Большая Орда

Большая Орда

Вадим Трепавлов

Большой Ордой в историографии принято называть часть Улуса Джучи XV в. на юге Восточной Европы. Фактически это была южная область правого крыла Золотой Орды, оставшаяся под контролем «центрального» (сарайского) правительства после отпадения вновь образовавшихся ханств. Точную дату начала существования Большой Орды определить затруднительно. Можно обозначить ее событием, которое представляется наиболее удобным для исследования, – это воцарение в степях Восточной Европы Кучук-Мухаммеда в 1438 г. Династический цикл ханствования его самого и его потомков и составил историю Большой Орды 1438–1502 гг.
Русское выражение «Большая Орда» – это калька тюркского словосочетания У луг Орду, которое являлось «исконно татарским названием Золотой Орды» – Улуса Джучи [20, с. 193].
Тюркскими названиями, принятыми как в самой Орде, так и в окрестных тюркских владениях, были словосочетания, включавшие термин тахт (трон, престол) и неоднократно встречающиеся в хрониках и дипломатической переписке: Тахт эли, Тахт мемлекети, Тахт вилайети. Все они переводятся приблизительно как «Тронное владение», «Престольная область», «Столичная область».
В источниках польско-литовского происхождения русская «Большая Орда» неукоснительно именовалась Заволжской Ордой. Однако в действительности заволжские кочевья были утрачены большеордынцами. Основная их масса приблизительно в третьей четверти XV в. из-за конфликта с усилившимися племенами Мангытского юрта, располагавшегося в Яицко-Эмбинском междуречье (будущими ногаями), была вынуждена переместиться на правый волжский берег, пасти стада и выращивать хлеб на просторах Предкавказья, Приазовья и Северного Причерноморья.
Административная структура Большой Орды в целом была унаследована от управленческой системы единого Джучиева Улуса и во многом повторяла ее. Но исторические обстоятельства XV в. привели к упрощению, свертыванию некогда разветвленного государственного механизма.
Во главе Орды стоял монарх, носивший титул хана. В конце XV в. их в ней было несколько. Ханы предпочитали жить не в городах, а в своих кочевых ставках, и только там их застают источники. На рубеже столетий в Орде появился заранее объявленный наследник престола – калга. Следом за калгой в иерархии власти стоял беклербек (улуг бек). Эта должность в Большой Орде была монополизирована мангытами, потомками золотоордынского беклербека Идегея (Эдиге). Хан, калга и беклербек составляли триаду верховных правителей юрта.
Состав большеордынской правящей элиты чаще всего обозначается в источниках выражением «уланы князи», т.е. огланы и беки. Огланы в то время – это представители дома Джучи, не принадлежащие к семье правящего хана (мужчины-члены этой семьи титуловались султанами). На собрании огланов и беков решались важнейшие государственные вопросы. В дипломатической переписке имеются сведения о том, что то или иное решение хан принял после совета («рады») со своими знатными соотечественниками: «…мы вси вланы и кн(я)зи к собе собрали и межи собою радили», «…мы со князми, уланы порадивъ и к тому есмо делу прыступили», «…нашы уланы и кн(я)зи отцу нашому молвили…» и т.п. [22, с. 125, 138; 25, с. 84, 88].
Информация о чиновниках в Большой Орде мизерна. Ханом Шейх-Ахмедом был отправлен послом в Крым «Молзозода болшой молна базарской Ахматовых детей», который собственноручно писал грамоты от лица хана [16, с. 354]. Этот «молна» (мау-лана – ученый богослов) был, очевидно, еще и начальником-смотрителем ханской ставки (ордобазара). В списке литовских пожалований приближенным Шейх-Ахмеда предусмотрены выплаты «Объдуле, маръшалку ц(а)ря Шиг Ахматову» [23, с. 430] .
Такой обязательный элемент ордынского чиновничьего аппарата, как даруга (наместник города или области – как правило, с оседлым населением), упомянут единственный раз. В 1470 г. хана Ахмеда настраивали против Ивана III во время переговоров с поляками «князь Темир, дорога Рязанскои, и прочiи» [15, т. 18, с. 224]. Видимо, этот чиновник отвечал за дела, связанные с Великим княжеством Рязанским, так же, как при дворе Улуг-Мухаммеде состоял московский даруга [см.: 15, т. 12, с. 15].
Мусульмане Золотой Орды (видимо, в особенности аристократия и кочевники) были объединены как самим фактом принятия ислама, так и через особый институт сеидов. Далеко не случайно, что в ряде постзолотоордынских ханств сеиды – главы местного мусульманского духовенства – возводили свои генеалогии к общим предкам, жившим в эпоху Улуса Джучи [9, с. 105-107; 10; 11, с. 205, 206]. В источниках о Большой Орде фиксируются сеиды и хаджи как главы посольских миссий в соседние государства [22, с. 138, 178, 179; 25, с. 88]. В числе «добрых людей»-ордынцев, оказавшихся в разное время в московском плену, как сказано в одном послании хана Шейх-Ахмеда, «и Сеит есть, и попы ордынъскии» [22, с. 181].
Большая Орда, очевидно, не имела стройного административно-территориального деления. По аналогии с другими кочевыми владениями мы можем предполагать, что в ханстве находились районы, закрепленные за определенными племенами (элями). Достоверно это известно лишь о мангытах, юрт которых располагался на территории Орды. При хане Ахмеде, т.е. в 1460-70-х годах, им управлял беклербек Тимур, там же находилась его постоянная ставка.
Летние пастбища татар Большой Орды находились в районе Дона, зимние – в Волго-Донском междуречье. Состав стада был обычным для евразийских номадов. О нем известно из описания И. Барбаро прихода подданных хана Кучук-Мухаммеда к Тане в 1438 г.: «Сначала шли табуны лошадей по шестьдесят, сто, двести и более голов в табуне; потом появились верблюды и волы, а позади них стада мелкого скота». Причем итальянец удостаивает татарских домашних животных лестными эпитетами – «прекрасные крупные быки», «высокие мохнатые двугорбые верблюды», «огромнейшие бараны на высоких ногах, с длинной шерстью и такими хвостами, что некоторые весят до 12 фунтов каждый» [1, с. 142-143, 149].
Земледелие в этом кочевом обществе отмечено многими источниками, несмотря на его второстепенную и вспомогательную роль в экономике. Пашни Большой Орды находились на берегах левых днепровских притоков Орела (Орели) и Самары, а также на реке Куме – в степях, примыкавших к области Пятигорье [см.: 16, с. 113, 119, 149]. Неурожаи или срыв пахоты из-за вражеских набегов ставили татар в очень тяжелое положение, вызывая социальную напряженность и конфликты по поводу путей миграций.
Помимо скотоводства и земледелия, татары занимались изготовлением ремесленных изделий («В их войске есть ремесленники – ткачи, кузнецы, оружейники и другие, и вообще есть все необходимые ремесла» [1, с. 147]). Важным подспорьем в пропитании служила охота («Татары прекрасные охотники с соколами и у них много кречетов …. ходят на оленей и другого крупного зверя» [1, с. 148]).
Как любое кочевническое образование, Большая Орда нуждалась в товарообмене с оседлыми соседями. И как большинство каганатов, ханств и орд, она выставляла на рынок продукцию скотоводческого хозяйства. Значительную статью доходов составляла торговля полоном, захваченным в набегах. До конца ханствования Ахмеда Московская Русь сохраняла даннические отношения с Ордой. Неясно, насколько заметным в экономике последней был приток средств в виде дани (выхода). Во всяком случае его роль сошла на нет, когда Иван III прекратил выплаты [3, с. 160-163].

* * *

Кучук-Мухаммед, сын хана Тимура б. Тимур-Кутлука (1410-1412), начал свой путь к власти в восточных степях. Он был тесно связан с многолюдными и могущественными мангытами-Идегеевичами. Члены этой семьи состояли при нем в должности беклербеков. Известно, что сын Идегея Нур ад-Дин выдал дочь за будущего хана Тимура – отца Кучук-Мухаммеда [14, с. 99]. Возможно, она и была матерью последнего.
Восточные хронисты отмечают молодость Кучук-Мухаммеда во время его воцарения. Когда он подошел к Дону в 1438 г., венецианский консул Таны направил к татарскому принцу И. Барбаро с дарами и изъявлением покорности. Посланец предстал перед Кучук Мухаммедом восседавшим, опираясь на плечо своего беклербека. Барбаро записал: «Царевичу было года 22, Новрузу – лет 25» [1, с. 142].
Получается, что борьбу за власть Кучук-Мухаммед начал, едва выйдя из отроческого возраста. Полагаю, что толчком к активным действиям был переход на его сторону Науруза – беклербека Улуг-Мухаммеда. В соответствии со своим статусом Науруз командовал ордынской армией, значительную часть которой увлек за собой. Барбаро определенно пишет, что он ушел к «царевичу Кезимахмету» «с тем войском, которое захотело за ним следовать» [1, с. 141].
Причины разрыва беклербека с ханом не названы в источниках. Зато есть летописное указание о недовольстве Улуг-Мухаммедом могущественного вельможи – ширинского бека Тегины. В 1432 г. в ставке Улуг-Мухаммеда произошел знаменитый спор о правах на великокняжеский ярлык между Василием Васильевичем московским и его дядей Юрием Дмитриевичем звенигородским. Уверенный в своем всеохватном влиянии, Тегина твердо обещал Юрию успешное разрешение тяжбы, но хан принял сторону московского князя. Оскорбленный «Ширинъ-Тегиня ста о томъ же противу царя и хотђ отступити отъ него, понеже бо въ то время пришелъ бяше на Махметя Ки-чи-Ахметъ царь» [15, т. 12, с. 16].
14-летний «царь», надо полагать, двинулся на Сарай по наущению перебежчиков во главе с Наурузом. До того он обретался где-то на востоке или в Хаджи-Тархане -юрте своего деда Тимур-Кутлука. Первые столкновения не принесли победы ни одной из сторон. В конце концов «Большой» и «Малый» Мухаммеды пришли к соглашению о разделе подвластных территорий. Первый оставлял за собой Поволжье, второму доставался Крым [17, с. 180]. Очевидно, более вероятно видеть здесь разграничение ханства по крыльям: один получил правое западное крыло от Дона до Дуная, второй – левое восточное от Дона до Каспия [2, с. 17, 33].
Окончательно противостояние разрешилось в 1438 г. Может быть, смена власти произошла бескровно. У Улуг-Мухаммеда не выдержали нервы от нарастающей опасности со стороны младшего родича, который все усиливался. Барбаро наблюдал впечатляющую картину массовой миграции подданных Кучук-Мухаммеда к Дону и об исходе борьбы за трон написал: «Улумахамет …. после того, как в пределы его владений пришел Кезимахумет, – видя, что не сможет ему сопротивляться, покинул орду и бежал вместе со своими сыновьями и другими своими людьми» [1, с. 150]. В конце концов ему удалось закрепиться в Казани, и Среднее Поволжье, таким образом, уже не входило в состав Большой Орды.
О ее внутренней истории при Кучук-Мухаммеде нет никаких сведений, за исключением летописного сообщения под 1440 г.: «Тоя же осени царь Махметъ Болшiа Орды убилъ болшаго своего князя Ордыньскаго Мансупа и много татар тогда избiено бысть в Ордђ» [15, т. 12, с. 30]. Речь ведется явно о каком-то мятеже, возглавлявшемся беклер-беком. Мансуп – это, конечно, Мансур б. Эдиге. Но поскольку он был убит ханом Бараком за тринадцать-четырнадцать лет до этого, то можно полагать, что до летописца дошли вести о казни брата Мансура, «большего князя» Науруза, вступившего в конфликт с Кучук-Мухаммедом. Еще недавно этот бек с многочисленной вооруженной силой явился к молодому династу и сопровождал его в борьбе за власть. Возможно, со временем всевластие Науруза стало тяготить хана, и он решил избавиться от мангыт-ского вельможи, а заодно и от «множества татар» – его сторонников.
В целом в 1430-40-х годах в Дешт-и Кипчаке наступила некоторая стабильность. На востоке бывшего Улуса Джучи, за Яиком, ханствовал могущественный Абу-л-Хайр, лояльность которому в целом соблюдали мангыты. Нижнее Поволжье и степное Предкавказье находилось под властью Кучук-Мухаммеда. За Доном кочевала Орда Саид-Ахмеда. Крупных конфликтов между ними не заметно, если не считать притязаний обоих ханов на Крым и степи по Северскому Донцу. В 1434 г. Василий II в договоре с Дмитрием Шемякой напоминал, как «есми посылал киличђев своих ко ц(а)ремъ х Кичим-Агнетю и к Сиди-Ахметю» [5, с. 116]. То есть московитяне признавали зыбкое равновесие сил в степях и законность двух соседних ханов.
Кучук-Мухаммед умер в 1459 г., оставив сыновьям, Махмуду и Ахмеду, свое ханство если не процветающим, то довольно устойчивым и способным соперничать с соседними юртами за первенство во владениях бывшей Золотой Орды.
От ханов Махмуда и Ахмеда сохранились недатированные монеты. От имени Махмуда они чеканились в Орду-Базаре, Бек-Базаре, Крым ал-Мансуре, Хаджи-Тархане, Укеке и Булгаре; от имени Ахмеда – в Бек-Базаре, а также в Хаджи-Тархане [7, с. 39,40].
В русских источниках Махмуд известен по единственному поводу. В 1460 г. он попытался приступить к Рязани, но натолкнулся на сопротивление и отступил, понеся большие потери. Некоторые летописи передают имя хана как Ахмут (т.е. можно принять и за Ахмеда~Ахмеда), но в Типографской летописи он – «царь Махмутъ» [15, т. 24, с. 184]. В свите Махмуда во время этого похода поименованы беклербек Тимур и его брат Дин-Суфи (Тенсуфуй) [15, т. 5, с. 272; т. 20, с. 271; т. 23, с. 156]. Позже Тимур станет ближайшим соратником хана Ахмеда, а Дин-Суфи унаследует его высокий ранг.
Отношения между Ахмедом и Махмудом историки характеризуют как борьбу за власть [см., например: 4, с. 544; 6, с. 84]. Фатальным рубежом, после которого Махмуд уже не смог отстаивать свое первенство, было, очевидно, его поражение от крымского хана Хаджи-Гирея. В 1465 г. ордынский хан вознамерился напасть на русские земли и двинулся к Дону. Там на него неожиданно обрушились крымцы и «би его и Орду взя». Планы похода пришлось оставить, силы Большой Орды обратились на отражение нападения: «начаша воеватися промежъ себе» [15, т. 24, с. 186]. Хаджи-Гирея удалось отогнать, но после этого Махмуд прекратил активную политическую жизнь. Вскоре он умер. Его сын Махмуд получил от Ахмеда в удел город Хаджи-Тархан и в конце концов полностью подчинился хану (после кратковременного конфликта с ним).
Укрепившаяся Большая Орда начала активные контакты с ближними и дальними монархами. После долгого перерыва ханские посланцы появились в Стамбуле. Известны два послания султану Мухаммеду II (Мехмеду Фатиху), направленные Махмудом (от 10 апреля 1466 г.) и Ахмедом (май-июнь 1477 г.). Приблизительно в 1475-1477 гг. Мехмед Фатих в своем письме оповестил Ахмеда о завоевании Каффы и походе турок на Молдавию. По форме это был типичный сююнч (весть о победах), но в подтексте скрывалось предупреждение Большой Орде не враждовать с Менгли-Гирем – османским ставленником в Крыму [18, с. 244].
Соперничество между Большой Ордой и новообразованным Крымским ханством началось, едва первый династ-Гирей утвердился у власти. Ахмед действовал в отношении Крыма достаточно осторожно, дожидаясь стечения обстоятельств, когда внутри ханства оформятся силы, на которые Большая Орда могла бы опереться. Такой случай представился летом 1466 г., когда сыновья скончавшегося Хаджи-Гирея вступили в противоборство за престол. Царевич Нурдевлет попросил у Ахмеда ярлык на Крымский юрт. Очевидно, он пытался придать своему правлению легитимность посредством этой чисто ордынской процедуры. Лестная просьба, означавшая признание большеордынского хана верховным государем, была тут же с радостью удовлетворена Ахмедом. Ярлык превращал Крым в его подвассальное владение. Однако местная знать вовсе не желала подчиняться правителю Тахт эли. В результате долгих интриг и после вспышки вооруженной борьбы в Крыму Нурдевлет лишился трона. Ханом был провозглашен Менгли-Гирей.
Еще одну попытку включить Крым в сферу своего господства Ахмед предпринял через десять лет. В то время среди тамошних беков назрели столь глубокие противоречия, что некоторые из них решили прибегнуть к помощи Большой Орды. Лидеры ши-ринского эля Аминек и Хаджике оказались в протовоборствующих лагерях. Хаджике и глава эля барынов Абдулла привели из Орды царевича Джанибека (б. Ахмеда?), но были отбиты войсками, собранными Аминеком. Дождавшись, когда летом 1476 г. крымское войско во главе с Аминеком по приказу османского падишаха отправится в поход на Молдавию, Джанибек во главе большой рати, данной ему Ахмедом, ворвался на полуостров и занялся грабежами. Спешно вернувшийся Аминек, столкнувшись с большим перевесом сил у противника, укрылся в крепости. Вместо свергнутого Нур-девлета (он в тогдашней сумятице смог на короткое время занять престол) ханом стал Джанибек. Фактически произошло кратковременное объединение двух ханств. В 1486 г. Муртаза б. Ахмед писал о тех временах Нурдевлету, обретавшемуся в Касимове: Ахмед «с вашим юртом наш юрт как бы один учинил» [16, с. 69].
О правлении большеордынского ставленника ничего не известно, но положение его было очень шатким. Джанибек выяснял у Ивана III возможность поселиться в московских владениях на случай, если придется оставить Крым. Уже весной 1478 г. Нурдевлет, вернувшийся к власти, отправил послов в Польско-Литовское государство.
Отношения Большой Орды с Польско-Литовским государством – покровителем ненавистных Гиреев – складывались поначалу враждебные, но впоследствии между ними наметилось коалиционное партнерство. Противостояние с Московским государством толкало Ахмеда и короля Казимира к военному союзу. В 1470 г. из Кракова в Орду приехал посол Кирей Кривой с предложением совместного удара по Руси. Но от продолжения целенаправленного сколачивания антимосковской коалиции короля отвлек конфликт с Венгрией, и следующий цикл переговоров с Большой Ордой прошел в 1479-1480 гг.
Отношения Большой Орды с Московским государством поначалу складывались традиционно, исходя из двухвековой даннической зависимости (так называемого «ига») русских земель от Улуса Джучи. В XV в. постепенно отошли в прошлое визиты великих князей в Орду, и с 1440-х годов контакты между двумя государствами поддерживались через послов. Московские правители объясняли регулярные взаимные визиты посольств не фактом выплаты выхода или получения ярлыков (что было бесспорным для соседей), а установлением таких порядков «от отцов и от дед и от прадед» или географической близостью владений [см.: 16, с. 4, 10].
Летописи зафиксировали довольно активный обмен посольствами в 1470-х годах. Наиболее показателен приезд в Москву посланца Ахмеда Бочуки в июле 1476 г. с требованием к Ивану III явиться «къ царю въ Орду» [15, т. 8, с. 183; т. 12, с. 108]. Не случайно сообщение об этом посольстве помещено сразу за упоминанием войны Ахмеда с Менгли-Гиреем. Думается, правы те историки, которые увидели связь между этими событиями, а именно: стремление Ахмеда восстановить прежнюю, золотоордынскую государственность – собрать под своей властью отпавшие юрты и заставить русских данников приезжать в Орду с изъявлением покорности и за ярлыками [3, с. 162; 13, с. 34].
Если это так, то Ахмед просчитался. Московское государство набирало силу и все более тяготилось обязанностью собирать для хана выход. При Иване III выплата дани была прекращена. Последние исследования показывают, что к освобождению от исполнения даннических обязанностей Москва шла постепенно. В 1440-1460-х годах выход отправлялся в Орду с большими перерывами, а окончательно перестал выплачиваться в 1471 г. [3, с. 153-162]. Этим и объясняются сравнительно частые наезды Ахмедовых послов к Ивану III: «царь» требовал положенной и завещанной предками дани.
Кульминацией нараставшего конфликта стало «Стояние на Угре» 1480 г. – самый известный и досконально изученный эпизод русско-ордынских отношений XV в. Осень и зиму 1480 г. Ахмед провел в бесплодном и бессильном стоянии на берегу Угры, притока Оки, напротив московской армии Ивана III, не решаясь напасть на русских и тщетно поджидая союзное польское войско. В конце года изможденная и изголодавшаяся ордынская рать была отведена ханом восвояси на юг и распущена по улусам.
Трактовка исхода «Угорщины» среди татар и поляков существенно отличалась от московской версии. Сын Ахмеда, хан Шейх-Ахмед в послании Александру Казимиро-вичу 1497 г. называл причиной отступления ордынских войск настойчивость ханского окружения, которое отговаривало своего повелителя от боевых действий из-за неприбытия поляков: «На Ивана гневаючысе, царъ, отецъ нашъ, всел на конь, и вашъ отец, королъ, на тот рокъ не пошолъ. Ино нашы уланы и кн(я)зи отцу нашому молвили: Иван и твои холопъ, и королевъ естъ, ино корол на тот рокъ с тобою не пошол, и ты вернисе …. И взяли отца моего за повод и вернули. А потом на отца нашого Божъя ся воля стала» [22, с. 125].
Мацей Стрыйковский в своей хронике объясняет провал кампании алчностью и интригами беклербека. Заволжский царь стал-де на реке Uhrae, ожидая вестей от короля Казимира, а тем временем московский князь прислал богатые дары и поминки «гетману царскому князю Тимиру». Тот стал убеждать царя отступить. Хан послушался, и «тогда Тымир гетман его, за подарки князя великого, зарезал» [21, с. 284].
Во всех других источниках гибель Ахмеда описана совсем иначе. В январе 1481 г. сибирско-ногайское войско разгромило ставку Ахмеда, а самого хана убил ногайский мирза Ямгурчи б. Ваккас [8, с. 122; 15, т. 6, с. 232; т. 12, с. 20, 23; т. 18, с. 268; т. 19, с. 39; т. 25, с. 328; т. 39, с. 268]. В некоторых летописях указывается, что Ахмеда убил тюменский хан Ибак, возглавлявший этот поход [15, т. 26, с. 274; т. 28, с. 315; т. 33, с. 124].
Татары Большой Орды, оставшись без правителя, кочевали по степи под пристальным вниманием враждебных соседей. Беклербеку Тимуру удалось уйти невредимым от сибирско-ногайского набега. Прихватив с собой детей Ахмеда, он направился к хану Менгли-Гирею в Крым. Его не остановила принадлежность того к враждебному лагерю (крымцы приняли сторону Москвы против Орды и Польско-Литовского государства). Ордынские беженцы нашли на Таврическом полуострове приют и достаток. Крымский хан решился принять еще недавно могущественного беклербека и окружил его почетом. Но «Ахматовых детей» – царевичей Муртазу и Саид-Махмуда – вовсе не прельщала участь почетных приживалок в Бахчисарае. Через некоторое время (вероятно, через два-три года) Саид-Махмуд вместе с Тимуром вернулся в Большую Орду. Там Тимур занял свой прежний высокий пост. Муртазу успел захватить в заложники Менгли-Гирей, разгадавший реэмигрантские замыслы «гостей». В отместку беглецам отряд хана направился на север и последний «останок Орды розгонял». Собрав по степи большеордынское ополчение, новый хан Саид-Махмуд с главным беком решили идти выручать Муртазу. Первой задачей было узнать, стоят ли в Крыму турецкие войска. Когда выяснилось, что нет, кавалерия Большой Орды двинулась на Менгли-Гирея. Муртаза был освобожден, а сам хан тайком бежал от своей армии и срочно вызвал на подмогу османов. Не дожидаясь подхода воинов султана, ордынцы спешно удалились восвояси [15, т. 8, с. 216; т. 12, с. 217; т. 28, с. 318; 16, с. 53].
Оказавшись в Дешт-и Кипчаке, ордынцы наконец занялись восстановлением своей государственности. На ханский трон были возведены сразу двое – Муртаза и Саид-Махмуд. В текстах московского происхождения они впервые упомянуты в грамоте Ивана III, посланной послу в Бахчисарае В. Ноздреватову в июне 1484 г. [16, с. 43]. В августе того же года Муртаза оповестил короля Казимира: «Первеи Охматъ царъ, одинъ царъ былъ, а нине два цари есмо з братомъ моимъ Седихматомъ…». В другом письме он подчеркивал свой легитимный монархический ранг: «…ты, как еси ц(а)ра Ахмата виделъ, мене по тому же видь…» [24, с. 98, 99]. Но и в этом, и в других его посланиях 1484 г. просматриваются конфликтные отношения в Орде. Муртаза неоднократно заявляет, будто не имеет представления, где находятся сейчас его брат и соправитель, а также главный бек Тимур [24, с. 98, 100].
В конце концов Муртаза полностью рассорился с братьями. Его место на троне занял Шейх-Ахмед; ханом-соправителем оставался Саид-Махмуд. Муртаза вынужден был демонстративно отделиться от родичей («от нихъ отъехал …. в поле», как формулировал Казимир) и проситься на жительство в Великое княжество Литовское [24, с. 144].
После смерти опытного политика Тимура (между 1484 и 1486 гг.), сдерживавшего амбиции царевичей, в ханском семействе разгорелись ссоры, и ханы стали меняться с удивительной быстротой. Порой сложно разобраться в соправительственных комбинациях, ведь до конца истории Большой Орды единого государя в ней уже не было [см. подробно: 19, гл. 9].
На самом рубеже XV и XVI столетий Большая Орда стала погружаться в хаос. Развал ее и без того примитивной государственности наглядно проявился в увеличении количества одновременно царствующих династов. Причем не заметно, чтобы между ними велись какие-то споры о территориях. Каждый хан управлял доставшимся ему контингентом улусников и уже не претендовал на абсолютное верховенство (что не исключало жестоких конфликтов).
Главной внешнеполитической проблемой для Большой Орды на последнем этапе ее истории были отношения с Крымским ханством. Самостоятельную политику по отношению к Бахчисараю вел беклербек Тимур, дочь которого стала женой Менгли-Гирея. Последний высоко ценил мангытского вельможу и, судя по всему, видел в нем и его соплеменниках противовес могущественным ширинам и барынам, окружившим престол Гиреев.
В середине 1480-х годов накал в ордынско-крымских отношениях несколько снизился, но вскоре вражда разгорелась с новой силой. В сентябре 1490 г. ордынское посольство от лица ханов Шейх-Ахмеда и Саид-Махмуда, а также «мангыта Азики князя в головах, от всех карачеев и от добрых людеи» заключило мир с Менгли-Гиреем. Когда крымский хан, поверив в искренность намерений ордынцев, распустил татар-ополченцев «на пашни и на жито», ордынско-мангытская армия вторглась на полуостров и разграбила улусы барынского эля, одного из наиболее знатных там. После этого нападавшие отошли на север, зазимовав в устье Днепра. Иван III, соблюдая партнерские отношения с Менгли-Гиреем, отверг предложение Хаджике о «братстве» с соправителями Большой Орды – на основании их вражды с Крымом [16, с. 108, 160, 161].
При ответном набеге зимой 1490/91 г. крымцы сумели угнать у противника огромное количество лошадей, «у недруга ноги подрезав» [16, с. 105]. Боеспособность Орды резко снизилась. Крымский хан хотел закрепить успех новым походом, для чего выпросил у турецкого султана янычар. Кроме того, с севера ордынцам постоянно угрожала нарастающая сила Москвы. В 1491 г. после переговоров с турецким наместником в Азове Большая Орда прекратила военные действия.
Открытые столкновения уступили место закулисной политике. «Ахматовы дети царевы» не присылали в Бахчисарай официальные посольства, а действовали через вездесущих купцов, которым поручали передавать Менгли-Гирею свои намерения вступить с ним в союз – при условии его разрыва с Москвой; хан расценивал эти заверения как сплошную ложь [16, с. 218]. И был прав: одновременно (в 1495 г.) Шейх-Ахмед в переписке с королем Казимиром раскрывал свое истинное отношение к южному соседу: «Ино вамъ бы зведомо было: лише Менъдли Кгерея цара иного неприятеля не маем» [22, с. 97; 25, с. 75]. Примирение между двумя «постордынскими» государствами было уже невозможным. Да Менгли-Гирей и не стремился к этому. В последние годы XV в. был достаточно очевидным надвигающийся коллапс Большой Орды. Крымские отряды стали выходить в степь, как правило, уже не для сражений с ханскими войсками, а для грабежа беззащитных улусов и угона пленных.
Отношения Большой Орды с христианским Польско-Литовским государством (а во время его разделения – особенно с Великим княжеством Литовским) складывались гораздо теснее и теплее, чем с любым из мусульманских владений. Литовско-московские пограничные споры и стычки продолжались, и Казимир IV продолжал рассматривать татар Тахт эли как союзников в борьбе против Ивана III. В 1482 г. великий князь известил Менгли-Гирея, что король «нынеча со мною любви и докончания не хочет, а в Орду послал, да подымает на меня моих недругов» – сыновей Ахмеда [16, с. 29]. Через два года ханы-соправители Муртаза и Саид-Махмуд приняли очередное посольство из Кракова во главе со Стретом. В своем послании королю Муртаза заверил, что никакого вреда его владениям не причинит [12, стб. 348, 349; 16, с. 43]. Когда Муртаза рассорился с братьями, Казимир приглашал его на жительство в свою землю, «а мы быхмо тобе, брату нашому, хлеба нашого и соли не боронили» [22, с. 144].
Из Москвы и Бахчисарая настороженно следили за этой дипломатией, справедливо чувствуя опасность для себя. Иван III и Менгли-Гирей договаривались ловить в степи польско-литовских и ордынских послов [16, с. 202, 210], чтобы помешать действию враждебной коалиции. Крымский хан раздраженно пенял Александру Ягеллону, сменившему Казимира, на обмен посольствами с врагами Крыма, на что получал ответы с экскурсами в историю, напоминания о традиционности литовско-ордынских отношений, о близости татарских кочевий к Литве и прочее.
На самом деле эти отношения вовсе не были безоблачными. Один из ордынских послов несколько лет удерживался в Литве, за другим не признали надлежащего дипломатического статуса. Все-таки Александр Казимирович вел себя по отношению к большеордынцам более отстраненно и осторожно, чем его покойный отец. Да и обстановка в Орде все менее способствовала тесной коалиции с ней. Непрерывно ссорящиеся между собой и часто меняющиеся соправители угасающего государства являлись в глазах литовских политиков все менее ценными союзниками.
В конце 1501 или в начале 1502 гг. хан Шейх-Ахмед и беклербек Таваккул пришли к мысли, что союз с Литвой не дает им никакой выгоды. Московский посол с удовлетворением доносил из Крыма летом 1502 г., что «с литовским… Ши-Ахмат царь в розни» [16, с. 418]. Правители Орды вознамерились склонить к антикрымскому союзу Москву, при этом обещая «от литовского отстати» [16, с. 384]. Иван III не пожелал ради этого сомнительного приобретения рвать устоявшиеся связи с Менгли-Гиреем и сообщил тому об ордынском посольстве.
В отличие от польско-литовских монархов, московские государи не имели планов по созданию коалиций с Большой Ордой. Наоборот, перемещаясь вдоль южного погра-ничья, она представляла собой постоянную угрозу московским владениям. Поэтому усилия русской дипломатии были направлены на создание антиордынских альянсов с привлечением Крыма, Казани, ногаев и использованием все увеличивающихся военных сил служилых татар на Руси.
К началу XVI века Большая Орда пребывала в глубоком кризисе. В ходе смут и войн истощились ее табуны, уменьшились стада, расстроилась аграрная система. В кочевьях начался голод. Ханский ордобазар хаотично перемещался по степи. Источники застают ханов-соправителей то под Астраханью, то в Северо-Восточном Прикаспии, то на донских и днепровских берегах и притоках. В 1500-1501 гг. главным устремлением хана Шейх-Ахмеда (не разделявшимся его братьями) было перебраться на правый берег Днепра, пускай даже в литовские или османские владения, лишь бы иметь гарантии пропитания и безопасности. Наглядным показателем надвигающегося краха стало массовое переселение кочевников в соседние страны. Разоренные татары оставляли своих неудачливых ханов и устремлялись под защиту более надежных покровителей.
В мае 1502 г. Менгли-Гирей во главе крымской конницы выступил в поход на Большую Орду. Навстречу армии то и дело попадались переселенцы: «люди многие …. идут к нему (Менгли-Гирею. – В.Т.) в Перекопь», «улус из Болшие Орды, а идет тот улус в Перекопь» [16, с. 419]. Наступающим было известно, что Шейх-Ахмед рассорился со своим беклербеком Таваккулом, и под его началом сейчас осталось около двадцати тысяч татар. Приблизительно 15 июня 1502 г. при впадении реки Сулы в Днепр состоялось последнее сражение в истории Тахт эли, полностью проигранное Шейх Ахмедом. Он бежал, его казна и ордобазар достались победителю. В подданство к нему теперь перешли и улусы большеордынских татар, которые Менгли-Гирей планировал переселить южнее, ближе к собственно Крыму.
На этом принято заканчивать историю Большой Орды (хотя впоследствии предпринимались тщетные попытки ее возрождения). Ее бывшие владения к западу от Волги были поделены между Крымским юртом и новообразованным Астраханским юртом; по берегам степных рек селилось все более многолюдное вольное казачество, не желавшее подчиняться каким-либо правителям; восточные области давно были заняты ногаями.

1. Барбаро и Контарини о России. К истории итало-русских связей в XV в. Вступ. ст., подгот. текста, пер., комм. Е.Ч.Скржинской. Л.: Наука, 1971.275 с.
2. Гайворонский О. Повелители двух материков. Т. I. Крымские ханы XV–XVI столетий и борьба за наследство Великой Орды. Киев; Бахчисарай: Майстерня книги, 2007. 368 с.
3. Горский А.А. Москва и Орда. М.: Наука, 2000.214 с.
4. Григорьев А.П. Время написания «ярлыка» Ахмата // Историография и источниковедение истории стран Азии и Африки. Вып. 10. Л., 1987. С. 28–89.
5. Духовные и договорные грамоты великих и удельных князей XIV–XVI вв. Духовные и договорные грамоты великих и удельных князей XIV–XVI вв. Подгот. к печ. Л.В.Черепнин. Под ред. С.В.Бахрушина. М.; Л., 1950. 585 с.
6. Зайцев И.В. Между Москвой и Стамбулом. Джучидские государства, Москва и Османская империя (начало XV – первая половина XVI в.). М.: Рудомино, 2004.216 с.
7. Зайцев И.В. Астраханское ханство. М.: Восточная литература, 2006. 303 с.
8. Иоасафовская летопись. Под ред. А.А.Зимина. М.: Изд-во АН СССР, 1957.238 с.
9. Исхаков Д.М. К вопросу об этносоциальной структуре татарских ханств (на примере Казанского и Касимовского ханств XV – сер. XVI вв.) // Панорама-форум. Казань, 1995. № 3. С. 95-107.
10 Исхаков Д.М. Сеиды в позднезолотоордынских татарских государствах. Казань: Иман, 1997. 78 с.
11. Исхаков Д.М., Измайлов И.Л. Этнополитическая история татар (III – середина
XVI вв.). Казань: РИЦ «Школа», 2007. 356 с.
12. Литовская метрика. Отдел 1. Ч. 1. Книга записей. Т. 1. СПб.: Сенатская тип., 1910. 660 с. (Русская историческая библиотека, т. 27).
13. Назаров В.Д. Свержение ордынского ига на Руси. М.: Знание, 1983. 64 с.
14. Натанзи Муин ад-Дин. Мунтахаб ат-таварих-и Муини (Extraits du Muntakhab al-tavarikh-i Mu’ini (Anonyme d’Iscandar). Publiés par J.Aubin). Техран, 1336/1957. 505 с.
15. Полное собрание русских летописей. Т. 5. Псковские и Софийские летописи. СПб.: Тип. Э.Праца, 1851. 288 с.; т. 6. Софийские летописи. СПб.: тип. Э.Праца, 1853. 358 с.; т. 8. Продолжение летописи по Вокресенскому списку. СПб.: Тип. Э.Праца, 1859. 317 с.; т. 12. Летописный сборник, именуемый Патриаршей или Никоновской летописью. М.: Языки русской культуры, 2000. 264 с.; т. 18. Симеоновская летопись. М.: Знак, 2007. 328 с.; т. 19. История о Казанском царстве (Казанский летописец). М.: Языки русской культуры, 2000. 328 с.; т. 20. Львовская летопись. Ч. 1. СПб.: Тип. М.А.Александрова, 1910. 691 с.; т. 23. Ермолинская летопись. СПб.: Тип. М.А.Александрова, 1910. 253 с.; т. 24. Типографская летопись. Пг.: 2-я Гос. тип., 1921. 275 с.; т. 25. Московский летописный свод конца XV века. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1949. 463 с.; т. 26. Вологодско-Пермская летопись. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1959. 416 с.; т. 28. Летописный свод 1497 г. Летописный свод 1518 г. (Уваровская летопись). М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1963. 413 с.; т. 33. Холмогорская летопись. Двинский летописец. Л.: Наука, 1977. 256 с.; т. 37. Устюжские и вологодские летописи XVI–XVIII вв. Л.: Наука, 1982. 228 с.; т. 39. Софийская первая летопись по списку И.Н.Царского.
М.: Наука, 1994. 209 с.
16. Сборник Русского имп. исторического общества. Т. 41. Памятники дипломатических сношений Московского государства с азиатскими народами: Крымом, Казанью, Ногайцами и Турцией, за время Великих Князей Иоанна III и Василия Иоанновича. Ч. 1 (годы с 1474 по 1505). Напеч. под наблюд. Г.Ф.Карпова. СПб.: Тип. Ф.Елеонского и К°, 1884. 674 с.
17. Смирнов В.Д. Крымское ханство под верховенством Оттоманской Порты до начала XVIII века. М., 2005.
18. Султанов Т.И. Письма золотоордынских ханов // Тюркологический сборник 1975. Отв. ред. А.Н.Кононов. М.: Наука, 1975. С. 234-251.
19. Трепавлов В.В. Большая Орда – Тахт эли. Очерк истории. Тула: Гриф и К°, 2010. 110 с.
20. Усманов М.А. Жалованные акты Джучиева Улуса XIV-XVI вв. Казань: Изд-во Казан. ун-та, 1979. 318 с.
21. Kronika polska, litewska, żmódzka i wszytiéj Rusi Macieja Stryjkowskiego. T. 1.
Warszawa: Nakł. G.L. Glucksberga, 1846. 392 s.
22. Lietuvos Metrika. Knyga Nr 5 (1427-1506). Parengé E.Banionis. Vilnius: Mokslo ir enciklopedijų leidykla, 1993. 583 s.
23. Lietuvos Metrika. Knyga Nr 8 (1499-1514). Parengé E.Baliulis, A.Firkovičus, D.Antanavičius. Vilnius: Mokslo ir enciklopediju leidykla, 1995. 710 s.
24. Lietuvos Metrika. Knyga Nr 4 (1479-1491). Parengé L.Anyžyté. Vilnius: Žara Publ. House, 2004. 287 s.
25. Lietuvos Metrika. Knyga Nr 6 (1494-1506). Parengé A.Baliulis. Vilnius: LII leidykla, 2007. 518 s.