Взаим-я татар гос-в с Польско-литовс унией

Взаимоотношения татарских государств с Польско-литовской унией

Дариуш Колодзейчик

11 апреля 1241 г. монгольская армия под руководством Бату-хана уничтожила венгерских воинов на р. Шайо (Sajó), в результате чего венгерский король Бела IV должен был искать убежища в Хорватии. Несколькими месяцами ранее, опасаясь возможности польско-венгерского военного сотрудничества, монголы решили одновременно ударить на поляков, и вторая монгольская армия вторгнулась в Польшу. 9 апреля 1241 г., накануне битвы на р. Шайо, польские воины и их немецкие союзники потерпели жестокое поражение в битве при городе Легнице, а польский князь Генрих II Благочестивый нашел смерть от рук монголов [38, с. 83–93]. Неудивительно, что в польской историографической традиции вторжение монголов в Восточную и Центральную Европу в 1236-1242 гг. считалось катастрофой, хотя одновременно монголы возбуждали интерес, являясь возможными союзниками против сарацин. В посольстве римского папы к монголам 1245-1247 гг., возглавлявшемся Иоанном де Плано Карпини, принимал участие польский францисканец Бенедикт [36, с. 84-86, 90-91]. Парадоксально, но монгольское вторжение дало правителям Польши также шанс экспансии на юго-восток, развернувшейся в следующем веке. Хотя в XIII в. кочевники еще дважды повторяли грабительские набеги (1259 и 1287 гг.), они в Польше не задержались, а людские и экономические потери скоро восстановились. Зато монгольское нашествие окончательно нарушило политическую структуру Южной Руси, уже раньше ослабленную внутридинастической борьбой. В XIV в. земли южнорусских княжеств, правители которых стали вассалами ханов, были ареной борьбы между слабеющей (особенно после смерти Джанибек-хана в 1357 г.) Золотой Ордой и экспансивными державами с запада и севера: Польшей и Литвой. Золото-ордынские правители не противились захвату польским королем Казимиром III Галицкой Руси и западного Подолья (1340–1366 гг.) и захвату литовским великим князем Ольгер-дом восточного Подолья и Киевщины (1362 г.). Кажется, что это последнее завоевание произошло по соглашению с беклербеком Мамаем, крупным сановником и фактическим правителем Улуса Джучи с 1361 по 1380 г., который считал Ольгерда союзником против Москвы и против внутренней золотоордынской оппозиции. Об условиях этого будто наиболее раннего литовско-татарского договора, в котором Мамай разрешил Ольгерду править южнорусскими землями в обмен на выплату налогов, свидетельствует тот факт, что еще сорок лет спустя с Подолья платились налоги для Татар (tributus Thartharorum), а следующий золотоордынский хан Токтамыш упоминал в ярлыке, направленном в 1393 г. сыну и наследнику Ольгерда, великому литовскому князю и польскому королю Ягайле, что условием сохранения старинной дружбы является «сбор выхода со стран (или людей), которые смотрят на нас (т.е. принадлежат нам)» (bizge baqar ėllerning çıqışların çıqarub) [32, с. 55-57; 17; 28, с. 5-6; 16, с. 186-203].
Характер взаимоотношений между Золотой Ордой и Литвой (с 1386 г. соединенной с Польшей после избрания Ягайла польским королем) изменился после 1395 г., когда Токтамыш потерял трон из-за нашествия Аксак Тимура и должен был искать убежища в Великом княжестве Литовском. Из пышного монарха, претендующего на сюзеренитет над литовцами, он превратился в беженца, ищущего помощи. Великий князь Витовт, который по договору с королем Ягайлом обладал автономной властью в Литве, решил восстановить Токтамыша на золотоордынском троне, свергнув ставлени-ка Аксак Тимура – Тимур-Кутлука. Грандиозный план Витовта предусматривал, что он станет фактически сюзереном Золотой Орды и самым крупным монархом Восточной Европы. Русский летописец, вспоминая о планах Витовта, вложил в его уста следующую декларацию: «Пойдем пленити землю татарьскую, победим царя Темирь Кутлуя, возьмем царство его и разделим богатство и имение его, и посадим в Орде на царстве его царя Тахтамыша, и на Кафе, и на Озове, и на Крыму и на Азтаракани, и на Заяицкой Орде, и на всем Примории, и на Казани; и то будет все наше и царь наш» [12, с. 172; 4, с. 381–382]. 12 августа 1399 г. литовско-татарская армия под руководством Витовта и Токтамыша, в которой также находились польские рыцари, потерпела полный разгром на р. Ворскле (левый приток Днепра) от войск Тимур-Кутлука и его эмира Идегея. Токтамыш уже никогда не вернулся на золотоордынский трон и через несколько лет нашел смерть в Сибири, но его многие родственники и сторонники не потеряли надежды на помощь Витовта и остались при его дворе. Часть их поселилась в Великом княжестве и до сих пор известны как литовские татары, или липки [18, с. 765].
Один из сыновьей Токтамыша, Джалал ад-Дин, принимал участие в Грюнвальд-ской битве между польско-литовским и тевтонскими войсками (1410), а в 1412 г. вступил на золотоордынский трон с помощью Витовта. Через несколько лет сыновья Токтамыша вследствие внутренной борьбы потеряли шанс на консолидацию своей власти в Орде, а в 1420-х гг. сам Витовт оказал поддержку другому чингизидскому претенденту, Улуг-Мухаммеду, который после длительной борьбы за золотоордынский трон в конце жизни поселился в Казани, заложив фундамент отдельного ханства, просуществовавшего до 1552 г.
Одновременно Витовт оказывал поддержку Хаджи-Гирею, молодому Чингизиду, отец которого прибыл в Литву в числе сторонников Токтамыша и который, вероятно, родился в литовском городе Тракай. Уже после смерти Витовта Хаджи-Гирей добился самостоятельной власти в Крыму и в 845 г.х. (1441–1442) начал чеканить монету, создавая отдельное ханство на части территории Золотой Орды. До своей смерти в 1466 г. Хаджи-Гирей имел дружеские отношения с польским королем и литовским великим князем Казимиром [28, с. 11-16]. Память о помощи, которую Токтамыш и его сыновья, а затем Хаджи-Гирей получили со стороны Витовта, служила еще в XVI в. легитимным мотивом «старинной дружбы» в корреспонденции крымских ханов с литовско-польскими Ягеллонами, где мы часто находим воспоминания о том, что изгнанные Чингизиды, «коли им кони потны были до литовского паньства, до князя великого Витовта […] гостемъ бывали» [28, с. 595]. В своих ярлыках, присланных Ягеллонам, крымские ханы потверждали пожалования русских земель в пользу Витовта, сделанные Токтамышем в обмен на гостеприимство, хотя в XVI веке все это было чисто фиктивным, а «пожалованные» земли находились вне контроля крымских ханов. Интересно, что крымские ханы из династии Гиреев считали Токтамыша легитимным предком, хотя их кровные связи были не настолько близкие: в 1454 г. Хаджи-Гирей с помощю Казимира даже победил внука Токтамыша, Сейид-Ахмеда, который до конца жизни остался в литовской неволе [28, с. 13].
В 70-х гг. XV в. борьбу за наследство Улуса Джучи в Восточной Европе вели, с одной стороны, внук Тимур-Кутлука Ахмед, государство которого, называемое в современной историографии Большой Ордой, а в средневековых литовских источниках Заволжской Ордой, имело центр на Нижней Волге; с другой стороны – амбициозный сын Хаджи-Гирея, крымский хан Менгли-Гирей. Сначала казалось, что Менгли-Гирей будет поддерживать дружественные связи с Вильнюсом, но великий князь Казимир рассердил его, вступив в антимосковский союз с соперником Крыма Ахмедом. В ответ в 1474 г. Менгли-Гирей вступил в союз с Иваном III [14; 2]. В результате на протяжении 30 лет крымские татары многократно опустошали земли Литвы и юго-восточной Польши (например в 1498 г.).
Ягеллоны не сумели использовать союз с Большой Ордой. В 1480 г., когда хан Ахмед подошел к р. Угре, чтобы вместе с литовцами ударить на Москву, Казимир не сумел собрать армию, и татарский союзник безуспешно вернулся домой. В 1501 г. этот сценарий повторился, когда сын и наследник Ахмеда, Шейх-Ахмед, не дождался в степи литовского союзника, потому что сын Казимира, великий князь Александр, был занят добыванием для себя польского трона после смерти брата, короля Яна Ольбрахта. Проведя суровую зиму в днепровских степях, в июле 1502 г. армия Шейх-Ахмеда была полностью уничтожена войсками Менгли-Гирея на р. Суле, а уцелевшие воины вместе с семьями подчинились власти крымского хана. После безуспешных стремлений собрать новую армию Шейх-Ахмед приехал в Киев, где был задержан бывшим союзником и сослан в Вильнюс. Только в 1527 г. он был выпущен на волю и последний год своей жизни провел на престоле Астраханского ханства [6; 28, с. 577-578].
Гибель Большой Орды парадоксально ослабила противостояние в отношениях Литвы и Крыма. Менгли-Гирей уже не боялся литовско-большеордынской коалиции, а задержание Шейх-Ахмеда стало сильным аргументом Вильнюса в отношениях с ханом, опасавшимся, чтобы его смертельный враг не вышел на свободу. Но Менгли-Гирей уже не нуждался также и в московском союзнике против Большей Орды, а московские планы подчинения Казанского ханства начали беспокоить хана, считавшего себя законным наследником правителей Улуса Джучи. Все эти причины привели к переформативанию альянсов и к крымско-литовскому сближению. Через несколько лет Менгли-Гирей еще лавировал между Вильнюсом и Москвой, заключая мир с Сигизмундом в 1507 г. и с Василием III в 1508 г., тогда как крымские всадники не перестали опустошать земели и одного, и другого соседа. В конце концов в 1512 г. Менгли-Гирей согласился выслать своега внука Джалал ад-Дина как почетного заложника в Вильнюс, а польско-литовская сторона согласилась присылать хану ежегодно 15000 золотых (половину из Литвы и половину из Польши), чтобы за это он соблюдал «старинную дружбу» и вел войну против Москвы и других неприятелей Ягеллонов. Обмен мирными договорами между ханом и королем Сигизмундом, отдельно с Литвой и с Польшей, хотя там правил один и тот же монарх, произошел в 1513–1514 гг. [28, с. 37–49]. Хотя Менгли-Гирей умер в следующем году, его сын и наследник Мухаммед-Гирей обновил союз, и в 1515 г. татарско-литовские силы сотрудничали в нападениях на московские окраины. После временного кризиса в крымско-литовских взаимоотношениях в 1518-1519 гг., союз и мир были возобновлены в 1520 г., и король Сигизмунд, который в то время вел войну с Тевтонским орденом, с облегчением наблюдал за татарским походом против Москвы в 1521 г., в котором принимал участие и литовский контингент.
Ежегодные «поминки», которые, хотя и нерегулярно, польско-литовская сторона высылала крымским ханам с 1512 г. почти до конца XVII столетия (последний раз в 1682 г.), считались в Вильнюсе и Кракове добровольной платой за военную помощь против Москвы и других королевских врагов, но в Крыму они расценивались как дань. В ханской корреспонденции они упоминаются как «подарки» (bölek, hedaya, pişkeş), «казна» (hazine), но иногда как «налог» (vergü), «выход» (harac) и даже как джизья (cizya) – ежегодная дань, которую по Корану должны были платить немусульманские подданные мусульманским монархам. Например, в 1521 г. Мухаммед-Гирей отказался от приглашения султана Сулеймана татарам напасть на Польшу, аргументируя это тем, что «некоторое время назад польский король направил к этому смиренному рабу (т.е. хану) посла и, чтобы эта страна не подвергалась набегам, обязался выплачивать ежегодную дань (cizya) в пятнадцать тысяч флоринов (т.е. золотых), на чем мы утвердили клятву (yemin) и помирились» [7, с. 55; 28, с. 59, 445–446, 497–499, 504-506].
Как указывает вышеприведенный пример, факт выплаты «поминков» татарам играл большую роль в польско-османских взаимоотношениях. Он облегчил исламским юристам легитимизацию «вечного мира», который с 1533 г. связал польских королей и османских султанов. Хотя и полезный для обеих сторон (имея в виду политическое сотрудничество Ягеллонов и Османов против Габсбургов), такой постоянный мир между мусульманским и христианским монархами был запрещен шариатом, пока христианский монарх не согласится платить дань. Хотя польские короли отказались платить дань султану, они высылали «поминки» крымскому хану, которого с 1475 г. Османы считали своим вассалом. Не случайно статья о ежегодной выплате традиционных подарков (‘adetler) хану вписывалась как условие соблюдения мира во все договорные грамоты, высланные османскими султанами польским королям с 1553 до 1678 г. Только Карловицкий мир (1699) отменил эту статью и запретил татарские набеги на территорию Польши, даже если король откажется высылать поминки [27].
Гибель амбициозного Мухаммед-Гирея, который в 1521–1523 гг. временно объединил большую часть территории бывшего Улуса Джучи, и внутренная борьба в Крыму за его наследство побудили польско-литовский двор к смене политики. Посылка подарков в Крым прервалась, в 1523 г. литовские войска сожгли татарский городок Ислам-Кермен на нижнем Днепре, а в 1527 г. Шейх-Ахмед был выпущен на волю и вступил на трон Астраханского ханства, примирясь с ногаями против Крыма. Польско-литовский двор поддерживал также претендентов на крымский престол, прежде всего Ислам-Гирея, который с 1524 г. до своей смерти в 1537 г. вел борьбу за трон против Саадет-Гирея и затем Сахиб Гирея. Эти шаги, конечно, вели к дальнейшим татарским набегам, но из-за внутренней борьбы ханы не смогли реагировать достаточно мощно, и даже осада Черкасс Саадет-Гирей-ханом (1532 г.) оказалась безуспешной [15, с. 151-198].
На примирение между королем и ханом влияла политика как османской Порты, с которой Сигизмунд с 1533 г. имел «вечный мир», так и шанс нового союза против Москвы, появившийся после смерти Василия III в том же году. Литовско-крымский мир и союз были обновлены в 1535 г., что сказалось на антимосковской кампании того же года: захват Гомля и Стародуба литовцами и восстановление власти Гиреев в Казани. В конце 30-х гг. XVI в. казанский хан Сафа Гирей стремился установить широкий антимосковский союз, включавший Польшу, Литву, Крым и Казань, но эти попытки оказались безуспешными, подобно прежним аналогичным попыткам 1506 и 1514–1516 гг. [9; 3; 13; 11].
Хотя впоследствии король Сигизмунд помирился с Москвой, он также сохранял мир с Крымом, а в 1542 г. туда поехал литовский посол Венцлав Миколаевич, автор известного описания татар, изданного в 1615 г. на латинском языке под псевдонимом Михалона Литвина [5, с. 14-25]. Обмен посольств между Казанью, Вильнюсом и Краковом тоже продолжался, и в польском Скарбовом архиве сохранились сведения о прибытии посольства Сафа Гирея на сейм в Петрокове (1544 г.), о приезде в Краков весной 1551 г., накануне падения Казанского ханства, посольства регентши Сююмбике от имени ее сына Утемиш-Гирея [19, л. 104-105; 20, л. 88об-90об, 94-118; эти сведения впервые обнаружил В. Трепавлов, которому я благодарен за информацию; см.: 13, с. 96].
В середине XVI в. в Северном Причерноморье усилилось присутствие Османской империи. В 1538 г. Османы отняли у крымского хана замок Джан-Керман (Очаков), построенный еще в 1494 г. Менгли-Гиреем, а в 1551 г. сместили с трона Сахиб Гирея, которого подозревали в стремлении добиться большей независимости от Порты. Новый хан Девлет-Гирей начал свое правление с набега на литовские земли, во время которого захватил и сжег Брацлав, но вскоре помирился с королем, имея в виду бóльшую опасность, связанную с походом Ивана IV на Поволжье. Хотя крымско-литовско-польский союз был обновлен, это не остановило подчинения Казани, Астрахани и Ногайской Орды Москве в 1552–1556 гг. Вскоре крымско-литовские отношения снова испортились из-за деятельности черкасского старосты и казацкого вождя Дмитрия Вишневец-кого, который постоянно нападал на татарско-турецкие пограничные земли.
Во время Ливонской войны (1558–1583), хотя Крымское ханство и Польско-Литовское государство и находились в состоянии войны с Москвой, сложно говорить о какой-либо координации их военных действий. Среди причин отсутствия военного сотрудничества нужно иметь в виду умелую дипломатию Москвы, которой довелось несколько раз заключить перемирие с Крымом, отсутствие части татарских сил, которые были принуждены принимать участие в османских кампаниях против Габсбургов (1566) и Сефевидов (1578-1583), и разногласия между татарами и турками во время астраханского похода 1569 г., свидетелем которых был польский посол Андрей Тара-новский, приглашенный в поход в роли наблюдателя из союзной страны. Сами татары, хотя и беспокоились из-за московской экспансии в Поволжье, не меньше боялись османской гегемонии, угрожавшей автономии Крыма.
В 1569 г., накануне смерти последнего Ягеллона, персональную унию Литвы и Польши заменила уния реальная. Несколько раньше, чтобы сломить литовскую оппозицию, Сигизмунд II Август отделил от Литвы украинские провинции и присоединил их к Польской Короне. Таким образом, Литва потеряла общую границу с Крымом и с этих пор за крымскую политику Речи Посполитой отвечали прежде всего польская канцелярия и польские гетманы.
Правление Гази-Гирея II (1588-1596 и 1597-1607), одного из самых выдающихся крымских ханов, совпало с 15-летней османско-габсбургской войной (1593-1606), в которой татары принимали участие и почти ежегодно переходили через Молдавию по пути на венгерский фронт. Интересы Речи Посполитой, Порты и Крыма скрещивались именно в Молдавии, но когда армии обеих (точнее трех) сторон встретились в 1595 г. под Цецорой, был достигнут компромис, и на несколько лет установился фактический кондоминиум, когда на молдавском троне находился Иеремия Могила [31, с. 142–146; 28, с. 111-112, 512]. Хотя хан постоянно обвинял польского короля в казацких набегах и опоздании выплаты поминок, а польская сторона обвиняла татар в опустошении Украины, сторонам удалось сохранить относительно мирные взаимоотношения. В этот период в Крым ездили польские послы, которые написали ценные реляции о жителях полуострова и о церемониале ханского двора: Мартин Броневский (поездки в 1578, 1584, 1587 и 1591-1592 гг.) и Лаврын Писочинский (1601-1603) [26; 1; 33]. Стоит подчеркнуть, что хотя во внутренней пропаганде многие польские авторы представляли татар как диких и кровожадных грабителей, а в кореспонденции с римскими папами польские короли представляли себя как защитников христианской Европы от неверных, настоящая крымская политика Речи Посполитой отличалась прагматизмом и хорошим знанием татарского общества и культуры [37, с. 233, 239; 29].
В начале XVII в., в первые годы польской интервенции в Московском государстве, возобновились и татарские набеги на Московию. Хотя А. Новосельский считал эти набеги доказательством существования крымско-польского союза против Москвы [10, с. 50-55], другие авторы подчеркивали, что в то же самое время татары осуществляли набеги на Польшу. Их набеги на Россию не следует объяснять каким-либо политическом союзом, а просто желанием воспользоваться ослаблением московской обороны [35, с. 159–162]. Д. Лисейцев утверждает, что если в это время существовал какой-либо союз, это был союз между ханом и Василием Шуйским [8, с. 265, 269-271, 278]. Не подлежит сомнению, что по мере развития событий Смутного времени татар начало беспокоить возрастание гегемонии Польши в Восточной Европе, ив 1614 г. хан Джа-нибек-Гирей решил заключить мир с новым российским царем, Михаилом Романовым [10, с. 83-84]. Знаменательно, что стандартная формула о военном сотрудничестве против Москвы, которую мы находим во всех договорах о мире, которыми обменивались крымские ханы и польско-литовские монархи с 1507 до 1609 гг., исчезла из ханских документов, составленных после 1609 г., чтобы снова появиться только в документах польско-крымского союза, заключенного в 1654 г. [28, с. 126, 498-500].
Второе десятилетие XVII в. принесло напряжение не только в польско-крымские, но и в польско-османские отношения. Оно было спровоцировано казацкими набегами в Причерноморье, интервенциями польских магнатов в Молдавии и секретной поддержкой Габсбургов польским королем Сигизмундом III в начале Тридцатилетней войны. Татарские воины поддержали Османов в турецко-польской войне 1620–1621 гг., а хан Джани-бек-Гирей принял личное участие в Хотинской кампании султана Османа II (1621).
После окончания Хотинской войны в Крыму начался конфликт за ханский престол между Джанибек-Гиреем и братьми Мухаммедом и Шахин-Гиреями, в котором эти последние временно стремились получить поддержку польского короля, запорожских казаков и даже персидского шаха Аббаса Великого [22, с. 29-31, 36-38; 28, с. 133-135]. Конфликт из-за крымского престола ослабил позиции хана и привел к росту роли Кантемира – мангытского бея, который при поддержке османской Порты укрепил свою автономную власть среди ногаев Буджака. Вторжения буджакской орды Кантемира оборачивались в 20-х гг. XVII в. большими людскими потерями для Речи Посполитой, чем вторжения крымских татар. Только в 1628 г. Джанибек-Гирей заполучил обратно трон при поддержке Порты и изгнал из Крыма Мухаммеда и Шахин-Гиреев, а в 1637 г.
Порта казнила мятежного бея Кантемира. Боясь репрессий со стороны нового крымского хана, буджакские ногаи даже стремились принять польскую протекцию, но этого не произошло из-за взаимного недоверия [28, с. 147-148].
Хотя внутренный кризис ослабил международную позицию Крымского ханства и все более подчинил ханов османским султанам, этот процесс не остановил татарских вторжений в Польшу, а ослабевшие ханы были даже не в состоянии гарантировать мир. В этих условиях, после разгрома под Охматовым (30 января 1644 г.) вторгшегося татарского войска великим гетманом Станиславом Конецпольским, польско-литовский Сенат решил перестать посылать подарки ханам, а гетман вместе с королем Владиславом IV начал планировать союз с Москвой, целью которого было уничтожение Крымского ханства и раздел его земель между Россией и Польшей. С 1645 г. король развил свои планы и хотел, чтобы Речь Посполитая и Россия поддержали Венецию в ее войне с османской Портой, но все эти военные планы рухнули из-за сопротивления Сейма. Весьма иронично, что украинские казаки, которым король ранее обещал венецкие деньги за участие в войне, вместо удара против Крыма соединились в 1648 г. с татарами и начали великое восстание против Польши. По Зборовскому договору, заключенному в 1649 г. между польским королем и ханом Ислам-Гиреем III, который принял роль покровителя казаков, последние получили значительную автономию, а Речь Посполитая должна была возобновить выплату подарков хану [24, с. 131–190; 23; 28, с. 154-161, 954-963; 34]. Стремясь ослабить казацко-татарский союз, в 1653 г. польский двор даже направил посольство к калмыкским кочевникам, предлагая им захватить Крым при поддержке Речи Посполитой [30].
Радикальную смену крымской политики и крымско-польских отношений вызвала Переяславская Рада января 1654 г., когда казаки приняли покровительство российского царя. Опасаясь российской гегемонии в Восточной Европе, Ислам-Гирей III и его брат и наследник Мухаммед-Гирей IV заключили военный союз с королем Яном Казимиром, который продолжался до 1666 г. Союзники имели даже план восстановить Золотую Орду, а крымский хан направил эмиссаров в Поволжье и Сибирь, чтобы вызвать антироссийское восстание среди татар и башкир, хотя эти планы сложно было считать реалистичными. В этот период крымские татары помогали Речи Посполитой не только против России, но также и против Швеции, а их участие во второй Северной войне (1655–1660) привело к активизации дипломатических контактов со Швецией, Бранденбургом и даже с Данией. О польско-татарских культурных связях в эти годы свидетельствует широкое употребление крымской одежды, оружия и конской сбруи польской шляхтой, а также употребление польского языка в дипломатической корреспонденции крымской канцелярии [25; 21; 39; 28, с. 163-174, 237-239].
Раздел Украины между Польшей и Россией, установленный Андрусовском договором (30 января/9 февраля 1667 г.), рассердил не только казаков, но также и татар, опасавшихся союза северных соседей. В 1667 году татары и казаки провели общий поход против Речи Посполитой, окончившийся компромиссным Подгаецким договором (16 октября), но вскоре в конфликт вмешалась османская Порта, освободившаяся от войны с Венецией после завоевания Крита (1669) и решившая активизировать свою политику в Восточной Европе под руководством визирей из семьи Кепрюлю. Осман-ско-польская война началась в 1672 г. завоеванием турками Каменца-Подольского и продолжалась до 1676 г., а затем – после короткого перерыва, в котором турки боролись за Украину с Россией, – началась снова в 1683 г., но на этот раз Речь Посполитая оказалась в широкой антиосманской коалиции, в состав которой входили Империя Габсбургов, Венеция, и – с 1686 г. – Россия. Крымские татары принимали участие в османских военных походах, но ханы не один раз предлагали договориться между сторонами, сначала опасаясь, что укрепление позиции Порты в Восточной Европе ограничит автономию Крыма, а позже, вслед за османскими поражениями в войне с коалицией, опасаясь завоевания Крыма Россией.
Карловицкий договор (январь 1699 г.), в заключении которого татарские дипломаты не принимали участия, принудил хана отказаться от традиционных подарков и запретил татарские набеги на польские земли. Османский султан гарантировал исполнение этих условий со стороны хана, который в договоре не считался суверенным монархом. Ослабление международной позиции Речи Посполитой и Крымского ханства в XVIII в. ограничило возможность непосредственных контактов и ведения независимой активной политики обеих держав, а занятие Запорожья Россией привело и к географическому «отдалению» Польши и Крыма. Опасаясь российской экспансии, татары все более полагались на покровительство Порты, а внешнюю политику Речи Посполитой парализовало присутствие русских войск и постоянная конфронтация сторонников и противников российской ориентации. Несмотря на это, несколько раз поляки и татары предпринимали инициативы сотрудничества против Российской империи, что видно на примерах поддержки ханами Девлет-Гиреем II и Каплан-Гиреем сторонников Станислава Лещинского (1709-1714) или поддержки ханом Крым-Гиреем Барской конфедерации (1768-1769). После турецко-русской войны 1736-1739 гг., во время которой армия фельдмаршала Миниха сожгла Бахчисарай, хан Селямет-Гирей II не только восстановил дворец своих предков, но и стремился воскресить чингизидскую традицию и в 1742 г. выслал польскому королю «ярлык», состоящий из семи статей нового мирного договора [28, с. 202-203, 1001-1008].
Межгосударственные контакты Крыма, Литвы и Польши, начавшиеся с XV в., прервало завоевание Крымского ханства Россией в 1783 г., которое только на несколько лет опередило последний раздел Речи Посполитой.

1. [Броневскій, М.] Описаніе Крыма (Tartariæ Descriptio) Мартина Броневскаго // Записки Одесскаго общества исторіи и древностей. 1867. Т. 6. С. 333-367.
2. Вашари И. Крымское ханство и Большая Орда (1440-1500-е годы). Борьба за первенство // Средневековые тюрко-татарские государства. 2013. Вып. 5. С. 11–19.
3. Ващук Д. Епістолярна спадщина царя казанського Сафи-Гірея: листи до польського короля і великого князя литовського Сигізмунда I Старого // Київ: Інститут Історії України НАН України, 2014. С. 120-127.
4. Греков Б.Д., Якубовский А.Ю. Золотая Орда и ее падение. М.-Л.: Издательство Академии Наук СССР, 1950.480 с.
5. Дмитриев М.В., Старостина И.П., Хорошкевич А.Л. Михалон Литвин и его трактат // Михалон Литвин. О нравах Татар, Литовцев и Москвитян. М.: Издательство Московского университета, 1994. С. 6-56.
6. Зайцев И.В. Шейх-Ахмед–последний хан Золотой Орды (Орда, Крымское ханство, Османская империя и Польско-Литовское государство в начале XVI в.) // От Стамбула до Москвы. Сборник статей в честь 100-летия профессора А.Ф. Миллера / Ред. М.С. Мейер, С.Ф. Орешкова. М.: Муравей, 2003. С. 31-52.
7. Лемерсье-Келькеже Ш. Казанское и Крымское ханства и Московия в 1521 г. по не опубликованному источнику из архива Музея дворца «Топкапы» // Восточная Европа средневековья и раннего нового времени глазами французских исследователей. Казань: Институт истории АН РТ, 2009. С. 47-56.
8. Лисейцев Д.В. Русско-крымские дипломатические контакты в начале XVII столетия // Тюркологический сборник 2005. Тюркские народы России и Великой степи. М.: Восточная литаратура, 2006. С. 238-282.
9. Мустафина Д. Послание царя казанского // Гасырлар авазы – Эхо веков. 1997.
№. 1/2. С. 26-38.
10. Новосельский А. Борьба Московского государства с Татарами в первой половине XVII века. М.-Л.: Издательство Академии Наук СССР, 1948.448 с.
11. Пилипчук Я. В. Отношения между Великим Княжеством Литовским и Казанским ханством // Золотоордынское обозрение. 2014. № 3(5). С. 80-102.
12. ПСРЛ. Т. XI. Патриаршая или Никоновская летопись. М., 1965. 254 с.
13. Трепавлов В. «Хочем с тобою быти у братстве и в приязни» (Послания короля Сигизмунда I хану Мухаммед-Амину) // Гасырлар авазы – Эхо веков. 2010. № 3/4. С. 92–101.
14. Хорошкевич А.Л. Русь и Крым. От союза к противостоянию. Конец XV – начало XVI вв. М.: Эдиториал УРСС, 2001. 334 с.
15. Черкас Б. Україна в політичних відносинах Великого князівства Литовського з Кримським ханатом (1515–1540). Київ: Інститут Історії України НАН України, 2006.244 с.
16. Черкас Б. Західні володіння Улусу Джучи: політична історія, територіально-адміністративний устрій, економіка, міста (XIII–XIV ст.). Київ: Інститут Історії України НАН України, 2014. 388 с.
17. Шабульдо Ф. Чи був ярлик Мамая на украшсыа 3eMni? (До постановки проблеми) // Записки Наукового товариства імені Шевченка. 2002. Т. 243. С. 301-317.
18. Abrahamowicz Z. Lipka // The Encyclopaedia of Islam, 2nd edition. Vol. 5. Leiden: Brill, 1986. P. 765-767.
19. Archiwum Główne Akt Dawnych (Warszawa), Archiwum Skarbu Koronnego, Dział 2 (rachunki poselstw), sygn. 1.
20. Archiwum Główne Akt Dawnych, Archiwum Skarbu Koronnego, Dział 2, sygn. 4.
21. Augusiewicz S. Dwa poselstwa Mariusza Stanisława Jaskólskiego na Krym w 1654 roku // Staropolski ogląd świata. Rzeczpospolita między okcydentalizacją a orientalizacją. Vol. 1: Przestrzeń kontaktów / Red. F.Wolański, R. Kołodziej. Toruń: Wydawnictwo Adam Marszałek, 2009. S. 46-60.
22. Baranowski B. Polska a Tatarszczyzna w latach 1624-1629. Łódź: Wydawnictwa
Łódzkiego Towarzystwa Naukowego, 1948. 134 s.
23. Baranowski B. Geneza sojuszu kozacko-tatarskiego z 1648 r. // Przegląd Historyczny. 1948. T. 37. S. 276-287.
24. Baranowski B. Stosunki polsko-tatarskie w latach 1632-1648. Łódź: Uniwersytet
Łódzki, 1949.209 s.
25. Baranowski B. Tatarszczyzna wobec wojny polsko-szwedzkiej w latach 1655-1660 // Polska w okresie drugiej wojny północnej 1655-1660. Vol. 1: Rozprawy. Warszawa: Państwowe Wydawnictwo Naukowe, 1957. S. 453–489.
26. [Broniowski] Martini Broniovii de Biezdzfedea bis in Tartariam nomine Stephani primi Poloniae regis legati Tartariae descriptio. Coloniae Agrippinae: In Officina Birckmannica, 1595. 24 s.
27. Kołodziejczyk D. La Res Publica polono-lituanienne était-elle le vassal de l’Empire ot toman? // Studies in Oriental Art and Culture in Honour of Professor Tadeusz Majda. Ed. By A. Parzymies. Warsaw: Dialog, 2006. S. 125-136.
28. Kołodziejczyk D. The Crimean Khanate and Poland-Lithuania. International Diplomacy on the European Periphery (15th–18th Century). A Study of Peace Treaties Followed by Annota ted Documents. Leiden: Brill, 2011. 1049 p.
29. Kołodziejczyk D. Lice and locusts or allies and brethren? The ambivalent attitude to wards the Crimean Tatars in early modern Poland-Lithuania // Bordering Early Modern Europe. Ed. by M. Baramova, G. Boykov and I. Parvev. Wiesbaden: Harrassowitz, 2015. P. 39-44.
30. Kołodziejczyk D. Tibet in the Crimea? Polish embassy to the Kalmyks of 1653 and a project of an anti-Muslim alliance (в печати).
31. Kortepeter C.M. Ottoman Imperialism during the Reformation. Europe and the Caucasus. New York: New York University Press, 1972. 278 p.
32. Kuczyński S.M. Sine Wody. Warszawa: Liberia Nova, 1935. 61 s.
33. Pułaski K. Trzy poselstwa Piaseczyńskiego do Kazi Gireja, hana Tatarów perekopskich (1601-1603). Szkic historyczny // Przewodnik Naukowy i Literacki. 1911. Vol. 39. S. 135-145, 244-256,358-366,467-480, 553-566, 645-660, 756-768, 845-864, 945-960.
34. Senai Hadży Mehmed. Historia chana Islam Gereja III / Wyd. Z. Abrahamowicz. Warszawa: Państwowe Wydawnictwo Naukowe, 1971.273 s.
35. Skorupa D. Stosunki polsko-tatarskie 1595-1623. Warszawa: Wydawnictwo Neriton, 2004. 298 s.
36. Strzelczyk J. Mongołowie a Europa. Stolica Apostolska wobec problemu mongolskiego do połowy XIII wieku // Spotkanie dwóch światów. Stolica Apostolska a świat mongolski w połowie XIII wieku. Relacje powstałe w związku z misją Jana di Piano Carpiniego do Mongołów. Red. J. Strzelczyk. Poznań: Wydawnictwo Abos, 1993. S. 7-112.
37. Świeboda W. Innowiercy w opiniach prawnych uczonych polskich w XV wieku. Poganie, żydzi, muzułmanie. Kraków: Societas Vistulana, 2013. 424 s.
38. Tyszkiewicz J. Tatarzy na Litwie i w Polsce. Studia z dziejów XIII-XVIII w. Warszawa: Państwowe Wydawnictwo Naukowe, 1989. 344 s.
39. Wójcik Z. Some problems of Polish-Tatar relations in the seventeenth century. The financial aspects of the Polish-Tatar alliance in the years 1654-1666 // Acta Poloniae Historica. 1966. Vol. 13. S. 87-102.