Завоевание Хорезма

Завоевание Хорезма монгольскими войсками (1219-1221 гг.)

Дмитрий Тимохин

К началу монголо-хорезмийской войны (1219-1221 гг.) в состав государства хорезмшахов-Ануштегинидов, помимо области Хорезм, входили: Мавераннахр, Хорасан, территории современных Ирана, Афганистана и Пакистана. Если же попытаться очертить рубежи государства в это время, то на севере граница проходила по правому берегу Сыр-Дарьи, где главным пограничным городом считался Отрар, вплоть до Аральского моря. На юге естественной границей становятся северные побережья Персидского и Оманского заливов, на юго-востоке граница хорезмийского влияния проходила по реке Инд. Что касается восточных и западных границ государства хорезмшахов при Ала ад-Дине Мухаммеде, то на востоке его держава достигала Памира и Сулеймановых гор, а на западе – гор Загрос с учетом того, что территория Ирака Персидского также находилась в подчинении хорезмийского владыки. Могущество этого правителя было так велико, что зависимость от него, по сведениям отдельных средневековых историков, признали в государствах Ширваншахов и атабеков Азербайджана [14, с. 342].
Вполне понятно, что гибель столь могущественного и обширного государства, а также последовавшие за этим события казались средневековым историкам чем-то неслыханным и невозможным, что многократно подчеркивалось ими в своих сочинениях. «[Люди] стали свидетелями таких бедствий, о каких не слыхали в древние века, во времена исчезнувших государств. Слыхано ли, чтобы [какая-то] орда выступила из мест восхода солнца, прошла по земле вплоть до Баб ал-Абваба, а оттуда перебралась в Страну Кипчаков, совершила на ее племена яростный набег и орудовала мечами наудачу? Не успевала она ступить на какую-нибудь землю, как разоряла ее, а захватив какой-нибудь город, разрушала его. Затем, после такого кругового похода, она возвратилась к своему повелителю через Хорезм невредимой и с добычей, погубив при этом пашни страны и приплод скота и поставив ее население под острия мечей. И все это менее чем за два года!» [3, с. 89].
Прежде чем переходить непосредственно к описанию самой монголо-хорезмийской войны 1219-1221 гг. и ее последствий, необходимо дать описание того, как складывались отношения между двумя этими державами до начала конфликта и выделить основные его причины. По данным арабо-персидских источников, начало дипломатическим отношениям между Хорезмом и государством Чингиз-хана положила миссия, отправленная Ала ад-Дином Мухаммедом и достигшая двора монгольского хана в 1215 году. Она была принята с почестями и вернулась с богатыми дарами. Чингиз-хан передал хорезмшаху через посла: «Я – владыка Востока, а ты владыка – Запада! Пусть между нами будет твердый договор о дружбе и мире, и пусть купцы и караваны обеих сторон отправляются и возвращаются, и пусть дорогие изделия и обычные товары, которые есть в моей земле, перевозятся ими к тебе, а твои в таком же порядке пусть перевозятся ко мне» [37, vol. 2, с. 966]. После этого посольства, которое возглавлял сейид Баха ад-Дин ар-Рази, между двумя государствами завязываются активные торговые и дипломатические контакты, прерванные событием, которое стало одновременно и главной причиной будущей монголо-хорезмийской войны – речь идет об «Отрарском инциденте» 1218 года.
То, что произошло в пограничном хорезмийском городе Отраре, которым управлял Инал-хан или Иналчик, носивший титул Гаир-хан, один из военачальников хорезмшаха и родственник его матери Теркен-хатун, до сих пор остается одним из дискуссионных моментов в истории столкновения Хорезма и монголов. В этот город прибывает караван, где помимо 450 купцов мусульман было еще и около сотни монголов, отправленных Чингиз-ханом также с торговыми целями во владения хорезмшаха [18, т. 1, кн. 2, с. 188; 43, с. 235]. Этот караван был практически полностью уничтожен, а имущество купцов было разграблено – в одних источниках по приказу самого Ала ад-Дина Мухаммеда [14, c. 348; 31, j. 1, с. 415; 11, с. 258], в других – по личной инициативе Инал-хана. В последнем варианте хорезмшах лишь приказал задержать караван, поверив в сообщение от своего наместника, что купцы каравана занимаются шпионажем и пропагандой среди местного населения [3, c. 79]. Отметим, что в более поздних арабо-персидских памятниках оказалась востребована в большей степени точка зрения Ибн ал-Асира и Джувейни [44, j. 2, с. 648]. При этом остается открытым вопрос, что же двигало в этой ситуации Инал-ханом, который, безусловно, не мог не понимать, что своими действиями он фактически развязывает войну между двумя государствами?
Одной из причин, которая могла подтолкнуть правителя Отрара к подобным действиям, возможно, было не только имущество каравана или действия купцов, которые могли бы быть классифицированы как шпионаж, но и то, что можно назвать личным фактором. О подобном пишет в своем труде Джувейни, указывая на то, что караван был арестован не из-за имущества купцов, а из-за личной обиды, нанесенной правителю Отрара одним из караванщиков, знавшим его в прежние годы и назвавшим его Инал-ханом, а не Гаир-ханом [11, c. 52]. Вполне вероятно, что вся деятельность участников каравана в Отраре была изначально спланирована как провокация с целью спровоцировать хорезмийскую сторону на какие-либо безрассудные действия и тем самым развязать войну, выставив ее виновником Ала ад-Дина Мухаммеда и его наместника в Отраре. В таком случае становятся более понятными действия купцов в Отраре, о которых пишет ан-Насави: «Когда они уединяются с кем-то из простонародья, они угрожают ему и говорят: «Вы в полном неведении относительно того, что творится вокруг вас; скоро вы увидите такое, что никто из вас раньше не видел». И далее в таком духе» [3, c. 79]. Вероятно, непосредственно на убийство купцов монгольский правитель и не рассчитывал; однако даже если он вовсе и не собирался провоцировать хорезмшаха, а лишь приказал произвести некие разведывательные действия или же начать агитацию среди местного населения – результат превзошел ожидания [22, с. 13-22]. В том факте, что монголы прибегали к услугам купцов для шпионажа или в иных целях, нет ничего нового, поскольку, как свидетельствует «Сокровенное сказание», Чингиз-хан уже в первые годы своего правления активно брал купцов-мусульман на свою службу [19, с. 78].
В историографии выдвигались различные гипотезы в отношении событий в Отраре: в большинстве случаев авторы приводили все версии событий, излагаемые арабо-персидскими историками, отдавая предпочтения одному из них [см.: 7, с. 428-429; 8, с. 135; 5, с. 223, 228; 16, с. 106-107; 20, с. 139; 43, с. 237-238]. В ряде случаев можно увидеть и трактовку этих событий исходя из сведений китайских и монгольских источников, где одной из причин Отрарского инцидента будет нежелание Инал-хана выдавать укрывшихся у него меркитов [17, с. 151].
Со своей стороны хотелось бы выдвинуть следующую гипотезу: как уже говорилось выше, Инал-хан был родственником Теркен-хатун, матери хорезмшаха [36, vol. 1, с. 60]. Ряд исследователей указывает на то, что правитель Отрара мог вести самостоятельную внешнюю политику, пользуясь своим положением, что, впрочем, мало подтверждено арабо-персидскими источниками [17, с. 151; 40, t. I, с. 102–103]. Эти источники при этом указывают на то, что власть Теркен-хатун была огромна, и сам Ала ад-Дин Мухаммед не противоречил матери «ни в малых делах, ни в больших, ни в серьезных, ни в маловажных – по двум причинам: во-первых, из-за родительской любви, которую она уделяла ему, и, во-вторых, из-за того, что большинство эмиров государства были из ее рода» [3, с. 73; 45, с. 171, anm. 1; 4, с. 252].
Исследователи многократно указывали на тот же факт: «Абсолютным владыкой считался хорезмшах и султан Ала ад-Дин Мухаммед, но в действительности Ала ад-Дин оказался в полном подчинении у своей матери Теркен-хатун, которая во внутренних и во внешнеполитических делах государства была, можно сказать, вторым государем, а в некоторых вопросах противостояла своему сыну» [8, с. 128]. В.В. Бартольд отмечал, «что в областях, находившихся под управлением Теркен-хатун, власть Мухаммеда фактически не признавалась» [7, с. 444]. Однако до сих пор не рассматривалась вероятность того, что приказ об убийстве участников каравана мог исходить из другого центра силы в Хорезме. Инал-хан, безусловно, мог пойти на подобный шаг и по своей инициативе, рассчитывая выйти сухим из воды, однако с учетом того, что в Хорезме фактически сложилось двоевластие, а тюркская военная элита разделилась на два враждующих лагеря, о чем будет сказано ниже. Приказ о ликвидации каравана мог исходить и от Теркен-хатун. Так, ан-Насави подчеркивает власть Теркен-хатун тем фактом, что при наличии приказов от нее и от хорезмшаха по одному и тому же поводу исполнялся тот, который был подписан позднее [48, с. 58-59]. В связи с этим ряд исследователей небезосновательно, на наш взгляд, предполагали наличие внутри хорезмийской военной элиты своего рода «партии войны», желавшей развязать войну с новым противников [30, с. 113].
Косвенным подтверждением этому становятся действия хорезмшаха Ала ад-Дина Мухаммеда после Отрарского инцидента: прибывшее к нему новое посольство от Чингиз-хана во главе с Ибн Кафраджем Богра требовало выдачи монгольскому хану правителя Отрара, угрожая в противном случае начать военные действия. «Чингиз-хан направил послов к султану, передал ему послание, в котором (говорилось, что) наместник Отрара из-за опасной недальновидности совершил вероломный поступок по отношению к купцам, и обязанность султана его (Инал-хана) ему (Чингиз-хану) передать. Султан, из-за этих речей послов, приказал их убить» [46, с. 73]. Подробный текст послания приводит в своем сочинении ан-Насави [3, c. 79–80], указывая и причину, по которой Ала ад-Дин Мухаммед не смог выполнить требований Чингиз-хана и самим фактом убийства посла решил ускорить начало неизбежной войны. Причина этому в том, пишет ан-Насави, что Инал-хан был родственником Теркен-хатун, а также «большая часть войск и эмиры высоких рангов были из его родни» [3, c. 80]. Виновный, как мы видим, не был наказан, и война была развязана руками самого хорезмшаха, попавшего в безвыходное положение: именно к такому финалу стремилась как часть тюркской военной элиты Хорезма, так и сам Чингиз-хан, который назначил главой посольства человека, по некоторым данным, сбежавшего с хорезмийской службы, чем лишний раз провоцировал Ала ад-Дина Мухаммеда на необдуманный поступок [30, с. 113].
Еще одним поводом к войне следует признать сражение между войсками хорезмшаха Ала ад-Дина Мухаммеда и монгольским корпусом под командованием Джучи, которое, впрочем, также является одним из дискуссионных моментов истории Хорезма накануне монгольского нашествия. Прежде всего, необходимо сказать о датировке сражения: в арабо-персидских источниках приводятся сразу несколько вариантов по этому поводу. Ан-Насави указывает на 612 г.х. [3, с. 52; 50, с. 14], однако в предшествующей главе называет 616 г.х. [3, с. 52; 50, с. 13], как и Ибн ал-Асир [14, с. 350], а Джузджани приводит 615 г.х. [12, с. 13–14]. В более поздних арабо-персидских источниках это столкновение датируется также 615 г.х. [11, c. 259; 18, c. 189-190]. В свою очередь, ряд специалистов на основании монгольских и китайских источников датируют это сражение 1218 годом [27, c. 312-314; 32, с. 233-234].
Различная локализация сражения между войсками Джучи и Ала ад-Дина Мухаммеда, как и его датировка, в исторических источниках была подробно проанализирована С.М. Ахинжановым [5, c. 226–227; 6, с. 326–335], у которого местом битвы в итоге указана Тургайская равнина «севернее Иргиза, в междуречье Кайлы и Кимач, в области, называемой Югур» [5, с. 227]. В отечественной и зарубежной историографии в большинстве случаев это столкновение именуется просто как битва на Тургайской равнине [7, с. 436; 8, с. 134; 20, с. 136]. Тем не менее окончательная локализация данного сражения до сих пор остается предметом дискуссии ввиду современного русла реки Иргиз [45, с. 130; 37, vol. 1, с. 268], на которую указывает ан-Насави [48, с. 13]. С.Г. Агаджанов указал на то, что данная река была значительно полноводнее и составляла единый бассейн с Сыр-Дарьей и Аральским морем [4, c. 53-57]. Однако чтобы окончательно поставить точку в вопросе о локализации битвы на Тургайской равнине, необходимы, по всей видимости, дополнительные исследования.
Арабо-персидские источники практически единодушно указывают на то, что предводителем армии монголов в этом сражении был Джучи [3, с. 53; 11, с. 260; 46, с. 75; 44, с. 649; 37, с. 269–270], однако в китайских источниках указывается на тот факт, что уничтожением Кушлу-хана [Кучлук], после чего и произошло сражение на Тургайской равнине, если следовать логике того же ан-Насави, командовал не Джучи, а монгольский полководец Джэбэ [32, с. 233-234; 15, с. 46]. Такого рода путаница возникла, по всей видимости, по той причине, что большинство арабо-персидских историков, начиная с ан-Насави, свели воедино две разные военные операции монгольских войск – против Кушлу-хана и против меркитов под командованием Тугта-хана [монг. Токтa / Tохта (Toqtoa)]. В первом случае монгольское войско действовало под командованием Джэбэ, а во втором – Джучи, о чем было прекрасно известно арабо-персидским авторам вследствие того, что именно с ним пришлось иметь дело хорезмийцам.
Указав все основные противоречия, приведем краткое описание самого сражения и его последствий. Поход хорезмшаха Ала ад-Дина Мухаммеда был вызван или желанием присоединить к своей державе часть земель уже разгромленного монголами государства Кушлу-хана [3, с. 52] или желанием обезопасить город Дженд и прилегающие территории кипчаков от надвигающихся отрядов Тугта-хана, который, в свою очередь, бежал от монгольского войска [44, с. 649]. Выдвинувшись на север, войско хорезмшаха обнаружило разбитых меркитов, и Ала ад-Дин Мухаммед получил информацию о победе монголов, однако он принял решение преследовать войско Джучи, хотя война между двумя державами формально еще не началась [44, с. 649]. Джучи, как только его настигла хорезмийская армия, вступил в переговоры, настаивая на том, что воевать с Ала ад-Дином Мухаммедом монголы не собираются, и у него нет на это распоряжений от Чингиз-хана [46, с. 76]; и он даже предложил хорезмшаху дары в знак мира [11, с. 261] или часть добычи, взятой у разбитых меркитов [3, с. 52]. Вместо того, чтобы воспользоваться предложением Джучи, хорезмшах развязывает сражение, которое, в свою очередь, едва не обернулось поражением его армии, а сам Ала ад-Дин Мухаммед был спасен только благодаря успешным действиям правого фланга его армии под командованием Джалал ад-Дина Манкбурны [3, с. 54; 46, с. 76; 11, с. 262; 37, с. 269-270; 25, с. 326–334]. Обе стороны покинули поле сражения, так и не выявив окончательно победителя между собой.
Само по себе указанное сражение следует признать если и не причиной последующей войны, то, как минимум, фактором, подтолкнувшим обе державы к военному столкновению. В отношении хорезмийской стороны это привело к тому, что Ала ад-Дин Мухаммед, увидев, на что способно монгольское войско, испугался противостояния с этим новым для себя противником, что впоследствии скажется на его действиях в ходе монголо-хорезмийской войны [3, c. 54; 46, с. 77; 44, с. 649-650]. Однако Чингиз-хан в результате этого военного столкновения получил ценные сведения и о хорезмийской армии, и об отдельных ее военачальниках, а также, по всей видимости, убедился в слабости своего будущего противника, что не могло не сказаться на решительности его действий в подготовке к войне с Хорезмом [37, с. 269-270].
Наконец, необходимо сказать о дополнительных факторах, которые могли оказать влияние на начало войны между Хорезмийской державой и Монгольским государством Чингиз-хана. Здесь необходимо отметить возможную заинтересованность в начале войны третьей стороны, стремившейся к взаимному истощению двух сильных соперников или же окончательному уничтожению одного из них. Арабо-персидские источники отмечают конфликт между хорезмшахом Ала ад-Дином Мухаммедом с одной стороны, и халифом ан-Насиром и исмаилитами Аламута с другой; последние начинают процесс сближения именно с целью противостояния хорезмийскому правителю [10, c. 154–155]. Уже в 1211-1212 гг. глава исмаилитов Аламута, Джалал ад-Дин Хасан, начинает энергично проводить процесс сближения с Багдадом, что вызвало негативную реакцию со стороны правителя Хорезма, так и не сумевшего подчинить своей власти земли, контролируемые исмаилитами на севере Ирана [38, с. 509].
В свою очередь, Ала ад-Дин Мухаммед требовал от халифа ан-Насира уступок -как политических, так и территориальных, – что не могло не тревожить правителя Багдада, равно как и успехи хорезмшаха в Ираке Персидском [3, c. 57]. Усиление Хорез-мийского государства и рост амбиций его правителя приводят к тому, что халиф начинает активно искать союзников в борьбе с Хорезмом, склоняя соседние государства к войне с Ала ад-Дином Мухаммедом. После взятия хорезмийскими войсками Газны в 1215 году, в архиве Гуридских султанов была обнаружена переписка с ан-Насиром, где последний подстрекал их к войне с Хорезмом [34, с. 184]. Этот факт, наряду с использованием исмаилитов халифом ан-Насиром для устранения чиновников и военачальников хорезмшаха, как это было с наместником Ирака Оглымышем ал-Атабеки, привел к тому, что, с одной стороны, Ала ад-Дин Мухаммед начинает поддерживать в своих владениях шиитов, а с другой – готовить военную экспедицию против Багдада [50, с. 16]. Поход состоялся в 1217 году, и современники отмечают, что Ала ад-Дину Мухаммеду удалось собрать невиданное войско, которое, по всей видимости, сокрушило бы армию халифа; однако успешному проведению операции помешали неблагоприятные погодные условия, и кампания была свернута [3, c. 64; 38, с. 397].
Вполне вероятно, что поход 1217 года лишь подстегнул ан-Насира к поиску новых, могущественных союзников против хорезмшаха Ала ад-Дина Мухаммеда. В.В. Бартольд, а вслед за ним многие отечественные и зарубежные специалисты скептически отнеслись к самой возможности посольства халифа к монголам, считая этот факт не находящим полного подтверждения в источниках [7, c. 467]. Действительно, ряд арабо-персидских историков вовсе не упоминает о таком посольстве даже косвенно [39, с. 366], другие упоминают о возможности подобной дипломатической миссии, однако не указывают при этом никаких подробностей [14, c. 348; 8, c. 125-126]. Однако в сочинении Мирхонда и Абу-л-Гази мы находим подробнейший рассказ об этом посольстве, где указывается, что Чингиз-хан получил от посланцев халифа необходимую ему информацию, однако не стал немедленно начинать военные действия, поскольку между ним и хорезмшахом тогда царил мир [46, с. 105; 41, с. 521]. Таким образом, версия об участии халифа ан-Насира в развязывании монголо-хорезмийской войны, а также заинтересованности в этом исмаилитов Аламута, имеет под собой определенное основание в арабо-персидских источниках, не позволяющее, впрочем, говорить как об однозначно доказанном факте.
Переходя к событиям монголо-хорезмийской войны, прежде всего, скажем несколько слов о соотношении военных сил и о том, какими ресурсами располагали Хорезмийское государство и Монгольская держава. На момент вторжения в пределы Хорезмийского государства Чингиз-хан располагал войском численностью не многим больше 150-160 тысяч человек [7, c. 434-435; 16, с. 123; 27, с. 176]. Однако при этом следует помнить, что помимо собственных военных сил в ходе этой войны монголы активно использовали хашар, что, с одной стороны, увеличивало численность их отрядов, а с другой, уменьшало потери собственно монгольских воинов [23, с. 33–39; 24, с. 393-395]. Упоминая хашар, арабо-персидские историки имели в виду насильно набранные из числа местного населения или формируемые из пленных отряды, используемые при осадных работах, а также в качестве живого щита при взятии городов и крепостей. Такая практика, кроме всего прочего, позволяла уничтожать молодое население противника, как наиболее склонное к бунту и неповиновению завоевателям. Арабо-персидские источники в основном упоминают использование хашара при описании завоевания Мавераннахра и Хорасана [18, т. 1, кн. 2, с. 201], в дальнейшем же монгольские завоеватели формировали из числа местного населения и регулярные военные отряды, как это было при осаде Герата [34, с. 316].
Хорезмийские военные силы на момент начала войны, по всей видимости, превосходили монгольские более чем в два раза: только на территории Мавераннахра и Хорасана, по сведениям источников, у Ала ад-Дина Мухаммеда было около 400 тысяч воинов [46, с. 123; 44, с. 650]. Однако, согласно ан-Насави, это были далеко не все военные силы, которыми располагал хорезмшах, поскольку накануне начала войны он объявил о дополнительном наборе воинов в свою армию, но воспользоваться этими войсками не успел [3, c. 81]. Упоминания об этих дополнительных военных силах Хорезмийского государства и их дальнейшей печальной судьбе есть также и в региональных, местных хрониках [21, с. 366; 51, с. 76].
Главная причина того, почему численное превосходство хорезмийской армии не было использовано и не помогло Хорезму в борьбе с монголами, кроется в том военном плане, который избрал хорезмшах Ала ад-Дин Мухаммед накануне войны. Арабо-персидские источники подчеркивают тот факт, что сражение на Тургайской равнине произвело ошеломляющий эффект на правителя Хорезмийской державы, однако вряд ли это можно признать единственным фактором, повлиявшим на выбор тактики будущей войны [11, c. 264]. Несмотря на некоторую путаницу с датировкой [14, c. 349; 11, c. 265; 18, т. 1, кн. 2. c. 192; 44, с. 650], арабо-персидские историки приводят очень подробное описание как самого военного совета, так и тех приготовлений к войне, которые предпринял Ала ад-Дин Мухаммед [3, с. 80-81]. На военном совете хорезмшаху предлагалось несколько планов ведения войны с монголами: было предложено собрать войска вместе и ударить по уставшему от длительного перехода противнику на Сыр-Дарье [14, с. 349]; дать противнику вступить в Мавераннахр и, пользуясь знанием местности, разбить его в этом регионе [14, с. 349; 8, с. 138]; отступить в сторону Газны и дать бой там или отойти на территорию Северной Индии [18, т. 1, кн. 2, с. 192]; отойти в Ирак Персидский и там собрать еще одну армию и разбить противника, изнуренного боями за Мавераннахр и Хорасан [11, с. 265]; наконец, предлагалось отдать уже имеющиеся военные силы под командование Джалал ад-Дину Манкбурны, а самому Ала ад-Дину Мухаммеду отступить в Ирак и собирать новые войска [44, с. 650–651].
Ала ад-Дин Мухаммед принял решение не давать противнику генерального сражения на территории Мавераннахра, усилить гарнизоны городов и крепостей этого региона, которые должны были задержать продвижение монгольских войск, а самому заняться сбором новых сил в Хорасане и Ираке. Уже средневековые арабо-персидские историки считали такое решение хорезмшаха проявлением трусости и нерешительности [11, с. 264], но на деле оно было продиктовано следующими обстоятельствами: прежде всего, этот правитель не мог рассчитывать на полное подчинение своих военачальников и приближенных с учетом конфликта внутри тюркской военной знати [7, с. 473; 16, с. 115-116]. Ситуацию усугубило неудачное покушение на жизнь хорезмшаха накануне войны с монголами, что еще больше усугубило недоверие к собственным военачальникам [38, с. 414]. Кроме того, Ала ад-Дин Мухаммед и его приближенные абсолютно не понимали с каким противником им предстоит иметь дело, считая, что монголы не могут успешно осаждать и брать крепости, а, следовательно, в Маверан-нахре их можно задержать надолго. Хорезмшах также был введен в заблуждение относительно численности монгольской армии [3, c. 78-79], а хорезмийская разведка действовала далеко не блестяще [14, c. 349; 31, с. 415]. План ведения войны со стороны Ала ад-Дина Мухаммеда был вполне логичным, но базировался на ошибочных положениях, а потому привел к разгрому Хорезмийского государства.
Чингиз-хан блестяще воспользовался всеми недостатками хорезмийского военного плана, словно знал его заранее, что говорит, скорее всего, о прекрасной работе разведки и шпионов. Вместо того, чтобы бросить все свои силы на осаду одного-двух крупных приграничных городов, монгольский хан разделил свою армию, блокировал крупные города в районе Сыр-Дарьи, а основные силы бросил вглубь страны: «Чингиз-хан приказал Чагатаю и Угэдэю с несколькими туменами войска осадить город (Отрар. – Авт.), Джочи он соизволил определить идти с несколькими войсковыми отрядами на Дженд и Яникент, а группе эмиров – в сторону Ходженда и Бенакета. Таким образом, он назначил во все стороны по войску, сам же лично с Толуй-ханом отправился на Бухару» [18, т. 1, кн. 2, с. 198]. Если бы Ала ад-Дин Мухаммед вовремя сориентировался и отказался от первоначального плана, то смог бы разбить монгольские отряды поодиночке, однако хорезмшах уже после первых поражений и потери городов начал поспешное бегство вглубь страны.
Таким образом, монгольские войска вторглись на территорию Хорезмийской державы, однако организованного противодействия вплоть до смерти в 1220-м году хорезмшаха Ала ад-Дина Мухаммеда они не встретили: фактически каждый город и находившийся в нем гарнизон были оставлены на произвол судьбы и не могли рассчитывать на помощь со стороны правителя страны. Как уже говорилось выше, предпочтя план пассивной обороны, Ала ад-Дин Мухаммед так и не отступил от задуманного даже тогда, когда стало понятно, что монгольские войска либо осаждают и берут штурмом хорезмийские крепости, либо блокируют их гарнизоны и продолжают движение вглубь страны. В связи с этим судьба того или иного города целиком и полностью зависела от действий его гарнизона и наместника, о чем мы подробнее скажем ниже. Многие населенные пункты сдавались без боя, другие же предпочитали сражаться до последнего. В результате за период с сентября 1219 по декабрь 1220 г. монголы овладели следующими городами: Отрар, Сыгнак, Дженд, Бенакет, Ходженд, Зарнук, Нур, Бухара, Самарканд, Насу и рядом других, то есть в их руках оказались и Мавераннахр, и Хорасан.
Первый удар монгольские войска нанесли по Отрару, однако с ходу взять этот город они не смогли, и осада обещала быть долгой, поскольку Инал-хан на милость победителя, с учетом Отрарского инцидента, сдаваться не собирался. После этого, как уже говорилось выше, Чингиз-хан разделил свою армию для удара по городам южнее и севернее Отрара, а сам отправился осаждать один из крупнейших городов Хорезмийского государства – Бухару. Отрар же сопротивлялся около пяти месяцев, а его наместник и гарнизон, за исключением хаджиба Караджи и его воинов, перешедших на сторону монголов, продемонстрировали чудеса храбрости в боях с противником [11, c. 56-57]. Инал-хан все-таки был схвачен монголами и предан мучительной смерти на глазах Чингиз-хана: «Он (Чингиз-хан. – Прим. авт.) велел привести к себе Инал-хана, затем приказал растопить серебро и влить ему в уши и в глаза. Так он убил его, мучая и наказывая за позорный поступок, за гнусное дело и за происки, осужденные всеми» [3, c. 81; 50, с. 30]. Здесь, по всей видимости, ан-Насави ошибается, поскольку в его сочинении осадой Отрара командует непосредственно Чингиз-хан, и он же предает Инал-хана смерти, однако в других арабо-персидских памятниках это было сделано Чагатаем и Угэдэем [11, c. 56-57]. Еще одним примером доблестного противостояния монголам стала осада Ходжента, где хорезмийским войском командовал Тимур-малик, чья судьба сложилась удачнее, чем у Инал-хана: после ожесточенных боев, понимая, что город не удержать, Тимур-малик с боем вырвался из монгольского окружения и сумел бежать в Гургандж, где присоединился к Джалал ад-Дину Манкбурны [11, c. 60-63].
Сразу же после начала вторжения на территорию Хорезмийского государства на сторону монголов переходит целый ряд военных и государственных деятелей, недовольных правлением Ала ад-Дина Мухаммеда. Один из таких перебежчиков, Бадр ад-Дин ал-Амид, осуществил с согласия Чингиз-хана следующее: он составил подложные письма, якобы написанные военачальниками, родственниками и приближенными Теркен-хатун, в которых те выказывали свое желание служить Чингиз-хану с согласия матери хорезмшаха. Эти письма дошли до Ала ад-Дина Мухаммеда, после чего тот окончательно разуверился в верности своих подчиненных и, согласно ан-Насави, устранился от управления армией и государством. Надо отметить, что послание от Чингиз-хана, согласно тому же источнику, получила и Теркен-хатун, где ей предлагалось не вмешиваться в происходящее вместе с верными ей эмирами, в обмен на это она получала в собственное владение целый ряд областей. Так же, как и ее сын, Теркен-хатун в панике покинула своих приближенных в Гургандже и бросила их на произвол судьбы [3, c. 83; 50, с. 31].
Несколько подробнее необходимо остановится на взятии Чингиз-ханом следующих городов ввиду их значимости для Хорезмийской державы: это, прежде всего, Бухара, Самарканд и, конечно, Гургандж, как столица этого государства. Осада Бухары началась в марте 1220 года. Часть хорезмийского гарнизона осуществила вылазку, но была разбита, в результате чего горожане, напуганные этим, открыли монголам ворота города. Однако часть гарнизона продолжала сопротивление во внутренней крепости, и Чингиз-хан не только приказал использовать жителей Бухары в качестве хашара, но и полностью уничтожил сам город, когда сломил сопротивление последних его защитников [11, c. 70-71; 52, с. 113-118].
После взятия Бухары монгольские войска под командованием Чингиз-хана двинулись в сторону Самарканда, а хорезмшах Ала ад-Дин Мухаммед не только прекратил всякие попытки управления собственной державой и ее армией, но и бежал перед лицом монгольской угрозы, пытаясь спасти свою жизнь. Самарканд был взят после нескольких неудачных попыток его огромного гарнизона (по некоторым данным достигавшего численности в 110 тысяч человек [8, c. 145]) разбить монголов в полевом сражении [14, c. 353-355; 11, с. 78-83]. Так же как и в случае с Бухарой, город был сдан противнику местным населением, которое надеялось на милость победителей, однако монголы после взятия города полностью вырезали весь тюркский гарнизон [11, с. 71], часть горожан отправили в хашар, а ремесленников угнали в плен [8, с. 146]. Таким образом, лишь немногим из жителей Самарканда удалось спасти свою жизнь и остаться в городе после взятия его войсками Чингиз-хана.
Правитель Хорезмийского государства Ала ад-Дин Мухаммед, в то время как его подданные гибли в сражениях с противником, бежал в Нишапур и Бистам, затем, узнав, что Чингиз-хан отправил на его поиски отряды Джэбэ и Субедея [11, с. 96-99], двинулся в провинцию Гилян и там скрывался на острове Абескун в Каспийском море [50, c. 35-37]. Именно там и закончил свои дни в шаввале 617 года (декабрь 1220 г.) правитель одного из крупнейших государств исламского Востока, для похорон которого не нашлось даже савана, и приближенные заменили его своей одеждой [3, c. 91-92; 9, с. 186; 38, vol. 1, c. 418; 48, c. 62-67; 50, c. 37]. Перед смертью хорезмшах Ала ад-Дин Мухаммед передал власть старшему сыну, Джалал ад-Дину Манкбурны, который сопровождал его во всех скитаниях по стране [3, c. 100; 48, c. 77-78; 50, c. 40-41].
В отличие от отца, новый хорезмшах с первых дней своего правления выступает за активное противодействие монгольским завоевателям и для того, чтобы организовать и возглавить борьбу с ними, отправляется в Гургандж, рассчитывая сделать его центром сопротивления. Однако там эмиры, верные Теркен-хатун, не только не признают его власти, но составляют заговор с целью убить его, узнав о котором Джалал ад-Дин Манкбурны навсегда покидает Гургандж, а вскоре к городу подходят монгольские войска [48, c. 79-80]. На осаду столицы Хорезмийского государства Чингиз-хан бросил огромные силы под командованием своих сыновей Угэдэя, Чагатая и Джучи, которые были усилены также хашаром, однако решимость и отвага защитников города вместе с их многочисленностью затрудняла монголам взятие столицы [11, с. 84; 18, т. 1, кн. 2, с. 215; 47, c. 134-135].
Арабо-персидские источники подчеркивают два важных момента, связанных с этой осадой, и прежде всего попытку Джучи путем переговоров склонить жителей и гарнизон Гурганджа сдаться и тем самым сохранить для себя этот город, поскольку и он, и область Хорезм были обещаны ему Чингиз-ханом, однако эти действия Джучи не принесли никаких результатов [3, с. 137; 48, с. 129-130; 18, с. 215]. Осада Гурганджа растянулась на срок более семи месяцев [8, c. 152], еще и по причине разногласий между сыновьями Чингиз-хана, Джучи и Чагатаем, в результате чего монгольский правитель был вынужден поставить во главе осаждающих Угэдэя, который и примирил враждующих братьев [18, т. 1, кн. 2, с. 216; 47, с. 138]. Лишь после этого монгольским войскам удалось захватить столицу Хорезмийского государства, где ими было уничтожено огромное количество воинов и мирного населения [18, т. 1, кн. 2, c. 205], а сам город был разрушен до основания [3, с. 138; 48, с. 130-131; 13, с. 95-97; 36, vol. 1, с. 60-61]. Участь Гурганджа разделили многие богатые и цветущие города Хорезмийского государства и их жители, как уже отмечалось выше. Помимо уже упомянутых, хотелось бы сказать о судьбе таких важных городов, как Мерв, Нишапур и Герат, разрушение которых и огромные людские потери были особенно отмечены арабо-персидскими историками, пораженными масштабами произошедшей катастрофы [1, c. 99; 11, с. 101-112; 29, с. 529-530, 579; 34, с. 316].
Хорезмшах Джалал ад-Дин Манкбурны, после того как покинул Гургандж, начал скапливать войска для противостояния монголам первоначально в Нишапуре, а затем в Газне [3, c. 110], где ему удалось собрать вокруг себя значительные военные силы [3, c. 124-125; 14, с. 365], а затем одержать несколько побед над небольшими монгольскими отрядами [7, с. 509; 3, с. 109]. Однако наиболее значимым событием этого этапа монголо-хорезмийской войны следует признать первое серьезное поражение монгольского войска при Перване в 1221 году. Здесь хорезмийской армии под командованием Джалал ад-Дина Манкбурны удалось наголову разгромить 45-тысячный корпус под командованием Шиги-Хутуху-нойона, что, в свою очередь, заставило Чингиз-хана бросить все свои силы, кроме войск под командованием Джучи, против последнего хорезмшаха [7, с. 509; 26, с. 154; 14, с. 365; 11, с. 287; 3, с. 125; 2, с. 28-29]. Сама по себе победа при Перване имела для Джалал ад-Дина как положительные, так и отрицательные последствия: к первым можно отнести многочисленные антимонгольские восстания, самым крупным из которых было восстание в Герате, которые, впрочем, были жестоко подавлены монголами [34, с. 316]. К отрицательным последствиям этой победы следует отнести раскол в хорезмийской армии, составлявшей накануне этого сражения порядка 60 тысяч человек, в результате которого почти половина оставшихся войск покинула Джалал ад-Дина Манкбурны. Ан-Насави подчеркивает, что данный конфликт внутри хорезмийский армии произошел между предводителями халаджей и карлуков и Амин-маликом, предводителем тюрок-канглы в армии хорезмшаха и родственником Джалал ад-Дина [3, c. 125-126; 35, vol. 2, с. 405, 407–408].
В подобной ситуации, потеряв половину армии, Джалал ад-Дин Манкбурны принимает решение отступать в сторону реки Инд для того, чтобы уйти в Северную Индию и там скопить силы для новой войны [3, c. 126–127; 33, с. 31]. Однако этому не суждено было сбыться, и в 1221 году хорезмшах был вынужден принять бой на берегу Инда против объединенной монгольской армии под командованием самого Чингиз-хана, который накануне сражения потребовал от своих воинов ни в коем случае не убивать Джалал ад-Дина, а любой ценой доставить его живым [18, т. 1, кн. 2, c. 223]. Битва на Инде началась 23 ноября 1221 года и длилась около трех суток [8, c. 157-158]. Согласно информации из арабо-персидских источников, самое значительное сражение всей монголо-хорезмийской войны протекало следующим образом: монгольское войско, расположенное полумесяцем, прижимало к реке хорезмийское войско, которое не имело возможности для переправы через реку или для любого иного маневра. Монгольская армия разгромила фланги хорезмийцев, однако их центр, которым командовал лично хорезмшах, держался длительное время [11, c. 290], и лишь когда стало понятно, что сил для сопротивления больше нет, Джалал ад-Дин Манкбурны верхом на коне и в полном вооружении переправился через Инд на другую сторону [3, c. 127-129; 52, с. 133-134; 11, с. 291; 18, т. 1, кн. 2, с. 223-224; 38, vol. 1, с. 420; 42, с. 154]. Остатки его армии попытались сделать то же самое, однако это удалось немногим, а родственники и семья султана либо погибли в реке Инд, либо попали в плен к монголам [7, c. 513]. По сведениям более поздних арабо-персидских источников, начиная с труда Джувейни, Чингиз-хан запретил своим воинам стрелять по плывущему через реку хорезмшаху, а вместо этого указал на него своим сыновьям и сказал: «Вот о каких сыновьях мечтает каждый отец! Избежав двух водоворотов – воды и огня – и достигнув берега безопасности, он совершит множество славных дел и станет причиной неисчислимых бедствий. Как может разумный человек не принимать его в расчёт?» [11, c. 291].
Именно сражение на реке Инд 1221 года фактически является завершением монголо-хорезмийской войны: самого государства хорезмшахов более не существовало, его последний правитель скрывался на территории Северной Индии, и не осталось никого из военачальников, кто мог бы возглавить армию в борьбе с монгольскими завоевателями. При этом следует отметить, что далеко не все земли, входившие в состав Хорезмийского государства, теперь контролировались монголами: лишь в Мавераннахре, Хорасане и области Гур монголами была сформирована собственная система управления, поставлены свои наместники и в их пользу собирались налоги. В остальных же регионах в этот период либо наступило временное безвластие, либо постепенно формировались местные независимые политические структуры. В дальнейшем монгольские войска будут постепенно включать в состав своей державы земли, которые не были ими захвачены непосредственно в ходе монголо-хорезмийской войны: так, Систан был захвачен монголами лишь к 1230-му году [21, c. 368; 51, с. 76], а в Кермане в этот период начала свое существование династия атабеков Кермана, чей родоначальник, хаджиб Барак, подчинился монголам [49, с. 23-24].
Таким образом, несмотря на разгром Хорезмийского государства к 1221 году и уничтожение последних очагов сопротивления на территории Мавераннахра, Хорасана и в области Гур в 1222-1223 годах, большое количество земель, входивших в состав державы хорезмшахов, не контролировались монголами и не являлись частью империи Чингиз-хана. В связи с этим в конце 1220-х и в 1230-е годы начинается вторая волна завоевательных походов монгольских войск для покорения земель Ирана, Ирака и Южного Кавказа, и здесь им вновь будет противостоять хорезмшах Джалал ад-Дин Ман-кбурны, покинувший пределы Северной Индии в 1225 году. Однако с гибелью этого правителя в 1231 году последние остатки некогда огромной Хорезмийской державы будут захвачены и окончательно войдут в состав Монгольской империи наследников Чингиз-хана.

1. Ибн Абу Усабиийа. Уйун ал-анба фи-табакат ал-атиба (Источники сведений о разрядах врачей) // Материалы по истории Средней и Центральной Азии X–XIX вв. / Отв. ред. Б.А. Ахмедов. Ташкент, 1988. С. 95-102.
2. Арунова М.Р., Лалетин Ю.П. Очерки средневековой и новой истории Афганистана. М., 2010. 264 с.
3. Ан-Насави. Жизнеописание султана Джалал ад-Дина Манкбурны / Пер.: З.М. Буниятов. Баку, 1973.450 c.
4. Агаджанов С.Г. Очерки истории огузов и туркмен Средней Азии IX–XIII вв. Ашхабад, 1969.298 с.
5. Ахинжанов С.М. Кипчаки в истории средневекового Казахстана. Алматы, 1995. 294 с.
6. Ахинжанов С.М. Хорезм и Дешт-и Кипчак в начале XIII в. (о месте первого сражения армии хорезмшаха с монголами) // Взаимодействие кочевых культур и древних цивилизаций / Отв. ред. В.М. Массон. Алма-Ата, 1989. С. 326-335.
7. Бартольд В.В. Туркестан в эпоху монгольского нашествия // Бартольд В.В. Сочинения. М., 1963. Т. 1.760 c.
8. Буниятов З.М. Государство Хорезмшахов-Ануштегинидов, 1097–1231. М., 1986. 247 c.
9. Вассаф. Тарих-и Вассаф // Персидские исторические тексты. Хрестоматия / Сост. Дж.Ш. Гиунашвили, Д.В. Кацитадзе. Тб., 1972. С. 186-187.
10. Дафтари Ф. Краткая история исмаилизма. Традиции мусульманской общины / Пер.: Л.Р. Додыхудоева, Л.Н. Додхудоева. М., 2004.273 с.
11. Джувейни. Чингиз-хан. История завоевателя мира / Пер.: Е.Е. Харитонова. М., 2004. 690 с.
12. Джузджани. Насировы разряды // Собрание материалов, относящихся к истории Золотой Орды / Сост. В.Г. Тизенгаузен. М.; Л., 1941. Т. II. С. 13-19.
13. Джузджани. Насировы разряды / Пер. А.А. Ромаскевич, В.Г. Тизенгаузен. М., 2010. 142 с.
14. Ибн ал-Асир. «Ал-Камил фи-т-тарих». «Полный свод по истории». Избранные отрывки / Пер. П.Г. Булгаков, Ш.С. Камолиддин. Т., 2006. 560 с.
15. История Небесной империи. Т. I. История первых пяти ханов из дома Чингизова / Под ред. В.Е. Ларичева; пер. с маньчж. Л.В. Тюрюминой и П.И. Каменского; коммент. Л.В. Тюрюминой. Новосибирск, 2011. 220 с.
16. Петрушевский И.П. Поход монгольских войск в Среднюю Азию в 1219–1224 гг. и его последствия // Татаро-монголы в Азии и Европе / Отв. ред. С.Л. Тихвинский. М., 1977. С. 107-140.
17. Пилипчук Я.В. Етнополітичний розвиток Дашт-і Кипчак у ІХ– ХІІІ ст. Київ, 2012. 288 с.
18. Рашид ад-Дин. Сборник летописей. Т. 1–2 / Пер.: А.К. Арендс, Ю.П. Верховский, О.И. Смирнова, Л.А. Хетагуров. М., 2002.
19. Сокровенное сказание монголов / Пер.: С.А. Козин. М., 2002. 156 с.
20. Султанов Т.И. Чингиз-хан и Чингизиды. Судьба и власть. М., 2006.448 с.
21. Тарих-и Систан. (История Систана) / Пер.: Л.П. Смирнова. М., 1974. 574 с.
22. Тимохин Д.М. Жизнь и смерть Инал-хана в описаниях арабо-персидских источников эпохи монгольского завоевания // Восточный архив. 2012. № 2. С. 13–22.
23. Тимохин Д.М. Использование монгольскими войсками тактики хашара в период завоевания государства Хорезмшахов (1219-1221 гг.) // Батыр. 2011. № 1(2). С. 33-39.
24. Тимохин Д.М. Особенности исчисления хашара по мусульманским источникам периода монгольского нашествия на Среднюю Азию // Вспомогательные исторические дисциплины: классическое наследие и новые направления: материалы XVIII науч. конф. Москва, 26-28 янв. 2006 г. / Редкол.: В.А. Муравьев и др. М., 2006. С. 393-395.
25. Тимохин Д.М. Первое сражение хорезмийцев и монголов на Тургайской равнине в 1218 г. и его последствия // Золотоордынская цивилизация. Сб. ст. Вып. 5. Казань, 2012. С. 326-334.
26. Хартог Л. Чингиз-хан. Завоеватель мира. М., 2007.285 с.
27. Храпачевский Р.П. Военная держава Чингиз-хана. М., 2004. 557 с.
28. Al-Asir ibn. Al-Kamil fi-t-tarih // Journal Asiatique. T. XIII-XV. Paris, 1849-1850.
29. Barbier de Meynard, Casimir. Dictionnaire geographique, historique et litteraire de la Perse et des contrees adjacentes. Extrait en traduction fransaise avec quelques texts originaux, du Mo’djem el-Bouldan, dictionnaire des pays, de Ibn Abdallah el-Roumi el-Hamawi Yaqout, 1179-1229 a.d. et complete a l’aide de documents arabes et persan pour la plupart inedits avec preface analytique et des notes critiques. Amstedam, 1970. 640 p.
30. Barckhausen J. L’empire jaune de Genhis-Khan. Paris, 1935. 279 p.
31. Ibn Battuta. Safar nama-i Ibn Battuta / Tard. Muhammad Ali Muvvahid. Тehran, 1969-1970. J. 1-2.
32. Bretschneider E. Mediaeval Researches from Eastern Asiatic Sources. Fragments to wards the Knowledge of the Geography and History of Central and Western Asia from the 13th to the 17th century. Vol. I. With a Map of Middle Asia. London, 1910. 334 p.
33. The Cambridge History of Inner Asia. The Chinggisid Age / Ed.: N. di Cosmo, A.J. Frank, P.B. Golden. Cambridge, 2009. 488 p.
34. Cambridge History of Iran. Vol. 5 / Ed.: J.A. Boyle. Cambridge, 1968. 763 p.
35. Djuveini. The History of the World-conqueror Vol. 1-2 / Trad.: J.A. Boyle. Manchester, 1959.
36. Djuveini. Tarih-e jahan goshay. Vol. 1-2. Leiden, 1912.
37. Djuzdjani. Tabakat-i Nasiri Vol. 1-2 / Trad.: H.G. Raverty. Calcutta, 1960.
38. Hamdallah Kazvini. Tarihi gouzide. Vol. I / Trad.: Y. Le Strange. Paris, 1903. 732 p.
39. Hamdallah Kazvini. Tarih-i Guzide / Еd.: Abdal-Hosein Navsi. Tehran, 1960. 816 p.
40. Histoire des campagnes de Gengis Khan, Chêng-wou ts’in-tchêng lou. T. I / Traduit et annoté par P. Pelliot et L. Hambis. Leiden, 1951. 320 p.
41. Histoire des Mogols et des Tatares par Aboul-Gazi Behadour Khan. Vol. II / Trad. B. Desmaisons. St.-Petersburg, 1874. 394 p.
42. Histoire des Seldjoucides d’Asie Mineure d’apres l’abrege du Seldjouknameh d’Ibn-Bibi. Texte Persan // Recueil de textes relatifs a l’histoire des seldjoucides / Ed.: M.Th. Houtsma. Leiden, 1902. Vol. IV. 384 s.
43. Kafesoğlu I Harezmşahlar devleti tarihi (485-617/1092-1229). Ankara, 1956.420 s.
44. Khondamir. Tarih-e habib. Tehran, 1954. J. 1-3.
45. Marquart J. Über das Volkstum der Komanen// Bang W., Marquart J. Ostturkische Dialektstudien. Berlin, 1914. S. 25-238.
46. Mirhond. Histoire de sultan du Kharezm. Le texte persian. Chrestomathies orientales ou recueil de textes arabes, turks, persans, grecs-modernes, armeniens et indostanis. Paris, 1841. 113 s.
47. Mirhond. La vie de Genghis-khan. Le texte persian. Chrestomathies orientales ou recueil de textes arabes, turks, persans, grecs-modernes, armeniens et indostanis. Paris, 1840. 174 s.
48. An-Nasavi Nur ad-Din Muhammad Zeydary. Sirat-e Jelal-e ad-Din ya Tarih-e Jelali / Tard. Mohammad Ali Naseh. Tehran, 1945. 360 s.
49. Natanzi Moin ad-Din. Montahab at-tavarih-e Moini. Tehran, 1957. 492 s.
50. ün-Nesevî Ahmed Şehabeddin. Celâlüttin Harezеmşah / Mütercimi: Necip Âsım [Yazıksız]. İstanbul, 1934. 158 s.
51. Sistani, Malek-Shah-Hosein b. Malek Giyas ad-Din Mohammad b. Shah-Mahmud. Tarih-i ihiya al-muluk. / Sard. Menuchar Sotude. Tehran, 1966. 620 s.
52. Tarih-i Benaketi // Hakemi I. Nasrhai-e tarihi. Tehran, 1971. S.131-134.