Тюменский и Сибирский юрты
Тюменский и Сибирский юрты
Денис Маслюженко
Название, периодизация, политические тенденции.
Татарские государства на юге Западной Сибири были наследниками ранее существовавших здесь владений Шибанидов, входивших в состав Золотой Орды. Они формировались по указу Бату для его младшего брата Шибана после окончания западного монгольского похода около 1242-1243 года. Их северная часть именовалась «страной Сибирь (Сир)» или «областью Сибирь и Ибирь», ограниченной, вероятно, западным берегом Иртыша и находившейся под управлением ордынских судей, которое, видимо, было установлено при хане Узбеке [3, с. 91; 7, с. 281; 9, с. 106-107]. Указания источников на «Сибирскую землю» и реальное размещение ханств на юге Западной Сибири в совокупности предопределили выбор исследователями для позднесредневековых государств Шибанидов общего наименования «Сибирский юрт (ханство)». Это название удобно с позиций анализа единой линии развития местной государственности, хотя и не учитывает реальные, в том числе географические, изменения в этой системе. Кроме того, наименования типа «Сибирское царство» или «Сибирский юрт» характерны лишь для русских источников, к тому же впервые титулом «царя Сибирского» именуется в 1505-1506 гг. сын Ибрахима (Ибак) Кутлук [5, с. 264].
К сожалению, источники не сохранили для нас самоназвания позднесредневековых сибирских тюрко-татарских государств. При наличии лишь косвенных данных резонно называть расположенные приблизительно на одной территории наследственные владения Сибирских Шибанидов по их крупнейшим городским центрам, выполнявшим функции временных столиц на самом севере этих земель. В период Великой Замятни с 1370-х гг. на первое место здесь выходит Чимги-Тура (Singui западной картографии, Тура восточных и Тюмень русских источников). Этот город был формальным центром Сибирской земли, как это видно из летописной информации об убийстве Токтамыша («в Сибирскои земли близ Тюмени») [27, с. 236]. О значении этого города говорит и его (под названием «Шехр-и Тура») захват ханом Хаджи-Мухаммедом Шибанидом в 1420-х гг. [21, с. 65]. Летом–осенью 1430 г. другой Шибанид, хан Абу-л-Хайр, сделал Чимги-Туру местопребыванием «трона государства и средоточия божьей помощи» [19, с. 143–144]. На этом основании можно говорить о формировании Туранского (Тюменского) ханства, находившегося на «крайнем пределе Дешт-и Кипчака», который в Московии называли Тюменью, а в восточных источниках – Турой [2, с. 102; 34, с. 259, 261]. Близко к этому и употребление «туранские ханы» по отношению к Шибанидам Западной Сибири у А.З. Валиди Тогана. При этом летописцы под «Турой» или «Тюменью» понимали как название города, так и «земли», то есть отдельное государство [например: 34, с. 261], которое на карте Антония Вида 1537 указано как «Тюмень Великая».
В имеющейся дипломатической переписке титул местных правителей также практически неизвестен, хотя хан Ибрахим, при котором Тюменское ханство достигло своего расцвета, часто именуется «Ногайским царем» или «Шибанским царем» [24, с. 203; 33, с. 29], последний титул используется и в отношении его брата и наследника Мамука [24, с. 242–243]. Русский перечень «Татарским землям имена» использует для владений Шибанидов в Сибири также понятие «Шибаны» [14, с. 253], аналоги которого известны и в более позднее время в форме «сибирской салтан Ишибаны» [8, с. 170]. Сейфи Челе-би в отношении ханов Туры также использует понятие «шубан» [34, с. 259], то есть искаженное «шибан». Таким образом, на первом этапе существования позднесредневековых тюрко-татарских государств Западной Сибири необходимо говорить о Тюменском (Туранском) ханстве (рискну предположить, что упоминания Туранского вилайета или вилайета Чимги-Тура указывает на название ханства в целом, а не отдельную административно-территориальную единицу в его составе).
Тюменское ханство с центром в Чимги-Туре существовало в период с 1420-х гг. по середину XV века. Для Шибанидов этого времени собственно тюменские земли были северной периферией более обширных степных владений, приоритетом для них была борьба за присырдарьинский и поволжский регионы, выражавшая стремление к власти на значительной территории бывшего Улуса Джучи как инерции общеордынского единства. Тем более, что она была подкреплена занятием сарайского престола в период Великой Замятни отдельными Шибанидами. Эти тенденции характерны для политики ханов Хаджи-Мухаммеда и Махмуд-Ходжы в 1420-е годы, в годы правления которых Чимги-Тура находилась под управлением хакимов из буркутов [19, с. 143– 144], которые могли наследовать власть судей ордынского времени. А.-З. Тоган, по данным Утемиша-хаджи, указывает, что Махмуд-Ходжа совместно с родами Туранского вилайета воевал с туменами кунгратов и салджиутов [4, с. 40]. Эта борьба могла вестись только в период 1429-1430 года, когда во главе этих родов и находились буркуты. После победы хан «объединил вокруг себя всю страну», то есть, скорее всего, северную периферию улуса Шибана, что привело к его дальнейшему столкновению с новым претендентом – ханом Абу-л-Хайром. После воцарения в Чимги-Туре и победы над Махмуд-Ходжой в 1431 г. он объединил под своей властью все владения Шибани-дов в единый Узбекский улус в Восточном Дешт-и Кипчаке. При этом он сменил и администраторов в вилайете Чимги-Тура, где даругами, то есть ханскими наместниками, стали представители тарханов, дурманов и найманов [19, с. 16].
Однозначно с тюменским престолом можно связывать деятельность следующих ханов: Абу-л-Хайр (1429–1446 гг., затем – до 1457 г. в составе Узбекского ханства в качестве Тюменского юрта под управлением сыновей Хаджи-Мухаммеда Махмудека и Саййи-дека), Махмудек и Саййидек (1457-1468 гг., даты восстанавливаются лишь по косвенным источникам), Ибрахим (Ибак) (1468(9)-1494(5) гг.), его братья Мамук (1494(5)-1497 гг.) и Агалак (1497-1505(7) гг.), сын Ибака Кутлук (1505(7)–1510-е гг.). Во многих случаях новые правители начинали свою карьеру при своих родственниках, как правило, выполняя военные обязанности, в частности, это было характерно для Абу-л-Хайра при хане Джумадуке или Мамука при Ибрахиме. В любом случае ханы пользовались помощью родственников в военной сфере. Однако реализация внешней политики была невозможна без поддержки местных кланов и племен, элита которых в лице беков, биев и бахадуров входила в состав курултая или совета карачи-беков при ханском дворе. При проведении военных советов и построения армии фиксируется сохранение крыльевой системы, которая, видимо, переживала период стагнации, поскольку крыльевое положение кланов могло изменяться, и представители одного и того же клана оказывались на разных крыльях, что связано и с утратой политического статуса. В условиях распада общего ордынского пространства при Абу-л-Хайре ритуалы и формы поведения в значительной степени были ориентированы именно на подобных лидеров [39, p. 26], чья роль постоянно увеличивалась. Основным выразителем интересов этой степной элиты мог быть находившийся при хане беклярибек, который при Абу-л-Хайре поочередно выдвигался из кыйатов, бур-кутов и мангытов. При последующих тюменских ханах все известные беклярибеки были только из мангытов (ногаев), что и позволяло, например, Ибрахиму именоваться «ногайским царем». Помимо этого, сохранял свое существование и такой орган управления, как диван, которым в период правления того же хана руководили представители уйгуров и кушчи [19, с. 97-98].
При трех последних правителях с 1495 г. значительное место в системе управления Тюменского ханства занимают представители династии беков Тайбугидов, которые, скорее всего, были из буркутов. При них происходит присоединение к Тюмени Сибирской земли, князья которой после русского похода 1483 г. платили дань в Москву. Тайбугиды стали управлять Сибирским юртом из Искера (Сибири, Кашлыка) от лица шибанидских ханов Тюмени. Сибирские летописи позволяют предположить, что их уход мог быть связан с убийством ими хана Ибрахима [29, с. 118]. Однако отсутствие упоминаний о дальнейших конфликтах между тюменским Шибанидами и искер-скими Тайбугидами заставляет более осторожно относится к этой версии. При этом беки или князья не могли выступать самостоятельными правителями в силу своего политического статуса в чингизидском мире, что позволяет считать их беклерибеками при тюменских ханах. По всей видимости, с учетом этой оговорки нет резона выделять «Искерское княжество Тайбугидов» как отдельный этап в истории сибирской государственности [23, с. 17-23]. Тем более на данный момент нет оснований говорить о Ишимском ханстве Тайбугидов или отдельном Ишимском юрте [38, с. 110–112], история которого реконструируется лишь по косвенным упоминаниям в поздних Сибирских летописях. Еще одним аргументом в пользу этого может быть использование титула «сибирского царя» в 1505-1506 г. (7014 г.) в отношении Кутлука, для которого при этом указывается, что он «пришед из Тюмени» [5, с. 264]: то есть сюзерен Тайбу-гидов с соответствующим титулом находился в Тюмени. Это время совпадает с нахождением Тайбугидов в Искере, но при этом титул сибирского царя был закреплен за наследственным тюменским династам из Шибанидов. В 1563/4 г. (7072) этот титул принадлежал еще одному сыну тюменского хана Ибрахима, Муртазе [11, с. 63].
Около 1505 г. возник конфликт между ханом Агалаком и его племянником Кутлу-ком, что привело к уходу хана вместе с частью родственников во главе с его двоюродным братом Ак-Куртом к ногаям и попыткам последнего получить Казань или Мещерский городок при помощи дипломатической переписки с московскими князьями [17, с. 62–68]. В 1510-х гг. начинается период «смутного» времени, когда многие «шибанцы» уходят по неизвестным причинам в степи, что приводит к исчезновению тюменских ханов с внешнеполитической арены. Хотя еще в 1525 г. Павел Иовий писал: «Далее на Север от Казани живут Шибанские Татары (Sciabani), сильные по своему многолюдству и обширным стадам» [10, с. 28–31], что свидетельствует в пользу сохранения здесь шибанидских владений. Лишь в 1530-х гг. они оказываются под контролем мангытско-го бия Шейх-Мамая, внука хана Ибрахима по линии дочери. При нем мог находиться и брат Кутлука Муртаза, который во второй четверти XVI века, видимо, выступал в качестве тюменского династа [6, с. 164, 181; 30, с. 130-131]. По всей видимости, для него старший сын Шейх-Мамая, Хан-мурза, пытался в 1536 г. вернуть Туру, оказавшуюся под властью угорских князей [6, с. 157; 30, с. 155]. В условиях ухода Тюменских Шибанидов в Среднюю Азию и ногайские степи Тайбугиды оказались оторваны от своих сюзеренов, которые, видимо, фактически перестали вмешиваться в вопросы местной политики. Это и позволило беку Едигеру и его брату Бекбулату в 1554 г. вступить в сепаратную переписку с московским царем Иваном IV, который взял Сибирь «под свою руку». В это же время в Искере могла сформироваться «Тайбугидская легенда» в качестве идеологического обоснования власти не-чингизидов в Сибири [16, с. 9-21]. В целом в этой легенде и преувеличении реальной власти сибирских князей в значительной степени были заинтересованы не только сами Тайбугиды, но и московские власти, для которых вассалитет этих правителей был важным фактором в дальнейшем присоединении Сибири. Появление московского даруги привело к ответному набегу на Сибирь в 1556 г. шибанского царевича [26, с. 276]. Скорее всего, им был один из сыновей Муртазы (Ахмед-Гирей или Кучум), которые воспитывались при дворе Шейх-Мамая и пользовались затем поддержкой его сыновей.
В результате начались длительные переговоры с 1557 по 1563 гг., в которых участвовали московские власти, тюменские Шибаниды, лидеры Ногайской орды и сибирские князья. В 1563 г. Едигер скончался, его сын оказался в Москве, а «сибирские люди… взяли к себе на Сибирь царевича» [25, с. 370]. В историографии под ним принято видеть Кучума, однако в письме от 22 сентября 1563 г. от Ивана IV бию Исмаилу указывается: «А ныне на том юрте Ахмет Кирей царевич» [РГАДА, ф. 127, оп. 1, д. 6, л. 118-188 об.] ; то есть престол был занят по праву старшинства. Вскоре после этого сын другого сибирского бека Бекбулата оказался в Бухаре у местного сейида, чем и ограничилось в период становления Сибирского ханства влияние этого политического центра среднеазиатских Шейбанидов. В результате с 1563 по 1582 г. в определенной очередности шибанские ханы Муртаза и его сыновья Ахмед-Гирей и Кучум занимали как тюменский, так и сибирский престол. Зависимость Сибирского ханства от среднеазиатских Шейбанидов, правивших в Бухаре, фактически не прослеживается в источниках [37, с. 44-45]. Роль бухарского хана Абдуллы II, а также его торгового и исламского окружения, ограничивалась отправлением двух исламских миссий, решения отдельных торговых вопросов, попытками хана выступать третейским судьей в спорах Кучума с ногайскими мурзами и небольшими подарками в 1590-е гг.
С воцарением на искерском престоле около 1563 года Муртазы б. Ибрахима и его сыновей Кучума и Ахмед-Гирея при поддержке ногаев за государством в русских летописях и дипломатических источниках окончательно закрепляется название «Сибирское царство» («Сибирская земля»). Это было связано с переносом формального столичного центра из Чимги-Туры в Искер (Сибирь) и значительным расширением территории государства. В русской дипломатической переписке по отношению к Муртазе, Кучуму и его сыну Али использовался титул «сибирского царя». Хотя в письме в Москву от Хан-мирзы, сына Уруса, в 1578 году сохранилось титулование Кучума «тюменским и сибирским» ханом, что, видимо, отражает двухсоставной характер владений [31, с. 268-269]. При этом «Тюмень» ставилась на первое место, что подчеркивало и ее особый статус, а сам Кучум именовался ханом Турана или владетелем области Тура. Кстати, и на европейских чертежах и картах Московии и Татарии XVI века в качестве города и отдельной земли отмечены чаще «Tumen» и несколько реже «Sibe(y)r», что также отражает представление о наличии здесь двух земель. При этом Д.М. Исхаков в контексте этого вопроса верно обратил внимание на то, что в письме 1597 г. русского царя Федора Ивановича хану Кучуму говорится: « … после деда твоего Ибака царя были на Сибирском государстве князи Тайбугина роду…» [12, с. 190]. Исходя из этого, Тюменское и Сибирское ханство уже в конце XVI века дьяками Посольского приказа рассматривались как единое государство, хотя в понимании самих местных династов и их восточных родственников значительных изменений не произошло, лишь сменился клан искерских беклярибеков.
Таким образом, для второго этапа существования местной государственности допустимо говорить о закреплении названия в форме «Сибирское ханство». При этом данное наименование, скорее, отражало именно русское представление о местной государственности, в то время как для восточных авторов продолжало существовать Туранское ханство (Туран). Как и в предыдущие годы, ханская власть во многом зависела от поддержки не только приведенных ногайских и среднеазиатских войск, но и местных мурз и князей, управлявших различными по размерам юртами внутри ханства. Они в составе группы «лучших людей» подписывали вместе с правителем внешнеполитические соглашения.
Причины поражения Кучума и постепенного отступления к югу в период 1582– 1598 гг. скрываются во многих факторах. Среди них выделяют и опору на традиционную степную конную тактику боя, которая оказалась неприспособленной к отражению русских речных отрядов казаков, и быстрый переход на русскую сторону многих местных угорских и сибирских тюрко-татарских лидеров, и специфику внешнеполитической ситуации. В последнем случае в условиях калмыкского нашествия в казахские степи и одновременных войн между среднеазиатским Шейбанидами Кучуму не удалось получить поддержки возможных союзников из Бухары или Алтыулов. Сохранение ханского титула Кучумом при потере столицы может быть связано с тем, что Шибаниды, как и значительная часть их подданных, вели кочевой или полукочевой образ жизни, а столица выступала лишь временным административным и налоговым центром, обеспечивающим прежде всего контроль над северными землями и пушной торговлей. Собственно ханская ставка (орда-базар во главе с базарским князем при Ибрахиме) подкочевывала к ней лишь на время летовки, что схоже с образом жизни золотоордынских ханов.
С общеордынскими традициями могли быть связаны и символы ханской власти, которыми у первого тюменского хана Абу-л-Хайра были трон, царская юрта и халат, а также, возможно, переносной (походный трон) и знамена. Тюменский трон выступал относительно новым атрибутом местных правителей. По этой причине особое значение для тюменских династов имел трон правителей Улуса Джучи, который в источниках именуется как «престол (трон, стул) Саин-хана», то есть Бату [19, с. 143-147, 155, 163; 30, с. 46]. Обладание им давало ханам Абу-л-Хайру и Ибрахиму возможности для более активного влияния на постордынский мир и закрепляло претензии на восстановление единства его значительной части под управлением тюменских ханов. Для Сибирского ханства периода правления Муртазы, Кучума и Ахмед-Гирея в качестве таких предметов выступают государственные печати различной формы и статуса, их аналог в форме тамги ханского рода при Кучумовичах, в отдельных ритуалах мог использоваться барабан; кроме того, русские источники в качестве такого символа рассматривали т.н. «Сибирскую корону» (боевой шлем хана Кучуму восточного производства) [12, с. 195-196; 35, с. 196-197].
Историю Сибирского ханства (юрта русских источников) не следует заканчивать потерей Искера в 1582 г. или даже смертью хана Кучума около 1601 г. В это время можно говорить лишь о начале третьего этапа в истории местной государственности, которая развивалась в условиях включения земель Сибирского ханства в состав Московского царства. Длительность этого периода пока вызывает вопросы. Еще сыновья Кучума Али, плененный русскими около 1608 г. и сохранявший титул «сибирского царя» до своей смерти в 1649 г., и Ишим (Иш-Мухаммед), за которым этот титул, видимо, признавался русскими властями в 1616 г. [37, с. 62-83], однозначно рассматривались как независимые властители. Как Али, так и Ишим признавались ханами и отдельными восточными авторами, при этом, если Абул-Гази последним ханом Турана считает Кучума, то в иных источниках последним хаканом Сибири именуется Ишим [1, с. 276]. Необходимо учитывать, что Кучумовичи вплоть до 1660-х годов продолжали контролировать часть земель Сибирского ханства в Притоболье. Власть над этой территорией признавалась за внуком Ишима Кучуком в 1660-е годы даже на чертеже всей Сибири, подготовленном по приказу тобольского воеводы П.И. Годунова. По всей видимости, они могли избираться ханами местными тюрко-татарскими племенами. Отсутствие упоминаний этого титула в русских источниках и использование по отношению к Кучумовичам лишь понятия «царевич» отражает только русскую дипломатическую точку зрения, в рамках которой сибирскими правителями были уже именно московские цари. Лишь после провала восстаний 1660-х гг., разочарования представителей местных племен в Кучумовичах и окончательного ухода последних в степи Сибирское ханство прекращает свое существование даже в качестве политической иллюзии.
Территория, границы, население.
Определение территорий и границ кочевых политических образований вызывает значительные трудности, особенно в условиях позднего средневековья. Сложность усугубляется претензиями тюменских и сибирских ханов на значительные степные территории и тесными политическими и родственными связями с лидерами Ногайской Орды, что приводило к неопределенности внутренних границ между этими политиями. В зависимости от конкретной ситуации в Тюменском или Сибирском ханстве границы оказывались легко проницаемы для кочевых групп соседних государств.
Наиболее точно источники определяют собственно владения основателя династии Шибана, которые в значительной степени были закреплены и за его потомками. Их подробное описание было сделано в начале XVII века ханом из этой династии Абу-л-Гази: «Юрт, в котором ты будешь жить, будет между моим юртом и юртом старшего моего брата, Ичена. Летом ты живи на восточной стороне Яика, по рекам Иргиз-сувук, Орь, Илек до гор Урала; а во время зимы живи в Ара-куме, Кара-куме и по берегам реки Сыр – при устьях рек Чуй-су и Сари-су»; кроме того, Шибану была отдана область Корел [2, с. 104]. Исходя из этого, основные кочевья династии располагались широкой полосой в Южном Приуралье и Западном Казахстане, а также частично в степных районах Северного и более урбанизированных районах Центрального Казахстана, хотя, вполне возможно, что это описание отражает поздние реалии. И.А. Мустакимов обратил внимание на то, что, согласно «Таварих-и гузида – нусрат-наме», во владения Шибана Бату были отданы следующие тумены (земли и народы): Джулат Черкес на Кавказе (Северная Осетия), Кара Улак (Молдавия, Валахия или Болгария), Кырк-йер (Крым), Янгикент (город в низовьях Сыр-Дарьи), Кюйдей (Западная Сибирь или Северный Казахстан) [22, с. 242]. Первые три владения однозначно были утеряны потомками Шибана еще в ордынский период, тем более, что в это время кочевья Шибанидов могли неоднократно перераспределяться сарайскими ханами. По этим причинам по вопросу о территориальных изменениях вполне справедливо мнение В.П. Костюкова: «…обстоятельства заставляют с большой долей осторожности и лишь в самом общем виде обозначать географические пределы владений Шибанидов» [15, с. 216; здесь же анализ историографии по вопросу]. В описании Абу-л-Гази резонно видеть ситуацию, сложившуюся к концу периода Замятни и сохранявшуюся на всем протяжении позднего средневековья, когда именно присырдарьинские и западносибирские земли стали основой для власти шибанидских ханов. Таким образом, тюменские и сибирские земли были лишь северными (летними) кочевьями представителей этой династии. Большинство из них, даже будучи местными ханами, стремились сохранить за собой зимовки на более комфортном юге, необходимом еще и с точки зрения сбыта сибирской пушнины и обеспечения хана и его окружения ремесленными изделиями.
Вопрос о том, насколько далеко к северу и востоку от этих степных владений распространялась власть Шибанидов, не имеет однозначного ответа в источниках. Понятно, что приграничные районы юга Западной Сибири должны были уже в ордынский период использоваться как удобная рекреационная (по выражению В.П. Костюкова) зона для накопления сил и как укрытие в случае неудачи. Для этого могли быть использованы и земли Южного Зауралья, и лесостепного Притоболья, где имеются археологические памятники этого времени. Для периода правления Абу-л-Хайра и Ибрахима в XV веке наиболее северной точкой была Чимги-Тура.
В 1483 году состоялся поход русских воевод на Пелымское княжество, в ходе которого «воиводы великого князя оттоле пошли по Тавде реце мимо Тюмень в Сибирь» [28, с. 49]. Летописец имел в виду, что русские войска прошли мимо Тюменского ханства, т.е. за пределами его северо-восточной границы, которая, видимо, располагалась именно по Тавде, а далее к востоку располагалась уже «Сибирская земля». Это позволяет нам установить условную, согласно взглядам русских летописцев, границу владений хана Ибрахима. При этом в 1480-е гг. тюменский хан Ибрахим контролировал и земли на самом юге бывших владений Шибанидов в Приаралье, то есть действительно являлся «Шибанским царем». Это подтверждается тем, что «и с устья Сыра пришло много людей, ради него [Мухаммед Шейбани-хана] отделившись от Ибак-хана» [19, с. 26]. То есть весьма условно Тюменское ханство можно локализовать как расположенное между реками Урал, Сыр-Дарья (в ее низовьях), Тура и Тавда, хотя восточные границы остаются неустановленными. Лишь после 1495 года в его состав была включена Сибирская земля, что расширило границы до среднего течения Иртыша и Ишима. Абсолютно нерешенным остается вопрос о степени влияния тюменских ханов на таежные угорские княжества, которые в условиях распада ордынского пространства проявляли независимость, что и позволило вмешаться в сибирские дела русским воеводам.
Территория Сибирского ханства периода правления внуков Ибрахима Кучума и Ахмед-Гирея локализуется С.Ф. Татауровым и А.В. Матвеевым по данным археологии. Для этого были выявлены пограничные крепости, в культурном слое которых имеется специфическая для населения ханства второй половины XVI века керамика. Очевидно, что политика была в значительной степени ориентирована на строительство крепостей с небольшими гарнизонами, которые могли способствовать как защите от внешнего вторжения калмыков, так и контролю над местным населением. Благодаря этому, границы ханства были значительно раздвинуты в сравнении с периодом Тюменского ханства. Во многом это связано с большим вниманием братьев Ахмед-Гирея и Кучума к вопросам внутренней политики, в том числе исламизации населения, которая должна была способствовать созданию единой государственной идеологии и культуры. К этому времени ислам под влиянием деятельности представителей суфийских тарикатов Средней Азии уже почти четыре столетия был известен в Сибири, но даже активная исламизация золотоордынского времени, скорее всего, затронула лишь слой политической элиты местных государств. В результате ханской политики на севере границы Сибирского ханства вышли к впадению Иртыша в Обь, среднему течению Туры и Тав-ды, на востоке – к низовьям реки Томи, притока Оби, на юге – до Чановских озер в Барабинской лесостепи, низовьев Иртыша, Ишимо-Иртышского и Ишимо-Тобольского междуречий, на западе – до верховьев р. Исеть [18, с. 74–76].
При этом западные части этих владений однозначно включали земли Тюменского ханства. За пределами этих границ в северной таежной зоне располагались хантыйские и мансийские княжества, большинство из которых находились в экономической или политической зависимости от Сибирского ханства. Наиболее сложно установить его юго-западные границы, где оно граничило с Ногайской Ордой и Казахским ханством, поскольку здесь проживали родственные племена, с которыми за редкими исключениями были союзные отношения. Г.Х. Самигулов аргументированно доказал, что фактически все земли по Тоболу, Миассу и притокам этих рек находились под властью сибирских ханов [32, с. 126–130], что не мешало ногаям в период ослабления Сибирского ханства кочевать даже по Исети. При этом по Тоболу на границе степи и лесостепи располагались т.н. «Царевы кочевья» Кучума. При этом Продолжатель Утемиша-хаджи сообщает, что Кучум поддерживал своего отца Муртазу в борьбе за Маверан-нахр, а их владения располагались в районе Отрара на Сыр-Дарье [21, с. 65]. Это отчасти подтверждается и преданием сибирских татар, где Муртаза упоминается как хан Большой Бухары [20, с. 192]. В результате поражений Кучума в 1580-х гг. был утрачен контроль не над всеми землями: западные и особенно южные земли Сибирского ханства продолжали оставаться под контролем как самого хана, так и его потомков, что не позволяет считаться последних «бродячими царевичами» или «казаками».
Таким образом, правители Тюменского и Сибирского ханства стремились к сохранению контроля над степными владениями по Сыр-Дарье и одновременно расширяли земли на юге Западной Сибири как за счет включения в состав ханства, например, Сибирской земли, так и усиления власти над таежными угорским княжествами.
Ситуация с территорией и границами изрядно осложняется и активной внешней политикой тюменских ханов. Абу-л-Хайр и Ибрахим совершали походы на поволжские земли Большой Орды, участвую в борьбе за «Саин стул». Первый из них получал налоги из Булгар и в конечном итоге подчинил значительную часть Средней Азии, расширив здесь владения Шибанидов, а при втором находилась группа казанских аристократов, что позволяло ему именоваться казанским ханом. Хан Мамук почти все годы своего недолгого правления в Тюмени находился также на казанском престоле, а Агалак и Аккурт, находясь у ногаев, пытались получить казанский престол уже при помощи дипломатических переговоров с Москвой. В Приуралье совершали походы ханы Кутлук и Муртаза, а уже в 1570-е гг. несколько раз на эти же земли ходили походами сибирские войска во главе с сыном Кучума Али и главным полководцем, племянником хана Маметкулом Алтыуловичем. Уже после потери столицы Кучум продолжал претендовать на сбор ясака с территории Приуралья. Очевидно, что вопрос о поволжских и приуральских владениях тюменских и сибирских ханов на данный момент еще не имеет однозначного решения.
В силу значительного размера Тюменского и Сибирского ханств, включавших степные, лесостепные и лесные территории, варьировались и группы населения и специфика хозяйства, которое включало в себя как различные виды скотоводства и земледелия, так и ремесла, охоту, в частности на пушных зверей, а также внутреннюю и внешнюю торговлю. Специфика происхождения, занятий и образа жизни свидетельствовала о выделении как «лучших людей», так и ясачного населения. Необходимо понимать, что использовать для населения этих ханств современные этнические названия не совсем верно и чревато модернизацией исторической ситуации. Если не учитывать находящееся в зависимости население хантыйских и мансийских княжеств, то для тюркоязычных групп населения Тюменского и Сибирского ханств характерны были два уровня идентификации, нашедшие отражение в письменных источниках. На первом из них они соотносили себя с конкретным племенем или кланом. Наиболее хорошо перечень этих политических единиц виден по окружению Абу-л-Хайра, в которое входили представители кланов буркут, дурман, карлук, конграт, курлаут, кушчи, кыйат, кытай, мангыт, найман (с подразделением на украш-найман), тубай, тюмень, уйгур, уйшин, утарчи, чат и ряда других [19, с. 16-17]. Часть из них однозначно связывается с сибирскими территориями и владениями Шибанидов [22, с. 235-244; 13, с. 52-58]. Для Сибирского ханства этот перечень может быть восстановлен лишь по племенам, упоминающимся в контексте русского присоединения сибирских территорий как в составе войск Кучума и Кучумовичей, так и перешедших на русскую сторону: аялы, мякотин (бикотин), сынрян, табын, терсяк, чат и другие. Некоторые из них состояли из тюркизированных угров (терсяк, бикотин). При этом не решен вопрос о связи кланов XV века с подобными структурами более позднего времени (наример, табын были явно родственны уйшинам). Кроме того, как в Тюменском, так и в Сибирском ханстве значительным было число лиц из Казани, Ногайской Орды и Средней Азии. На втором уровне идентификации с позиции внешнего наблюдателя местные группы однозначно соотносились в XV веке – с «узбеками», а в XVI в. – с этносословной группой татар, представители которой образовывали слой аристократии. При этом, среди них выделялись и «шибанские татары» («шибанцы») и «тюменские татары». Очевидно, что связь с конкретными правителями местных государств была важным моментом оценки этнополитической картины региона. Еще в XVII веке часть групп, проживавших на территории бывшего Тюменского ханства, именовались туралинцами или туранскими татарами [36, с. 19], что также свидетельствует о сохранении в исторической памяти представлений о Туранском ханстве.
1. Абд ал-Кадир ибн Мухаммед-Амин Маджма ал-ансаб ва-л-ашджар // История Казахстана в персидских источниках Т.II. Алматы: Дайк-Пресс, 2005. 692 с.
2. Абуль-Гази-Бахадур-хан. Родословное древо тюрков / Пер. и предисл. Г.С. Саблукова // Абуль-Гази-Бахадур-хан. Родословное древо тюрков. Иоакинф. История первых четырех ханов дома Чингизова. Лэн-Пуль Стэнли. Мусульманские династии. М.; Ташкент; Баку, 1996. С. 3-186.
3. Аннинский С.А. Известия венгерских миссионеров XIII–XIV вв. о татарах в Восточной Европе // Исторический архив. Т. III. М.-Л.: Изд-во АН СССР, 1940. С. 71-112.
4. Валиди Тоган А. История башкир. Уфа: Китап, 2010. 352 с.
5. Вычегодско-Вымская летопись // Историко-филологический сборник Коми филиала АН СССР. Вып.4. Сыктывкар: Коми книжное издательство, 1958. С. 241–270.
6. Герберштейн С. Записки о Московии. М.: Издательство Московского университета, 1998. 420 с.
7. Григорьев А.П., Фролова О.Б. Географическое описание Золотой Орды в энциклопедии ал-Калкашанди // Тюркологический сборник 2001: Золотая Орда и ее наследие. М.: Вост. лит., 2002. С. 261-302.
8. Дополнения к актам историческим. Т.1. СПб., 1846.400 с.
9. Золотая Орда в источниках. Т.1. Арабские и персидские сочинения / Сост. Р.П. Храпачевский. М.: ППП «Типография «Наука», 2003. 448 с.
10. Иовий П. Посольство от Василия Иоанновича, великого князя Московского, к папе Клименту VII // Библиотека иностранных писателей о России. Т 1. СПб., 1836. С. 12–55.
11. Исхаков Д.М. Введение в историю Сибирского ханства. Очерки. Казань: Институт истории им. Ш.Марджани АН РТ, 2006. 196 с.
12. Исхаков Д.М. О культуре государственной жизни в Сибирском юрте в XV–XVI вв. // Сибирский сборник. Казань: Изд-во «Язъ», 2011. С. 190-196.
13. Исхаков Д.М. Позднезолотоордынская государственность тюрко-татар Сибирского региона: в поисках социально-политических основ // История, экономика и культура средневековых тюрко-татарских государств Западной Сибири. Материалы Международной конференции. Курган: Изд-во Курганского гос.ун-та, 2011. С. 52-58.
14. Казакова Н.А. «Татарским землям имена» // Куликовская битва и подъем национального самосознания. Л.: Наука, 1979. С. 253-256.
15. Костюков В.П. Улус Шибана в XIII-XIV вв. (по письменным данным) // Проблемы истории, филологии, культуры. 1998. Вып. VI. С. 210-224.
16. Маслюженко Д.Н. Сибирская княжеская династия Тайбугидов: истоки формирования и мифологизация генеалогии // Средневековые тюрко-татарские государства. Вып.2. Казань: Ихлас, 2010. С. 9-21.
17. Маслюженко Д.Н. Политическая деятельность Сибирских Шибанидов в первой четверти XVI века (по переписке Ак-Курта с Москвой) // История, экономика и культура средневековых тюрко-татарских государств Западной Сибири. Материалы международной конференции. Курган: Изд-во Курганского гос.ун-та, 2011. С. 62–68.
18. Матвеев А.В., Татауров С.Ф. Границы Сибирского ханства Кучума // История, экономика и культура средневековых тюрко-татарских государств Западной Сибири. Материалы Международной конференции. Курган: Изд-во Курганского гос.ун-та, 2011. С. 70-78.
19. Материалы по истории Казахских ханств XV–XVIII веков (извлечения из персидских и тюркских сочинений). Алма-Ата: Изд-во «Наука» КазССР, 1969. 652 с.
20. Миллер Г.Ф. История Сибири. Т.I. М.: Вост.лит., 2005. 630 с.
21. Миргалеев И.М. Сообщение Продолжателя «Чингиз-наме» Утемиша-хаджи о поздних Шибанидах // История, экономика и культура средневековых тюрко-татарских государств Западной Сибири. Материалы II Всероссийской научной конференции. Курган: Изд-во Курганского гос.ун-та, 2014. С. 64-66.
22. Мустакимов И.А. Сведения «Таварих-и гузида-Нусрат-наме» о владениях некоторых джучидов // Тюркологический сборник. 2009–2010: Тюркские народы Евразии в древности и средневековье. М.: Вост.лит, 2011. С. 228-248.
23. Нестеров А.Г. Искерское княжество Тайбугидов (XV-XVI вв.) // Сибирские татары. Казань: Институт истории АН РТ, 2002. С. 17-23.
24. Полное собрание русских летописей. Т. 12. Летописный сборник, именуемый Патриаршею или Никоновскою летописью. СПб.: Типография И. Н. Скороходова, 1901.266 с.
25. Полное собрание русских летописей. Т.13. Первая половина. Летописный сборник, именуемый Патриаршею или Никоновской летописью. СПб.: Типография Н.Ю.Скороходова, 1904. 303 с.
26. Полное собрание русских летописей. Т.13. Вторая половина. Дополнения к Никоновской летописи. СПб.: Типография Н.Ю.Скороходова, 1906.234 с.
27. Полное собрание русских летописей. Т. 25. Московский летописный свод конца XV века. М.-Л.: Наука, 1949. 464 с.
28. Полное собрание русских летописей. Т.37. Устюжские и вологодские летописи XVI-XVIII вв. / Сост. Н.А. Казакова, К.Н. Сербина. Л.: Наука, 1982. 228 с.
29. Полное собрание русских летописей. Т.36. Сибирские летописи. Ч.1. Группа есиповской летописи. М.: Наука, 1987. 255 с.
30. Посольские книги по связям России с Ногайской Ордой 1489–1549 гг. Махачкала: Дагкнигоиздат, 1995. 356 с.
31. Продолжение древней российской вивлиофики. Ч. XI. СПб., 1801. 315 с.
32. Самигулов Г.Х. К вопросу о границе Ногайской Орды и Сибирского Зауралья // Средневековые тюрко-татарские государства. Вып. 4. Казань: Институт истории им. Ш.Марджани, 2012. С. 126-130.
33. Сборник Муханова (Документы по русской истории). Второе изд., доп. СПб.: Типография Э.Праца, 1866. 799 с.
34. Султанов Т.И. Известия османского историка XVI в. Сейфи Челеби о народах Центральной Азии // Тюркологический сборник 2003–2004: Тюркские народы в древности и средневековье. М.: Вост.лит., 2005. С. 254-272.
35. Татауров С.Ф. Маркеры государственности для Сибирского ханства в археологических материалах // Присоединение Сибири к России: новые данные. Материалы всероссийской научно-практической конференции с международным участием. Тюмень: Издательство Тюменского государственного университета, 2014. С. 193–200.
36. Томилов Н.А. Тюркоязычное население Западно-Сибирской равнины в конце XVI- первой четверти XIX в. Томск: Изд-во ТГУ, 1980.275 с.
37. Трепавлов В.В. Сибирский юрт после Ермака: Кучум и Кучумовичи в борьбе за реванш. М.: Вост. лит., 2012.231 с.
38. Файзрахманов Г. История сибирских татар (с древнейших времен до начала XX века). Казань: Фэн, 2002. 488 с.
39. Allworth A.E. The Modern Uzbeks. From the Fourteenth Century to the Present. A Cultural History. Stanford: Hoover Institution Press, 1990. 410 p.
