Россия (История России)

Русская библиотека Пашкова Романа

Письмо к товарищу. О наших организационных задачах

Опубликовано · Обновлено

ПИСЬМО К ТОВАРИЩУ. О НАШИХ ОРГАНИЗАЦИОННЫХ ЗАДАЧАХ
Напечатано в 1902 г. на гектографе; предисловие и послесловие – в 1904 г. в брошюре: Н. Ленин. «Письмо к товарищу о наших организационных задачах». Женева, изд. ЦК РСДРП.

Дорогой товарищ! С удовольствием исполняю вашу просьбу дать критику вашего проекта «Организации С.-Петербургской революционной партии». (Вы имели в виду, вероятно, организацию петербургской работы Российской социал-демократической рабочей партии.) Поднятый вами вопрос так важен, что в обсуждении его должны принять участие и все члены С.-Петербургского комитета и даже все русские социал-демократы вообще.
Прежде всего отмечу полную свою солидарность с вашим объяснением непригодности прежней («союзовской», как вы ее называете) организации «Союза». Вы указываете на отсутствие серьезной подготовки и революционного воспитания у передовых рабочих, на так называемую выборную систему, так гордо и упорно защищаемую рабочедельцами из-за «демократических» принципов, на отчужденность рабочих от активной деятельности.
Именно так:
1) отсутствие серьезной подготовки и революционного воспитания (не только у рабочих, но и у интеллигентов), 2) неуместное и неумеренное применение выборного начала и 3) отчужденность рабочих от активной революционной деятельности, – в этом, действительно, заключается главный недостаток не только С.-Петербургской, но и многих других местных организаций нашей партии.
Вполне разделяя ваш основной взгляд на организационные задачи, я присоединяюсь также и к вашему организационному проекту, насколько главные черты его выясняются для меня из вашего письма.
А именно, я совершенно согласен с вами, что следует особенно подчеркивать задачи общерусской работы и всей партии вообще; у вас это выражено тем, что пункт первый проекта гласит: «руководящим центром партии (а не одного только комитета или района) является газета «Искра», имеющая постоянных корреспондентов среди рабочих и тесно связанная с внутренней работой организации». Я бы заметил только, что газета может и должна быть идейным руководителем партии, развивать теоретические истины, тактические положения, общие организационные идеи, общие задачи всей партии в тот или другой момент. Непосредственным же практическим руководителем движения может быть только особая центральная группа (назовем ее хоть Центральным Комитетом), сносящаяся лично со всеми комитетами, включающая в себя все лучшие революционные силы всех русских социал-демократов и распоряжающаяся всеми общепартийными делами, как-то: распределение литературы, издание листков, распределение сил, назначение лиц и групп для заведования особыми предприятиями, подготовка общерусских демонстраций и восстания и т. д. При необходимости строжайшей конспирации и охраны преемственности движения – у нашей партии могут и должны быть два руководящих центра: ЦО (Центральный Орган) и ЦК (Центральный Комитет). Первый должен руководить идейно, второй – непосредственно и практически. Единство в действии и необходимая солидарность между этими группами должны быть обеспечены не только единой программой партии, но и составом обеих групп (надо, чтобы в обеих группах, и в ЦО и в ЦК, были вполне спевшиеся между собой люди) и учреждением регулярных и постоянных совещаний между ними. Только тогда, с одной стороны, ЦО будет поставлен вне действия русских жандармов, и ему будет обеспечена выдержанность и преемственность, – а с другой стороны, ЦК будет всегда солидарен с ЦО во всем существенном и достаточно свободен для непосредственного распорядительства всей практической стороной движения.
Было бы желательно поэтому, чтобы пункт первый устава (сообразно вашему проекту) указывал не только на то, какой орган партии признается руководящим (это необходимое, конечно, указание), но также и на то, что данная местная организация ставит своей задачей активно работать над созданием, поддержкой и упрочением тех центральных учреждений, без которых наша партия не может существовать как партия.
Далее, во втором пункте вы говорите о комитете, что он должен «руководить местной организацией» (может быть, лучше сказать: «всей местной работой и всеми местными организациями партии», но я не буду останавливаться на деталях формулировки) и что он должен состоять и из рабочих, и из интеллигентов, разделение же их на два комитета – вредно. Это вполне и безусловно справедливо. Комитет Российской социал-демократической рабочей партии должен быть один, и в нем должны быть вполне сознательные социал-демократы, посвящающие себя целиком социал-демократической деятельности. Надо особенно стараться о том, чтобы как можно более рабочих становились вполне сознательными и профессиональными революционерами и попадали в комитет*.

  • В комитет надо стараться ввести рабочих-революционеров, имеющих наибольшие связи и наилучшее «имя» в рабочей массе.
    При условии единого, а не двойственного комитета, вопрос о том, чтобы многих рабочих знали лично члены комитета, приобретает особое значение. Чтобы руководить всем, что происходит в рабочей среде, надо иметь возможность всюду попасть, надо очень многих знать, иметь все ходы и т. д. и т. д. В комитете должны быть поэтому, по возможности, все главные вожаки рабочего движения из самих рабочих, комитет должен руководить всеми сторонами местного движения и заведовать, всеми местными учреждениями, силами и средствами партии. О том, как должен составляться комитет, вы не говорите, – вероятно, мы и тут согласимся с вами, что об этом вряд ли нужны особые правила; как составить комитет – это уж дело местных соц.-демократов. Разве только можно было бы указать, что комитет пополняется по решению большинства (или двух третей и т. п.) членов его, что комитет должен заботиться о передаче своих связей в надежное (в революционном отношении) и сохранное (в политическом смысле) место и о подготовке себе заранее кандидатов. Когда у нас будет ЦО и ЦК – новые комитеты должны образовываться не иначе, как при их участии и с их согласия. Число членов комитета должно быть по возможности не очень велико (чтобы уровень этих членов был выше и их специализация в революционной профессии полнее), но в то же время достаточное для заведования всеми сторонами дела и обеспечения полноты совещаний и твердости решений. Если бы оказалось, что членов довольно много и часто собираться им опасно, – тогда может быть пришлось бы выделить из комитета еще особую, очень маленькую (скажем, человек пять, а то и меньше) распорядительную группу, которая непременно должна включать в свой состав секретаря и лиц, наиболее способных быть практическими распорядителями всей работы в целом. Для этой группы было бы особенно важно обеспечить себе кандидатов на случай провала, чтобы работа не останавливалась. Общие собрания комитета утверждали бы действия распорядительной группы, определяли ее состав и т. п.
    Далее, после комитета вы выдвигаете, как соподчиненные ему, следующие учреждения: 1) дискуссию (совещание «лучших» революционеров), 2) районные кружки с 3) кружком пропагандистов при каждом из них, 4) заводские кружки и 5) «представительные сходки» делегатов от заводских кружков данного района. Я вполне согласен с вами, что все дальнейшие учреждения (а их должно быть очень много и очень разнообразных, помимо названных вами) должны быть соподчинены комитету и что нужны районные (для очень больших городов) и заводские (всегда и повсюду) группы. Но в некоторых частностях я, кажется, не вполне согласен с вами.
    Например, насчет «дискуссии» я думаю, что такого учреждения вовсе не надо. «Лучшие революционеры» должны быть все в комитете или на особых функциях (типография, транспорт, разъездная агитация, организация, скажем, паспортного бюро, или дружины для борьбы со шпионами и провокаторами, или групп в войске и т. д.). «Совещания» будут происходить и в комитете и в каждом районе, в каждом заводском, пропагандистском, профессиональном (ткачей, механиков, кожевников и прочее), студенческом, литературном и т. д. кружке. К чему особое учреждение для совещаний?
    Далее. Вы совершенно справедливо требуете, чтобы «всем желающим» была предоставлена возможность непосредственно корреспондировать в «Искру». Но только «непосредственно» надо понимать не так, чтобы «всем желающим» давать ход и адрес к редакции, а так, чтобы обязательно передавать (или пересылать) редакции письма от всех желающих. Адреса же нужно давать довольно широко, но все же не всем желающим, а только революционерам надежным и выдающимся конспиративной умелостью, – может быть и не по одному на район, как вы хотите, а по нескольку; надо также, чтобы все участники работы, все и всякие кружки имели право доводить свои решения, желания, запросы до сведения как комитета, так и ЦО и ЦК. Если мы обеспечим это, то тогда полнота совещания всех партийных работников будет достигнута без создания таких громоздких и неконспиративных учреждений, как «дискуссия». Конечно, надо еще стараться устраивать личные совещания возможно большего числа всех и всяких деятелей, – но ведь тут все дело в конспирации. Общие собрания и сходки возможны в России лишь изредка в виде исключения, и надо быть сугубо осторожным при допущении на эти собрания «лучших революционеров», ибо на общие собрания вообще легче попасть провокатору и проследить одного из участников шпиону. Я думаю, было бы, может быть, лучше сделать так: когда можно устраивать большие (скажем, 30–100 человек) общие собрания (напр., летом в лесу или в особо найденной конспиративной квартире), тогда комитет пусть пошлет туда 1–2 «лучших революционеров» и позаботится о хорошем составе собрания, т. е., напр., о приглашении возможно большего числа надежных членов заводских кружков и т. п. Но не надо оформливать этих собраний, не надо вносить их в устав, не надо делать их регулярными, не надо делать так, чтобы все члены собрания знали всех участвующих, т. е. что все «представители» кружков и т. п.; вот почему я против не только «дискуссий», но и против «представительной сходки». Вместо обоих этих учреждений я бы предложил постановить примерно такое правило. Комитет заботится об устройстве больших собраний возможно большего числа практических участников движения и всех рабочих вообще. Время, место, повод собрания и состав его определяются комитетом, который ответственен за конспиративную постановку таких предприятий. Само собой разумеется, что этим нисколько не стесняется и устройство рабочими еще менее оформленных сходок на прогулках, в лесу и т. п. Может быть, еще лучше было бы не говорить об этом в уставе.
    Далее, что касается районных групп, то относительно их я вполне согласен с вами, что одной из важнейших задач их является правильная постановка распределения литературы. Я думаю, районные группы должны быть главным образом посредниками между комитетами и заводами, посредниками и даже преимущественно передатчиками. Конспиративная постановка правильного распространения литературы, полученной из комитета, должна быть их главной задачей. И эта задача в высшей степени важна, потому что, если обеспечить регулярные сношения особой районной группы разносчиков со всеми заводами района, с возможно большим числом рабочих квартир района, то это будет иметь громадное значение и для демонстраций и для восстания. Наладить, сорганизовать дело быстрой и правильной передачи литературы, листков, прокламаций и пр., приучить к этому целую сеть агентов – это значит сделать большую половину дела по подготовке в будущем демонстраций или восстания. В момент возбуждения, стачки, брожения уже поздно налаживать разноску литературы – к этому можно приучить только исподволь, обязательно проделывая это раза по два, по три в месяц. Если нет газеты, то это можно и должно проделывать с листками, но никоим образом не позволять этому распространительному аппарату бездействовать. Надо стремиться довести этот аппарат до такой степени совершенства, чтобы в одну ночь все рабочее население С.-Петербурга можно было оповестить и, так сказать, мобилизовать. И это вовсе не утопическая задача при условии систематической передачи листков из центра в более узкие посреднические кружки и от них разносчикам. Расширять пределы ведения районной группы на другие функции, помимо чисто посреднической и передаточной, по моему мнению, не следовало бы, или, вернее, следовало бы лишь с чрезвычайной осторожностью – это может повредить только и конспиративности и цельности работы. Совещания по всем партийным вопросам, конечно, будут происходить и в районных кружках, но решать все общие вопросы местного движения должен только комитет. Самостоятельность районной группы следовало бы допустить лишь в вопросах о технике передачи и распространения. Состав районной группы должен определяться комитетом, т. е. комитет назначает одного-двух своих членов (или даже и не членов) в делегаты по такому-то району и поручает этим делегатам составить районную группу, все члены которой опять-таки комитетом утверждаются, так сказать, в должности. Районная группа – филиальное отделение комитета, только от него заимствующее свои полномочия.
    Перехожу к вопросу о кружках пропагандистов. Организовывать их отдельно при каждом районе едва ли возможно при бедности пропагандистских сил и едва ли желательно. Пропаганда должна вестись в одном духе всем комитетом, и ее следует строго централизовать, поэтому я представляю себе дело так: комитет поручает нескольким своим членам организовать группу пропагандистов (которая будет филиальным отделением комитета или одним из комитетских учреждений). Эта группа, пользуясь в конспиративном отношении услугами районных групп, должна вести пропаганду во всем городе, во всей местности, «подведомственной» комитету. Если нужно, эта группа может составить еще подгруппы, передоверить, так сказать, дальше ту или другую часть ее функций, но все это не иначе, как при условии утверждения со стороны комитета, комитет всегда и безусловно должен иметь право послать своего делегата в каждую группу, подгруппу или кружок, сколько-нибудь прикосновенный к движению.
    По тому же типу поручений, по типу филиальных отделений комитета или его учреждений, должны быть организованы все разнообразные группы, обслуживающие движение, – и группы студенческой и гимназической молодежи, и группы, скажем, содействующих чиновников, и группы транспортная, типографская, паспортная, группы по устройству конспиративных квартир, группы по слежению за шпионами, группы военных, группы по снабжению оружием, группы по организации, напр., «доходного финансового предприятия» и т. д. Все искусство конспиративной организации должно состоять в том, чтобы использовать все и вся, «дать работу всем и каждому», сохраняя в то же время руководство всем движением, сохраняя, разумеется, не силой власти, а силой авторитета, силой энергии, большей опытности, большей разносторонности, большей талантливости. Это замечание относится к тому возможному и обычному возражению, что строгая централизация слишком легко может погубить дело, если случайно в центре окажется наделенное громадной властью неспособное лицо. Это возможно, конечно, но средством против этого не может быть выборность и децентрализация, абсолютно недопустимая в сколько-нибудь широких размерах и даже прямо вредная в революционной работе при самодержавии. Средства против этого не дает никакой устав, его могут дать лишь меры «товарищеского воздействия», начиная с резолюций всех и всяческих подгрупп, продолжая обращением их к ЦО и ЦК и кончая (в худшем случае) свержением совершенно неспособной власти. Комитет должен стараться возможно полнее проводить разделение труда, памятуя, что для разных сторон революционной работы нужны разные способности, что иногда человек, совершенно негодный в организаторы, будет незаменимым агитатором, или человек, неспособный к конспиративной строжайшей выдержке, будет превосходным пропагандистом и т. п.
    Кстати, по поводу пропагандистов я хотел бы еще сказать несколько слов против обычного переполнения этой профессии малоспособными людьми и принижения этим уровня пропаганды. У нас иногда всякий студент без разбора считается пропагандистом, и вся молодежь требует, чтобы ей «дали кружок» и т. п. С этим надо бы бороться, ибо вреда от этого бывает очень много. Действительно выдержанных принципиально и способных пропагандистов очень немного (и чтобы стать таковым, надо порядочно поучиться и понабрать опыта), и таких людей надо специализировать, занимать их целиком и беречь сугубо. Надо организовывать по нескольку лекций в неделю для таких лиц и уметь вовремя вызывать их в другие города, организовывать вообще объезд разных городов умелыми пропагандистами. А массу начинающей молодежи надо ставить более на практические предприятия, которые у нас бывают в загоне по сравнению с тем студенческим хождением по кружкам, которое оптимистически называется «пропагандой». Конечно, для серьезных практических предприятий нужна тоже основательная подготовка, но все же тут легче найти дело и для «начинающих».
    Теперь о заводских кружках. Они для нас особенно важны: ведь вся главная сила движения – в организованности рабочих на крупных заводах, ибо крупные заводы (и фабрики) включают в себя не только преобладающую по численности, но еще более преобладающую по влиянию, развитию, способности ее к борьбе часть всего рабочего класса. Каждый завод должен быть нашей крепостью. А для этого «заводская» рабочая организация должна быть так же конспиративна внутри себя, также «ветвиста» вовне, т. е. во внешних ее сношениях, так же далеко должна просовывать, и в самые разные стороны просовывать, свои щупальца, как и всякая революционная организация. Я подчеркиваю, что ядром и руководителем, «хозяином», должна быть и здесь обязательно группа революционеров-рабочих. С традицией чисто рабочего или профессионального типа социал-демократических организаций мы должны порвать совершенно до «заводских» кружков включительно. Заводская группа или заводской (фабричный) комитет (чтобы отделить его от других групп, которых должно быть очень много) должен состоять из очень небольшого числа революционеров, получающих непосредственно от комитета поручения и полномочия вести всю социал-демократическую работу на заводе. Все члены заводского комитета должны смотреть на себя, как на агентов комитета, обязанных подчиняться всем распоряжениям его, обязанных соблюдать все «законы и обычаи» той «действующей армии», в которую они вступили и из которой они в военное время не имеют права уйти без разрешения начальства. Состав заводского комитета имеет поэтому очень большое значение, и одной из главных забот комитета должна быть – правильно поставить эти подкомитеты. Я представляю себе это дело так: комитет поручает таким-то своим членам (плюс, допустим, такие-то лица из рабочих, лица, не вошедшие в комитет по тем или иным причинам, но могущие быть полезными по своему опыту, знанию людей, уму, по своим связям) сорганизовать везде заводские подкомитеты. Комиссия совещается с районными уполномоченными, назначает ряд свиданий, испытывает хорошенько кандидатов в члены заводских подкомитетов, подвергает их перекрестному допросу «с пристрастием», подвергает их, буде надобно, искусу, старается при этом посмотреть и испытать сама непосредственно возможно большее число кандидатов в заводский подкомитет данного завода и, наконец, предлагает комитету утвердить такой-то состав каждого заводского кружка или уполномочить такого-то рабочего составить, наметить, подобрать целый подкомитет. Таким образом, комитет же будет определять, кому из этих агентов вести сношения с ним и как вести (по общему правилу через районных уполномоченных, но к этому правилу могут быть и дополнения и видоизменения). Ввиду важности этих заводских подкомитетов мы должны стремиться, по мере возможности, к тому, чтобы каждый подкомитет имел и адрес для обращения в ЦО и склад своих связей в сохранном месте (т. е. чтобы сведения, необходимые для немедленного восстановления подкомитета в случае провала, передавались возможно регулярнее и обильнее в центр партии для сбережения их там, куда русские жандармы бессильны пролезть). Само собой понятно, что эта передача адресов должна определяться комитетом на основании его соображений и данных, а не на основании несуществующего права на «демократическое» распределение этих адресов. Наконец, не лишнее, может быть, оговориться, что иногда вместо заводского подкомитета из нескольких членов нужно будет или удобнее будет ограничиться назначением одного агента от комитета (и кандидата к нему). Когда заводский подкомитет образовался, он должен приступить к созданию целого ряда заводских групп и кружков с разными задачами, с различной степенью конспиративности и оформленности, напр., кружков для разноски и распространения литературы (одна из самых важных функций, которая должна быть поставлена так, чтобы у нас была настоящая своя почта, чтобы были испытаны и проверены не только приемы распространения, но и разноска по квартирам, чтобы непременно знали все квартиры и ходы к ним), кружков для чтения нелегальной литературы, кружков для слежения за шпионами*, кружков для специального руководства профессиональным движением и экономической борьбой, кружков агитаторов и пропагандистов, умеющих начинать разговоры и долго вести их вполне легально (о машинах, об инспекции и проч.) с тем, чтобы говорить безопасно и публично, чтобы разведывать людей и нащупывать почву и т. д. **.
  • Мы должны внушать рабочим, что убийство шпионов и провокаторов и предателей может быть, конечно, иногда безусловной необходимостью, но что крайне нежелательно и ошибочно было бы возводить это в систему, что мы должны стремиться создать организацию, способную обезвреживать шпионов раскрытием и преследованием их. Перебить шпионов нельзя, а создать организацию, выслеживающую их и воспитывающую рабочую массу, можно и должно.
    ** Нужны и боевые кружки, утилизирующие служивших в военной службе или особенно сильных и ловких рабочих на случай демонстраций, освобождения из тюрем и т. п.
    Заводский подкомитет должен стараться охватить весь завод, возможно большую долю рабочих сетью всевозможных кружков (или агентов). Обилием этих кружков, возможностью проникнуть в них разъездному пропагандисту, а главное правильностью регулярной работы по распространению литературы и получению сведений и корреспонденции должна измеряться успешность деятельности подкомитета.
    Итак, общий тип организации, по моему мнению, должен быть такого рода: во главе всего местного движения, всей местной социал-демократической работы стоит комитет.
    От него исходят соподчиненные ему учреждения и филиальные отделения в виде, во-1-х, сети исполнительных агентов, обнимающей всю (по возможности) рабочую массу и организованной в виде районных групп и заводских (фабричных) подкомитетов. Эта сеть в мирное время будет распространять литературу, листки, прокламации и конспиративные сообщения комитета; в военное время устраивать демонстрации и т. п. коллективные действия. Во-2-х, от комитета же исходит ряд всяких обслуживающих все движение кружков и групп (пропаганда, транспорт, всяческие конспиративные предприятия и т. д.). Все группы, кружки, подкомитеты и т. д. должны быть на положении комитетских учреждений или филиальных отделений комитета. Одни из них прямо заявят о своем желании войти в состав Российской социал-демократической рабочей партии и, при условии утверждения комитетом, войдут в ее состав, примут на себя (по поручению комитета или по соглашению с ним) известные функции, обяжутся повиноваться распоряжениям органов партии, получат права всех членов партии, будут считаться ближайшими кандидатами в члены комитета и т. д. Другие не войдут в Российскую социал-демократическую рабочую партию, будучи на положении кружков, устроенных членами партии, или примыкающих к той или иной группе партии и т. д.
    Во всех своих внутренних делах члены всех этих кружков, разумеется, так же равноправны, как и члены комитета между собой. Единственным исключением отсюда будет то, что право личных сношений с местным комитетом (а также с ЦК и с ЦО) будет иметь лишь лицо (или лица), назначенное этим комитетом. Во всех других отношениях это лицо будет равноправно с остальными, которые имеют такое же право обращаться (только не лично) с заявлениями и в местный комитет, и в ЦК и ЦО. Таким образом, указанное исключение будет в сущности вовсе не нарушением равноправности, а только необходимой уступкой безусловным требованиям конспирации. Член комитета, не передавший заявления «своей» группы в комитет, ЦК или ЦО, будет ответственен за прямое нарушение партийного долга. Далее, что касается конспиративности и оформленности разного рода кружков, то это будет зависеть от рода их функций: смотря по этому здесь будут самые разнообразные организации (от наиболее «строгой», узкой, замкнутой до наиболее «свободной», широкой, открытой, малооформленной). Например, для группы разносчиков нужна величайшая конспирация и военная дисциплина. Для группы пропагандистов конспирация также нужна, военная же дисциплина – гораздо менее. Для группы рабочих, читающих легальную литературу или устраивающих беседы о профессиональных нуждах и запросах, нужна еще меньшая конспирация и т. д. Группы разносчиков должны принадлежать к РСДРП и знать известное число ее членов и ее должностных лиц. Группа, изучающая профессиональные условия труда и вырабатывающая виды профессиональных требований, не обязательно должна принадлежать к РСДРП. Группа студентов, офицеров, служащих, занимающихся самообразованием при участии одного-двух членов партии, иногда даже вовсе не должна знать о его принадлежности к партии и т. д.
    Но в одном отношении мы должны безусловно требовать максимальной оформленности дела во всех этих филиальных группах, именно: каждый член партии, в них участвующий, обязан формальной ответственностью за ведение дела в этих группах, обязан также принять все меры к тому, чтобы перед ЦК и ЦО были наиболее открыты и состав каждой такой группы, и весь механизм ее работы, и все содержание этой работы. Это необходимо и для того, чтобы центр имел полную картину всего движения, и для того, чтобы можно было из наиболее широкого круга лиц делать выбор на разные партийные должности, и для того, чтобы у одной группы могли учиться (через посредство центра) все группы подобного рода по всей России, и для того, чтобы предупреждать появление провокаторов и сомнительных лиц, – одним словом, это безусловно и во всех случаях настоятельно необходимо.
    Как это сделать? Регулярные доклады комитету, сообщение возможно большей части содержания возможно большего числа этих докладов в ЦО, устройство посещений всяких кружков членами ЦК и местного комитета, наконец, обязательная передача в сохранное место (и в бюро партии при ЦО и ЦК) связей с этим кружком, т. е. имен и адресов нескольких членов этого кружка. Только тогда, когда доклады сообщаются и связи передаются, можно признать участвующего в таком-то кружке члена партии исполнившим свою обязанность; только тогда вся партия в целом будет в состоянии учиться у каждого ведущего практическую работу кружка; только тогда нам не страшны будут провалы, ибо при наличности связей с разнообразными кружками делегату нашего ЦК всегда легко будет тотчас найти заместителей и восстановить дело. Крах комитета не будет тогда разрушать всей машины, а только срезывать руководителей, у которых готовы кандидаты. И пусть не говорят, что сообщение докладов и связей невозможно по конспиративным условиям: надо только захотеть, а возможность передать (или переслать) сообщения и связи есть всегда и будет всегда, пока у нас будут комитеты, будет ЦК или ЦО.
    Мы подошли тут к весьма важному принципу всей партийной организации и партийной деятельности: если в отношении идейного и практического руководства движением и революционной борьбой пролетариата нужна возможно большая централизация, то в отношении осведомленности о движении центра партии (а следовательно, и всей партии вообще), в отношении ответственности перед партией нужна возможно большая децентрализация. Руководить движением должно возможно меньшее число возможно более однородных групп, искушенных опытом профессиональных революционеров. Участвовать в движении должно возможно большее число возможно более разнообразных и разнородных групп из самых различных слоев пролетариата (и других классов народа). И по отношению к каждой такой группе центр партии должен иметь всегда перед собой не только точные данные о деятельности, но также и возможно более полные данные о составе их. Мы должны централизовать руководство движением. Мы должны также (и должны для этого, ибо без осведомленности невозможна централизация) децентрализовать возможно более ответственность перед партией каждого отдельного ее члена, каждого участника работы, каждого входящего в партию или примыкающего к ней кружка. Эта децентрализация является необходимым условием революционной централизации и необходимым коррективом ее. Именно, когда централизация будет доведена до конца и у нас будут ЦО и ЦК, тогда возможность обращения к ним со стороны каждой мельчайшей группы, – и не только возможность обращения, а также выработанная долголетней практикой регулярность обращения к ЦО и ЦК – устранит возможность печальных результатов случайной неудачи состава того или иного местного комитета. Теперь, когда мы подходим вплотную к фактическому объединению партии и созданию настоящего руководящего центра, мы должны особенно твердо помнить, что этот центр будет бессилен, если в то же время мы не проведем максимальной децентрализации и в ответственности перед ним, и в осведомленности его о всех колесах и колесиках партийной машины. Такая децентрализация есть не что иное, как обратная сторона того разделения труда, которое по общему признанию составляет одну из самых насущных практических потребностей нашего движения. Никакие официальные признания известной организации руководящей, никакие учреждения формальных ЦК не сделают еще нашего движения действительно единым, не создадут еще прочной боевой партии, если партийный центр будет по-прежнему заслонен от непосредственной практической работы местными комитетами старого типа, т. е. такими, в которые, с одной стороны, входит целая куча лиц, ведающих каждое – все и всякие дела, не посвящающих себя отдельным функциям революционной работы, не ответственных за специальные предприятия, не доводящих до конца раз взятого, хорошо обдуманного и подготовленного дела, тратящих тьму времени и сил на радикальскую сутолоку, – ас другой стороны, имеется целая масса студенческих и рабочих кружков, наполовину вовсе неизвестных комитету, наполовину таких же громоздких, не специализированных, не вырабатывающих профессионального опыта, не пользующихся опытом других и занятых точно так же, как и комитет, бесконечными совещаниями «обо всем», выборами и составлениями уставов.
    Чтобы центр мог хорошо работать, надо местным комитетам преобразовать себя, стать специализированными и более «деловыми» организациями, достигающими действительного «совершенства» то в той, то в другой практической функции. Чтобы центр мог не только советовать, убеждать, спорить (как делалось до сих пор), а действительно дирижировать оркестром, для этого необходимо, чтобы было в точности известно, кто, где и какую скрипку ведет, где и как какому инструменту обучался и обучается, кто, где и почему фальшивит (когда музыка начинает ухо драть), и кого, как и куда надо для исправления диссонанса перевести и т. п. В настоящее время, – надо говорить прямо, – мы либо ничего не знаем о действительной внутренней работе комитета, кроме его прокламаций и общих корреспонденции, либо знаем от друзей и хороших знакомых личных. Но ведь смешно же думать, чтобы этим могла ограничиться громадная партия, способная руководить русским рабочим движением и готовящая общий натиск на самодержавие. Сокращение числа членов комитета, поручение, по возможности, каждому из них определенной особой подотчетной и ответственной функции, создание особого, весьма немногочисленного, распорядительного центра, выработка сети исполнительных агентов, связывающих комитет с каждым крупным заводом и фабрикой, регулярно ведущих распространение литературы и дающих центру точную картину этого распространения и всей механики работы, наконец, создание многочисленных групп и кружков, берущих на себя разные функции или объединяющих лиц, примыкающих к социал-демократии, помогающих ей, готовящихся стать социал-демократами, с тем, чтобы комитету и центру всегда была известна деятельность (и состав) этих кружков, – вот в чем должна состоять реорганизация С.-Петербургского, да и всех других комитетов партии, и вот почему такое маловажное значение имеет вопрос об уставе.
    Я начал с разбора наброска устава, чтобы показать нагляднее, к чему клонятся мои предложения. И в результате читателю выяснилось, надеюсь, что в сущности можно бы, пожалуй, обойтись без устава, заменив его регулярной отчетностью о каждом кружке, о каждой функции работы. Что можно написать в уставе? Комитет руководит всеми (это и так ясно). Комитет выбирает распорядительную группу (это не всегда нужно, а когда это нужно, дело не в уставе, а в сообщении центру о составе этой группы и о кандидатах к ней). Комитет распределяет между своими членами отдельные стороны работы, поручая каждому регулярно докладывать комитету и сообщать ЦО и ЦК о ходе дела (и тут важнее сообщить в центр о таком-то распределении, чем написать в уставе правило, которое при бедности наших сил останется зачастую без применения).
    Комитет должен точно определить, кто состоит его членом. Комитет пополняется кооптацией. Комитет назначает районные группы, заводские подкомитеты, группы такие-то и такие-то (если перечислять желательное, то никогда не кончишь, а перечислять примерно в уставе не к чему; достаточно сообщить в центр об учреждении). Районные группы и подкомитеты учреждают кружки такие-то… Составление такого устава тем менее полезно в настоящее время, что у нас почти нет (во многих местах вовсе нет) общепартийного опыта деятельности различных таких групп и подгрупп, а для выработки такого опыта нужен не устав, а организация партийной, если можно так выразиться, осведомленности: на устав у нас каждая местная организация тратит минимум несколько вечеров. Если бы это время было посвящено каждым по его специальной функции подробному и продуманному отчету о ней перед всей партией, дело бы выиграло во сто крат.
    И не потому только бесполезны уставы, что революционная работа не всегда допускает оформленность. Нет, оформленность нужна, и мы должны стараться оформить всю работу по мере возможности. И оформленность допустима в гораздо больших размерах, чем это обыкновенно думают, но достижима она не уставами, а только и исключительно (повторяем это еще и еще раз) точным оповещением центра партии: только тогда это будет реальной оформленностью, связанной с реальной ответственностью и (партийной) оглаской. А то кто же у нас не знает, что серьезные конфликты и разногласия решаются у нас в сущности вовсе не голосованием «по уставу», а борьбой и угрозой «уйти»? Такой внутренней борьбой полна история большинства наших комитетов за последние 3–4 года партийной жизни. Очень жаль, что борьба эта не была оформлена: она тогда дала бы гораздо более для поучения партии, для опыта наших преемников. Но такая полезная и необходимая оформленность никакими уставами не создается, а исключительно партийной гласностью. У нас при самодержавии не может быть иного средства и оружия партийной гласности, кроме регулярной осведомленности партийного центра.
    И только тогда, когда мы научимся широко применять эту гласность, у нас действительно выработается опыт функционирования тех или иных организаций, только на основании такого широкого и многолетнего опыта могут вырабатываться не бумажные уставы.
    Написано между 1 и 11 (14 и 24) сентября 1902 г.

В переиздании 1904 года (уже после раскола на втором съезде партии) к этой работе были добавлены предисловие и послесловие:
ПРЕДИСЛОВИЕ
Перепечатываемое мною «Письмо к товарищу» написано было больше года тому назад, – если память мне не изменяет, в сентябре 1902 года. Сначала оно ходило у всех по рукам в копиях и распространялось по России как изложение искровских организационных взглядов. Затем Сибирский союз в июне прошлого года перепечатал это письмо и распространил в весьма значительном количестве экземпляров. Таким образом письмо сделалось уже вполне достоянием публики, и теперь нет никаких оснований задерживать его публикацию. То соображение, по которому я не печатал этого письма раньше, – именно его крайняя литературная необработанность, его совершенно «черновой» характер, – отпадает, ибо именно в этом черновом виде с письмом ознакомились уже многие русские практики. Кроме того, еще более важным доводом за перепечатку этого письма в черновом виде (я сделал лишь самые необходимые стилистические исправления) является теперь его значение, как «документа»*. Новая редакция «Искры» выдвинула, как известно, уже в № 53 разногласия по организационным вопросам. К сожалению, в чем именно состоят эти разногласия, редакция не спешит указать определенно, ограничиваясь по большей части намеками на то, чего не ведает никто.

  • После того, как мои оппоненты выражали не раз желание пользоваться этим письмом в качестве документа, я бы считал с своей стороны внесение каких-либо изменений при перепечатке прямо даже… как бы это помягче выразиться?., неловким.
    Надо постараться облегчить новой редакции ее трудную задачу. Пусть старые организационные взгляды «Искры» станут известными во всех деталях, вплоть даже до черновых набросков, – может быть, тогда новая редакция соберется, наконец, открыть «идейно руководимой» ею партии свои новые организационные взгляды. Может быть, тогда новая редакция поделится, наконец, с нами точной формулировкой тех коренных изменений, которые проектировались бы ею в нашем партийном организационном уставе. Ибо кто же не понимает, в самом деле, что именно этот организационный устав и воспринял в себя наши всегдашние организационные планы?
    Сравнивая «Что делать?» и статьи в «Искре» по организационным вопросам с предлагаемым «Письмом к товарищу», а это последнее с уставом, который принят на втором съезде, читатели могут составить себе ясное представление о том, насколько последовательно проводилась нами, большинством искровцев и большинством партийного съезда, наша организационная «линия». А от новой редакции «Искры» мы будем ждать, и с великим нетерпением ждать, изложения ее новых организационных взглядов, ждать указания, в чем именно и с какого момента именно разочаровалась она и почему стала «сжигать то, чему поклонялась».
    Н. Ленин
    Январь 1904 г.
    ПОСЛЕСЛОВИЕ
    Редакция «Искры» говорит в № 55, что между ЦК и оппозицией «состоялось соглашение предать забвению» факты, упомянутые в моем «Письме в редакцию «Искры»» («Почему я вышел из редакции «Искры»?»). Это заявление редакции представляет из себя «отписку», поистине уже формалистическую, бюрократическую и канцелярскую (выражаясь прекрасным слогом тов. Аксельрода). На самом деле такого соглашения не было, как прямо заявляет заграничный представитель ЦК в особом листке, выпущенном тотчас после выхода № 55 «Искры». Такого соглашения и не могло быть, как это должно быть ясно всякому внимательному читателю моего письма, ибо оппозиция отвергла «добрый мир», который был предложен ЦК и который, наверное, включал бы в себе условие предать забвению все то, что достойно забвения. Неужели редакция была так наивна, что, отвергнув мир и начав в № 53 войну против пресловутого бюрократизма, она надеялась на то, что противная сторона умолчит о действительном источнике этих сказок о бюрократизме? Редакции очень и очень не понравилось, что я назвал действительный источник этих сказок дрязгами (Literatengezank – дрязги литераторов), Еще бы! Но ведь наговорить жалких слов по поводу этого действительно неприятного факта не значит еще опровергнуть факт. Мы позволим себе задать почтеннейшей редакции два вопроса. Первый вопрос. Отчего это одному кажутся только забавными самые яростные обвинения в самодержавии, в робеспьеровском режиме, в совершении переворота, и пр. и пр., а других кровно обижает спокойный рассказ о фактах и о фактически требовавшихся генеральских местах? Настолько обижает, что они говорят совсем «никчемушние» речи о «личностях», «моральной тени» и даже «низменных (откуда сие??) мотивах»? Отчего такая разница, – а, друзья мои? Уж не оттого ли, что «место» генерала «низменнее», чем место самодержца? Второй вопрос. Отчего не объясняет читателям редакция, почему она (в те далекие времена, когда она принадлежала к оппозиции и на деле была «в меньшинстве») выражала желание предать забвению некоторые факты? Не находит ли редакция, что одна уже мысль о желании «предать забвению» принципиальные разногласия нелепа и не могла прийти в голову ни одному здравомыслящему человеку? Видите, как вы неловки, мои любезные «политические противники»! Вы хотели уничтожить меня обвинением, что я переношу принципиальный спор в область дрязг, а вместо этого вы подтвердили мое утверждение насчет действительного источника некоторых ваших «разногласий». Далее. Признавши, по своей неловкости, что дрязги были, редакция не потрудилась объяснить читателям, где, по ее мнению, кончается принципиальное разногласие и где начинаются дрязги. Редакция обходит молчанием, что я в своем письме делаю попытку совершенно точно разграничить область того и другого. Я показываю там, что принципиальное разногласие (далеко не такое глубокое, чтобы вызывать действительное расхождение) обнаружилось по вопросу о § 1 устава и расширилось сближением искровского меньшинства с неискровскими элементами к концу съезда. Я показываю также, что речи о бюрократизме, формализме и проч. являются прежде всего простым отзвуком бывших после съезда дрязг. Редакция, вероятно, не согласна с таким отграничением «принципиального» и «подлежащего забвению»? Почему же она не потрудилась сообщить свое мнение о «правильном» отграничении этих областей? Не потому ли, что эти области не размежевались еще (и не могут быть размежеваны) в ее сознании? По фельетону уважаемого товарища Аксельрода в том же № 55 «Искры» читатели могут судить, к чему приводит эта… неразборчивость и во что превращается наш Центральный партийный орган. О наших спорах по вопросу о § 1 устава тов. Аксельрод не говорит пи слова по существу, ограничиваясь абсолютно непонятными для небывшего на съезде человека намеками на «периферийные общества». Тов. Аксельрод забыл, вероятно, как долго и обстоятельно спорили мы о § 1! зато тов. Аксельрод создал себе «теорию», по которой «большинство искровцев, явившихся на съезд, проникнуто было убеждением, что их главной задачей является… вести борьбу с внутренними врагами». «Перед этой миссией» для большинства «стушевывалась (по твердому убеждению уважаемого тов. Аксельрода) предстоящая положительная задача». «Перспектива положительной работы отодвигается в туманную даль неопределенного будущего»; перед партией стоит более неотложная «военная задача усмирения внутренних врагов». И тов. Аксельрод не находит слов, чтобы клеймить этот «бюрократический (или механический) централизм», эти «якобинские» (!!?) планы, этих «дезорганизаторов», которые кого-то «теснят и третируют, как крамольников».
  • Кстати. Обращаю внимание редакции, что моя брошюра выходит с «установленным заголовком». Как убежденный централист, я подчиняюсь «принципиальным» указаниям нашего ЦО, открывшего в №55 отдел обзора партийных изданий с точки зрения «заголовков» (во имя борьбы с формализмом).
    Чтобы показать, какова истинная ценность этой теории, – вернее, этих обвинений большинства съезда в дезорганизаторских тенденциях теснить (воображаемую, должно быть) крамолу и в игнорировании положительной работы, мне достаточно будет напомнить забывчивому тов. Аксельроду один (для начала один) маленький факт. 6-го октября 1903 г. после многократных увещаний членов меньшинства о нелепости и дезорганизующем характере их бойкота, мы с Плехановым официально пригласили «крамольных» литераторов (и тов. Аксельрода в том числе) взяться за положительную работу, официально заявили им, что отказ от этой работы равно неразумен и с точки зрения личного раздражения и с точки зрения тех или иных разногласий (для изложения которых мы открываем страницы наших изданий)*.
    Тов. Аксельрод забыл об этом. Он забыл, что ответил тогда решительным отказом без всяких объяснений причин. Он забыл, что для него тогда, в эти давно прошедшие времена, «положительная работа отодвигалась в туманную даль неопределенного будущего», каковое будущее только 26 ноября 1903 года стало желанным настоящим.
    Тов. Аксельрод не только «забыл» это, но и желал бы вообще «предать забвению» подобные «личности», не так ли?
    Указывать меньшинству на то, что оно целые месяцы дезорганизовывало партию, забрасывало положительную работу, отвлекало своими дрязгами тьму сил у ЦК, это «личности», это значит набрасывать моральную тень, это значит сводить борьбу тенденций на уровень дрязги. Этому не место на страницах ЦО.
    А обвинять большинство партийного съезда в том, что оно смело тратить время на увещания «крамольников», что оно дезорганизовало партию борьбой с (воображаемыми) дезорганизаторами – это принципиальные разногласия, для коих надо «приберечь» столбцы «Искры». Не так ли, уважаемый тов. Аксельрод?
    Может быть, оглянувшись вокруг себя, тов. Аксельрод найдет и в настоящее время немало примеров тому, как «положительная работа» и для практиков меньшинства отодвигается в туманную даль тоже желанного, но все еще неопределенного будущего?
    Нет, знаете, выгоднее было бы вам не затрагивать вовсе вопроса об отношении большинства и меньшинства к положительной работе! Выгоднее бы не напоминать о том, о чем говорит, например, один заводский рабочий города –ва в следующем письме ко мне:
    «Дорогой товарищ!
    В последнее время, т. е. после второго съезда партии, нам объявили, что ЦК не был выбран съездом единодушно, что съезд раскололся на две части по вопросу об отношениях Центрального Органа к Центральному Комитету и образовалось так называемое большинство и меньшинство. Все это, как тяжелый камень, обрушилось на нашу голову и придавило нас всей своей тяжестью, потому что самый вопрос об отношении ЦО к ЦК был для нас неожиданною новостью: ведь до самого съезда он но только не возбуждался ни в каких кружках и собраниях, но, насколько мне помнится, его обходили молчанием и в литературе. Вот это самое замалчивание его до съезда мне непонятно. Если предположить, что его совсем не существовало, то нужно признать, что товарищи, клавшие все свои силы на объединение партии, не представляли себе ясно ее организации, т. е. ее устройства. Но второе совершенно невозможно, потому что вопрос, расколовший теперь партию, ясно показал, что взгляд на устройство партии был и был не у всех одинаков. А если это так, то почему его скрывали? Это первое. А второе – самый этот вопрос, когда приходится его решать, то я ставлю себе такой вопрос: какое устройство партии обеспечит ее ортодоксальное направление, и тут же рядом с ним у меня является мысль, что кроме устройства партии важен состав ее вождей, т. е. если они ортодоксы, то и направление партии ортодоксальное, если – оппортунисты, то и партия такая же. Теперь, имея такие предположения и зная состав вождей партии, я безусловно высказываюсь за преобладание ЦО над ЦК в идейном руководстве партией. Высказаться за это еще больше заставляет русская действительность: как бы ни был ЦК ортодоксален, но он, находясь в России, не может быть застрахован от провала, а следовательно, и от потери ортодоксальности помимо своей воли, так как преемники не всегда-то соответствуют тем, кого они замещают. Кому из товарищей, работающих хоть немного в комитетах, не знакомы такие явления, что самый лучший комитет в силу одной из многих случайностей заменяется плохим и обратно. Совсем не то с ЦО: он стоит в иных условиях (принимая во внимание, что ЦО будет находиться за границей), которые обеспечивают ему более долговременное существование, а следовательно, и возможность приготовить себе достойных преемников. Но я не знаю, товарищ, можно ли решать этот вопрос раз навсегда, т. е. или чтоб всегда преобладал ЦО над ЦК или – ЦК над ЦО. Я думаю, что нельзя. Возьмем такое положение: вдруг состав ЦО изменился и из ортодоксального сделался оппортунистическим, как, например, «Вперед» в Германии; ну можно ли тогда дать ему преобладание в идейном руководстве? Что бы стали делать мы, воспитанные в ортодоксальном духе, неужели должны бы соглашаться с ним? Нет, наша обязанность была бы отнять у него право на преобладание и передать его в руки другого учреждения, и если бы этого не было сделано по какому-нибудь поводу, все равно будь то партийная дисциплина или еще что-нибудь, то все мы достойны бы были названия изменников рабочему социал-демократическому движению. Так я смотрю на это и никак не могу согласиться с решением раз навсегда, как это делают некоторые товарищи.
    Теперь мне совсем непонятна та борьба, которая ведется теперь между большинством и меньшинством, и нам очень многим она кажется неправильной. Ну, скажите, товарищ! Естественно ли такое положение, когда все силы кладутся на разъезды по комитетам за тем только, чтобы поговорить о большинстве и меньшинстве. Я, право, не знаю. Неужели этот вопрос настолько важен, чтобы ему отдавать все силы и из-за него смотрели друг на друга, чуть ли как не на врага? И на самом деле так выходит, что если комитет подобран, предположим, из одного лагеря, то из другого туда уже никто не попадет, несмотря на всю свою пригодность для работы, даже если хотите, он не попадет и тогда, когда он необходим для работы, когда последняя много теряет от его отсутствия. Этим, конечно, я не хочу сказать, чтобы совсем бросили борьбу из-за этого вопроса: вовсе нет, только, по-моему, она должна носить другой характер, и из-за нее мы не должны забывать главной своей задачи, а именно пропаганды в массе социал-демократических идей, потому что, забывая это, мы тем самым обессиливаем нашу партию. Я не знаю, честно ли это, но когда приходилось видеть, что интересы дела топтались в грязь и совершенно забывались, то я называю всех их политическими интриганами. Как-то больно становилось и страшно за самое дело, когда видишь, что люди, стоящие во главе его, заняты чем-то другим. Глядя на это, думаешь: неужели наша партия осуждена на вечные расколы из-за таких мелочей, неужели мы неспособны в одно и то же время вести внутреннюю борьбу совместно с внешней. Для чего же тогда устраиваются съезды, когда их постановления не принимаются во внимание и каждый делает, что ему вздумается, оправдываясь тем, что съезд, мол, неправильно решил, ЦК недееспособен и т. д. И это делают те, которые до съезда все время кричали про централизацию, про партийную дисциплину и проч., а теперь как будто хотят показать, что дисциплина нужна только простым смертным, а не им, людям верха. Они, должно быть, позабыли, что их пример страшно развращает малоопытных товарищей, уже теперь слышится снова среди рабочих недовольство интеллигенцией, которая из-за раздоров между собою забывает их, уже теперь более горячие опускают руки, не зная, что делать. Пока что, а вся централизованная постановка дела теперь является пустым звуком. Остается только надеяться, что в будущем все изменится к лучшему».
    Написано в январе 1904 г.