать, в 1878 году) в Петрограде и первый выдвинул идею политической борьбы рабочего класса. Эта организация еще не была, конечно, марскистской. С 1878 года прошло ровно 45 лет, и не было бы, разумеется, считать большой – натяжкой считать летоисчисление нашей партии с образования .Северно-русского рабочего союза».
«Группа освобождения труда» основана в 1883 году. Она образовалась в то время, когда поколение революционеров, возглавляемое Плехановым и Аксельродом, изжило народническую болезнь, порвало с народничеством и сознало необходимость строить партию на основе рабочего класса. Эта группа первая выдвинула, в 1884 году, проект программы социал – демократической партии и, являясь поэтому в истории революционного движения первой марксистской организацией, имеет полное право быть отправным пунктом нашего партийного летоисчисления. В этом случае мы могли бы сказать, что празднуем 40-летие нашей партии.
Третьей датой можно считать первый съезд нашей партии, состоявшийся 14 марта 1898 года в городе Минске, и если взять его за исходный пункт, то мы можем праздновать наш 25-летний юбилей. Но надо заметить, что эта дата – случайная. Этот съезд прошел, сравнительно, бесследно. Созданные в Минске организации были разбиты чуть ли не через 24 часа после съезда, участники его были почти все apecтованы, а центральный комитет нашей партии, попавший почти целиком в лапы жандармов, не смог выполнить и сотую долю своей программы.
Далее следует наш второй съезд, который состоялся в 1903 году, начавшись в Брюсселе и закончившись в Лондоне. По существу, именно этот съезд был первым, и с таким же правом мы могли бы сказать, в этом случае, что празднуем 20-летие нашей партии. Потом, в 1905 году, в Лондоне состоялся третий, подлинный, съезд партии, съезд партии большевиков, так как на нем меньшевиков не было. (Это было в момент раскола с ними.). Этот съезд тоже можно считать первым, ибо он подвел основу под тактику большевиков накануне первой революции 1905 года. Таким образом, в этом случае мы могли бы праздновать 18-летие основания нашей партии.
Наконец, мы могли бы сказать, что историю нашей партии надо считать с момента полного разрыва с меньшевиками, что произошло в 1912 году, когда мы начали восстанавливать нашу партию, после длительной полосы контрреволюции, на основе подъема, вызванного Ленской стачкой и последовавшими за ней событиями. Это было на всероссийской конференции в Праге, где также не было меньшевиков и где мы сказали: «Старого центрального комитета больше нет, – мы строим партию заново». Собственно говоря, тогда и были заложены основы нашей партии, после поражения 1905 г. и после пережитой полосы контрреволюции.
Следуя по этому пути дальше, мы могли бы сказать, что полный разрыв с меньшевиками наступил не в 1912 году, а в 1917 -м. И это верно, потому что после Февральской революции, после низвержения царизма, в этом самом зале была сделана попытка созыва объединенного съезда социал-демократии, на который приглашали всех и перед которым т. Ленин выступил со своими знаменитыми тезисами, вошедшими в историю международного социализма, – с тезисами о советской власти. До той минуты все считали, что социал-демократию после падения царизма удастся объединить и что большевики сойдутся с меньшевиками.
И под самый конец можно сказать, что только на нашем седьмом съезде, в 1918 году, после Брестского мира, когда мы решили переименовать партию, назвавши ее Российской Коммунистической, что только тогда она сложилась окончательно.
Процесс образования партии.
Я нарочно привел целый ряд дат, желая показать, что важен не формальный, второстепенный, вопрос – 20 или 25 лет, а тот факт, как в живой действительности складывается партия.
Происходит же это совсем не так, будто в один прекрасный день собираются, как выражается Водовозов, сторонники определенных идеалов и говорят друг другу: А ну-ка, давайте, составим партию!
Нет, партия образуется не так-то просто! Она – живой организм, связанный миллионами нитей с тем классом, из которого она выходит. Партия складывается годами и даже десятилетиями. Если считать, например, с момента создания Халтуриным «Северно-русского рабочего союза», то получится 45 лет; если вести счет с момента названия нашей партии Коммунистической, то будет 5 лет; если считать с первого съезда нашей партии, то будет 25 лет, и, наконец, если взять момент нарождения «Группы освобождения труда», то будет 40 лет.
Отсюда видно, что живое диалектическое образование партии – очень сложный, длительный и трудный процесс. Она родится в тяжелых муках и подвергается беспрестанным почкованиям, перегруппировкам, расколам и испытаниям в; огне борьбы, прежде чем окончательно сложится в партию пролетариата, в партию данного класса. И притом – оговорку эту я уже сделал, – даже и тогда процесс этот еще окончательно не завершен: уход одних групп и приход других продолжается еще долгое время. Все это мы наблюдаем и на судьбе нашей партии.
Присмотревшись к нынешнему социальному составу нашей партии, вы увидите, что даже в ее настоящих рамках, когда она успела за 45 лет окончательно сформироваться, в ней все еще происходят определенные передвижки и неустанное обновление ее элементов: вы увидите, как после революции число крестьян увеличивается в ней с громадной быстротой и как потом их удельный вес становится меньше; вы увидите, как возрастает опять число городского пролетариата и как интеллигенция сначала входит в нee целыми группами, а потом густыми толпами начинает уходить. Вот почему, только вдумываясь в особенности этого движения, только рассматривая партию, как диалектическое понятие, только сопоставляя ее с живой борьбой масс, которая тянется годами и десятилетиями, можно понять партию так, как следует.
Народничество
Я уже сказал, что первая полоса истории русского революционного движения заполнена борьбой марксизма с народничеством-движением, в одной своей части, несомненно, революционным и достигшим особенного расцвета в 70-х годах. Народничество вписало в историю нашей борьбы много славных страниц и дало ряд незабвенных примеров личного мужества. Героизм отдельных народников, которые оставив свою семью, свой класс и свои классовые привилегии, уходили, как тогда говорили, «в народ», – этот героизм был изумителен, и мы перед ним преклоняемся. Но, вместе с тем, народничество в целом было движением не пролетарским. Если в то время говорили: «надо итти в народ», то выражение это употребляли не случайно. Понятия «класс» для тогдашней России не существовало, и революционеры той эпохи знали лишь понятие «народ». Все мы, конечно, стоим за народ, и, само собой разумеется, в этом слове ничего, кроме хорошего, нет. Но если взглянуть на него с точки зрения научных определений, то мы увидим, что в те времена в это слово нарочито вкладывали смутное понятие. Под «народом» в те дни понимали, в большинстве случаев, крестьянство, ибо рабочего класса, как такового, тогда еще не было; он только зарождался. В силу этого, народническое движение было, хотя и революционным, но мелкобуржуазным. Отсюда не следует, однако, что мы отказываемся от этого наследства и не хотим видеть образцов героизма и замечательного мужества, проявленных революционерами народнического периода.
Отношение коммунистов к Великой французской революции.
Вспомните, как относимся мы, коммунисты, скажем, к великим буржуазным революционерам Великой французской революции 1789 г., когда рабочий класс тоже был еще только в зачаточном состоянии. Мы относимся к ним с величайшим уважением, в особенности к тем из них, которые доказали необычайную пре. данность своему народу. Мы изучаем историю Великой французской революции, мы побуждаем нашу молодежь учиться на примерах материалистов тогдашнего времени. И, к слову сказать, каждый интересующийся философией может научиться у любого крупного материалиста эпохи Великой буржуазной революции гораздо большему, чем у некоторых новоявленных марксистов – ревизионистов. По этой именно причине наша партия считает безусловно необходимым переиздание прежде всего классиков материализма, потому что каждый из нас извлечет из них больше пользы, чем из преподносимых нам скороспелых теорий, иногда внешне благожелательных, но ничего общего с марксизмом не имеющих.
Повторяю, мы воспитываем нашу молодежь в духе глубочайшего уважения к выдающимся представителям великой буржуазной революции. Мы понимаем ее классовую сущность. Мы знаем, что она отправила на гильотину монарха, но мы понимаем и то, что она издала закон против рабочих объединений. А вместе с тем, плеяда великих буржуазных революционеров была ударной колонной человечества; она первая прорвала строй феодализма и тем дала свободный ход вешним водам нарастающих теперь пролетарских революций. Это не мешает тому, что эпигоны великих французских революционеров – презренные мелкие людишки, агенты капитала, в полном смысле этого слова. И разницу между Маратом и даже Робеспьером и их эпигонами – нынешними Пуанкарэ, Брианом и Вивиани – мы знаем очень хорошо. Нам известно, что тогдашние представители революционной буржуазии, действовавшие в обстановке феодального гнета, пробивали брешь в крепостничестве, между тем как теперешние представители буржуазии, которые, как Пуанкарэ и его сообщники, охотно рядятся в тогу наследников Великой французской революции, являются на самом деле только презренными орудиями буржуазной реакции. Мы знаем разницу между ними. Таково же наше отношение и к народничеству.
Отношение коммунистов к народничеству.
Мы знаем цену Желябову, Софии Перовской и всем, кто в дни царизма, висевшего тяжелыми гирями на ногах России, в те дни, когда в стране свирепствовал неслыханный варварский гнет, сумел поднять оружие, против самодержавия, повести в бой первые группы революционеров и итти твердым шагом на виселицу. Пусть это хождение в народ не было пролетарским движением, пусть это было революционное движение, окрашенное в туманные социалистические цвета, – пусть так, но это было великое движение, такое же, как начало Великой французской революции. Эти народники пробивали брешь в стене царизма, в твердыне самодержавия. Они были героями, они порывали с предрассудками, они разбивали цепи, приковывавшие их к привилегированному классу, они отказывались от всего и шли в бой за политическую свободу. Пусть они разукрашивали иногда свою борьбу социалистическими фразами, не имея определенной социалистической программы, но они и не могли ее иметь, идя в бой с лозунгом, не переходившим за пределы буржуазной демократии. Недаром исполнительный комитет «Народной Воли», самой крупной из народнических организаций, обращался в свое время с открытым письмом к Линкольну.
Мы готовы, далее, обнажить головы и перед декабристами, более ранним поколением буржуазных революционеров, которые тоже шли в бой против царизма. Эти люди, представлявшие собою, в буквальном смысле слова, сливки аристократии, дворянства и офицерства, отделились от своего класса, порвали с семьями, оставили свои привилегии и вступили в борьбу с самодержавием. Пусть и они не имели социалистической программы, пусть и они были только буржуазными революционерами, – но наше поколение не отказывается от этого наследства. Мы говорим, наоборот, что это – славное прошлое, и мы низко кланяемся первым представителям революционного народничества, умевшего погибать за народ в те дни, когда рабочий класс только еще рождался, когда не было пролетариата и не могло быть классовой пролетарской партии. Но, вместе с тем, мы знаем, что между Желябовым и Перовской, с одной стороны, и Гоцем и Черновым – с другой, существует такая же разница, как между Робеспьером и Маратом, с одной стороны, и Пуанкарэ и Брианом – с другой. Гоц и Чернов говорят, что продолжают дело народничества. А мы им говорим: «Вы продолжаете его так же, как Бриан и Пуанкарэ продолжают дело Марата и Робеспьера».
Повторяю, среди народников первого периода, если говорить об отдельных лицах, были звезды первой величины, были люди, которые навеки должны остаться для нас нетленными примерами самопожертвования, героизма и величайшей преданности своему народу. Но это движение, если мы возьмем его под лупу и разберем как следует, окажется, оставаясь, в общем, великим шагом вперед, движением не пролетарским.
Предыстория русского пролетариата.
Наш пролетариат рождался в течение долгих десятилетий, и можно даже сказать – в течение столетия. В книге Мартова «История российской социал-демократии», которую, несмотря на ее меньшевистские взгляды, я рекомендую вам прочесть, можно найти, наряду с ошибочными меньшевистскими взглядами, много интересных фактов. Русский рабочий класс стал нарождаться в XVII веке. Первые крупные заводы, первые значительные мастерские возникли в России именно в эту эпоху. В то же время из класса крепостных земледельцев, кустарей и ремесленников выделились первые крепостные и полукрепостные, а потом и так называемые вольные рабочие.
Если вы заглянете в такие сочинения, как известное исследование Туган-Барановского, не выдерживающее марксистской критики, но дающее множество фактов, если вы изучите книгу «Развитие капитализма» т. Ленина и познакомитесь с работами Струве; то увидите, что начало рабочего движения можно отнести к XVIII веку и дальше.
В 1796 г. происходили волнения фабричных рабочих в Казани, в 1797 г. – в Московской губ., в 1798 и в 1800 Г.г. – опять в Казани, в 1806 г. – в Московской губ. и в Ярославле, в 1811 г. – в Тамбовской губ., в 1814 г. – в Калужской губ., в 1815 г. – в Ярославле, в 1816г. -в Петербургской губ., в 1817 г. – опять в Ярославле и Казани, в 1818 г. – в Ярославле, в 1819 г. – в Казани, в 1821 г. – в Воронежской и Калужской губ., в 1823 г. – во Владимирской и Московской губ. и в Ярославле, в1829 г. – в Казани, в1834г. – в Казани и Московской губ., в 1836 г. – в Казани, в 1837 г. – в Тульской губ., в 1844 г. – в Московской губ. и в 1851 г. – в Воронежской губ.
Более того: исследователи восстания декабристов доказывают, с серьезными документами в руках, что в момент возникновения движения 1825 года (100 лет тому назад), в толпах на Сенатской площади стояли петербургские фабричные, находившиеся в небольшом числе в столице, и что эти рабочие, когда строились вышедшие против Николая 1 войска, открыто выражали свое сочувствие восставшим.
В 1845 году правительство Николая I вынуждено было издать первый закон, устанавливавший уголовное наказание за стачку. В 1848 году по всей Европе пронеслась буря буржуазных революций. Это движение непосредственно России не коснулось, – разве лишь постольку, поскольку царское правительство послало крепостных солдат усмирять венгерскую революцию; тем не менее, косвенным образом оно, конечно, отразилось и в нашей стране; повеяло свежим ветром и в России.
Дальнейшие основные даты: 1861 год – освобождение крестьян и начавшееся движение либеральной буржуазии. Постепенно в России начинает выявляться довольно значительный рабочий класс, приобретающий к 70-м годам уже характер массового явления. Несмотря на это, первые кружки революционеров, возникшие после декабристов, складываются не из рабочих.
Кружок Чайковского.
Первым революционным кружком считается кружок Чайковского, образовавшийся в 1869 г. В него входили: С. Перовская, М. Натансон, Волховской, Шишко, Кропоткин и Кравчинский. Уже сами по себе эти имена в высшей степени знаменательны. Чайковский дожил до наших дней, хотя политически он давно мертв. Он участвовал в буржуазной революции 1917 года, был членом первого Исполнительного Комитета и занял потом место на крайней правой (даже правее меньшевиков и эсеров). Во время неслыханно гнусной кампании против тов. Ленина, когда последнего объявили шпионом, Чайковский был наполовину вдохновителем этого дела. После того он был назначен губернатором от англичан в Архангельск, якшался с Колчаком, а теперь, выброшенный в мусорную корзину истории, находится в Париже.
С. Перовская, как вы знаете, погибла в 1881 году. Она участвовала в подготовке убийства Александра II и вошла в историю революционного движения, как одно из самых светлых имен.
М.Натансон умер совсем недавно, как левый эсер, подошедший к нам очень близко, особенно после известного нелепого восстания, поднятого против нас левыми эсерами. Он откололся от правых эсеров в начале революции, был вместе с нами в Циммервальде и является, до известной степени, основателем III Интернационала. Остальные члены организации Чайковского умерли частью физически, частью политически, оставаясь в партии эсеров.
Этот маленький кружок отчетливо показывает, как развивалось народничество и как оно поставляло идеологов для различных групп. Кропоткин оказался анархистом, а Натансон – интернационалистом, очень близким к коммунистам. Чайковский проявил себя определенным представителем буржуазии, и никто не будет теперь спорить против того, что он был лишь буржуазным революционером и посредственным, довольно плохим демократом, не сумевшим даже защитить подлинную буржуазную демократию; он не сделал и сотой части того, что совершили настоящие буржуазные революционеры, когда они творили свою буржуазную революцию.
Первый рабочий кружок сформировался, приблизительно, в середине 70- х годов, примерно в 1875 – м. Наиболее видными его участниками были; ткач Петр Алексеев, Малиновский, Агапов, Александров, Крылов и Герасимов. Вот главные имена. Известна знаменательная речь Петра Алексеева, живы также некоторые его современники, – если не ошибаюсь, – Моисеенко, которого мы недавно принимали.
«Южно-русский рабочий союз».
В 1875 г. Заславский основал в Одессе «Южно-русский рабочий союз». Но его программа была не так ясна, как программа «Ceверно-русского рабочего союза», основанного около трех лет спустя. В этом обстоятельстве, быть может, сказывается с самого же начала та громадная разница, которая существовала между севером и югом и которую вы проследите и в дальнейшем ходе всей нашей революции. Ныне не подлежит сомнению, что север войдет в историю нашей революции, как революционная часть русского пролетариата, тогда как вся контр-революция гнездилась, главным образом, на юге, где она беспрестанно нарождалась и накопляла силы.
Различие социальной прослойки наложило, по-видимому, некоторый отпечаток на первые рабочие организации: южно-русскую и северно-русскую. Если мы сравним программы того и другого союза, то увидим, что «Северно-русский рабочий союз» был несомненно гораздо ближе к нам, к революционной истине, и нам станет ясно, что он был более передовым и в оценке значения политической борьбы и в своем подходе к массовому революционному рабочему движению.
Марксизм и народничество.
Для более ясного понимания взаимоотношений между народничеством и марксизмом необходимо иметь в виду канву, на которой они выявлялись: во-первых, отсутствие значительного рабочего класса, состоявшего тогда только из мелких ручейков, истоки которых восходят, правда, к концу XVII века, и, во-вторых, – тяжелый, все подавлявший гнет самодержавия, во время которого, если можно так сказать, все кошки были серы.
Дальнейшую ткань этой канвы составляют: хождение в народ, обозначавшее хождение в крестьянство, с очень запутанной программой; мужественные выступления тогдашних революционеров при отсутствии у них пролетарской точки зрения и образование первых кружков, состоявших из интеллигенции; и только в 1875 г. – появление первых рабочих кружков, все еще тесно связанных всей своей идеологией с народничеством.
Я уже говорил о Чайковском. Этот человек как бы олицетворяет десницу и шуйцу народничества. Чайковский конца 60-х годов и начала 70-х был знаменем лучшей части революционной интеллигенции, политическим деятелем, закладывавшим основы революционного движения. А Чайковский 20-х годов нынешнего века являлся совершенно определенно орудием, и притом мелким, в руках Колчака и английской буржуазии. Вы видите, таким образом, в лице одного человека обе стороны народничества. И, действительно, с самого его начала и до конца, в этом движении ясно обнаруживались два русла, два течения, два направления. Одно из них, выдвинувшее Желябова и Перовскую, создавало героев: Сазоновых и Балмашевых. Второе течение, наблюдаемое особенно в 80- х годах, составляло правую часть народничества, т.-е. таких народников, которые и в своей практической деятельности и в литературе мало чем отличались от либералов.
Народничество 70-х годов, взятое как целое, было направлением буржуазных революционеров, имеющим, однако, крупные заслуги. Этим революционерам победивший пролетариат всегда отдаст поклон. Но он при этом скажет: «Не подражайте их слабостям, не повторяйте их туманных фраз о народе, а говорите о классе, идите в пролетариат и знайте, что промышленные рабочие, это – основной класс, который освободит все человечество».
Народники не могли не быть слабыми, неясными и туманными, ибо они жили в такое время, когда рабочий класс еще только рождался, еще лежал в пеленках. И вы должны брать у них не обволакивавший их туман, а то, что в них было сильного: будьте преданы своему народу и служите ему так же беззаветно, как и они; будьте мужественны и самоотверженны; порывайте, как и они, с классовыми предрассудками и привилегиями; умейте в трудную минуту итти против течения, как и они.
Чем ночь темней, тем ярче звезды. Чем темнее была царская ночь, тем ярче блистали звезды, какими были Желябов и Перовская. И за это их чтит и русский рабочий класс, победивший в борьбе, и рабочие всего мира.
Революционеры буржуазные и пролетарские.
Мы знаем, вместе с тем, что в народничестве, начавшемся в 70-х годах и продолжавшемся в 80-х, была струя либерально-чиновническая, всколыхнувшая в литературе ряд течений, близких к идеям либерализма и приведших впоследствии партию эсеров к той эволюции, которую мы наблюдали. В этом именно переплете рождаются первые группы пролетарских революционеров, закладывающих фундамент нашей партии. Надо иметь в виду, надо твердо помнить, что революции бывают буржуазные и пролетарские. И только уяснив себе этот факт, мы поймем все овидиевы превращения партии эсеров.
И в самом деле. Пока речь шла о победе над царизмом, о буржуазной революции, эти революционеры имели размах, энергию, энтузиазм, подъем; они знали, за что боролись, за что приносили жертвы и выдвигали таких крупных людей, как Гершуни. Но когда буржуазная революция была вчерне закончена и работа перешла к революции пролетарской, все, что было вчера их силой, стало сегодня слабостью. Они сделались для нас опаснее обыкновенных буржуазных контр-революционеров, ибо свою энергию, ловкость, конспиративную сноровку и известную связь с массами они сразу повернули на 90 градусов против революционного рабочего класса. И тут лежит разгадка всего вопроса.
Во всей эволюции эсеров, во всех метаморфозах, народничества надо различать два момента.
До поры до времени они были революционерами буржуазными. Они были прогрессивной силой, и мы должны были их поддерживать, итти, в течение многих лет, единым фронтом вместе с ними против самодержавия. Но они были прогрессивной силой лишь ДО того момента, когда у власти встал рабочий класс, свергнув класс привилегированный, связанный с собственностью, класс помещиков и буржуазии. С этого момента, как только мы перешли к очередным делам через помещиков и буржуазию, эсеры немедленно повернули всем своим фронтом против рабочей, против пролетарской революции.
Борьба пролетарских революционеров с буржуазными.
Вся первая полоса истории нашей партии не что иное, как сначала полусознательная, а потом вполне сознательная борьба пролетарских революционеров с буржуазными. Поскольку дело шло о борьбе с царизмом, у нас был, повторяю, единый фронт, но как только завязалась борьба за влияние на массы, за душу рабочего класса, – здесь наши пути разошлись. С этой минуты пролетарские революционеры схватились с буржуазными, и эта борьба заполнила ряд лет, оказавшихся решающими для судеб России.