Образование Улуса Джучи

Образование Улуса Джучи

Вадим Трепавлов

В 1206 г. Чингиз-хан был провозглашен всемонгольским правителем и начал радикальные административные преобразования. Разрозненная масса кочевых племен восточной части Центральной Азии быстро стала обретать форму государственного организма. Задачами внешней политики нового государства (как это часто бывало в истории) стали расширение его границ, обретение новых подданных, противостояние сильным соседям-соперникам и одоление слабых. Уже через год после воцарения Чингиз-хана начались монгольские завоевания, которые продолжались в разных регионах Евразийского континента почти до конца XIII столетия. Завоеванные земли распределялись между ближайшими родственниками Чингиз-хана.
Джучи, старший сын Чингиз-хана, дважды удостаивался удела (улуса). Впервые это произошло вскоре после Чингизовой коронации, в самом начале завоеваний. Начальствуя над правым крылом новорожденной монгольской армии, Джучи по приказу отца в 1207 г. выступил в поход на племена Тувы, Хакасии и Алтая и подчинил их. Довольный успешным началом завоевательной кампании, Чингиз-хан объявил: «Ты, Джочи, старший из моих сыновей, недавно лишь вышел из дому, а в землях, куда ты ушел по хорошей дороге, уже успешно покорил лесные народы. Ни люди, ни кони не получили ран. Отдаю тебе эти народы!» [14, с. 184].
Об организации правления монголов в Южной Сибири того времени практически ничего не известно. Очевидно, установленный ими режим оказался сперва довольно мягким, поскольку ужесточение требований правительства к сибирским подданным в 1218 г. сразу вызвало массовое возмущение енисейских кыргызов – самого многочисленного народа в том регионе. Их выступления пришлось подавлять именно Джучи – как удельному правителю края.
Однако впоследствии Тува, Хакасия и Горный Алтай отошли в домениальную часть Монгольской империи и были причислены к «Коренному юрту», управлявшемуся младшим сыном Чингиз-хана Тулуем и его семьей. Таким образом, Южная Сибирь была исключена из-под юрисдикции Джучи, поскольку Чингиз приготовил для своего первенца иные владения.
Второе наделение его уделом состоялось в 1225 г., когда основная масса монгольских войск вернулась в родные степи из многолетнего среднеазиатского похода. Под властью Чингиз-хана к тому времени оказались, помимо собственно Монголии и Южной Сибири, Маньчжурия, тюркские княжества уйгуров и карлуков в Восточном Туркестане, бывшая держава хорезмшахов (Средняя Азия и Хорасан), восточный Дешт-и Кипчак. Большинство этих владений было завоевано лично Чингиз-ханом или направляемыми им сыновьями. В частности, отряды Джучи преследовали отступавшее на запад враждебное монгольское племя меркитов и впервые сразились с армией хорезм-шаха в степях Дешт-и Кипчака. Восточные хронисты рассказывают о восторженном впечатлении старшего Чингизида к степной стране на западе от тогдашней монгольской державы. По сообщению персидского историка XIII в. Джузджани, «он нашел, что во всем мире не может быть земли приятнее этой, воздуха лучше этого, воды слаще этой, лугов и пастбищ обширнее этих» [19, т. I, с. 14]. Именно эти земли, вызвавшие у царевича такой восторг, и достались ему при распределении отцом завоеванных стран.
При данном распределении проявились некоторые особенности трактовки прав собственности и владения, присущие средневековым кочевникам. В кочевых империях высшие посты, как правило, предоставлялись людям, принадлежавшим к одному правящему клану. В Монгольской империи таким кланом формально считался род Чингиз-хана – борджигины из племени тайджиутов. Однако политическая реальность заставила верхушку империи пересмотреть незыблемый канон родового достояния. Нет данных о том, что основатель монгольской державы воспринимал всех борджигинов как сородичей, перед которыми у него были какие-то обязанности. Обращение «вы – мой род-племя» из его уст прозвучало лишь в адрес собственных сыновей и младших братьев [14, с. 189]. Сразу после воцарения в 1206 г. Чингиз-хан приказал одному из приближенных: «Произведи ты мне такое распределение разноплеменного государства: родительнице нашей, младшим братьям и сыновьям выдели их долю…» [10, с. 159]. Следовательно, понятие рода сузилось: в него не включались ни дядья, ни племянники, не говоря уже о более дальних сородичах. Так был очерчен круг лиц, теоретически имевших доступ к власти.
Однако непосредственно при распределении уделов монгольский государь еще более ограничил этот круг: «Хасаровым наследием да ведает один из его наследников. Один же да ведает наследием Алчидая, один – и наследием Отчигина, один же – и наследием Бельгутая (здесь перечислены братья Чингиз-хана – Авт.). В таковом-то разумении я и свое наследство поручаю одному» [12, с. 186]. Этим «одним» был его третий сын Угэдэй, назначенный преемником на всемонгольском престоле. В подчинении Угэдэя оказались его братья, Чингизовы сыновья от старшей жены Бортэ: Джучи, Чага-тай и Тулуй. То есть держава, созданная в ходе войн, рассматривалась как сфера управления одной-единственной ветви борджигинов – семьи Чингиз-хана.
На каком основании последний выделил свое потомство из прочих клановых ответвлений? В 1225 г. Чингиз-хан заявил Джучи и Чагатаю перед отправлением их в только что образованные улусы: «Родичи мои прославились среди своих родственников. Даже сквозь скалы учиняют нападение» [14, с. 230]. Участие в сибирском, цзинь-ском (северокитайском) и хорезмийском походах, умелое командование, личная храбрость и инициативность показались ему достаточными для утверждения приоритета собственных сыновей перед их дядьями и двоюродными братьями.
В 1225 г. Джучи получил от отца в улусное владение и управление северную часть Хорезма (низовья Амударьи) и Восточный Дешт-и Кипчак. По сообщению арабского хрониста ан-Нувейри, территория его удела охватывала «летовья и зимовья от границ Каялыка и земель Хорезмских до окраин Саксинских и Булгарских крайних пределов, куда доходили кони их полчищ при их набегах» [19, т. I, с. 150] (на момент смерти Джучи кони монгольских войск «доходили» на западе как раз до Волжской Булгарии и до причерноморских половецких кочевий). Ставка царевича разместилась «в пределах Ирдыша» [18, с. 78].
Персидский автор Рашид ад-Дин очерчивает приблизительное то же пространство, доставшееся царевичу в удел: «Все области и улус, находившиеся в пределах реки Ир-дыш и Алтайских гор, летние и зимние кочевья тех окрестностей Чингиз-хан пожаловал в управление Джучи-хану и издал беспрекословный указ, чтобы [Джучи-хан] завоевал и включал в свои владения области Дашт-и Кипчак и находящиеся в тех краях государства. Его юрт был в пределах Ирдыша, и там была столица его государства» [18, с. 78].
Более поздний монгольский источник приписывает наделение Джучи званием «главного правителя кипчаков», «главного даругачи над кипчаками» [14, с. 229,230].
Кроме того, под начало Джучи, по распоряжению Чингиз-хана, поступало несколько тысяч воинов из племен кингит, сиджиут и хушин. При ближайших Джучие-вых преемниках в его улусе фиксируются также аргуны, огузы, найманы, буйраки, ой-раты, карлуки, кушчи, уйсуны, минги, кунграты, кереиты, барласы, тарханы, кияты [9, с. 222; 22, с. 55-59]. В данном перечне присутствуют не только монгольские племена, но и несомненно тюркские: огузы и карлуки. Обычно считается, что самым массовым населением владений Джучи стали кипчаки. Впрочем, эту точку зрения порой подвергают сомнению, учитывая масштабы завоевания (сопровождавшегося «демографической катастрофой» для половцев) и мозаичность этнического состава Золотой Орды (см.: [12]).
Правитель нового улуса переселился в свои владения. По сообщению хивинского историка Абу-л-Гази, он «поселился в Кипчакском юрте. Из могольской [страны] он переселил сюда свою семью и все или (племена – Авт.), которые дал [ему] отец» [11, с. 44]. Хотя в известных источниках не содержится данных о каких-либо административных мероприятиях царевича в Деште, они, несомненно, проводились [21, с. 58, 59]. Однако в исторической памяти золотоордынцев в качестве истинного основателя государства закрепился образ его сына Бату («Саин-хана»). В абсолютном большинстве средневековых текстов, касающихся истории Джучиева улуса, его первый правитель упоминается крайне редко и, как правило, лишь как одно из звеньев в генеалогических перечнях.
В феврале 1227 г. Джучи умер при не вполне ясных обстоятельствах (возможно, он был убит по приказу отца из подозрения в неповиновении и сепаратизме). Потомство его в разных средневековых текстах исчисляется по-разному. Обычно историки оперируют сведениями Рашид ад-Дина, излагавшего историю четырнадцати сыновей Джучи. Старшими были Орду по прозвищу «Эджен» (господин) и Бату, позднее прозванный «Саин-хан» (добрый государь). Судя по некоторым свидетельствам, оба они успели заручиться инвеститурой от деда (умершего в конце 1227 г.), который распорядился передать им власть над Улусом Джучи. Так как в дальнейшем отпрыски именно этих двух царевичей, Орду и Бату, царствовали у Джучидов на протяжении XIII–XIV вв., то данная версия может считаться достоверной. Причисление же других сыновей Джучи -Тука(й)-Тимура и Шибана – к числу «помазанных» Чингиз-ханом на самостоятельное царствование следует отнести к позднейшим фальсификациям, призванным оправдать властные полномочия ханов – выходцев из боковых джучидских линий.
Именно Орду и Бату, как легитимные представители отцовского улуса, принимали участие в съездах знати 1229 и 1235 гг., на которых правящая элита Монгольской империи обсуждала планы завоевания Восточной Европы. Во главе войска был поставлен Бату. Вероятно, это объяснялось тем, что покоренные в намеченных походах земли должны были поступить непосредственно под его управление. Удельное же владение Орду-эджена и подчиненных ему четырех младших братьев к тому времени было уже полностью сформировано на территории Прииртышья. Некоторые Чингизиды из прочих улусов империи присоединялись с войсками к этой армии «в помощь и подкрепление Бату» [19, т. II, с. 22].
Вскоре после смерти Джучи началось завоевание Восточной Европы. В 1228– 1229 гг. тридцатитысячная конница под командованием Субедея вторглась в западные половецкие кочевья. Многие половцы стали уходить на Русь, в Венгрию, Дунайскую Болгарию, Закавказье, но массовый исход начался в 1236 г., когда с востока двинулось объединенное войско Бату.
Собравшаяся под его началом армия насчитывала 120–150 тысяч всадников. В течение года, с осени 1236 до осени 1237 г., монголы завершили завоевание Поволжья и Дешт-и Кипчака, была покорена Волжская Булгария. Царевичи-Чингизиды Гуюк и Мункэ, построив свои отряды широким фронтом, «облавой» прошлись по «Дикому полю» от Урала до Азовского моря и Дона. К началу зимы 1237 г. основные силы завоевателей соединились у границ Рязанского княжества.
Рязань пала 21 декабря 1237 г. после шестидневной осады и непрерывных штурмов. В течение января Рязанская земля была опустошена. У стен Коломны, на границе Владимиро-Суздальской земли, произошло жестокое сражение, в нем даже погиб сын Чингиз-хана, царевич Кулькан, но русские все-таки были разбиты. 7 февраля 1238 г. был взят Владимир-на-Клязьме, и всего за февраль оказалось уничтожено четырнадцать крупных городов, включая Суздаль. После разгрома в марте объединенной великокняжеской рати на реке Сить Бату разорил еще несколько городов и двинулся было к Новгороду, но из-за весенней распутицы отвел войска в степь.
Через год Бату и Субедей, собрав все силы, выступили в новый большой поход. Без труда они разметали заслоны «черных клобуков» – вассальных кочевников на службе у киевских князей. Витичев, Васильев, Белгород и прочие крепости, прикрывавшие Киев, оказались стерты с лица земли. 6 января 1241 г. и сама столица Древней Руси не устояла после многодневной осады.
Далее на запад завоеватели двинулись своей обычной «облавой». Были разрушены столицы Юго-Западной Руси Галич и Владимир-Волынский. С наступлением весны 1241 г. сражения переместились на территорию Польши и Венгрии – монгольская армия ворвалась в Европу. 9 апреля под городом Легницей потерпел поражение польский князь Генрих Бородатый, которому помогали французские рыцари-тамплиеры. Через два дня на берегах реки Шайо был разгромлен венгерский король Бела IV. Его столица Эстергом не смогла выдержать осаду батыевых полководцев. Организованного мощного сопротивления Бату не встретил. В то время, когда он опустошал Хорватию, гонцы привезли ему приглашение на съезд знати в Каракорум, столицу Монгольской империи. Причиной была смерть каана Угэдэя и необходимость выбора его преемника. Лучшего повода для отступления нельзя было придумать. Бату понимал, что удерживать под своей властью Польшу, Венгрию и земли южных славян ему не под силу. Так и оставшись непобежденным, он объявил о возвращении на восток. К 1243 г. все монгольские армии были отведены за Карпаты.
В результате военных кампаний 1236–1242 гг. в состав Улуса Джучи вошли Волжская Булгария, территория современной Башкирии, Западный Дешт-и Кипчак, Крым и частично Северный Кавказ. Сложнее определить статус русских княжеств. Великие князья владимирские первоначально (в период реального единства империи) получали инвеституру в имперской столице Каракоруме, при дворе верховного хана (каана); прочие же нижестоящие князья довольствовались пожалованием от Бату. Компетенция по сбору дани с Руси, очевидно, также была распределена между джучидскими и имперскими властями: последние провели и переписи населения в княжествах в 1250-х гг. Таким образом, в первый период существования Золотой Орды управление Русью не являлось монополией ордынских правителей, отчего едва ли правомерно считать славянские земли частью Джучиева улуса. Это косвенно подтверждается также участием в войнах на Руси и в Европе царевичей-неджучидов, о чем упоминалось выше.
Вернувшись из европейского похода, Бату поселился не в прииртышской отцовской ставке (она была занята его старшим братом), а в Поволжье. Стационарным центром батыевой части Улуса Джучи стал город Булгар, но сам Бату, как истинный монгол, очевидно, предпочитал кочевой образ жизни. Следовательно, область старой булгарской городской культуры фактически превратилась в его домен. Впоследствии в низовьях Волги Бату основал стольный город Сарай, и Нижнее Поволжье тоже стало домениальной областью. Сезонные передвижения между этими двумя районами (позднее с кочевками еще и на Северном Кавказе) составляли своеобразный алгоритм ежегодного распорядка Бату и наследовавших ему золотоордынских ханов.
Ставка же Орду-эджена располагалась где-то в Восточном Казахстане, между горами Тарбагатая и верховьями Иртыша [15, с. 213; 22, с. 56, 57]; точное ее расположение трудно определить из-за разногласий и лаконичности сведений в источниках.
Распространенное в литературе мнение, будто Улус Джучи (Золотая Орда) был основан только по возвращении монгольской армии из Центральной Европы в 1242 или 1243 г., базируется на недоразумении. Очевидно, не следует принимать начало правления Бату над новоприобретенными западными землями за начало золотоордынской государственности. В действительности Улус был образован (выделен Чингиз-ханом) в 1225 г., а Бату с братьями в ходе войн 1230-1240-х гг. только расширили его пределы. После этих походов территория Улуса Джучи уже кардинально не менялась. Насколько можно судить по источникам, небольшие модификации границ (или скорее зон влияния) происходили только на Кавказе – в связи с переменными успехами Джучидов в конфликтах с монгольской династией Хулагуидов (в Иране). Лишь во второй половине XIV в., когда государство оказалось охваченным смутами и стало погружаться в хаос, окраинные владения начали одно за другим выходить из-под власти Сарая.
Судя по сообщениям источников (Абу-л-Гази, Утемиш-хаджи), Бату после возвращения из западного похода стал инициатором раздельного правления вместе с Орду-эдженом в западной и восточной частях Улуса Джучи. Границей между двумя фактически автономными ханствами стал Яик [21, с. 119].
В первые десятилетия своего существования Улус Джучи был включен в общую систему организации власти и управления Монгольской империи. Судя по монгольским источникам, первые правители западных Улусов, сыновья Чингиз-хана Джучи и Чагатай, еще в 1219 г. дали отцу обещание беспрекословно повиноваться в будущем их младшему брату Угэдэю, наследовавшему верховный (каанский) престол, и, следовательно, выполнять все распоряжения, которые будут поступать из каанской резиденции.
Формально каан (каган, или великий хан) как глава империи являлся верховным ее правителем, вершителем судеб составлявших ее народов и улусов. Известное высказывание итальянского путешественника XIII в. Иоанна де Плано Карпини, на первый взгляд подтверждает монополию монгольского великого хана на власть: «Все настолько находится в руке императора, что никто не смеет сказать: «это мое или его», но все принадлежит императору, то есть все имущество, вьючный скот и люди» [17, с. 45–46]. На самом же деле данная констатация отражает положение вещей утрированно. Между имперской и улусными властями существовали, с одной стороны, разделение полномочий (прежде всего налогово-финансовых), с другой – разграничение правителей по компетенции, в соответствии с традиционными, вековыми нормами кочевнической государственности.
К числу таких норм относилось разделение территории и населения державы на два крыла (правое и левое, т.е. западное и восточное) с самостоятельным правителем в каждом из них; при этом правое крыло считалось «младшим». Подобный принцип действовал в большинстве кочевых империй средневековья и был воплощен в Монгольской империи. Улусы Джучи и Чагатая относились к ее правому крылу (монг. барун-гар); восточная же часть империи (получившая в конце XIII в. китайское название Юань) составляла левое крыло (джунгар) под верховенством каана. У Чингизидов оформилось своеобразное соправительство, когда хан Джучиева Улуса возглавлял правое крыло и фактически (но не номинально) оказывался равным по положению государю, сидящему в Каракоруме.
Еще Чингиз-хан наметил отделение Джучидов и Чагатаидов от левого крыла. После смерти фактическим соправителем каана стал Чагатай, а после его смерти в 1242 г. иерархическое старшинство на западе перешло к представителям дома Джучи [16, с. 115-122].
В Каракоруме с 1246 г. стал царствовать Гуюк, сын Угэдэя. Отношения между ним и Бату сложились враждебные. Тем не менее по некоторым данным можно судить, что соправительство осуществлялось именно ими. Иоанн де Плано Карпини передавал, будто «Бату наиболее могущественен по сравнению со всеми князьями татар, за исключением императора, которому обязан повиноваться». Европейские путешественники были убеждены, что, несмотря на наличие в Монгольской империи полновластного каана, глава Золотой Орды является «правителем татар главнейшим». Имя его почиталось даже в далеком Хорасане, где из всего множества Чингизидов западным послам назвали верховных, с точки зрения монголов-информаторов, владетелей – Гуюка и Бату [17, с. 69; 20, с. 223: 24, с. 93, 95]. О времени царствования Гуюка (1246-1248) пишет Джузджани: «Все вельможи и вожди мугальских войск повиновались Бату и обычно смотрели на него так же, как на отца его Туши (Джучи – Авт.)» [25, с. 176]. Более определенно статус Бату выражен Киракосом Гандзакеци. Этот армянский хронист рассказывает о посольстве грузинской царицы Русудан с предложением своего подданства «татарскому военачальнику, которого звали Бату, командовавшему войсками, находившимися на Руси, в Осетии и Дербенде, поскольку тот был вторым после хана лицом. И он велел ей восседать в Тифлисе, и (татары) не стали противодействовать этому, так как в эти дни умер хан (Гуюк-каан -Авт.) [8, с. 181].
Даже из этих отрывочных данных можно сделать вывод об особом статусе правителя Улуса Джучи, его подчиненности только великому хану, о распространении его власти и влияния на определенную часть западных территорий Монгольской империи. Правда, источники умалчивают о том, признавался ли Бату старшим государем в Чага-таевом улусе. Известно, что в царствование Угэдэя хорезмийцы Махмуд Ялавач с сыном и Куркуз управляли Китаем, Мавераннахром и покоренными к тому времени областями Ирана «от Хорасана до границ Руса и Диярбекра» [18, с. 64]. Но их полномочия не распространялись на территории Джучидов за реку Джейхун (Амударью).
Более определенные отношения между соправителями вырисовываются в период царствования каана Мункэ (1251-1259). После смерти Гуюка монгольская знать предложила имперский трон Бату – как старшему на тот момент Чингизиду. Тот отказался, сославшись на то, что у него и без того достаточно земель, и «управлять ими, да еще владеть и править государствами Чина (Китая – Авт.), Туркестана и Аджама (иранскими землями, которые управлялись тогда наместниками, присланными из Каракорума – Авт.) было бы невозможно». Поэтому он предложил возвести на царство своего друга и младшего кузена Мункэ (Менгу). «Мангу-хан… взошел на престол Чина и верхнего Туркестана» [25, с. 179–180], т.е., во-первых, стал управлять странами, от которых «отказался» Бату; во-вторых, «престол» Мункэ не считался престолом Дешт-и Кипчака и других западных регионов.
Конечно, полностью суверенным государем Бату не был: великий хан назначал в русские княжества своих фискальных чиновников, регламентировал финансовые расходы сарайского двора [2, с. 319, 320, 331]. Насколько можно судить по сообщениям французского дипломата Гийома де Рубрук, Золотая Орда в то время не имела права устанавливать дипломатические отношения без ведома центрального правительства, поскольку все-таки, по словам Гийома де Рубрук, «Мангу-хан есть главный в мире Моалов». Но тот же Гийом де Рубрук цитирует каана Мункэ: «Как солнце распространяет всюду лучи свои, так повсюду распространяется владычество мое и Бату» [17, с. 141]. Путешественник заметил, что в странах, подчиненных непосредственно Мункэ, посланцам Бату оказывалось даже больше почета, чем эмиссарам каана в землях Джучидов.
Для вступления в силу каанского приказа на западе империи требовалось его подтверждение от Бату. По данным Киракоса, Мункэ даровал армянскому царю Гетуму I «указ с печатью, дабы никто не смел притеснять его и страну его», а Гетум послал гонца с этим указом к Бату, «дабы и тот написал указ в соответствии с грамотами (хана)» [8, с. 224-225]. Сельджукские султаны в 1240-50-х использовали правителя Сарая в качестве арбитра в своих междоусобных спорах, хотя за ярлыками ездили, как и армяне, в Каракорум. Подобные сведения об активных связях Бату с иноземными владетелями в общем противоречат информации Гийома де Рубрук о внешнеполитической несамостоятельности ордынского правителя.
Границей сфер влияния по-прежнему считалась Амударья. Известен характерный случай, демонстрирующий суверенитет Бату. По наущению брата, мусульманина Бер-ке, он остановил на правом берегу Амударьи армию Хулагу, посланную кааном на завоевание халифата. Два года войска не двигались с места: возвратиться не позволял приказ Мункэ, а переправу запретил посол из Сарая. Только после смерти Бату в 1255 г., вняв настоятельным просьбам Хулагу, каан распорядился продолжать поход [23, с. 101, 102].
Кроме того, начало каанствования Мункэ было отмечено расправой над царевичами-потомками Чагатая и Угэдэя. Их земли оказались поделенными между верховным ханом и Золотой Ордой: последней достался в управление Мавераннахр.
После смерти Бату главенство над Золотой Ордой перешло к его сыну Сартаку. Мункэ «возвеличил его и воздал великие почести: передал ему власть отца его – командование всеми войсками, а также (владение) всеми покоренными (им) княжествами; затем, назначив его вторым (человеком государства), отпустил его восвояси» [8, с. 226]. В армянских хрониках рассказывается, что великий хан «почтил его (Сартака -Авт.) и отдал ему власть отца, признав вторым правителем после себя»; «по повелению Мангу Хана к нему (Сартаку – Авт.) перешли все владения отца его, даже с прибавлениями» [1, с. 27; 7, с. 11]. Таким образом, преемник Бату, как и отец, занял положение второго по рангу правителя империи и получил право автономного законодательства. Вероятно, хан-Джучид мог издавать указы по любому вопросу внутренней жизни подвластных ему регионов, лишь бы они не противоречили Ясе (своду законов) Чингиз-хана и распоряжениям столичной администрации.
Сартак умер, едва успев воспользоваться этими прерогативами. Во главе Орды в 1256 г. встал его дядя Берке. Он продолжал сохранять огромную власть и влияние в западной половине (правом крыле) Монгольской империи и, сверх того, пытался распространить их на новообразованный Улус Хулагу в Иране и Месопотамии.
В целом, как пишет Рашид ад-Дин, до конца жизни Бату, «а после его смерти во времена Сартака… и бóльшую часть времени Берке между домами Тулуй-хана (т.е. каанским правительством – Авт.) и Бату был проложен путь единения и дружбы» [18, с. 81].
В 1260 г. новый каан Хубилай, только что одержавший победу над братом-соперником Ариг-Бугой, поддержанным Берке, обратился с посланием к улусным правителям: «В областях смута. От берегов Джейхуна до ворот Мисра (Египта – Авт.) войском монголов и областями тазиков должно тебе, Хулагу, ведать и хорошо охранять …. С той стороны Алтая и до Джейхуна пусть охраняет и ведает улусом Алгу (внук Чагатая – Авт.), а с этой стороны Алтая и до берегов моря-океана я буду охранять» [18, с. 162]. Хубилай не упомянул здесь золотоордынского правителя, господство которого в северо-западной части державы было прочным и неоспоримым. Но налицо попытка изъять из-под юрисдикции Берке земли Хулагу, а также чагатайский Мавераннахр, утвердив Алгу в правах главы Чагатаева улуса.
С тех пор связи Золотой Орды и с имперским правительством, и с соседними улусами – обычно враждебными ей – были сведены к минимуму. Конечно, основной помехой являлось политическое соперничество. Однако, кроме него, контактам объективно препятствовал и разнобой в культурно-политических ориентациях элит огромного монгольского царства. Правители его восточной части превратились в юаньских императоров, китаизировали свой двор, организовали управление по китайским и отчасти чжур-чжэньским канонам.
Дополнительным препятствием для поддержания регулярных отношений служила приверженность правителей различным религиям. В Китае при Хубилае стал широко распространяться буддизм, а Джучиды и Хулагуиды приняли ислам – и вместе с ним ориентацию на мусульманскую бюрократию и купечество. Но едва ли правомерно приписывать этим конфессиональным различиям принципиальное значение. Об этом следует упомянуть, поскольку в литературе нередки утверждения, будто после указанных идеологических трансформаций правители разных улусов превратились друг для друга в иноверцев, «неверных». Ведь религиозная нетерпимость никогда не была присуща монгольскому государству. Сформировавшись как полиэтничная мировая держава с языческим правящим «ядром»-этносом, оно вбирало в себя и привлекало на службу приверженцев самых разнообразных верований. Такая политика диктовалась не только соображениями целесообразности, но и заветами основателя империи. О толерантном отношении Чингиз-хана к представителям разнообразных религий ясно и в общем комплиментарно свидетельствует персидский историк XIII в. Джувейни, сам состоявший на государственной службе у ильханов-Хулагуидов (см.: [26, с. 18]).
Решающим фактором, некоторое время удерживавшим империю от окончательного распада, был огромный клан Чингизидов. Несмотря на жестокие конфликты между отдельными его ответвлениями, авторитет Чингизовых потомков был непререкаем. Юаньские императоры сохраняли статус старших государей во владениях этого клана. После смерти каана Мункэ в 1259 г. Джучиды не принимали участия в общеимперских съездах знати. Тем не менее о сохранявшемся номинальном единстве империи свидетельствовало, во-первых, присутствие на этих съездах Чагатаидов и Хулагуидов; во вторых, традиционные торговые и военные связи. По требованию каана Хубилая в конце 1260-х гг. Улус Джучи выделил войска для завоевания империи Сун (в Южном Китае) [3, с. 82]. Известно о признании золотоордынским ханом Узбеком (1312-1342) иерархического старшинства юаньского императора-каана Буянту [3, с. 92]. Вполне вероятно, что подобное формальное верховенство каана подкреплялось выдачей им столь же символических ярлыков на царствование в западных улусах. Однако реальный контроль над политикой Золотой Орды центральное правительство утратило, по всей видимости, еще с 1260-х гг.
В историографии принято считать, что Улус Джучи отделился от Монгольской империи при хане Менгу-Тимуре (1266-1282). Уже в самом начале своего правления он повелел чеканить на монетах свои имя и семейную тамгу вместо имени и тамги каана. Этим он продемонстрировал фактическое отделение от Монгольской империи, и только с этого времени можно отсчитывать самостоятельное государственное существование Золотой Орды. Поскольку денежная эмиссия служила в средневековую эпоху одним из главных показателей государственной независимости, то подобная трактовка событий представляется допустимой. Первый ярлык русскому митрополиту был выдан от имени того же Менгу-Тимура. Однако реальное переподчинение Джучидам имперских вассальных владений (в том числе Руси) заметно еще раньше. Со времени правления Сартака русские князья уже не ездили за инвеститурой в Монголию (последний такой визит – Глеба Васильковича Белозерского – состоялся в середине 1250-х гг. [16, стб. 474, 524]), а получали ярлыки из рук сарайского хана.
На громадном пространстве Золотой Орды проживало множество народов, говоривших в основном на тюркских языках. Что же касается самих монголов, то их в Улус Джучи мигрировало довольно мало. Те монголы, что переселялись в завоеванные страны (Иран, Среднюю Азию, Китай, степи Восточной Европы), оказывались немногочисленными по сравнению с местным населением. Пришельцы-завоеватели в первые десятилетия осознавали свою принадлежность к монгольскому народу. Но очутившись в окружении тюрок – таких же кочевников, они быстро, уже через столетие, полностью смешались с ними. В Золотой Орде они постепенно утрачивали исконный язык, культуру и смешивались с коренными жителями.
Формально монгольский народ считался правящим в империи. Но в действительности он почти не смог воспользоваться плодами завоеваний. Основная масса монголов продолжала жить в степях Центральной Азии и вести привычную жизнь кочевых скотоводов. Сокровища и подати оседали в ставках ханов и нойонов, купцы не были заинтересованы в торговле с пастухами, ведущими примитивное натуральное хозяйство. В 1264 г. внук Чингиз-хана Хубилай перенес столицу империи из Каракорума в Пекин (Ханбалык), и Монголия фактически превратилась в захолустную периферийную провинцию.
В первой половине XIII в. кипчакские кланы оказались под властью монгольских завоевателей, став основным человеческим материалом для строительства джучидской и чагатайской улусной системы (прочие тюрки-кочевники – огузы, карлуки, уйгуры, народы Алтая – были немногочисленны по сравнению с ними). Дешт-и Кипчак был поделен на монгольские нутаги, или тюркские юрты – обширные зоны пастбищных угодий, предоставленные монгольским племенам. Считалось, что некоторая (едва ли значительная) часть степи, не охваченная этой разверсткой, оставалась принадлежащей кипчакам, предкам будущих родов кипчаков в составе современных тюркских народов.
Неизвестно, сколько именно монгольских семей переселилось на казахстанские и поволжские просторы. Во всяком случае, средневековые источники оперируют даже не десятками, а единицами тысяч – совершенно мизерным числом по сравнению с туземными тюрками. Естественно, номады-пришельцы в течение первых полутора столетий существования Золотой Орды и Чагатайского улуса ассимилировались в огромной массе местных жителей. Однако кипчаки практически утратили домонгольское племенное деление и стали обозначаться посредством этнонимов тех монгольских племен, в юртах которых им довелось очутиться. Кочевавшие в нутаге мангутов стали мангытами, оказавшиеся в зоне хонкиратов – кунгратами, найманов – найманами, кереитов – кереита-ми, или кереями и т.п.
Золотоордынский период отмечен значительными изменениями в этническом облике населения Дешт-и Кипчака и прилегающий регионов. Монгольское вторжение вызвало массовые перемещения населения на обширных территориях. Примером могут служить миграции кипчаков на Южный Урал, в Башкирию. Об этом перемещении сохранилось уникальное упоминание у Абу-л-Гази: «Джучи-хан победил и перебил [всех] попавших [ему] в руки Кипчаков; те из них, которые спаслись, ушли к иштякам … Кипчаки, обитавшие между Итилем и Тином (т.е. Волгой и Доном – Авт.), рассеялись на [все] четыре стороны» [11, с. 44]. Приток выходцев из южных степей в середине – второй половине XIII в. был вызван административной политикой в Орде, когда кипчакская знать была лишена власти, Дешт был поделен на улусы джучидских царевичей, и по велению правительства массы разноплеменных подданных перемещались из одного региона в другой. Не исключено, что и часть кипчакских новоселов появилась на Южном Урале по распоряжению сверху. Кроме того, после монгольского завоевания некоторые племена выбирали места для более спокойного и безопасного проживания на окраине степного пояса.
Материальными следами указанных процессов в Башкирии служат могильники с двумя видами погребений: под земляными курганами в западных, равнинных районах и под каменными курганами в восточных, предгорных. Первые сходны с погребальными сооружениями волжских половцев и оставлены, вероятно, выходцами из Нижнего Поволжья – этнокультурными наследниками домонгольского печенежско-половецкого населения, а также северных огузов («черных клобуков»). Вторые не имеют аналогий в Поволжье и Приуралье и связываются с выходцами с востока и юго-востока, из казахстанских степей (Восточного Дешта) – потомками племен кимако-кипчакского объединения [4, с. 70; 5, с. 359, 360; 6, с. 96-98]. Кипчакскую этнокультурную основу имели племена, сформировавшиеся на Южном Урале в XIII–XIV вв.: катай, мин, кипчак и др. Это были так называемые «территориальные племена» [13, с. 473, 474] – общности, сформировавшиеся на новой родине из фрагментов различных домонгольских объединений, перемешавшихся в ходе войн и миграций.

1. Армянские источники о монголах. Извлечения из рукописей XIII–XIV вв. / Пер. с древнеарм., предисл. и примеч. А.Г.Галстяна. М.: Изд-во восточной литературы, 1962. 156 с.
2. Бичурин Н.Я. (Иакинф). История первых четырех ханов из дома Чингизова. СПб.: Тип. К.Крайя, 1829.457 с.
3. Вернадский Г.В. Монголы и Русь. М.: Аграф; Тверь: Леан, 1997. 480 с.
4. Иванов В.А., Кригер В.А. Курганы Кипчакского времени на Южном Урале (XII–XIV вв.). М.: Наука, 1988. 96 с.
5. Иванова Е.В. Золотоордынская тематика в археологии Южного Урала // Золотоордынское наследие. Вып. 1. Казань, 2009. С. 358-361.
6. История Башкортостана с древнейших времен до 60-х годов XIX в. Отв. ред. Х.Ф. Усманов. Уфа: Китап, 1996. 520 с.
7. История монголов по армянским источникам / Пер. и объясн. К.П.Патканова. Вып. I. СПб.: Тип. имп. Академии наук, 1873. 106 с.
8. Киракос Гандзакеци. История Армении / Пер. с древнеармян., пред. и коммент. Л.А.Ханларян. М.: Наука, 1976. 357 с.
9. Кляшторный С.Г., Султанов Т.И. Государства и народы евразийских степей. Древность и средневековье. СПб.: Петербургское Востоковедение, 2004. 368 с.
10. Козин С.А. Сокровенное сказание. Монгольская хроника 1240 г. Т. I / Пер., тексты, глоссарии. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1941. 620 с.
11. Кононов А.Н. Родословная туркмен. Сочинение Абу-л-Гази, хана хивинского. М.; Л.: Изд-во АН СССР. 1958. 296 с.
12. Костюков В.П. Была ли Золотая Орда «Кипчакским ханством» // Тюркологический сборник 2005. Тюркские народы России и Великой Степи. Отв. ред. С.Г.Кляшторный. М.: Восточная литература, 2006. С. 199-237.
13. Кузеев Р.Г. Происхождение башкирского народа: этнический состав, история расселения. М.: Наука, 1974. 572 с.
14. Лубсан Данзан. Алтан тобчи (Золотое сказание) / Пер. с монг., коммент. и прил. Н.П.Шастиной. М.: Наука, 1973. 440 с.
15. Оллсен Т. Царевичи левой руки: введение в историю улуса Орды XIII – начала XIV в. // Золотоордынская цивилизация. Вып. 5. Ред. И.М.Миргалеев. Казань: Фолиант: Ин-т истории им. Ш.Марджани АН РТ, 2012. С. 209-228.
16. Полное собрание русских летописей. Т. 1. Лаврентьевская летопись. М.: Языки русской культуры, 2001. 496 с.
17. Путешествия в восточные страны Плано Карпини и Рубрука. Ред., вступ. ст., прим. Н.П.Шастиной. М.: Географгиз, 1957. 270 с.
18. Рашид-ад-дин. Сборник летописей. Т. II / Пер. с перс. Ю.П.Верховского; ред. И.П.Петрушевского. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1960.248 с.
19. Сборник материалов, относящихся к истории Золотой Орды / Пер. В.Г.Тизен-гаузена. Т. I. Извлечения из сочинений арабских. СПб.: Тип. имп Академии наук, 1884. 579 с.; т. II. Извлечения из персидских сочинений. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1941. 308 с.
20. Собрание путешествий к татарам и другим восточным народам в XIII, XIV и XV столетиях / Пер. Д.И.Языкова. СПб.: Тип. Департамента нар. просвещения, 1825. 330 с.
21. Ускенбай К.З. Восточный Дашт-и Кипчак в XIII – начале XIV века. Проблемы этнополитической истории Улуса Джучи. Казань: Фэн, 2013.288 с.
22. Федоров-Давыдов Г.А. Общественный строй Золотой Орды. М.: Изд-во МГУ, 1973. 180 с.
23. Das Mongolische Weltreich. Al-‘Umarī’s Darstellung der mongolischen Reiche in seinem Werk Masālik al absar й mamālik al-amsār. Mit Paraphrase und Kommentar hrsg. Von K.Lech. Wiesbaden: Otto Harrassowitz, 1968. 518 S.
24. Saint-Quentin S. Histoire des tartares / Publ. par J. Richard. Paris: P. Geuthner,, 1965. 130 р.
25. Tabakat-i-Nasiri: a General History of the Muhammadan Dynasties of Asia Including Hindustan, from A.H. 194 (810 A.D.), to A.H. 658 (1260 A.D.), and the Irruption of the Infidel Mughals into Islam. Vol. 1 / Transl. by H.G. Raverty. Calcutta: Gilbert & Rivington, 1881. 786 p.
26. The Ta’rikh-i-jahangusha of Alau’d-din ‘Ata Malik-i-Juwaini. Pt. I. Ed. with intrduction, notes and indices by M.Qazwini. Leyden: E.J.Brill; London: Luzac & C°, 1912. 380 p.