Мангытский юрт

Мангытский юрт (Ногайская Орда)

Вадим Трепавлов

Ногайская Орда была самым обширным из государств, образовавшихся при распаде Золотой Орды. В период наивысшего могущества, в первой половине XVI в., ее граница на востоке и юге подходила к верховьям рек Тобола и Нуры, шла по реке Сарысу и затем по Сырдарье к Аральскому морю. Западным рубежом долго служила Волга. Но со временем жители Ногайской Орды стали осваивать и правобережные волжские пастбища. В XVII в. ногайцы расселялись по Причерноморью и Северному Кавказу, покидая родные заволжские степи. Северные пределы Орды можно определить очень условно. До середины XVI в. в ее состав входила бóльшая часть нынешней Башкирии.
Распространенным эпитетом средневековых ногайцев было слово сансыз (бесчисленные). На Руси и в Европе сложилось устойчивое мнение об огромном количестве жителей Ногайской Орды, наиболее многолюдной среди окрестных государств: «их же число подобно морскому песку было». «Подобен морю был наш народ», – утверждали ли сами ногайцы устами поэта Шал-Кийиза Тиленши-улы [3, с. 87; 5, с. 238; 10, с. 48]. Численность населения Орды можно примерно подсчитать по распространенной методике: известная по источникам численность войска умножается на 4 или на 5. Считается, что у кочевников при общей мобилизации ополчения оставались дома женщины, дети, немощные старики и безлошадные бедняки – всего около 3/4 или 4/5 всего населения. Исходя из этой пропорции, можно определить, что в середине XVI в. ногайцев было от 900 тысяч до 1 миллиона человек. Позднее их число неуклонно уменьшалось [подробно см.: 11, с. 493−499].
В конце XIV в. в междуречье Яика и Эмбы образовался Мангытский юрт – район кочевания тюркского племени мангытов, во главе которого стоял могущественный беклербек (главный военачальник) Идегей. Он управлял в то время всеми делами Золотой Орды от имени безвластных, во всем покорных ему ханов. Традиция влияния Идегея была столь сильна, что после его гибели в 1419 г. должность беклербека закрепилась за его семьей. В восточно-кипчакских наречиях эта должность передавалась как улубий (чаще просто бий).
Мангытский юрт достался в управление сыну Идегея Гази. Он «по примеру своего отца стал предводителем народа и племени и привел под десницу своего господства аймак и племена». Это вызвало недовольство кочевой аристократии, уже отвыкшей к тому времени от жесткой единоличной власти. Бий «удлинил руки притеснения», «протянул руку угнетения и насилия, ступил из круга справедливости и сошел с широкой дороги милосердия» [6, с. 141, 390]. В 1428 г. он был убит мятежниками.
Самым сильным правителем в Восточном Дешт-и Кипчаке с 1428 г. стал хан т.н. кочевых узбеков Абу-л-Хайр. Своим беклербеком он сделал внука Идегея, Ваккаса. Тот по должности возглавлял вооруженные силы ханства и участвовал во всех крупнейших военных кампаниях 1430 – начала 1440-х гг. Мангыты принадлежали к правому крылу Узбекского ханства. При этом Мангытский юрт не растворился среди подчиненных Абу-л-Хайру улусов. Автономия мангытских владений эпохи Ваккаса проявилась в их противостоянии с Большой Ордой, в котором Абу-л-Хайр не принимал заметного участия. Занятый войнами с Тимуридами, правитель кочевых узбеков не вмешивался в дела своих западных подданных и не препятствовал самостоятельному существованию и постепенному усилению юрта мангытов.
Польский хронист Матвей Меховский записал, что «Оккас, выдающийся воин и слуга великого хана… был убит». После этого «сыновья его отделились от главной заволжской орды и поселились около замка Сарай (т.е. Сарайчик. -В.Т.), примерно лет за семьдесят до нынешнего 1517 года. Вскоре они до чрезвычайности разрослись, так что в наше время стали уже наиболее многочисленной и самой крупной ордой». Примерная датировка этого события по данному источнику – 1447 г. «или немного меньше», как оговаривает автор [7, c. 92, 93, 171].
В политике мангытских предводителей второй половины XV в. проявилась политика, истоки которой были заложены еще Идегеем: хан был необходим мангытам только для того, чтобы освятить их растущее политическое влияние. Кроме того, получив однажды от покорного Чингизида пост беклербека-бия, мангытский мирза становился его обладателем пожизненно, вне зависимости от того, был ли жив государь, даровавший эту должность. Правда, при этом пока сохранялось обязательное условие: беклер-бек все равно должен был «числиться» при каком-нибудь монархе.
Личность и власть Абу-л-Хайра, умершего в 1468/69 г., в течение сорока лет скрепляли узбекскую державу. Его наследникам не захотел подчиняться никто. Для свержения династии объединились лидеры с разных концов Дешт-и Кипчака: хан Ибак (Ибрахим) из Тюменского юрта; давний антагонист Абу-л-Хайра и один из основателей Казахского ханства Джанибек; мангытские бии Аббас и Мусса (вместе со своим неразлучным братом Ямгурчи). Сын Абу-л-Хайра Шейх-Хайдар был свергнут и убит. Дешт-и Кипчак остался без государя. Но беклербек-бий мог находиться только при хане, и следовало ожидать от Мусы (именно он выдвинулся на первый план, оттеснив своего дядю Аббаса) партнерства с каким-нибудь правителем-Чингизидом.
По скудной информации можно полагать, что сначала таким правителем оказался «узбек-казакский» хан Джанибек. Когда в конце 1460 – начале 1470-х гг. главным правителем казахов стал его двоюродный брат Гирей, Джанибек считался соправителем последнего, но, видимо, не имел большой власти. По традиционной схеме, младший соправитель получал в управление правое, т.е. западное крыло. На западе бывшего Узбекского, а теперь Казахского ханства располагались кочевья мангытов с центром в Сарайчике. Сарайчик также стал одной из резиденций Джанибека. Можно видеть в этом факте формальную подчиненность Мангытского юрта новому хану.
Джанибек умер около 1473 г. Не желая усиления очередной династии, которая могла бы угрожать крепнувшей автономии Мангытского юрта, его предводители не выказали покорности следующему тандему казахских ханов – сыну Гирея Бурундуку и сыну Джанибека Касиму. В источниках, повествующих о том времени, Муса назван «властителем Кипчакской степи» и «главнейшим из эмиров» Дешта-и Кипчака [6, c. 103; 12, c. 274].
С конца XV в. на страницах хроник появляются понятия «ногаи» (как народ) и «Ногаи» (как территория). В восточных текстах владения Мусы обозначались, как правило, омак мангытов, эль и улус мангытов. Некогда, после нашествий Тимура на Улус Джучи в 1391 и 1395 гг., Идегей воспользовался кризисом ханской власти и сумел собрать у себя за Волгой огромные массы золотоордынского населения. Стабильная и безопасная жизнь в заволжских степях, надо полагать, привлекала кочевников и позже, в первых десятилетиях XV в. Постепенно в кочевьях, подвластных мангытским биям, собрались семьи и целые общины из множества племен. Эти кочевники вместе боролись с детьми Токтамыша, ходили на Тимуридов с Абу-л-Хайром, воевали против Шейх-Хайдара и казахских ханов. Крупные войны и стихийные бедствия почти не задевали Мангытский юрт. К концу XV в. в степях между Волгой и Эмбой обитало уже третье или четвертое поколение его жителей. Общие историческая судьба и политические интересы породили у них осознание единой общности.
Показателем этого стало слово ногай. Так стали называть всех подчинявшихся мангытскому бию кочевников, независимо от их племенной принадлежности. Ногаями отныне были и сами мангыты, и найманы, и кереи, и десятки прочих племен. А Ман-гытский юрт получает в источниках второе название – Ногайская Орда.
До сих пор нет единого мнения о происхождении этонима. Еще в XVIII в. было высказано предположение, что в его основе – имя могущественного правителя Золотой Орды конца XIII в. Ногая. Этот талантливый политик и военачальник прибрал к рукам всю власть в государстве и даже назначал ханов. Историки предположили, что впоследствии потомки подданных Ногая образовали Ногайскую Орду. Эта догадка, основанная только на сходстве имен, была поддержана Н.М. Карамзиным. Огромный авторитет «отца русской историографии» превратил ее в непреложную истину. С тех пор Ногай и ногайцы оказались прочно связаны в исторических трудах.
На самом деле такое объяснение очень сомнительно. Ведь Ногай погиб в 1300 г., а название народа «ногай» появляется в документах только с конца XV века. Владение (юрт) Ногая располагалось в Причерноморье – в нынешних южной Украине, Крыму и Молдавии − далеко от будущего ядра Ногайской Орды на Яике, на западе Казахстана. Сами средневековые ногайцы и их потомки в своих исторических преданиях не упоминали о Ногае, считая своими предками и первыми правителями других исторических персонажей.
Существуют и другие этимологии. Собственно, само имя «Ногай» представляет собой тюркизированное монгольское нохой (собака, пес). Это имя носил не только вышеупомянутый ордынский царевич, но и другие люди, среди которых встречались и царственные особы. Возможно, один из них и послужил так называемым эпонимом целого народа и всего ногайского государства. Наиболее вероятным «претендентом» представляется Кара-Ногай – хан восточной части (левого крыла) Улуса Джучи во второй половине XIV в.
Есть еще несколько версий происхождения слова «ногай»: от монгольского наган (зелень, трава – как указание на скотоводческий, кочевой образ жизни); непосредственно от нохой (собака) – то ли как обидного прозвища, то ли как символа дружбы и преданности, то ли как легендарного животного предка. Сами ногайцы в XIX в. выводили название своего народа от выражения неунгай («будьте прокляты!») – так якобы в старину назвали новообращенных в ислам их соплеменники, оставшиеся язычниками.
К началу XVI в. Муса стал уже полностью самостоятельным правителем, хотя и номинально низшим по сравнению с окрестными ханами. Постепенно увеличивался престиж управляемых им владений. Если в документах третьей четверти XV в. «Ногаи» предстают как некое абстрактное пространство за Волгой, то в конце правления Мусы Орда ногайцев становится в один ряд с прочими тюркскими владениями. В тот период на Руси была создана «статья» (перечень) под названием «Татарским землям имена», в которой «Ногаи» названы наравне с Большой Ордой, Казанским и Астраханским ханствами и Сибирским юртом («Шибаны») [4, c. 253].
Тем не менее номинальный ранг подвластных Мусе территорий был неизмеримо ниже даже самых слабых и ничтожных владений, во главе которых стояли Чингизиды. Жители Мангытского юрта расценивались в соседних государствах как «казаки», т.е. изгои, оторвавшиеся от родных улусных общин, как объединение, не вписывавшееся в традиционную схему организации государственной власти. Поэтому первоначально перед Мусой, его родичами и сподвижниками по-прежнему стояла задача поисков удобного, покорного государя. Мангытская знать остановила было свой выбор на узбекском царевиче Мухаммеде Шейбани (внуке Абу-л-Хайра), который успешно воевал с Тимуридами и казахами и впоследствии основал собственное узбекское ханство, но обстоятельства не позволили воплотить этот замысел. Cледующим и более удачливым кандидатом на трон стал Ибак, хан Тюмени. В русских источниках он зовется «царем ногайским». Этот титул обозначал не этническую или племенную принадлежность хана, а основной состав его войска и подданных. На самом деле Ибак мог распоряжаться по своему усмотрению лишь немноголюдным населением и небогатыми ресурсами собственного Сибирского юрта. Ногайцы же входили в его ханство лишь номинально, хотя и диктовали ему политическую стратегию. В январе 1481 г. сибирско-ногайское войско разгромило ставку хана Большой Орды Ахмеда, а его самого убил брат мирза Ямгурчи.
Муса умер около 1502 г. Его многочисленные сыновья вступили в борьбу за власть. Ногайская Орда ослабла и оказалась на грани раскола. Поэтому ногайцы полностью проиграли разразившуюся войну с казахами.
В конце XV – начале XVI в. основные силы казахов были отвлечены сначала на походы в Мавераннахр, завоеванный Мухаммедом Шейбани, а потом на отражение узбекских вторжений из Мавераннахра. В 1510 г. Шейбани был разгромлен и убит шахом Исмаилом Сефеви. Опасность с юга исчезла, и правители казахов, Бурундук и Ка-сим, получили возможность заняться проблемами западных рубежей. Они не желали лишаться своего правого крыла с многолюдным Мангытским юртом.
Инициатива войны с Ногайской Ордой принадлежала хану Касиму. После смерти своих отца и дяди, Джанибека и Гирея, он сначала подчинялся хану Бурундуку. Но постепенно прибрал к рукам влияние и власть и стал ханствовать без соправителей. Соответственно потенциальными правами на Мангытский юрт обладал отныне тоже он.
Ногайцы избегали ссориться с Казахским ханством, которое теперь стало монолитным и могущественным. Восточные хронисты сообщают, что мангыты вместе с казахами участвовали в походе Касима на Ташкент и Туркестан. Привлечение многочисленной ногайской кавалерии к военным предприятиям резко увеличило престиж хана в глазах соседей. Но редкое участие в войнах с узбеками вовсе не означало намерения ногайских лидеров отказаться от независимости, достигнутой ими после десятилетий интриг и сражений. В 1519 г. Касим решил окончательно и прочно утвердить свою власть над ногайцами. Это было тем более актуально, что в ташкентском походе казахский хан потерпел поражение. Чтобы продолжать борьбу за туркестанские пастбища и города, требовалось собрать под свою руку всех подданных – ближних и дальних, настоящих и мнимых, как ногайцы.
Ход военных действий неизвестен, но очевидно, что ногайцы потерпели полное поражение. Территория Ногайской Орды оказались в подчинении у Касима. О его политике там информации почти нет. Собственно, ногайцев на левой стороне Волги оставалось, видимо, немало, но большинство мангытской знати перебралось на запад, в крымские владения. Утратив власть над своим юртом, она оказалась деморализованной и окончательно раздробленной. В таком состоянии ей не оставалось ничего другого, как переживать лихолетье под покровительством хана Мухаммед-Гирея I или же пытаться сблизиться с казахским монархом. Наверное, и Касим не стремился озлоблять разгромленных ногайцев и старался держаться с ними дружелюбно. Предания рассказывают, что хан выдал дочь за одного из самых высокородных мангытов – сына Мусы Шейх-Мамая. Одной из ставок Касим-хана стала столица Ногайской Орды Сарайчик. Он занял город, как бы переняв эстафету от своего покойного отца Джанибека и дяди Бурундука, некогда проживавших там. В Сарайчике же Касим скончался и был там погребен в 1521 г.
Новым государем казахов стал племянник Касима Тахир. Едва он взошел на престол, как все достигнутое и завоеванное его великим дядей стало рушиться. Узнав о смерти могущественного хана, ногайцы воспрянули духом. Дети и племянники Мусы (Мамай, Саид-Ахмед, Шейх-Мамай, Юсуф и др.) сумели собрать разбросанных по правобережным пастбищам кочевников и вдохновить их на реванш. Тахир показал себя абсолютно неспособным к сопротивлению. Пришлое казахское население под ударами ногайцев начало быстро откатываться на юго-восток, а сам хан бежал в Моголистан. В источниках ясно объяснена откочевка туда Тахира с двумястами тысячами подданных: «В связи с восстанием мангытов узбек-казаки не могли более оставаться в Дешт-и Кипчаке» [13, c. 134-135]. Теперь растерянность и раздробленность охватили уже казахов. Ногайцы регулярно врывались в их кочевья и мстили за недавние поражения. В сражениях с ними полегло несколько казахских султанов, сын Касима Хакк-Назар оказался (в качестве пленника?) в стойбище одного из мирз.
После отступления Тахира в Семиречье бескрайние пространства Восточного Дешт-и Кипчака оказались беззащитными перед ногайскими отрядами. Сыновья и племянники Мусы восстановили свое господство над заволжскими и заяицкими степями. В 1520–1540-х гг. Ногайская Орда уже столь явно и бесспорно доминировала в восточно-дештских степях, что у ее противников не находилось ни сил, ни решимости долго конфликтовать с ней.
Одним из результатов военных побед стала для ногайцев возможность распоряжаться казахским престолом. На него был посажен Хакк-Назар – как еще и формальный сюзерен Ногайской Орды, во всем покорный своим мангытским покровителям.

* * *

Ногайцы являлись типичными кочевыми скотоводами, не знавшими и не любившими городской жизни. Единственным достоверно известным городом у них был Сарайчик на Яике, оставшийся от золотоордынских времен. Подати, регулярно выплачивавшиеся кочевниками в пользу биев и мирз, были натуральными: скот и продукты животноводства, пушнина, мед и др. Земледелие находилось в зачаточном состоянии и сводилось к небольшим посевам проса в долине Яика. Ремесло носило домашний характер, обеспечивая лишь потребности кочевого скотоводства. Для приобретения хлеба, металлических изделий и тканей ногайцы вели оживленную торговлю с соседними странами. Активному обмену товарами способствовало расположение Ногайской Орды на старых караванных путях из Средней Азии и Персии в Восточную Европу.
Во второй четверти XVI в., при биях Саид-Ахмеде, Шейх-Мамае и Юсуфе, Ногайская Орда играла значительную роль в международных отношениях Восточной Европы и Дешт-и Кипчака, активно вмешивалась в политику поволжских и Сибирского ханств, нередко конфликтовала с Крымом, который стремился подчинить ее своему влиянию.
К середине 1550-х гг. обострилась борьба различных группировок ногайской знати. Многие мирзы были обеспокоены продвижением Московского государства на восток, завоеванием царем Иваном IV Казанского ханства (1552) и установления им контроля над Астраханским ханством (1554). Во главе противников пророссийской ориентации стоял бий Юсуф. В 1554 он был свергнут и убит своим братом, пророссийски настроенным Исмаилом. Несколько лет продолжались междоусобицы. Вооруженные конфликты сопровождались нарушением налаженной системы перекочевок, что приводило к массовой гибели скота и, как следствие, к массовому голоду среди населения. Во время этих событий большое количество ногайцев умерло от лишений и эпидемии чумы или переселилось в окрестные государства.
В Москве расценивали Исмаила как союзника и неоднократно оказывали ему помощь, посылая продовольствие и направляя стрелецкие отряды для защиты от врагов. К концу 1560-х гг. Исмаил утвердился у власти, а разгромленные им соперники бежали в соседние страны. Оказавшись во внешнеполитической изоляции, Исмаил полагался лишь на поддержку Ивана IV. В заключенных между ними договорах (шертях) бий признавал иерархическое старшинство царя над собой и обязался быть его верным союзником. Однако, вопреки распространенному в историографии мнению, он не перешел в русское подданство, как не произошло и присоединения Ногайской Орды к Московскому государству.
Преемники Исмаила то признавали старшинство русского царя, то начинали конфликтовать с ним. Но ослабленные раздорами и экономической разрухой, раздробленные ногайцы уже не представляли собой значительной силы. Сын Исмаила бий Дин-Ахмед видел свою задачу в восстановлении Орды после смуты, поэтому старался уживаться мирно и с Московским государством, и с крымцами. Но страх перед Россией, которая укрепляла свои позиции в Поволжье и далее на востоке, иногда заставлял Дин-Ахмеда действовать против нее. Его отряды принимали участие в нашествиях крымского хана Девлет-Гирея I на Русь в 1571 и 1572 гг., нападали на «украйны», разоряли пограничные поселения и угоняли их жителей в плен. Сменивший Дин-Ахмеда его брат Урус занял резко антироссийскую позицию.
Для противостояния кочевникам московское правительство предприняло строительство крепостей на главных ногайских переправах через Волгу – Самары (1586), Царицына (1589), Саратова (1590). Возмущенный Урус задерживал у себя в заложниках московских послов и требовал снести новые города (вместе с только что построенной Уфой). Но ни решимости, ни сил настаивать на этом у него не нашлось. В 1590 г. он погиб в очередной распре. Ногайскую Орду в 1590-х гг. опять охватила смута. В борьбу за власть над кочевьями и подданными вступили семьи биев Дин-Ахмеда и Уруса.

* * *

Особенности кочевой экономики и политического устройства привели к обособлению отдельных улусов. В течение XVI в. сформировалось сильное сословие мирз -ногайской знати. Под влиянием меняющейся политической конъюнктуры, опираясь на замкнутое хозяйство собственных кочевий, мирзы оказывались подверженными сепаратистским настроениям. На раскол знати повлияли и династические распри. Часть населения Орды во главе с мирзой Казыем в середине столетия откочевала в степи северо-западного Предкавказья, где со временем образовалось самостоятельное владение – Казыев улус, или Малая Ногайская Орда. Потомки улубия Шейх-Мамая (т.н. Алты-улы), кочевавшие на территории Центрального Казахстана, тоже фактически отделились от главной («Большой») Ногайской Орды.
В последней четверти XVI − начале XVII в. на внутренние дезинтеграционные процессы наложилось сразу несколько неблагоприятных внешних факторов.
В это время началась миграция части ойратских племен (калмыков) на запад. По пути из Западной Сибири на Волгу калмыки прошли сквозь основную территорию ногайцев и частью вытеснили, частью подчинили их себе.
Участились набеги казаков. В 1581 г. волжские казаки разрушили ногайскую столицу Сарайчик, а затем стали обосновываться в центре ногайских кочевий – по берегам Яика.
Усилилось Казахское ханство. По мере ослабления верховной власти биев некоторые племена Ногайской Орды переходили в подданство казахским ханам, которые, таким образом, расширяли подвластную территорию на запад. В течение XVII в. бывший район главных ногайских кочевий оказался поделенным между яицкими казаками, прикочевавшими с востока калмыками и новообразованным Младшим жузом казахов.
В результате падения Казанского и Астраханского ханств и резкого усиления Российского государства нарушился баланс сил, сложившийся в Восточной Европе в течение XV – первой половины XVI в. после распада Золотой Орды. Ногайцы столкнулись с необходимостью выбора ориентации на одного из двух противостоящих гегемонов региона – Крым или Россию. Знать Ногайской Орды раскололась на прокрымскую и пророссийскую партии. Этому расколу способствовали также интриги Москвы и Бахчисарая, их борьба друг с другом. Данное обстоятельство тоже мешало правительству
Орды контролировать всю территорию распадавшегося государства. Были неоднократные попытки реванша (об этом свидетельствовали перекочевки обратно на левобережье Волги, переговоры с властями Бухары о восстановлении Сарайчика). Но в результате внешних ударов ногайцы в конце концов утратили прежние кочевья и превратились в кочующих скитальцев.
В середине − второй половине XVII в. они постепенно закреплялись в пределах нового Калмыцкого ханства, княжеств Северного Кавказа, а также во владениях Гиреев – по всей степной полосе между Крымом и Россией. Лишившись единого центра, кочевники образовали несколько улусных структур-Орд. Крупнейшими и наиболее долговечными из них оказались Едисан, Едишкуль и объединение в Буджаке (Северо-Западном Причерноморье).

* * *

Титулом ногайского правителя, как указывалось выше, служило понятие бий (улу-бий). Это поздняя восточно-кипчакская форма общетюркского бек. В тюркских политических образованиях XIV-XVI вв. бек (бий) служил синонимом арабо-персидского эмир и монгольского нойон. Все эти термины обозначали принадлежность к знати, стоящей рангом ниже династической правящей аристократии. В разных регионах и в разные эпохи бий мог означать и родового старейшину (у башкир и казахов), и главу племени, номинально представляющего это племя при хане (Крымское и Касимовские ханства), и высшее должностное лицо после хана (Золотая Орда, Узбекское ханство), и просто «начальство» в широком смысле.
Все племена Ногайской Орды первоначально возглавлялись биями, а над всеми ними стоял бий мангытов. Кроме того, существовали «служилые» бии при дворе верховного правителя. В этой парадоксальной ситуации, когда сюзерен имеет одинаковый титул с нижестоящими подданными, требовалось искать способы выделить мангытского лидера.
Ногайская знать обращалась к главе Орды, используя выражение бий-хазрат, т.е. «княжое величество», в средневековом русском переводе. «Великий князь» (улубий) сопровождает, как правило, в русских текстах имя беклербека Идегея (Эдиге), предка мангыто-ногайских биев. «Великим князем» в переводах ногайских документов назывался также Саид-Ахмед, а сам пост бия – «большое княженье». Ногайские послания к соседним государям наиболее наглядно демонстрируют отличие верховного бийства (хотя почти все подобные адресаты сохранились не в оригинале, а в переводах). Достаточно скромная формула «болшово в князях Сид Ахматово княжое слово» в 1535 г. обнаруживает лишь первенство Саид-Ахмеда в ряду прочих биев. Более развернуто рекомендовался Урус, заступивший в должность главного бия в 1578 г: «Мангытцкого государя от Уруса князя» (1578, 1581 гг.). В данном случае титулатура уже очерчивает территориальный и этнический пределы властвования. «Мангытцкий» здесь является синонимом «ногайского», т.к. тот же Урус в 1579 г. заявил русскому послу: «Яз в нагаискои земле князь и государь всеи земле нагаискои». Гораздо претенциознее оказался словесный антураж бия Исмаила в письме Ивану IV 1560 г.: «Всем татаром государя от Исмаила князя» [9, д. 5, л. 4 об., 190об.; д. 8, л. 230об.; д. 9, л. 152об.; д. 10, л. 86об.].
Однако ни у самих биев, ни у их русских партнеров не было иллюзий насчет реального объема власти «в Ногаях». Самые пышные звания бии присваивали себе в те времена, когда их Орда находилась в относительно стабильном состоянии, была сильна и влиятельна. Апогеем могущества можно считать период «княжения» Саид-Ахмеда и Шейх-Мамая, т.е. 30-40-е гг. XVI в. Шейх-Мамай даже заимствовал обозначение своего престола (баб-и али) у османского султана. В русском переводе его грамоты 1548 г. значится: «Высочайшего порога государя и повелителя, от воина от благочестнаго Ших Мамая князя» [8, c. 245].
Близкие родственные отношения в недрах правящего клана Эдиге придавали связям между его членами видимость патриархальности. Несмотря на самые разные степени кровного родства с бием, мирзы расценивали его как своего «отца и дядю». То есть формально он занимал место старшего в роде, родового старейшины, патриарха ногайцев. В глазах же соседей он стремился предстать как абсолютный суверен: выше цитировались слова Уруса о том, что он государь всей земле Ногайской; в той же тираде он характеризует мирз как «холопей моих». Но в действительности в распоряжении бия практически не оказывалось каких-либо средств, чтобы заставить родичей-мирз подчиниться своей воле. В 1611 г. в ответ на предложение русского правительства послать ногайские войска на помощь против поляков, причем мобилизовать «не все охотников, иное и неволников» (т.е. обязать силой), бий Иштерек откровенно отвечал, что «у них Орда самоволная… что захочет, тот и едет, а силою никово послать нелзе». Единственное, чем мог пригрозить Иштерек в ту пору непокорным мирзам, – это своей откочевкой «казаком с улусом своим» и призывом на помощь Бога и русский рати. Мирзы же признавали его властные полномочия «за старость (т.е. старшинство в роде – Авт.) и «покаместа он… силен улусными людми» [1, c. 21; 9, 1647 г., д. 1, л. 48]. Как только мирза обзаводился собственным сильным и многолюдным улусом, он начинал проводить независимую политику. Это явление существовало как тенденция в XVI в. и в полной мере обнаружилось в начале следующего столетия, в период распада Ногайской Орды.
Важнейшие политические вопросы решались бием не единолично, а в совете с самыми могущественными аристократами. К числу таких проблем относились, в частности, общеордынские военные действия, отношения с иностранными монархами, международные союзы и коалиции.
Все прочие государства, возникшие на месте Улуса Джучи, управлялись монархами из разветвленного клана Чингизидов/Джучидов. Однако элита Ногайской Орды не принадлежала к этому клану, и главы ногайцев не смели претендовать на ханское звание. В принципе был еще один путь к утверждению монархического статуса – создание сильной державы, удачные войны, которые заставили бы соседей признать за ногайскими правителями любой угодный им ранг. Судя по некоторым отголоскам в источниках, такая попытка была предпринята в Ногайской Орде в конце 30-х гг. XVI в. Разгромив или запугав соседей, ногайцы сочли себя вправе сформировать у себя пирамиду власти, аналогичную структурам управления в независимых ханствах. Бий Саид-Ахмед в грамоте Ивану IV объявил о своем намерении заступить на место хана; тут же были названы наследник престола-калга и главный военачальник-беклербек. Однако никто в сопредельных государствах этих притязаний не признал: глава Орды так и остался «великим князем», а не ханом. Бии были вынуждены смириться с этим.
Ногайцам пришлось изобрести собственные названия должностей. Ведь они не образовали легитимного ханства и официально не имели права учреждать администрацию, присущую ханству. В 1537 г, в ходе оформления системы управления, у них был учреждена должность, аналогичная беклербеку, – нурадин, глава правого крыла. Во главе левого (восточного) крыла встал кековат. Эти титулы произошли от имен сыновей Идегея. В 1580-х гг. в Ногайской Орде появилась еще и наместническая должность тайбуги (по имени родоначальника династии сибирских беков) – для управления переселенцами из Сибирского ханства, разгромленного Ермаком.
В целях обоснования законности правления мангытских предводителей в их придворном окружении была составлена фантастическая версия происхождения рода Идегея от халифа Абу Бакра, тестя и премника Пророка, через святого проповедника Ходжа-Ахмеда Баба-Туклеса, жившего в XIV в. В мусульманском ногайском обществе такая легитимность «княжения» оказалась приемлемой и достаточной.
Эпический ореол основателя мангыто-ногайской бийской династии бросал отсвет и на его потомков. Среди казахов потомки Идегея слыли аристократией – «белой костью» (ак суяк), что объяснялось буквально: предок Идегея Баба-Туклес был рожден-де женщиной, которая забеременела от того, что попробовала белый порошок, приготовленный из волшебного черепа [2, c. 272, 273].
Религиозно-генеалогическая комбинация с древностью предков подняла престиж ногайских династов в глазах собственных подданных, но не добавила веса за рубежом. Выбор и провозглашение «великого князя» происходили в среде самих ногайцев. В источниках не сохранилось описания подробностей такого ритуала. Есть лишь некоторые сведения о принципе «вокняжения»: «А выбирали на нагаиское княженье мурзы меж себя по степени и по болшеству, и садились на княженье в Нагаех» [9, 1641 г., д. 5, л. 27]. Претенденты на «вокняжение» в качестве основного довода выдвигали тезис «я старее всех». На самом же деле каждый бий стремился закрепить власть за своими сыновьям.
Однако просто отбросить вековой порядок, по которому законным правом на власть обладал хан-Чингизид, ногайцы не могли. Вымышленное происхождение от первого халифа все равно не давало оснований для занятия ханского трона. Ведь бий официально не представлял собой самостоятельного государя, этот пост должен был дароваться от вышестоящего правителя. Поэтому до Исмаила включительно (т.е. до 1550-х гг.) в Ногайской Орде практиковались приглашение и провозглашение фиктивного, марионеточного хана. Имена таких «правителей» очень редко встречаются в источниках, так как никакого влияния в Орде они не имели. Единственной их задачей было освящать своим молчаливым присутствием реальные полномочия главы мангытов.
Во второй половине XVI в. бии Дин-Ахмед, Урус, Ураз-Мухаммед и Дин-Мухаммед правили, очевидно, уже без подставных монархов. Но в начале XVII в. была восстановлена санкция иноземного государя на «княжение». Теперь русский царь своей грамотой подтверждал избрание нового бия миpзами, а астpаханские воеводы разработали торжественный церемониал введения его в должность. В 1600 г. новоизбранному Иштереку вместе со знатнейшими мирзами было предложено приехать в Астрахань для вручения жалованных грамот из Москвы. По прибытии ногайцы узнали, что им предстоит совершить действо самого настоящего воцарения – поднятие на ханство. Воеводы придумали, чтобы мирзы подняли Иштерека на войлоке, подобно тому, как провозглашали ханов-Чингизидов в независимых кочевых державах – Золотой Орде и татарских ханствах. Мирзы задумались: «А того де они не ведали, что ево, Иштерек мурзу, на княженье поднять на епанче… И из давных де лет николи того не было». Однако, посовещавшись целый день, согласились, и улубий впервые в ногайской истории был «поднят на епанче» [9, 1641 г., д. 5, л. 32-33]. Следующий и последний бий Канай в 1622 г. воспринял этот акт уже без всяких возражений.
Тюркские и славянские правители осознавали силу Ногайской Орды и до начала XVII в. не стремились посягнуть на суверенитет ее лидеров. В пределах своих кочевий улубий осуществлял административные функции, присущие любому самостоятельному кочевому правителю. Он после совета со знатью объявлял ежегодные маршруты передвижений стад и населения, указывал места для поселения подвластным улусам, подтверждал наследственные права мирз на подданных, «улусных людей». Традиционно за ним оставалась обязанность верховного военачальника, ведь в прежние времена бий (беклербек) являлся главой вооруженных сил ханства. Правда, в ходе оформления административной системы у ногайцев, как указывалось выше, появился свой аналог военачальника-беклербека – нурадин, глава правого крыла.
На бие, кроме того, лежала обязанность обеспечивать своему народу безбедное существование или хотя бы доступ к обогащению. Кочевники нередко добивались этого набегами на оседлых соседей. Ногайцы же чаще использовали мирные средства меновую торговлю и взимание традиционных периодических платежей, «мангытских доходов», которые поступали к ним из Казанского и Астраханского ханств и, возможно, из Сибирского юрта. Попав в зависимость от России, руководители Орды все более полагались на «государево жалованье» – деньги и подарки из Москвы. Умение бия организовать приток подобных доходов служило одним из критериев его компетентности. Не раз бывало, что ногайский лидер просил царя, дьяков и воевод не отправлять дары мирзам в обход его, бия, чтобы «я бы из рук своих то свое царское жалованье братье своеи и племянником, и детем роздал». Поскольку «они все у мене казны просят, а у меня казны нет, и дати им нечево. И в том мне бывает великои сором». Но и при жесткой финансовой зависимости от России существовал предел, за который даже покорный бий XVII века переступать не мог. Функция раздачи внутриордынских привилегий являлась принципиальной. В 1630 г. до улубия Каная дошел слух, будто некий ногаец Атей получил тарханство (освобождение от налогов) из рук русского государя. Канай тут же известил Михаила Федоровича, что подобное положение несовместимо с его, Каная, рангом − «и толко, государь, тот человек (тарханом. – В.Т.) станетца, и моему княженью быть нелзе» [9, 1617 г., д. 3, л. 11-12; 1630 г., д. 3, л. 19-20, 59].
Двор правителя Ногайской Орды представлял собой совокупность нескольких чиновных органов с канцеляриями, которые занимались в основном финансовыми вопросами. Но с начала XVII в. улубиям приходилось полагаться уже только на ближайших родственников и нескольких писцов. Все остальные инстанции исчезли в ходе смут. В целом развитие институтов управления у ногайцев происходило крайне противоречиво. Достигнув апогея к середине XVI в., административная конструкция Орды вошла в стадию кризиса, начала уменьшаться и упрощаться. По мере распада Орды объем власти центральных органов все более сужался и к исходу второго десятилетия XVII в. сошел на нет.

1. Акты времени междуцарствия (1610 г. 17 июля − 1613 г.). Под ред. С.К. Богоявленского, И. С. Рябинина. М.: Имп. Общество истории и древностей российских, 1915. 240 с.
2. Валиханов Ч. Эдигей // Валиханов Ч. Сочинения. СПб., 1904. (Записки Имп. Рус. геогр. общества по отд. этнографии, т. XXIX). С. 265−273.
3. Виженер Б. Извлечение из записок Блеза де Виженер (1573). Пер. К.Мельник // Мемуары, относящиеся к истории Южной Руси. Вып. 1 (XVI ст.). Под ред. В.Антоновича. Киев: Тип. Г.Т.Корчак-Новицкого, 1890. С. 59−88.
4. Казакова Н.А. «Татарским землям имена» // Куликовская битва и подъем национального самосознания. Ред. Д.С.Лихачев. (Труды Отдела древнерусской литературы, т. 34). Л., 1979. С. 253−256.
5. Курбский А.М. Сочинения князя Курбского. Т. 1. Сочинения оригинальные. Под ред. Г.3.Кунцевича. (Русская историческая библиотека, т. 21). СПб., 1914. 698 с.
6. Материалы по истории казахских ханств XV–XVII вв. (Извлечения из персидских и тюркских сочинений). Сост. С.К.Ибрагимов и др. Алма-Ата: Наука, 1969. 654 с.
7. Матвей Меховский. Трактат о двух Сарматиях. Введ., пер. и комм. С. А.Аннинского. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1936.288 с.
8. Посольские книги по связям России с Ногайской Ордой. 1489-1549 гг. Сост. Б.А.Кельдасов и др. Махачкала: Дагест. кн. изд-во, 1995. 356 с.
9. Российский государственный архив древних актов. Ф. 127 «Сношения России с ногайскими татарами». Оп. 1.
10. Сикалиев А.И.-М. Ногайский героический эпос. Черкесск: Карачаево-Черкесск. ин-т гуманитарных исследований, 1994. 328 с.
11. Трепавлов В.В. История Ногайской Орды. М.: Восточная литература, 2001. 752 с.
12. Хондемир Гийас ад-Дин ибн Хумам ад-Дин. Тарих-и хабиб ас-сийар фи ахбар афрад ал-башар. Дж. 4. Техран: Интишарат-и китабхана-йи Хаййам, 1333/1954. 796 с.
13. The Tarikh-i Rashidi of Mirza Muhammad Haidar Dughlat. A History of the Moghuls of Central Asia. An English version. Ed., commentary, notes by N.Elias; transl. by E.Denison Ross. London: Sampson Low Marston and C° Ld., 1895. 687 p.