М.И. Ульянова об истинном отношении Ленина к Сталину

М.И. УЛЬЯНОВА: «Я НЕ СКАЗАЛА ВСЕЙ ПРАВДЫ О ТОМ, КАК В[ЛАДИМИР] И[ЛЬИЧ] ОТНОСИЛСЯ К СТАЛИНУ…»
Запись обнаружена после кончины М.И. Ульяновой среди ее личных бумаг. Точно датировать запись не представляется возможным
В своем заявлении на пленуме ЦК я написала, что В.И. ценил Сталина. Это, конечно, верно. Сталин – крупный работник, хороший организатор. Но несомненно и то, что в этом заявлении я не сказала всей правды о том, как В.И. относился к Сталину. Цель заявления, которое было написано по просьбе Бухарина и Сталина, было, ссылкой на отношения к нему Ильича, выгородить его несколько от нападок оппозиции. Последняя спекулировала на последнем письме В.И. к Сталину, где ставился вопрос о разрыве отношений с ним. Непосредственной причиной этого был личный момент – возмущение В.И. тем, что Сталин позволил себе грубо обойтись с Н.К. Этот личный только и преимущественно, как мне казалось тогда, мотив Зиновьев, Каменев и др. использовали в политических целях, в целях фракционных. Но в дальнейшем, взвешивая этот факт с рядом высказываний В.И., его политическим завещанием, а также всем поведением Сталина со времени, истекшего после смерти Ленина, его «политической» линией, я все больше стала выяснять себе действительное отношение Ильича к Сталину в последнее время его жизни. Об этом я считаю своим долгом рассказать хотя бы кратко…
Отношения В.И. к его ближайшим товарищам по работе, к членам П[олит] Б[юро], мне приходилось ближе наблюдать летом 1922 г. во время первой болезни В.И., когда я жила с ним вместе, почти не отлучаясь.
Еще до этого я слышала о некотором недовольстве В.И. Сталиным. Мне рассказывали, что, узнав о болезни Мартова, В.И. просил Сталина послать ему денег. «Чтобы я стал тратить деньги на врага рабочего дела! Ищите себе для этого другого секретаря», – сказал ему Ст[алин]. В.И. был очень расстроен этим, очень рассержен на Ст[алина]. Были ли другие поводы для недовольства им со стороны В.И.? Очевидно, были. Шкловский рассказывал о письме к нему В.И. в Берлин, где в то время был Шкловский. По этому письму было видно, что под В.И., так сказать, подкапываются. Как и кто – это остается тайной.
Зимой 20-21, 21-22 [гг.] В.И. чувствовал себя плохо. Головные боли, потеря работоспособности сильно беспокоили его. Не знаю точно когда, но как-то в этот период В.И. сказал Сталину, что он, вероятно, кончит параличом, и взял со Сталина слово, что в этом случае тот поможет ему достать и даст ему цианистого калия. Ст[алин] обещал. Почему В.И. обратился с этой просьбой к Ст[алину]? Потому что он знал его за человека твердого, стального, чуждого всякой сентиментальности. Больше ему не к кому было обратиться с такого рода просьбой.
С той же просьбой обратился В.И. к Сталину в мае 1922 г. после первого удара. В.И. решил тогда, что все кончено для него, и потребовал, чтобы к нему вызвали на самый короткий срок Ст[алина]. Эта просьба была настольно настойчива, что ему не решились отказать. Ст[алин] пробыл у В.И. действительно минут 5, не больше. И когда вышел от И[льи]ча, рассказал мне и Бухарину, что В.И. просил его доставить ему яд, т[ак] как, мол, время исполнить данное раньше обещание пришло. Сталин обещал. Они поцеловались с В. И. и Ст[алин] вышел. Но потом, обсудив совместно, мы решили, что надо ободрить В.И., и Сталин вернулся снова к В.И. Он сказал ему, что переговорив с врачами, он убедился, что не все еще потеряно, и время исполнить его просьбу не пришла В.И. заметно повеселел и согласился, хотя и сказал Сталину: «Лукавите?», «Когда же Вы видели, чтобы я лукавил», – ответил ему Сталин. Они расстались и не виделись до тех пор, пока В.И. не стал поправляться, и ему не были разрешены свидания с товарищами …
Вернувшись к работе осенью 1922 г., В.И. нередко по вечерам видался с Каменевым, Зиновьевым и Сталиным в своем кабинете. Я старалась иногда по вечерам разводить их, напоминая запрещение врачей долго засиживаться. Они шутили и объясняли свои свидания просто беседой, а не деловыми разговорами.
Большое недовольство к Ст[алину] вызвал у В.И. национальный, кавказский вопрос. Известна его переписка по этому поводу с Троцким. Видимо, В.И. был страшно возмущен и Сталиным, и Орджоникидзе, и Дзержинским. Этот вопрос сильно мучил В.И. во все время его дальнейшей болезни
Тут-то и присоединился тот конфликт, который повел за собой письмо В.И. к Сталину от 5/ІІІ-23, которое я приведу ниже Дело было так Врачи настаивали, чтобы В.И. не говорили ничего о делах. Опасаться надо было больше всего того, чтобы В.И. не рассказала чего-либо Н.К, которая настолько привыкла делиться всем с ним, что иногда совершенно непроизвольно, не желая того, могла проговориться. Следить за тем, чтобы указанное запрещение врачей не нарушалось, ПБ поручило Сталину. И вот однажды, узнав, очевидно, о каком-то разговоре Н.К с В.И., Сталин вызвал ее к телефону и в довольно резкой форме, рассчитывая, очевидно, что до В.И. это не дойдет, стал указывать ей, чтобы она не говорила с В.И. о делах, а то, мол, он ее в ЦКК потянет. Н.К этот разговор взволновал чрезвычайно: она была совершенно не похожа сама на себя, рыдала, каталась по полу и пр. Об этом выговоре она рассказала В.И. через несколько дней, прибавив, что они со Сталиным уже помирились. Сталин, действительно, звонил ей перед этим и, очевидно, старался сгладить неприятное впечатление, произведенное на Н.К. его выговором и угрозой. Но об этом же крике Ст[алина] по телефону она рассказала Каменеву и Зиновьеву, упомянув, очевидно, и о кавк[азских] делах.
Раз утром Сталин вызвал меня в кабинет В.И. Он имел очень расстроенный и огорченный вид: «Я сегодня всю ночь не спал», – сказал он мне. «За кого же Ильич меня считает, как он ко мне относится! Как к изменнику какому-то. Я же его всей душой люблю. Скажите ему это как-нибудь». Мне стало жаль Сталина. Мне казалось, что он так искренне огорчен.
Ильич позвал меня зачем-то, и я сказала ему, между прочим, что товарищи ему кланяются. «А», – возразил В.И. «И Сталин просил передать тебе горячий привет, просил сказать, что он так любит тебя». Ильич усмехнулся и промолчал. «Что же, – спросила я, – передать ему и от тебя привет?». «Передай», – ответил Ильич довольно холодно. «Но, Володя, – продолжала я, – он все же умный, Сталин». «Совсем он не умный», – ответил Ильич решительно и поморщившись.
Продолжать разговора я не стала, а через несколько дней В.И. узнал, что о том, что Сталин грубо обошелся с Н.К, знают и Щаменев] и 3[иновьев], и с утра, очень расстроенный, попросил вызвать к себе стенографистку, спросив предварительно, уехала ли уже Н.К. в Наркомпрос, на что ему ответили положительна Пришла Володичева, и В.И. продиктовал ей следующее письмо к Сталину:
«Строго секретно. Лично. Уважаемый товарищ Сталин! Вы имели грубость позвать мою жену к телефону и обругать ее. Хотя она Вам и выразила согласие забыть сказанное, но тем не менее этот факт стал известен через нее же Зиновьеву и Каменеву. Я не намерен забывать так легко то, что против меня сделано, а нечего и говорить, что сделанное против жены я Считаю сделанным и против меня. Поэтому прошу Вас взвесить, согласны ли Вы взять сказанное назад и извиниться или предпочитаете порвать между нами отношения. С уважением, Ленин».
Письмо это В.И. просил Володичеву отправить Сталину, не говоря о нем Н.К, а копию в запечатанном конверте передать мне.
Но, вернувшись домой, Н.К по расстроенному виду В.И. поняла, что что-то неладно. И попросила Володичеву не посылать письма. Она, мол, сама поговорит со Сталиным и попросит его извиниться. Так передает Н.К теперь, но мне сдается, что она не видела этого письма, и оно было послано Сталину так, как хотел В.И. Ответ Сталина несколько задержался, потом решили (должно быть, врачи с Н.К) не передавать его В.И., так как ему стало хуже, и так В.И. и не узнал его ответа, в котором Сталин извинялся.
Но как В.И. не был раздражен Сталиным, одно я могу сказать с полной убежденностью. Слова его о том, что Сталин «вовсе не умен», были сказаны В.И. абсолютно без всякого раздражения. Это было его мнение о нем – определенное и сложившееся, которое он и передал мне. Это мнение не противоречит тому, что В.И. ценил Сталина как практика, но считал необходимым, чтобы было какое-нибудь сдерживающее начало некоторым его замашкам и особенностям, в силу которых В.И. считал, что Сталин должен быть убран с поста генсека. Об этом он так определенно сказал в своем политическом завещании, в характеристике ряда товарищей, которые он дал перед своей смертью и которые так и не дошли до партии. Но об этом в другой раз.