Татарские юрты и Османская империя
Татарские юрты и Османская империя
Илья Зайцев
Возникновение османско-золотоордынских дипломатических связей восходит к XIV в. Однако самым ранним дошедшим до нас текстом золотоордынско-османской переписки является подлинник письма хана Улуг-Мухаммеда султану Мураду II (Топ-капы № 10202), датированного 14 марта 1428 г. Документ этот написан на чагатайском языке. Письмо было найдено А.Н. Куратом в архиве дворца-музея Топкапы и опубликовано им в 1937 г. [75] . Я. Пеленский относил документ к числу казанских текстов. По его справедливому замечанию, поскольку это послание было написано, когда Улуг-Мухаммед был все еще на троне Золотой Орды, то есть до того, как он стал первым правителем нового Казанского ханства, то могут возникнуть возражения против включения письма в число казанских документов. Однако тот факт, что «Казанское ханство было основано «отколовшимися» (dissident) элементами из Золотой Орды и Улуг-Мухаммед стал первым ханом нового татарского государства, позволяет рассматривать этот ярлык по меньшей мере в качестве пограничного случая» [90, с. 14] .
Оборотная сторона листа занята текстом, на первый взгляд не имеющим отношения к письму Улуг-Мухаммеда. Это копия фетх-наме Мурада II о завоевании крепости Гюверджинлик («Голубятня») , написанного на арабском в 831 г.х. и направленного в Египет некоему беку Акбуге [76, с. 7] . 831 г.х. соответствует периоду времени с 22 октября 1427 г. по 10 октября 1428 г. Название Gügercinlik – турецкая калька сербского названия Голубац – крепости на правом берегу Дунае к востоку от Белграда [73, с. 106] . Османские войска дважды овладевали этой крепостью: первый раз в ноябре 1427 г., когда Голубац, который по договору сербского деспота с королем Сигизмун-дом должен был быть передан венграм, вместо этого был добровольно сдан туркам комендантом города Иеремией [65, с. 430; 69, с. 163-164; 20, с. 220-221; 11, с. 300-301]. Второй раз, согласно Тарих-и Абу-л Фатх Турсун Бега, город был взят войсками Махмуда-паши в июле 1458 г. [67, с. 81a] . Окончательное завоевание Голубца сделало город стратегически важной пограничной крепостью, жители которой охраняли османские суда на реке, а также обеспечивали охрану самого города от набегов венгров и гайдуков [18, с. 159] . С начала 1428 г. по июнь этого же года крепость была осаждена войсками Сигизмунда, вокруг города велись ожесточенные бои, видинский санджак-бей Синан-бей неожиданной вылазкой существенно потрепал венгерские войска [87, с. 151–152]. Ясно, что оригинал фетх-наме относится к первому взятию османами Голубца, т.е. написан после ноября 1427 г., когда турки овладели городом.
В Египте в это время – с 1422 по 1438 г. – правил Ашраф Сейф-ад-Дин Барсбай . Мурад II обменивался с ним посольствами и письмами. Сохранилось письмо Мурада Барсбаю от 10 зуль-хиджа 831 г.х. и ответ мамлюкского султана [61, с. 195-198; 58, с. 389] . Падение Гюверджинлика и поражение венгров в 1428 г., естественно, послужили поводом для продолжения османо-мамлюкских контактов, и в 1430 г. османский посланец доставил в Египет сообщение о взятии турками Салоник [58, с. 389] . Видимо, Акбуга, которому было направлено фетх-наме Мурада II, – это эмир Барсбая, «инспектор» Верхнего Египта, полное имя которого – Акбуга Джамали [58, с. 46-47, 149]. В тексте фетх-наме он назван «эмиром правоверных» и «опорой государства и веры».
В любом случае, текст фетх-наме оказался на оборотной стороне письма Улуг-Мухаммеда, видимо, уже после его получения в Стамбуле, т.е. оригинал послания хана был переиспользован в султанской канцелярии. Зачем понадобилось создавать копию фетх-наме на обороте письма Улуг-Мухаммеда, не совсем ясно. Трудно предположить, что сделано это было из-за нехватки писчего материала. Однако прямой связи, кроме года написания (1428), между этими документами как будто бы нет .
Текст письма Улуг-Мухаммеда сохранился не полностью: отдельные места пострадали от сырости и не поддаются прочтению. В письме Мураду II хан коснулся истории османско-ордынских отношений: «Наши прежние братья-ханы и ваши отцы, султаны вилайета Рум и старшие братья неоднократно посылали друг другу послов, обменивались подарками и приветствиями, вели торг через купцов-уртаков и находились в хороших отношениях. Затем наш брат-хан Токтамыш-хан и ваш великий дед гази Баязид-бек в соответствии с добрым старым обычаем обменивались послами, подарками, приветствиями и, пребывая в дружбе и согласии, удостоились милости господней» [76, с. 8-9, 161-165; 41, с. 54, текст в приложении]. Этот документ свидетельствует «не только об обмене посольствами между сараевскими ханами и турецкими султанами в 20-30-х гг. XIV в., но и сообщает, что подобные контакты имели место во времена султана Баязида и хана Токта-мыша, накануне известных походов Тимура в Поволжье и Малую Азию, т.е. еще в ту пору, когда и сарайские ханы, и турецкие султаны были заинтересованы в создании антитимуровского союза. Из письма также ясно, что переписка Джучидов с турецкими султанами имеет еще более раннюю традицию» [46, с. 128]. Действительно, слова Улуг-Мухаммеда о древности османо-ордынских связей, скорее всего, «имеют не просто декларативный, а документальный характер» [46, с. 132, прим.]. Импульсом для продолжения официальных контактов послужили общие внешнеполитические интересы двух государств в конце XIV века. М.Г. Сафаргалиев предположил, что сближение Токтамыша с Баязидом могло произойти в 1394 г., когда Токтамыш активно искал союзников против Тимура. «На этот счет нет прямого указания, но косвенные данные говорят о возможности такого союза» [36, с. 418]. Представляется возможным уточнить это предположение. В 1394 г. в Дамаске египетский султан аз-Захир Баркук принимал послов Токтамыша, Баязида и Бурхан ад-Дина Ахмеда, правителя Сиваса. Рассказ об этом сохранился у мамлюкского историографа Тагри Бирди: «Туда прибыли к султану послы Тохтамыш хана, правителя земли Кипчак (Кыфджак), предлагая союз против Тимурленка, предложение которых султан принял. За ними прибыли послы османского султана Йылдырыма Баязида, правителя Малой Азии, сообщая, что он послал 200000 дирхемов в помощь аз-Захиру и что он будет ждать ответа султана, чтобы поступить соответственно…» [96, с. 148; 16, с. 95-96] . Баркук с благодарностью воспринял эти предложения. Возможно, что первые официальные контакты представителей Токтамыша и Баязида произошли именно в августе 1394 г. в Дамаске, где представители четырех стран обсуждали перспективы войны с Тимуром .
Поражение Токтамыша в 1395 г. и катастрофа 28 июля 1402 г. (битва при Анкаре), на какое-то время приостановили развитие отношений двух государств. И Османская империя, и Золотая Орда испытывали тяжелейшие внутренние потрясения, временно снявшие актуальность контактов друг с другом. Однако у двух придворных летописцев Тимура Шараф ад-Дина Йезди и Низам ад-Дина Шами, а также у византийского историка Лаоника Халкокондила сохранились известия, что часть Орды, разгромленной Тимуром на Ворскле, под предводительством эмира Актау в 1397 г. бежала в низовья Днепра, откуда, двинувшись далее на запад, вероятно, в 1398 г. попала в османские владения на Дунае. Актау вынужден был волей или неволей вступить в переговоры с Баязидом, результатом которых стало поселение беженцев на юге Дуная и Балканах. Возможно, именно эта группа разграбила в феврале 1399 г. Варну. Однако вскоре Баязид изменил решение и устроил кровавую бойню татарских вождей, которая не могла не вызвать сопротивления татар. Оставшиеся в живых были поселены вокруг Эдирне .
К сожалению, мы не имеем сведений о развитии османо-ордынских дипломатических отношений в самом начале XV в. Т. Халаши-Кун в одной из своих ранних статей относил посольство Улуг-Мухаммеда к Мураду в Адрианополь к 1424 г. [62, с. 143]. Видимо, это ошибка. В феврале 1424 г. Мурад после поездки по малоазийским городам принимал в Эфесе послов сопредельных держав [12, с. 73]. Сведений о посольстве Улуг-Мухаммеда к Мураду в 1424 г. в известных мне источниках нет. Письмо Улуг-Мухаммеда выглядит как первое официальное послание, призванное восстановить дипломатические отношения после длительного перерыва. Причину этого разрыва следует, видимо, искать в возобновлении союза Токтамыша с Тимуром в самом начале XV в.
Из письма Улуг-Мухаммеда становится ясным, что существовало два пути, по которым осуществлялся посольский обмен между двумя странами. Один – сухопутный – проходил через Причерноморские степи и Валахию, второй шел через Черное море: «Мы не снарядили к вам человека, полагая, что, если мы его пошлем, Афлак его не пропустит. Мы знали, что от вас водным путем к нам отправлен человек. Как случилось, что он не прибыл?» [76, с. 8-9, 161-166; 40, с. 54; 41, с. 239] .
В это время в европейской дипломатии зреет идея антиосманской коалиции с участием азиатских государств. Одно из первых мест в этом возможном союзе отводится ханам Джучиева улуса. Мысль о привлечении «кипчакских» ханов к антиосманскому союзу к началу XV в. уже имела свою историю, т.к. еще в 80–90-х XIV в. европейские государства и, в частности, Византия и Венеция предпринимали подобные попытки [92].
Осенью 1411 г., до встречи между Сигизмундом (1387-1437 гг.) и королем Польши, польская делегация в Риме просила (анти)папу Иоанна XXIII объявить крестовый поход против татар. Послы Сигизмунда к папскому престолу, однако, убеждали папу, что организация такого похода будет смертельной ошибкой. Сигизмунд считал, что татары – естественные союзники европейских государств против Османской империи. Владислав был готов разделить взгляды Сигизмунда: в 1412 г., когда в Буду прибыли послы татарского хана и предложили польскому королю заключить союз против всех его врагов, он, как и Сигизмунд, принял это предложение. В начале 1412 г. Сигизмунд посылал послов (Николауса де Геретца) через генуэзскую Каффу к хану Джалал-ад-Дину (сыну Токтамыша), правившему в 1411-1412 гг., с предложением присоединиться к антиосманской лиге вместе с Византией, на что был получен положительный ответ [95, с. 591].
В списке даров (litterae donationis) – пожаловании, выданном Сигизмундом в г. Надьсомбат 6 февраля 1428 г., описана миссия двух венгерских послов (получателей пожалования) к азиатским правителям с целью заключения союза против Турции. Этот документ хранится в Венгерском Национальном Архиве (Magyar Országos Levéltár, Diplomatikai Levéltár: 100.445). Имена послов – Miklos Szerecsen (Nicolaus Sarachenus) и Josza Török (Iosa Turcus). Миклош Гереши – Nicolaus de Geretz (один из послов Сигизмунда) попал в плен к туркам при Никополе и 12 лет провел в неволе. После того, как он обрел свободу в 1408 г., он поступает на службу к Сигизмунду. «Саракенусом» он назван, возможно, потому, что был в плену у мусульман. На обратном пути при его возвращении в Венгрию из плена к нему присоединяется турок, впоследствии крестившийся (Jozsa Török), также поступивший на службу к Сигизмунду и выполнявший с Миклошем Саракенусом дипломатические поручения монарха [54, с. 273].
Помимо прочего в списке сказано: «…Йоза Терек был послан в качестве нашего посла принцу Магомету, господину Татар Орды; принц тоже намеревается против гнусных турок со всей своей мощью, так что, таким образом, он (т.е. посол) привез от этого Магомета ответ, желаемый нами..» [71, с. 10–13]. Магомет, «господин (правитель) Татар Орды», к которому ездили послы Сигизмунда, по предположению Л. Тарди, – Улуг-Мухаммед [97, с. 18–19]. Однако Л. Тарди исходил из датировки упомянутых в списке посольств тем же 1428 г (т.е. датой написания самого списка). Не так давно Д. Агостон, обратившись к архивному подлиннику документа, показал, что список упоминает миссию Миклоша Гереши не в Караманию в 1428 г. , а посольство Сигизмунда к Кара-Юлюку Ак-Коюнлу в 1419 г. [54, с. 273–274]. Таким образом, посольство Сигизмунда к «Магомету, Господину Татар Орды» (т.е. к Улуг-Мухаммеду) имело место между 1419 и 1428 гг. Штромер фон Райхенбах относил посольства Терека к Улуг-Мухаммеду к 1419–1423 гг. [95, с. 596]. Поскольку воцарение Мухаммеда относится, согласно вычислениям М.Г. Сафаргалиева, к концу 1421 г., следовательно, время совершения посольства можно сузить. Йоза Терек был у Улуг-Мухаммеда и получил удовлетворительный ответ на предложение Сигизмунда до 1423 г. В связи с вышеизложенным становится более понятным, почему в султанской канцелярии связывали переписку Улуг-Мухаммеда с документами о ведении боевых действий против Сигизмунда, почему на обороте письма хана султану Мураду II появилась копия фетх-наме 831 г.х. (кон. 1427–1428 гг.) с сообщением о взятии сербской крепости Голубац (Güvercinlık).
Согласно договору в Тати в мае 1426 г., между сербским деспотом Стефаном и Сигизмундом, наследником сербского трона был утвержден Георгий Бранкович, племянник Стефана (сын Вука I, внук Лазаря по материнской линии). Договор предполагал, что в случае смерти Лазаревича без мужского потомства (что, учитывая состояние его здоровья, было совершенно очевидно) Белград и Голубац должны были отойти Сигизмунду. Если бы и Георгий умер без наследников, сербские земли также бы перешли Сигизмунду. Фактически договор означал принятие сербами венгерского диктата в обмен на помощь в обороне от турок. Сербия, которая считалась вассалом султана, как бы вошла в антиосманскую коалицию .
19 июля 1427 г. после соколиной охоты деспот Стефан Лазаревич скончался. На царство, как и предполагалось, был помазан Георгий Бранкович. Он взошел на престол без уведомления султана Мурада II. Бранкович едет в Голубац, и именно воевода Голу-баца Иеремия возлагает на помазанного руку и оружие в знак признания прав Георгия.
Между тем османы, недовольные выходом вассала из-под контроля, посылают на Сербию мощный экспедиционный корпус: османская армия под командованием Исабега 3 сентября осадила Ново Брдо. На помощь корпусу Исы двигался сам Мурад. Вскоре был взят Крушевац. В этой критической ситуации Бранкович начал осуществлять обещания Татинского договора, надеясь на венгерскую помощь против турок. Вероятно, уже в сентябре или даже конце октября 1427 г. Сигизмунду был передан Белград. Очередь была за Голубацем. Однако в дело вмешался воевода крепости Иеремия, который потребовал 12 000 дукатов за передачу ее венграм. Скорее всего, именно эту сумму он выплачивал ранее деспоту за право управлять городом . В доказательство Иеремия приводил документ, но король оспаривал подлинность печати и сумму выплаты. Оказавшись между двух огней (турками и королем Сигизмундом) и видя бесперспективность переговоров с последним, Иеремия обращается с аналогичным предложением к султану и находит у него понимание. Едва наступила зима, Голубац был сдан Иеремией туркам без боя (вероятно, требуемая сумма была выплачена сполна). До мая 1428 г. события вокруг крепости почти не развиваются: Георгий поддерживает мир с султаном и исправно платит харадж. Однако ситуация сильно осложнилась вмешательством Сигизмунда, который с 30 000-ным венгерским войском в конце апреля 1428 г. осадил турецкий гарнизон крепости. До июня 1428 г., когда противоборствующие стороны заключили при посредстве Синан-бея перемирие сроком на 3 года, турецкий гарнизон Голубца был осажден венгерскими войсками Сигизмунда со стороны Дуная и с поля и активно подвергался бомбардировкам [69, с. 163-164; 33, с. 54-55; 20, с. 220-221; 11, с. 300-301; 9, с. 338, 106, 108; 39, с. 71, 90-92, 96, 99, 101].
В Стамбуле, возможно, опасались участия Улуг-Мухаммеда в сербско-венгерских событиях или же, наоборот, раздумывали о возможности привлечения хана, зимовавшего, как это следует из его письма Мураду, на Днепре (Озю), к военным действиям на Дунае. К сожалению, определенного ответа на этот вопрос пока дать нельзя.
В европейские планы привлечения исламских государств к антиосманской коалиции входил и мамлюкский Египет. Чтобы предотвратить возобновление дружественных отношений между ним и османами, Венеция посылает египетскому султану двух послов. Улуг-Мухаммед сам вел весьма активную внешнюю политику. По сообщению ал-Айни 21 апреля 1429 г. (т.е. через год после написания письма Мураду II), его послы прибыли в Египет, имея при себе подарок и два письма (на арабском языке и монгольском уйгурским алфавитом) [44, с. 502; 93, с. 158]. Возможно, в составе именно этого посольства к султану ал-Малику ал-Ашрафу Барсбаю находился И. Шильтбергер, который упоминает посольство Улуг-Мухаммеда к мамлюкскому султану по случаю свадьбы дочери последнего [52, с. 36, 46]. К сожалению, результаты и действительные цели этих посольств неизвестны. Неясно, насколько реальна была «антиосманская» позиция Улуг-Мухаммеда. Скудость источников не позволяет ответить на этот вопрос с определенностью. Документы сношений Улуг-Мухаммеда с турецкими султанами в более поздний период неизвестны. Возможно, это объясняется тем, что с основанием Казанского ханства круг внешнеполитических интересов Улуг-Мухаммеда несколько изменился: Османская империя не играла главную роль в его внешней политике. Это место занимали сначала Великое княжество Литовское (ВКЛ), а затем и Московское княжество.
Улуг-Мухаммед еще в первой половине 1420-х гг. активно сносился с великим князем литовским Витовтом. В 1424 г. к Витовту приезжало посольство Улуг-Мухаммеда. 1 января 1425 г. Витовт писал к великому магистру: «… Мы Вам сообщаем, что татарское государство раздвоено и разделено, так что теперь там 6 государей, которые и борются за власть. Один из них Махмет, находится при нас, а другие живут в разных местах, так как их земли велики и обширны» [3, с. 189-190].
В последних числах января 1429 г. в Луцке собрались великий князь литовский и русский Витовт, король польский Владислав (Ягелло), король римский и германский Сигизмунд, представители папы, византийского императора, датского короля, великого магистра Тевтонского Ордена в Пруссии и Ливонии, господаря Молдавии, мелкие русские и литовские князья, герцоги Мазовецкие и т.д. Заседания конгресса длились около двух недель. Основным вопросом съезда была общеевропейская борьба с турками [43, с. 139]. По некоторым, впрочем, маловероятным, данным на съезде присутствовал перекопский хан [51, с. 60]. А.Е. Крымский считал, что это был Хаджи-Гирей – «недавно поставленный вассал Витовта и враг Турции» [26, с. 43,177]. Присутствие на конгрессе Хаджи-Гирея в качестве крымского хана также маловероятно. Ханом Крыма и джучид-ских земель на западе был тогда Улуг-Мухаммед. Витовт в письме Ливонскому ордену от 9 сентября 1429 г. (незадолго до съезда) писал: «Царь Махмет, наш друг, писал нам, что он владеет теперь всем царством и Ордой и через посла своего предложил нам прочный союз» [36, с. 486]. Вряд ли хан лично присутствовал на конгрессе, но его представители там быть могли . Особенно остро на конгрессе обсуждался молдавский вопрос. Сигизмунд, до которого дошли слухи, что господарь Александр сносится с турками, требует от Ягайло приступить к разделу Молдавии или приказать Александру (как своему леннику) отстать от турок и помогать императору в борьбе с ними. Сигизмунд ведет переговоры с послами Ордена об учреждении особой его ветви на Дунае в качестве постоянной военной колонии для борьбы с турками. Этот замысел не осуществился [43, с. 145]. Император просил Ягайло и Витовта оказать ему помощь против турок. Ягайло собрал отряд (в основном из выходцев с русских земель, что вызвало там большое неудовольствие), но отряд, соединившись с господарем, не дождался сил Сигизмунда и вернулся в Литву [3, с. 233]. В августе 1430 г. перекопский хан лично был в Вильне на несостоявшейся коронации Витовта [43, с. 151].
Важным источником по истории восточноевропейской политики Улуг-Мухаммеда являются документы переписки хана с Ливонским орденом. Судьба этих материалов, собранных Геннигом и хранившихся в Кенигсбергском архиве, неизвестна. Скорее всего, они не сохранились (подобно материалам из этого собрания, которые использовал в своей работе над Историей Государства Российского Н.М. Карамзин) . Среди копий документов Кенигсбергского архива в Российском государственном архиве древних актов (Ф.147) их нет. Единственным источником служит пересказы писем Свидригайло и Улуг-Мухаммеда (напр., очень темного немецкого перевода письма Улуг-Мухаммеда гроссмейстеру Ливонского ордена, датированного 1433 г. (Секретный Архив № LXXVII), в монографии А. Коцебу [25, с. 168-169] и труде Н.М. Карамзина. А. Коцебу, работавший в Кенигсбергском архиве в 1813г., имел этот документ в своем распоряжении, как и письма Свидригайло гроссмейстеру ордена, в которых содержится уникальная информация об участии Улуг-Мухаммеда в литовских междоусобицах. Н.М. Карамзин пользовался копиями, присланными ему и министру внутренних дел О.П. Козодавлеву Экспедицией прибалтийского дворянства [23, с. 357].
Улуг-Мухаммед вступает в союз со Свидригайло, который вместе с Орденом борется против Ягайло за престол ВКЛ, и, видимо, в начале 1431 г. дает ему шерть. 9 мая 1431 г. Свидригайло пишет из Смоленска ливонскому магистру Павлу, что его посол, «Строгий рыцарь Петр, воевода Новогородекский, возвратился от Татарского хана с уверением, что сей последний желает пребыть с ним в истинной любви и дружбе, как и с предместниками его, и готов вспомоществовать ему не токмо всем войском, но и личным даже присутствием своим, где и когда нужда того потребует; в чем и дал ему от себя письменное обязательство в такой силе, как прежние ханы давали предместникам Свитригайловым; для вящего же подтверждения дружбы своей, прислал к нему четырех знатнейших князей, в том числе и своего тестя, и даровал свободу Григорию Протасию, воеводе Мчаскому, вместе с многими другими взятыми в плен» [25, с. 94] . По Н.М. Карамзину, текст письма Свидригайло (видимо, более точный) следующий: «…послали есмо Боярина нашего, на имя Михаила Арбанасса, ко Царю Магметю к Орде, а после опять перед Великою ночью послали есмо к Орде жь Пана Ивашка Монивидовича, прося Царя, штобы нам такожь от себя помогл. Тот жо Михайло Арбанас приехал к нам к Смоленьску того жь дни, как Кунтуров слуга Климок: приказал с тым Ми-хайлом к нам Царь Магметь Ордьский, молвя, как есми взял братство за-одно стояти с тобою, с своим братом с Великим Князем Швитрикгайлом, то так держу полно свое слово, свое докончанье. А послал был есмь сее зимы к тобе брату на помочь своих людей дванадцать тисячь, а с ними многих в головах Уланов Князей, и дошодшо до Киева вернулися опять: за снегом не могли далей пойти: снеги были велики; а нынечи шлю к своему брату, к тобе к Великому Князю Швитрикгайлу, на помочь сына своего большого Мамутяка Царевича , а правую руку зятя, Князя Айдара, а другого зятя, Князя Елбердея, со многими людми и на ярлыце псал на своем: будеть тых людей моих мало, а будет самого мене надобе со всими моими людми, готов есим к тобе…» [22, с. 334].
13 декабря 1432 г. Магистр Лифляндский сообщал орденскому гроссмейстеру со слов комнатного (приближенного слуги) Свидригайло Юшки, что хан татарский прислал в помощь Свидригайло «зятя своего с 20000 войска, присоединив к тому 50 000 «волохов» и другие 50 000 под началом воеводы Кивенского (Киевского?). Силы сии должны совокупно действовать против поляков» [25, с. 153; Cекретный архив №LXXI]. Численность войск, присланных Улуг-Мухаммедом, Свидригайло явно завышена, но сообщение о присылке какого-то количества «волохов» само по себе интересно. Валахия и Молдавия играли важную роль в антиосманских планах европейских монархов. Валашский господарь Мирча (1386-1418) впервые заплатил туркам харадж в 1394 г., а затем в 1415 г., но сохранил независимость. Однако Александру Альдеа (1431–1436) в 1431 г. (т.е. за год до предполагаемой посылки войск ханом) вынужден был начать посылку заложников и ежегодные выплаты дани в Османскую империю, что означало начало валашского вассалитета [68, с. 124] . Свидригайло через своего посланника С. Рота предлагал римскому императору, чтобы он, Свидригайло, женился на дочери молдавского воеводы, дабы отвлечь его от союза с турками и поляками. Император согласился и выразил благодарность за намерение князя оказать ему помощь против турок [25, с. 203]. Естественно, участие валахов в военных операциях Улуг-Мухаммеда, если таковое имело место, не могло пройти не замеченным османами. Насколько согласованны были действия хана по отношению к вассалу Турции с самой Османской империей, неясно. Письмо Улуг-Мухаммеда Мураду II от 1428 г. свидетельствует о явно дружественных связях двух государств. Из письма следует, что отношения Улуг-Мухаммеда с Валахией были достаточно напряженными: «Вот уже в течение одного–двух (последних) лет для зимовки мы прикочевываем к Озю . Мы не снарядили к вам человека, полагая, что если мы его пошлем, Афлак его не пропустит …Сообщите, как лучше удалить ту часть подвластных Афлаку неверных, которые находятся между нами» [76, с. 8–9; 40, с. 54–55; 41, с. 239]. Возможно, что имела место совместная военная операция османов и Улуг-Мухаммеда против Валахии, в результате чего страна стала вассалом империи, а в 1432 г. хан мог направить Свидригайло какое-то количество валашского войска (вассалов султана, а значит, союзников хана) в виде помощи.
6 января 1433 г. командор Людвик Ланце (посол гроссмейстера к Свидригайло) из Вейтвиска препроводил гроссмейстеру немецкий перевод письма хана Свидригайлу. По словам А. Коцебу, письмо это, «вероятно, по неведению переводчика, совершенно непонятно. Можно только догадываться из онаго, что хан Махмет намерен сам придти на помощь к Свитригайлу, или же прислать к нему многих своих военачальников и союзников. Да благоволит только Великий князь, не медля, объявить ему, какая нужна ему помощь, и Махмет готов со всем войском своим «сесть на коней». И что он Хан повелел также Князю Кивенскому (Киевскому?) Михаилу явиться к нему» [25, с. 168– 169; Секретный архив № LXXVII]. Тот же Ланце в письме гроссмейстеру от 11 февраля из Лукелина пишет, что «хан татарский прислал пятерых князей [Ulaen ], ближайших родственников своих, с 10 000 войска [Bogen]», с которыми Свидригайло в ту же зиму собирался идти на Литву [25, с. 169; Секретный архив №LXXVIII]. 11 апреля 1434 г. Свидригайло сообщал из Вязьмы, что к нему прибыл посол хана с известием, что хан двинулся со всем своим войском в Киевскую область [25, с. 192]. В 1436 г. (24 февраля) Свидригайло пишет Гроссмейстеру из Киева, что сам хан татарский прибыл к нему на помощь и стоит лагерем у Киева [25, с. 220], но уже 29 ноября того же года в письме из Луцка [Секретный архив № CXVI] он говорит, что дела идут хорошо, что татарский хан Седахмет, его друг и союзник, победив хана Махмета, покорил оружию своему Орду и обещал ему скорую помощь [25, с. 223-224]. Разгром Улуг-Мухаммеда Сейид-Ахмедом в 1436 г. и Кючюк-Мухаммедом в 1437 г. привел к тому, что он был вынужден бежать в пределы Руси – к Белеву. Последующие события (Белевская битва, основание Казанского ханства, сражение у Спасо-Евфимьева монастыря и пленение Василия II) выходят за рамки нашей темы (они подробно описаны в русской историографии, что избавляет от их пересказа) [17, с. 81-83, 101-108] .
Развал единого золотоордынского государства привел к образованию на его окраинах новых независимых политических организмов – Казанского ханства (1438 или 1445 г.), Крымского ханства (около 1441 г.), так называемого Касимовского царства (1452 г.), а затем и Астраханского ханства (ок. 1502 г.). Главным наследником Золотой Орды стала так называемая Большая (или Бóльшая, т.е. самая большая из всех) Орда (Taht Eli, т.е. Тронное или Престольное владение, как официально именовалось это государство). Вероятнее всего, Османская империя устанавливает дипломатические контакты с некоторыми из них уже в 50-е годы XV в. (за исключением, видимо, Касимова и Казани). Важнейшими из них была Большая Орда и Крымское ханство. Документы дипломатического обмена между ханами Большой Орды и османскими султанами дошли до нас явно в неполном виде. Хронологически первым является письмо хана Махмуда османскому падишаху Мехмеду II от 10 апреля 1466 г. с упоминанием каких-то «важных дел», которые помешали хану прислать султану людей ранее. Этот документ (являвшийся ответом на османское посольство в Орду) выглядит как попытка наладить союз с османами против некой третьей силы, под которой, скорее всего, имелся в виду независимый Крым [15, с. 84-86]. Ответ на это послание не сохранился. Следующие по хронологии документы ордынско-османского дипломатического обмена датируются уже второй половиной 70-х годов XV в., когда ситуация в регионе существенно изменилась (в 1475 г. османы захватили Южный берег Крымского полуострова и заключили с крымскими Чингизидами некое вассально-протекторатное соглашение). Это – два послания хана Ахмеда Мехмеду II (881/1476-77 гг. и сафар 882/май-июнь 1477 г.) и не датированный текст Мехмеда II, время написания которого можно определить периодом между июлем 1475 и апрелем 1477 г. [15, с. 92].
С этого времени положение Большой Орды определялось не просто конфликтом с растущим могуществом Крымского ханства, но и с Османской империей, стоявшей за спиной хана. Кроме того, союзником Крыма выступало и Московское государство. Возможно, что в 80-х годы XV в., после гибели хана Ахмеда и начавшихся в Орде неурядиц, османы не поддерживали прямых контактов с большеордынскими Чингизидами. Об этом косвенно может свидетельствовать письмо Менгли-Гирея Баязиду (1486 г.), в котором говорилось о кризисе в Престольном владении и о том, что крымский хан намеревался уведомить султана о событиях там [15, с. 93].
Между тем, в отношениях Великого княжества Литовского и Орды «братство и прыязнь» царили «от великого царя Батыя». Хан прочно держался за этот союз. Временно потеряв контакты с Литвой, хан Шейх-Ахмед в середине 90-х гг. XV в. просил литовского князя Александра (взошел на престол ВКЛ в 1492 г., а с 1501 г. стал одновременно и польским королем) уведомить его о расстановке сил, противниках и союзниках Литвы. Александр не спешил восстанавливать прерванные смертью Ахмеда (отца Шейх-Ахмеда) контакты с Ордой: на целых 8 лет в Литве был задержан посол Тагир, а брат Шейх-Ахмеда Коджак не был признан литовским князем [49, с. 153]. В 1497 г. Шейх-Ахмед снова выступил инициатором возобновления ордынско-литовских связей. Посольство от него, его брата Коджака, князей Хаджи-Гирея и Аеги выдвинуло предложение помочь Александру в борьбе против крымского хана Менгли-Гирея. Реакция Литвы была достаточно сдержанной и выжидательной: в 1498 г. Шейх-Ахмед упрекал Александра в несоблюдении обещания воевать против Крыма совместно [49, с. 153].
Между тем непростое международное положение Престольного Владения и острая внутридинастийная распря усугублялись не менее острым экологическим кризисом: неурожаи и падеж скота ставили государство на край гибели .
Летом 1498 г. московский посланец «в Волохи» Борис Одинцов доносил великому князю: «А нынеча, государь, ко царю к Менли-Гирею пришли вести изо Орды из Ши-Ахметевы, а сказывают, государь, Орда та велми голодна и охудела. Да еще, государь, сказывают, приходили Черкасы на Большую Орду, да побили, государь, сказывают, татар Большой Орды добре много» [38, с. 255]. Стремление ханов в плодородные районы Прикубанья наталкивалось на сопротивление «Черкас». Сам Менгли-Гирей в июле 1498 г. писал в Москву, что готовит поход на Орду весной следующего года (время наибольшей бескормицы в степи) и что «Ахматовы дети истомны учинилися» [38, с. 263].
В конце ноября 1500 г. киевский воевода Дмитрий Путятич был направлен из Литвы посольством в Крым. Задачей миссии было отвратить Менгли-Гирея от союза с Москвой, однако привлечь хана на свою сторону литовцам не удалось .
В переводе устного посольства Менгли-Гирея польскому королю Яну Ольбрахту (22 апреля 1500 г.,) сохранившегося в составе так называемого Загребского кодекса, ситуация в Заволжской Орде (так поляки называли «Большую Орду») в это время описывается как крайне тяжелое: там царили рознь и голод [64, с. 175; 81, с. 97-99, №33].
Летом 1500 г., по сведениям Менгли-Гирея, Орда собиралась пасти скот между Доном и Днепром – т.е. на территории, формально принадлежащей Крымскому хану и далекой от мест собственно ордынских кочевий [38, с. 301]. Орда столкнулась с весьма серьезной проблемой: этот жизненно важный для Орды шаг угрожал столкновением с османами – сюзеренами крымского хана. В отказе Менгли-Гирея от уступок в Орде совершенно справедливо не сомневались. В этой непростой ситуации Шейх-Ахмед, один из сыновей хана Ахмеда, решает обратиться непосредственно к туркам, чтобы получить разрешение из первых рук. В августе 1500 г. в Москву прибывают письма Менгли со следующей информацией: «Да пришол от Ших-Ахмет царя из Орды посол в Кафу к Шахзоде , Куюком зовут, с тем, чтобы еси велел нам покочевати к Непру; а там нам недобро кочевать, многие с нами брани чинят от Нагай и от Черкес. И ты бы нам велел к Непру покочевать; а не велишь нам к Непру кочевать и нам таки кочевать ж. И Шагзода ему отвечал так: то земли и воды не мои, а земли и воды волного человека царя Менли-Гирея; будешь царю Менли-Гирею брат и друг, и ты и мне брат и друг; а яз тебе не велю кочевать к Непру; а то ведает отец мой» [38, с. 321]. По версии И. Кубенского, наследник Баязида отвечал Куюку так: «яз тебе к Непру не велю кочевать, а то ведает отец мой да царь Менли-Гирей, земли и воды ко Непру пришли Мен-ли-Гиреевы» [38, с. 323]. Османы, верные своей ставке на Менгли-Гирея, не пожелали менять ситуацию в пользу врагов крымского хана.
Социально-экологический кризис в «Престольном владении» привел к бегству населения из ордынских улусов в Крым (так было и в 1465 г., когда победа Хаджи-Гирея на Дону привела к оттоку большого количества населения из Орды в Крым). В августе того же 1500 г. Иван Кубенский доносил в Москву: «Да пришел, государь, из Орды к Менли-Гирею ко царю служити Ебага улан с братом, Ченбулат улановы дети, до Кирей Менглишиков сын Китай; а с ними, государь, пришло душ с три тысячи, а голодны и наги добре. А Орду, государь, сказывают в Пяти-Горах под Черкасы, о голодну кажут и безконну добре; а межу себя деи царь не мирен с братьею» [38, с. 322-323]. В послании И. Кубенского, которое привезли в Москву в октябре 1500 г., московский наблюдатель повторял эти сведения: «А Орду, государь, кажут в Пяти-Горах под Черкасы, а голодна деи и безконна добре» [38, с. 332-333].
Осенью 1500 г. бегство из Орды в Крым продолжается: по сведениям И. Мамонова, к Менгли-Гирею приходит «Молзозода болшой молна базарской Ахматовых детей», т.е. главный мулла ставки потомков Ахмеда [38, с. 354]. Он сообщил хану, что Шейх-Ахмед готовит грядущей зимой («а ныне на синем леду Дон перейдем», т.е. зиму 1500/1501 гг. Шиг-Ахмет готовился провести на Дону) совместный поход на Крым с литовским великим князем, а также снова пытается обойти Крым в вопросе о кочевьях на Днепре. На этот раз Шейх-Ахмед решил направить посла непосредственно к султану Баязиду. К нему он «посылал о том, чтобы им кочевать за Днепром на том поле от Белгорода». Но «турецкой на том поле Ши-Ахметю кочевать не велел и посла сказывает Ши-Ахметева не чтив отпустил» [38, с. 354]. Отношения ордынского хана с падишахом явно не складывались.
Менгли-Гирей объявляет на полуострове мобилизацию всех воинов старше 15 лет в пятнадцатидневный срок, при этом призванные «доспеху и корму бы есте с собою имали много». Крымский хан спешит заручиться поддержкой Баязида. Согласно информации все того же И. Мамонова, «Менли-Гирей… царь сказывал…, что посылал к турскому к Баязыт салтану, да и кафинский салтан к отцу своему к Баязыт салтану, сказывает, царь посылал о том, что Ши-Ахмет царь хочет кочевать на их сторону к Непру. И турской ко царю грамоту прислал с тем: пойдет Орда, Ши-Ахмет царь, к вам, и ты бы с ним один на бой не поспешил. Да того бы еси отведал, каковы и колко их; да послал бы еси ко мне весть. А перейдет Орда за Днепр, и яз своих людей от Белагорода на них пошлю, а вы бы в ту пору с своей стороны на них пошли» [38, с. 356-357]. В третьей грамоте И. Мамонова говорилось: «Орда нынеча худа, хотя то ся язали литовскому; а болшое сказывают и без воли прикочевали к Дону за тем, что Муртоза ныне в Тюмени , а с Муртозою Ази-ка князь; а Тюмень и Черкасы Орде недруги, и там ся Орда отвсяля блюдет, затем там и не пахали. А слух, государь, таков, что Ши-Ахмет сюды и не хотел, да улусы не захотели быти под Черкасы, и Ши-Ахмет с ними покочевал к Дону» [38, с. 358].
В августе 1501 г. войска Менгли-Гирея и Шиг-Ахмата встретились на Дону у устья реки Тихая Сосна. Однако столкновения не произошло. Менгли-Гирей, сам испытав недостаток корма для коней («а конь устал, а корму не стало», нынеча есмя пото-милися, да и коне у нас истомлены добре и голодны есмя»), не торопился вступать в битву со все еще сильным, хотя и в значительной мере обескровленным противником. «Ши-Ахмет, недруг наш, охудел… а худы нынеча добре и пеши, и наги», – писал крымский хан в Москву, оценивая обстановку в Орде [38, с. 368].
Между тем, 17 июня 1501 г. умер польский король Ян Альбрехт, а 23 октября в Мельнике великий князь литовский Александр принимает унию с Польшей и подтверждает ее присягой [28, с. 143–145]. Шейх-Ахмед использовал затишье после противостояния в устье Тихой Сосны для продолжения контактов с Литвой. К Александру был направлен посол Довлетек «просити Киева» [49, с. 155].
Осенью 1501 г., после безуспешного «стояния» на Дону, Менгли-Гирей получил сведения, что зимовать Орда будет «на Усть Семи, а около Белгорода». В послании Ивану III крымский хан пишет: «И яз велел пожары пускати, чтобы им негде зимовати; ино рать моя готова вся» [38, с. 377]. Тактика выжженной земли была не нова в степной войне. Еще в начале 80-х гг. XV в. Менгли-Гирей советовал киевскому наместнику Ивану Ходкевичу пустить пожар на Самаре и Орле – местах кочевий Большой Орды («доколь весна не зайдет, около Олера а около Самара пожар вели пустити») [37, с. 24; 27, с. 327].
В качестве помощи от османского султана крымский хан получает в Каффе пушки, десять пушкарей и 100 человек «на пособ».
После 40-дневного стояния под Каневым Шейх-Ахмед двинулся к Чернигову, где умер его брат Джанай [49, с. 156]. Бегство из Орды усиливается, к Менгли-Гирею бегут даже пешие, семьями, с женами и детьми. По сообщению И. Мамонова, в ордынских улусах господствует голод и страх; вымирает скот: «а хотели, сказывают, добре от них многие люди, чтобы как бежати назад, ино не на чем, безконны добре, а сказывают и охудали и кочюют на рознь» [38, с. 381].
В поисках выхода Шейх-Ахмед пытается заключить с Москвой сепаратный мир, однако это ему не удается. Московско-ордынские переговоры в ходе обмена посольствами декабря 1501 – марта 1502 гг. заканчиваются почти ничем [49, с. 156]. К коалиции Москвы и Крыма, направленной против обескровленной голодом и рознью Большой Орды, готов примкнуть волошский воевода Стефан [38, с. 384, 414].
Зимой 1502 г. Орда стояла у Киева на левом берегу Днепра. Необычно суровая зима окончательно измотала Шиг-Ахмета. Его поражение становилось делом нескольких дней. Приближенный Шейх-Ахмеда тщетно взывал к Литве: «Межы дву воин стоим: любо Менъдли-Кгерея воевати, а любо холопа Ивана… Естли боръзо воиском не прыи-дете, тогды межы дву воин не можем постояти» [49, с. 156].
В начале мая посол крымского хана говорил от лица Менгли-Гирея великому князю в Москве: «Нынешние дни у нас завсе о те поры жнут, жаворонки гнезда вьют, и ныне зима пришла необычна; коли Ази-Гирей царь Орду взял, такова ж была зима; а опричь того, яз такой зимы не помню» [38, с. 414]. Любопытно, что Менгли-Гирей сравнивает положение в 1465 г. (победа его отца Хаджи-Гирея над «Престольным владением») с ситуацией зимы–весны 1502 г. Действительно, сын словно действовал по сценарию отца, чем и обеспечил себе победу.
Весной бегство из Орды к Менгли-Гирею продолжается. В мае Шиг-Ахмат стоял на «Турпаче Воде» и на Суле [38, с. 416-417]. Голод в ордынских улусах сопровождается благоприятным положением в лагере Менгли у Кобыльей Воды: «ныне у нас дал Бог корму много, в месяц и другой не чяй того, что нам от него [от Шейх-Ахмеда -Авт.] воротится», – писал он Ивану III. Оптимизм Менгли вскоре оправдался: Орда рухнула под его ударом.
После разгрома лета 1502 г. крымский хан Менгли-Гирей в ноябре того же года пишет своему союзнику московскому великому князю Ивану: «…отца своего цареву Орду достал еси… А нынечя из Асторокани человек мой приехал, Шиг-Ахмет в Асторокань приехал, Багатырь царевичь, да Аблекеримова брат, а вышед, с ним корешева-лись; а к Сеит-Махмуту царевичю человека послали. А в нагаи к салтан Ахмат мырзе человека послав, говорили с ними» [38, с. 445] .
Перед Шейх-Ахмедом стояла цель создать коалицию, в которую вошли бы ногаи и представители астраханской династии, зависимой от ногаев [35, с. 39]. Как доносил в Москву русский посол в Крыму Алексей Заболотский, «А про Ши-Ахмата, государь, весть ко царю к Менли-Гирею, что рекши царь Ши-Ахмат содиначился с своею братьею и с дядею с своим со царем с Аблекеримом, да и с Нагаи; а хочет идти на Менли-Гирея» [38, с. 451]. Однако сил для этого у Шейх-Ахмеда было явно мало [38, с. 456-457].
В этих условиях он, видимо, решает прибегнуть к дипломатической поддержке со стороны Османской империи. Свидетельство об этом сохранилось в документах московской дипломатической документации. «А царь, государь, Ши-Ахмат, кажут, послал своего посла во Царьгород к турскому», – писал Заболотский в Москву [38, с. 451].
Это указание полностью подтверждается османскими источниками. В так называемой Тетради для записи благодеяний, почестей, отправок и проч. (Defter-i müsev-vedât-ı in‘âm ve tasaddukaat ve teşrifât ve irsâliyât ve ‘âdet ve nukeriye Gayruhu vâcib-i Sene Tis‘a ve Tis‘a Mie) за 909 г.х. (т.е. 26 июня 1503 г.- 13 июня 1504 г.) за месяц мухарам аль-харам (26 июня – 25 июля 1503 г.) сохранилась запись расходов послу Шейх-Ахмеда по имени Мухиддин (Be-cihet-i Muhiddin, Kaasıd-ı Şeyh Ahmed Han) [55, с. 300]. Всего учтено было шесть позиций. Он получил: 1) наличными (nakdiye) 5000 [акче]; 2) сукно, бархат, позолоченную шелковую материю из Бурсы, а также платье; 3) платье конюшего из алого бархата из Бурсы (Câme-i mîrahorî, ‘an Kadîfe-i alaca-i Bursa, sevb) . Кроме того ему было пожаловано: 4) серебряное блюдо; 5) два кубка лари (Kadeh-i Lârî; луристанских – ?) ; 6) тканый бархат из Бурсы (Kadîfe-i rişte-i Bursa); а также 7) два отреза материи пешавери (Peşaverî) . Каждому из его свиты (количество человек осталось неизвестным) было выдано платье из красной материи и платье из материи пешавери (Câme-i peşaverî, sevb).
Посол Шейх-Ахмеда прибыл в столицу Османского государства, скорее всего, в сопровождении другого ордынского дипломата – посла брата и калги Шейх-Ахмеда, Коджака. Его имя не указано в документе. Выдача послу султана Коджака была скромнее и составила: три тысячи наличными, платье конюшего из крапчатого бархата, произведенного в Бурсе, кубок лари, два тканых бархата из Бурсы (Kadîfe-i rişte-i Bursa), два отреза пешавери. Его свите было выдано красное платье (Câme-i kırmızı, sevb), выплачено казенное содержание (‘Âdet-i Hazînedârî – 1 982), а также жалованье, положенное гонцам (‘Âdet-i Çavuşî – 4040).
Казалось бы, падение Шейх-Ахмеда должно было негативно сказаться на его отношениях с Баязидом. Султан и ранее, как мы видели из материалов московско-крымского посольского обмена, не благоволил хану. Однако сравнение размеров выдач послам Шейх-Ахмеда и Коджака с выдачей послу хана Менгли-Гирея , по имени Лютфи, который также пребывал в столице империи в этом месяце, показывают, что выдача последнему почти равнялась (несколько уступая) тому, что получил безымянный посол Коджака. Мухиддин получил от двора намного больше. Лютфи было выдано: 3000 наличными, узорную джаме из Бурсы (Câme-i münakkaş-ı Bursa), а также положенное казенное содержание и выплату для гонца (‘Âdet-i Hazînedârî ve Çavuşî – всего 4 500) [55, с. 301].
Скорее всего, разница в выплатах послу Шейх-Ахмеда и Менгли-Гирея (в пользу первого) определялась статусом дипломата. Лютфи наверняка был не послом, а гонцом (он привез письмо хана и невольника – гуляма), именно поэтому его ранг был равен рангу посла Коджак-султана. Наше предположение косвенно подтверждается указанием на размеры пожалований, полученных несколько позднее (в джемази-эль-ахире того же 909 г.х.) слугами (nukeriye) Менгли-Гирея: выплата наличными составила всего лишь 1000 [акче], знакомую уже нам узорную джаме из Бурсы (Câme-i münakkaş-ı Bursa), а также традиционные ‘Âdet-i Hazînedârî ve Çavuşî – всего лишь 250 [55, с. 328].
Разгром Орды летом 1502 г., как видим, не окончательно выбил Шейх-Ахмеда из седла: кое-где с ним еще считались. Иван III, отвечая на просьбу Менгли-Гирея помочь против Шейх-Ахмеда, обещает поддержку, однако этим конфликтом московский великий князь был, по-видимому, озабочен не столь сильно. Гораздо больше его интересовали планы Менгли-Гирея относительно Литвы.
Тем временем астраханцы не стесняли себя ни в отношении московских послов в Каффу, ни (несмотря на дружественные отношения с османами) в отношении к послам каффинского шахзаде: они были ограблены, а много турков побито насмерть [38, с. 462].
В 1503 г. Шейх-Ахмед, видимо, отчаявшись сплотить вокруг себя антикрымские силы, вновь присылал к Ивану с просьбой «достать» ему Астрахань в обмен на отказ от союза с королем. Первый раз он просит об этом у Ивана еще в 1502 (до октября) [38, с. 435, 482; 23, с. 189, 307-308, прим. 527]. Но дожидаться помощи Москвы Шейх-Ахмед не стал и в начале июля 1503 г. (т.е. как раз, когда его посол находился в Стамбуле) осадил Астрахань вместе с Султан-Ахмед мирзой: «а с Багатырем царевичем и с Аблекеримом царем ратны», – писал Иван III в Крым Менгли-Гирею в августе того же года [38, с. 486]. В сентябре 1503 в наказе московскому послу в Крым И.И. Ощерину предписывалось говорить Менгли-Гирею наедине: «А яз [т.е. Иван III – Авт.], аж даст
Бог, хочю ему [Шейх-Ахмеду – Авт.] Азторокани доставати болшое твоего для дела, брата моего, чтобы от него тебе и твоему юрту лиха никоторого не было» [38, с. 489].
Перспективе обрести Астрахань с помощью великого князя Шейх-Ахмед вновь предпочел попытку найти понимание у Баязида II. В августе 1504 г. Менгли-Гирей писал Ивану: «Ших-Ахмет царь з братьею своею, с Хозяком и с Халеком со царевичи, оное осени вмести приехали из Нагай в Киев, и от Киева к Белугороду поехали, а от Белагорода хотели к Баазит салтану ехати. И Баазит салтан, послышел то, что Ших-Ахмет царь с братиею к нему едут, и он против их пашу послал с тем: коим путем к нам есте пришли, тем путем и назад пойдите, вас мы не знаем, нам друг и брат Менли-Гирей царь; кто Менли-Гирею царю друг, и мы тому друзи, а кто Менли-Гирею царю недруг, и мы тому недрузи; вы Менли-Гирею царю недрузи стоите, в нашу отчину вам пути нет, куды вам въехати. Так молвя. И преведчи его в Белгород салтановы люди, да из Бела города их выбили. И сее зимы, с первозимья, наши дети были в Новомгородке; и они, послышев Шиг-Ахметя, за ним гонялися …. И Шиг-Ахмет, и Хозяк, и Халек, и Алчин Тактамыш, восмь их, в Киев прибегли; и киевский воевода князь Дмитрей поимав, их на Вышгород ввел» [38, с. 509] .
Бегство Шейх-Ахмеда и его братьев в Белгород за помощью султана было чистой авантюрой. Возможно, братья апеллировали к старинной дружбе, связывавшей их отца и Мехмеда II Фатиха. Вряд ли это растрогало османов. Турция никогда бы не пошла на смену хорошо знакомого и угодного Менгли-Гирея кем-либо из Ахмедовых сыновей, поведение которых было трудно прогнозировать . Именно поэтому в Стамбуле решили остаться безучастными к просьбам Шейх-Ахмеда и фактически нейтральными к сложившейся ситуации, не предпринимая резких шагов. Турция предоставила возможность событиям развиваться практически без собственного участия. Распри Чингизидов ее не интересовали. Авантюра сына Ахмеда закончилась плачевно.
По М. Меховскому, история Шейх-Ахмеда выглядит несколько иначе. К началу зимы 1500 г. хан, вызванный королем польским Альбертом и великим князем литовским Александром для борьбы против Менгли-Гирея, пришел к литовским пределам с 60 000 бойцов, «жещин же и детей с ним было свыше ста тысяч». Зима того года выдалась необычайно суровой: не выдержав холода и бескормицы в степи, жена Шейх-Ахмеда, по предварительному сговору с Менгли-Гиреем, бежала с большей часть ордынского войска в Крым. Убыль воинов, сильнейший холод и наступление Менгли привели к тому, что Шейх-Ахмед «был разбит и с тремястами коней бежал к Баязету, императору турок. Когда он прибыл в Бялыгрод у Понтийского моря, что значит белый замок, он узнал, что по приказу императора Баязета его должны взять в плен. Тогда он стремглав бежал назад с пятидесятью конями и вышел на поле близ Киева. Правитель Киевский, узнав о нем через разведчиков, окружил его, захватил и отправил в Вильну к литовцам. Оттуда он несколько раз бежал, его догоняли, свхватывали и приводили обратно» [31, с. 65]. Однако вскоре, на сейме в Бресте хан был торжественно принят Александром, «вышедшим навстречу ему на милю из города. Затем в Радоме поляки решили отправить его обратно в Татарию за Волгу с несколькими тысячами легковооруженных, а чтобы возвращение его было удобнее и более приемлемо для его соотечественников, послали вперед Казака Солтана, брата Шиахмета». Хан прибыл за Волгу, однако вскоре, «идя в Литву для отправки воинов, был снова схвачен литовцами, по наущению Мендлигера, императора Перекопского, и заключен в Ковно, крепости близ Балтийского моря» [31, с. 66]. В своем трактате, составленном до 1514 г. и впервые напечатанном в 1517 г., Меховиус писал о хане как пребывающем в заключении в Ковно [31, с. 65] .
Сигизмунд Герберштейн почти полностью повторяет рассказ Меховского. Однако в его описании ряд деталей отсутствует, а ряд – не совпадает с «Трактатом о двух Сар-матиях»: Шейх-Ахмед (Scheachmet) прибыл к литовским пределам, чтобы заключить союз с Александром против Менгли-Гирея. Литовцы, «по своему обыкновению», тянут с войною дольше, чем положено, между тем, устав от голода и стужи, супруга хана и его войско просят Шейх-Ахмеда оставить короля и заботится о своих делах. Хан не внял этим убеждениям, и жена с частью войска покидает его, перейдя к крымскому хану Менгли-Гирею. Последний, по наущению жены Шейх-Ахмеда, разбивает его войска. Хан вынужден бежать с примерно 600 всадниками в Альбу на р. Тирас [т.е. в Аккерман – Белгород Днестровский – Авт.] «в надежде вымолить помощь у турок. Заметив, что в этом городе на него устроена засада, он изменил маршрут и едва с половиной всадников прибыл в Киев. Здесь он был окружен и захвачен литовцами, а затем [по приказу польского короля] отвезен в Вильну. Там король встретил его, принял с почетом, и повел с собой на польский сейм …; на этом сейме было решено начать войну против Менгли-Гирея». Поляки долее, чем следовало бы, тянули со сбором войска, и хан, «сильно оскорбившись, стал снова помышлять о бегстве, но при этом был пойман и доставлен в крепость Троки, в четырех милях от Вильны». Там Шейх-Ахмед содержался с почетом, но как бы под домашним арестом [7, с. 182-183]. 30 декабря 1517 г. Герберштейн обедал с ханом в Тракайском замке. За обедом, как пишет Герберштейн, «он толковал со мной через толмача о всевозможных делах, именуя цесаря своим братом и говоря, что все государи и цари – братья между собой» [7, с. 183 (344)] .
Рассказ Меховиуса о Шейх-Ахмеде без существенных изменений был повторен Блезом де Виженером [5, с. 83-84] , а также Бернардом Ваповским [74, с. 47-48] .
Вероятно, в 1505 г. отношения Александра с Шейх-Ахмедом были вполне дружественными. Так, в этом году король выдал привилей пану Яну Заберезинскому «мар-шалку наивыжшому» ВКЛ «на прозьбу Ахматъ цара Завольского, брата нашого» [1, с. 152 (№698)]. Однако вскоре отношения осложнились.
В 1506 г. татарская свита Шейх-Ахмед была частично обращена в невольников, а частично выкуплена литовскими татарами (взята на поруки) . В этой связи напрашивается предположение: не были ли эти действия своего рода репрессивными мерами за проступки хана, т.е., скорее всего, за попытку бегства или сношений с третьей стороной? Возможено, что поворот в отношении власти к хану определялся и иными обстоятельствами: 19 августа 1506 г. в Вильне умер Александр [28, с. 148]. Смерть покровителя Шейх-Ахмеда могла многое изменить в его положении в Литве.
Великий князь литовский Александр II пытался оказать давление на Менгли-Гирея, используя то, что дети Ахмеда оказались в его руках. Иван успокаивал хана, напоминая ему судьбу Сейид-Ахмеда: «Ино у Литвы того обычаа нет, чтобы кого поимав, да пустили» [38, с. 552]. Шейх-Ахмед на сейме в 1505 г. в Радоме произнес оправдательную речь перед панами и королем Александром и был отпущен из заключения в Заволжскую (Ногайскую Орду) до Каспийского моря искать помощи против Крыма и Москвы [Bielski 1830, p. 79; Stryjkowski 1978, p. 577-578]. В «Чингиз-наме» Утемиш-хаджи сказано, что хан вернулся в свой улус – Астрахань («пришел в свой вилайет Хаджи-Тархан») [47, л. 41а].
В 1506 г. в письме литовского посольства в Крым радные паны успокаивали Менгли-Гирея: «Теж што твоя млсть к нам в ярлыках своих пишеш, припоминаючи Шахметя, цара, и брата его Хожак-Солтана, ино, што ся тычет езду Хожак-Солтана, и твоя млсть зрозумееш з ярлыков и с поселства брата своего, гсдра нашого; а што ся дотычет цара Шихг-Ахмитя, мы завжды перед тым гсдру нашому радили и тепере ра-дим, ажъ бы цар Шихг-Ахметь на твое лихо николи пусчон был» [29, с. 123-124 (№ XIX)]. Тогда же радные паны Великого княжества Литовского в письме ранам рады «коруны Полские» беспокоились о здоровье и дееспособности Шейх-Ахмеда и его окружения: «Теж припомянути их млсти о Шиг-Ахмата, царя Заволского, и о сыновъца, и о люди его, и о Нагайских татар, абы в живности помоцни были» [29, с. 128 (№ XXI)].
Хан-невольник был для Литвы прежде всего средством устрашения южного соседа – Крымского ханства. В 1509 г. (28 октября) Сигизмунд в ответе на посольство прелатов и панов рады ВКЛ, отвечая на вопрос – выдавать или не выдавать Шейх-Ахмеда в Крым, задавался другим вопросом: «Так жо, естли бы не был подан, которою мерою на лето мела бы оборона от царя Менъдли-Кгирея быти?» [29, с. 144 (№ XXVIII)]. Шейх-Ахмед, тем временем, посылал к королю послов с просьбами отправить посольство к матери и братьям, которые находились в Ногайском Орде. В цитированном письме Сигизмунд писал панам: «Тыми часы тым жо Объдулою, которого к нам прислал цар Шиг-Ахъматъ, всказывал к нам, абыхъмо посла нашого и его, к нему прилучивъши, послали к матце его и теж к брати его к Нагаем. Ино и то естли бы ся паном их млсти видело за подобно, их млсть нехай бы такова нашли и наменили, который бы там в наших делех ехал. Але иж бы тая речъ, с которыми мает ехати, замкнута была в таемницах великих, яко бы царю Менъдли-Кгирею таковый слух не дошол, а бы напотом поледъняя злость не была горши первое. Какъжо и часу панованъя славъное памяти Алексанъра короля его млсти и первей, коли его млсть слал Василя старого Глинъского з дрожчаю (?) до нинешънего царя Шиг-Ахъмата, коли онъ еще на своем царстве был, и потом коли ХожакъСолтана отъпустили, вси тые поселства и справы царю Менъдли-Кгирею в руки попали; для чого ж видит ся нам, абы и тое дело справо-вано было после послов перекопъских за нужи Перекопъскому. Яко бачим, не велми бы любо было, абыхъмо з Нагайскими которое звязане приязни вчинили, бо не радъ бы, абы мимо его инъде приязни исканы» [29, с. 145–146] .
Шейх-Ахмед, даже столь долго находясь в Литве, не переставал беспокоить своим существованием Крым. В письме крымского хана Мухаммед-Гирея (сына Менгли-Гирея) османскому падишаху Сулейману Кануни, написанном весной 1521 г., его судьбе было уделено специальное внимание: «Наш старый притеснитель и враг хан Престольного Владения Шейх-Ахмед-хан удерживается Королем ». Далее хан сообщал, что опасается того, что в случае враждебных действий король отпустит Шейх-Ахмеда [77, с. 487; 72, с. 113] .
Хан официально считался в Литве не пленником, а «гостем» короля. Этот статус не позволял ему получать какие-либо земельные пожалования в Литве.
Столь долгое пребывание Шейх-Ахмеда в Литве, вероятно, сильно тяготило как литовцев, так и самого царственного пленника. Держать хана в заточении при полном его военном бездействии было довольно бесполезно, ибо многолетние угрозы Крыму со временем утрачивали убедительность (угрозы требуют подтверждения, иначи они остаются пустыми), с другой стороны при условии освобождения Шейх-Ахмеда у Литвы не было почти никаких рычагов давления на него (кроме, пожалуй, родственников -заложников) и гарантий его дружелюбной позиции к Литве (resp. враждебной Крыму). Как бы то ни было, в первой половине 20-х гг. в Литве смиряются с необходимостью отпустить хана . Хан был отпущен на родину в 1527 г. и вскоре, видимо, скончался .
С падением Престольного Владения и смертью Шейх-Ахмеда спектр османских интересов на постзолотоордынском пространстве значительно сужается. Создав своего рода буферную территорию в виде Крымского ханства между собственными владениями и землями далекого для них севера, османы именно крымским ханам оставили посредническую роль в дипломатических сношениях с золотоордынскими наследниками, сами оставаясь совершенно безучастными к их судьбе.
1. Акты Литовской Метрики. Собраны засл. Проф. Имп. Варшавского ун-та Ф.Леонтовичем. Т. 1. Вып. 2. 1499-1507 гг. Варшава, 1897.
2. Ахмедова А.О., Муртузалиев С.И. Миграции тюркских племен и демографические процессы в Болгарских землях (середина XIII – начало XVII века) // Славяне и их соседи. Вып. 10. Славяне и кочевой мир. К 75-летию академика Г.Г. Литаврина. М., 2001.
3. Барбашев А. Витовт. Последние двадцать лет княжения (1410-1430). СПб., 1891.
4. Будагов Л. Сравнительный словарь турецко-татарских наречий. Т. I. СПб., 1869.
5. Виженер Блез де Извлечение из записок // Мемуары, относящиеся к истории Южной Руси. Вып.1. Киев, 1890.
6. Галенко А.И. Амир Темур в украинской историографии // Сходознавство. № 5. Киïв, 1998.
7. Герберштейн Сигизмунд. Записки о Московии. М., 1988.
8. Григорьев А.П. Письмо Менгли-Гирея Баязиду II (1486) // Ученые записки Ленингр. гос. университета. № 419. Серия востоковедческих наук. Вып. 29. Востоковедение. Вып. 13. Л., 1987.
9. Динић М. Српске землье у средњем веку: историjско-географске студиjе. Београд, 1978.
10. Ћирковић С. Голубац у средњем веку. Пожаревац, 1968.
11. Ћоровић В. Историjа Срба. Београд, 1993.
12. Жуков К.А. Эгейские эмираты в XIV-XV вв. М., 1988.
13. Зайцев И.В. Разгром «Большой Орды» в 1502 году // Пусковые механизмы долго временных процессов в природе и обществе. М., 1999.
14. Зайцев И.В. Разгром «Большой Орды» в 1502 году // Поиск истоков (Social-Natural History, XVI). М., 2000.
15. Зайцев И.В. Между Москвой и Стамбулом. Джучидские государства, Москва и Османская империя (нач. XV – пер. пол. XVI в.). Очерки. М., 2004.
16. Закиров С. Дипломатические отношения Золотой Орды с Египтом (XIII–XIV вв.). М., 1966.
17. Зимин А.А. Витязь на распутье. Феодальная война в России XV в. М., 1991
18. ЗироевичО. Охрана Дуная. К вопросу об использовании османскими властями местного населения для пограничной службы // Османская империя. Государственная власть и социально-политическая структура. М., 1990.
19. Иванов Вяч.Вс., Топоров В.Н. К вопросу о происхождении этнонима «валахи» // Этническая история восточных романцев. Древность и Средние века. М., 1979.
20. Историjа Српског народа. Кн. II. Београд, 1982.
21. Исхаков Д.М. Этнополитические и демографические процессы в XV–XX веках // Татары. М., 2001.
22. Карамзин Н.М. История государства Российского. Т. V. М.,1993.
23. Карамзин Н.М. История государства Российского. Т. VI. М.,1998.
24. Королюк В.Д. Термин «Волошская земля» в раннесредневековых письменных источниках // Этническая история восточных романцев. Древность и Средние века. М., 1979.
25. Коцебу А. Свитригайло, Великий князь Литовский. СПб., 1835.
26. Крымский А.Е. История Турции и ее литературы. М., 1916.
27. Литовская Метрика. Отдел 1. Часть 1. Книги записей. Т. 1. СПб., 1910 (Русская историческая библиотека Т.XXVII).
28. Любавский М.К. Литовско-русский сейм. М., 1900.
29. Малиновский И. Сборник материалов, относящихся к истории Панов-Рады Великого Княжества Литовского. Томск, 1901.
30. Малов С.Е. Изучение ярлыков и восточных грамот // Академику В.А. Гордлевскому к его семидесятипятилетию. Сборник статей. М., 1953.
31. Меховский Матвей. Трактат о двух Сарматиях. М.-Л., 1936.
32. Письмо Улуг-Мухаммеда (1428) // Гасырлар авазы – Эхо веков. № 1/2. Казань, 1996.
33. Радонић J. Западна Европа и Балкански народи према турцима у првоj половини XV века. Нови Сад, 1905.
34. Самойлович А.Н. Краткая учебная грамматика османско-турецкого языка. Репринтное издание 1925 г. с дополнением и исправлениями. М., 2002.
35. Сафаргалиев М.Г. Заметки об Астраханском ханстве // Мордовский государственный педагогический институт им. Полежаева. Сборник статей преподавателей института. Саранск, 1952.
36. Сафаргалиев М.Г. Распад Золотой Орды // На стыке континентов и цивилизаций… Из опыта образования и распада империй X–XVI вв. М., 1996.
37. Сборник Муханова. СПб., 1866.
38. Сборник Русского исторического общества. Т. 41. Памятники дипломатических сношений Древней России с державами иностранными. Памятники дипломатических сношений Московского государства с Крымскою и Нагайскою Ордами и с Турцией. Т. I. СПб., 1884.
39. Спремић М. Деспот Ћураћ Бранковић и његово доба. Београд, 1994.
40. Султанов Т.И. Письмо золотоордынского хана Улуг-Мухаммеда турецкому султану Мураду II // Тюркологический сборник 1973. М., 1975
41. Султанов Т.И. Письма золотоордынских ханов // Тюркологический сборник 1975. М., 1978.
42. Сыроечковский В.Е. Мухаммед-Герай и его вассалы // Ученые записки Московского гос. университета. Вып.61. История. Т. II. М., 1940.
43. Таубе М.А. Международный конгресс на Волыни в XV столетии // Русский Вестник. Т. 255. май, 1898.
44. Тизенгаузен В. Сборник материалов, относящихся к истории Золотой Орды. Т.I. Извлечения из сочинений арабских. СПб., 1884.
45. Усманов М.А. Жалованные акты Джучиева Улуса XIV–XVI вв. Казань, 1979.
46. Усманов М.А. К истории Джучидо-Османской дипломатической документации // Советское востоковедение. Проблемы и перспективы. М., 1988.
47. Утемиш-хаджи Чингиз-наме. Алма-Ата, 1992.
48. Флоря Б.Н. Орда и государства Восточной Европы в середине XV в. (1430-1460) // Славяне и их соседи. Вып. 10. Славяне и кочевой мир. К 75-летию академика Г.Г. Литаврина. М.,2001.
49. Хорошкевич А.Л. Русь и Крым. От союза к противостоянию. Конец XV – начало XVIвв. М.,2001.
50. Хюсейн Беда’и‘ ул-Века’и‘. Ч. 1. М., 1961.
51. Чешихин Е.В. История Ливонии с древнейших времен. Т. III. Рига, 1887.
52. Шильтбергер И. Путешествие по Европе, Азии и Африке с 1394 года по 1427 год. Баку, 1984.
53. Эвлия Челеби Книга путешествий. Походы с татарами и путешествия по Крыму (1641-1667 гг.). Симферополь, 1996.
54. Agoston G. Karamania, the Anti-Ottoman Christian Diplomacy and the Non-Existing Hungarian-Karamanid Diplomatic Relations of 1428. // Acta Orientalia Academiae Scientiarum Hungaricae. Tomus XLVIII. fasc.3. Budapest, 1995.
55. Barkan Ö.L. Istanbul Saraylarına ait Muhasebe Defterleri // Belgeler. Cilt IX, Sayi 13 (1979). Ankara, 1979.
56. Bartoszewicz J. Pogląd na stosunki Polski z Turcyą i Tatarami. Warszawa ,1860.
57. Biographisches Lexikon zur Geschichte Südosteuropas. Bd.IV. München, 1981.
58. Darrag Ahmad. L’Égypte sous le Règne de Barsbay. 825-841/1422-1438. Damas,
1961.
59. Decei A. Etablissement de Aktav de la Horde d’Or dans l’Empire Ottoman, au temps de Yıldırım Bayezid // 60. Doğum Yih Munasebetiyle Zeki Velidi Toğan’a Armağan. Symbolae in HonoremZ.V. Togan. Istanbul, 1950-1955.
60. Ditten H. Der Russland-Exkurs des Laonikos Chalkokondyles. Berlin, 1968.
61. Feridun Bey Ahmed. Münşaat-us Selatin. Cilt I. Istanbul, 1275/1858.
62. Наlasi KunT. Monumentes de la langue tatare de Kazan // Analecta Orientalia
memoriae Alexandri Csoma de Kőrös dicata (Bibliotheca Orientalis Hungarica V). Vol. I. Budapestini, 1942.
63. Halasi Kun T. Phılologıca III. Kazan Türkçesine ait Dil Yadigarları // Ankara Üniversitesi Dil ve Tarih-Coğrafya Fakültesi Dergisi VII. 4. 1949.
64. Hamm J. Altpolnisches aus kroatischen Archiven // Wiener slavistisches Jahrbuch.
Bd.II. Wien, 1952.
65. Hammer J. von Geschichte des Osmanischen Reiches. Bd. 1. Pest, 1827.
66. Hazai G. Un document Ottoman de la fin du 15ème siècle: un rapport du commandant Süleyman à la Porte // Archiv Orientální. Vol.69. #2. May 2001.
67. The History of Mehmed the Conqueror by Tursun Beg (Text published in facsimile with English translation by H. Inalcik and R. Murphey). Minneapolis-Chicago, 1978.
68. Hitchins K. Ottoman Domination of Moldavia and Wallachia in the Sixteenth Century // Asian Studies. Vol. I. N-Y., 1967.
69. Jireček K. Geschichte der Serben. Zweiter Band, Erste Hälfe (1371-1537). Gotha, 1918.
70. Jorga N. Geschichte des Osmanischen Reiches. Bd.2 (bis 1538). Gotha, 1909.
71. Katona S. Historia critica regum Hungariae. Tomulus V, Ordine XII. Buda, 1790.
72. Le Khanat de Crimée dans les archives du Musee du palais de Topkapi. Paris, 1978.
73. Kołodziejczyk D. Ottoman-Polish Diplomatic Relations (15th–18th Century). Leiden-Boston-Köln, 2000.
74. Kroniki Bernarda Wapowskiego z Radochoniec kantora katedr. Krakowskiego. Część Ostatnia. Czasy podługoszowskie obejmująca (1480-1535). (Scriptores Rerum Polonicarum. Tomus II). Krakow, 1874.
75. Kurat A.N. Kazan Hanlığını Kuran Uluğ Muhammet Hanın Yarlığı // Edirne ve Yöresi Eski Eserleri Sevenler Kurumu Yayınlarından. Cilt 2. İstanbul, 1937.
76. Kurat A.N. Topkapı Sarayı Müzesi Arşivindeki Altın Ordu, Kırım ve Türkistan
Hanlarına Ait Yarlık ve Bitikler. İstanbul, 1940.
77. Lemercier-Quelquejay Ch. Les Khanats de Kazan et de Crimée face a la Moscovie en 1521 // Cahiers du Monde Russe et Soviétique. Vol. XII, № 4. Paris – La Haye, 1971.
78. Lewis G.L. The Utility of Ottoman Fethnāmes // Historians of the Middle East. Oxford, 1962.
79. Matei I. Quelques Problèmes concernant le Régime de la Domination Ottomane dans les Pays Roumains (concernant particulièrement la Valachie) // Revue des Études Sud-Est Européennes. Tome X. 1972. № 1.
80. Matei I. Quelques Problèmes concernant le Régime de la Domination Ottomane dans les Pays Roumains. II // Revue des Études Sud-Est Européennes. Tome XI. 1973. № 1.
81. Materiały do dziejow Diplomacji Polskiej z lat 1486-1516 (Kodeks Zagrebski).
Wroclaw-Warszawa-Krakow, 1966.
82. Muhammedi E. Altın Ordu, Osmanl ıİmparatorluğu ve Mısır Arasındaki Üçlü İttifak // XIII. Türk Tarih Kongresi. Bildiri Özetleri. Ankara, 1999.
83. Das Osmanische «Registerbuch der Beschwerden» (Şikāyet Defteri) vom Jahre 1675. Band I. Wien, 1984.
84. Ostapchuk V. The Publication of Documents on the Crimean Khanate in the Topkapı Sarayı. The Documentary Legacy of Crimean-Ottoman Relations // Turcica. Revue d’etudes turques 19 (1987).
85. Ottoman Garrisons on the Middle Danube. Based on Austrian National Library
MSMXT 562 of 956/1549-1550. Transcribed into regular Arabic script and translated by
A. Velkov and E. Radushev. Budapest, 1996.
86. Oeuvres Posthumes de Paul Pelliot. II. Notes sur l’Histoire de la Horde d’Or. Paris,
1949.
87. Öztuna T.Y. Türkiye Tarihi. Cilt 3. [İstanbul, 1964].
88. Özyetgin Melek A. Altın Ordu, Kırım ve Kazan Sahasına ait Yarlık ve Bitiklerin Dil ve Üslûp İncelemesi. Ankara, 1996.
89. Pakalın M.Z. Osmanlı deyimleri ve terimleri sözlügü. Cilt 1. fasikül III. İstanbul, 1947.
90. PelenskiJ. Russia and Kazan. Conquest and Imperial Ideology (1438-1560s). The Hague-Paris, 1974.
91. Prlender I. Sporazum u Tati 1426. godine i Zigmundovi obrambeni sustavi // Historijski zbornik. Godina44 (1). 1991. Zagreb, 1992.
92. Silberschmidt M. Das orientalische Problem zur Zeit der Entstehung des Turkischen Reiches nach venezianischen Quellen. Ein Beitrag zur Geschichte der Beziehungen Venedigs zu Sultan BajazidI, zu Byzanz, Ungarn und Genua and zum Reiche von Kiptschak (1391-1400). Lepzig-Berlin, 1923.
93. Spuler B. Die Goldene Horde. Die Mongolen in Russland (1223-1502). Leipzig, 1943.
94. StojkovR. La division administrative de l’eyalet de Roumélie pendant les années
soixante du XVIIe siécle selon un registre turc-ottoman de 1668-1669 // Recherches de
Géographie Historique. I. (Studia Balcanica 1). Sofia, 1970.
95. Stromer von Reichenbach W.F. König Siegmunds Gesandte in den Orient // Festschrift für Hermann Heimpel. Zum 70 Geburtstag. Zweiter Band. Göttingen, 1972.
96. [Тaghri Birdi] History of Egypt 1382-1469. Part 1. 1382-1399 A.D. Translated from the Arabic Annals of Abu l-Mahasin ibn Taghri Birdi by William Popper. (University of California Publications in Semitic Philology, Vol. 13). Berkley-Los Angeles, 1954.
97. Tardy L. Beyond the Ottoman Empire. 14 th-16th century Hungarian Diplomacy in the East. (Studia Uralo-Altaica Vol.13). Szeged, 1978.
98. Turan O. İstanbul’un Fethinden Önce Yazılmış Tarihî Takvimler: 2. Baskı. Ankara, 1984.
99. Uzuncarsih Ш. Osmanlı Tarihi. Cilt I. 5 Baskı. Ankara, 1988.
100. Yücel Y. XVII. Yüzyıl Edebî Metinlere Göre Osmanlı Devlet Yapısı ve Toplum
Düzenine Ait Görüş ve Bilgiler. Ankara, 1986.
101. Zaitsev I. Osmanl ıİmparatorluğu ve Taht Eli: Siaysi Münasebetler (XV-XVI
Yüzyıllar) // «OSMANLI». Cilt 1, Bölüm 3. Ankara, 1999.
102. Zajączkowski A. Dyplomatyka Zlotej Hordy i Krymu z XV w. // Przegląd Historyczny. T. XXXVII. Warszawa, 1948.
