Население Улуса Джучи

Этноним «татар»

Опубликовано 8 октября 2018 · Обновлено 2 июля 2021

Этноним «татар» на ранних этапах истории Евразии

Рафаэль Хакимов

Вокруг этнонима «татар» возникло много путаницы и спекуляций, что осложняет изучение истории Евразии. Основные проблемы связаны со смешением двух имен «татар» и «монгол», а также неопределенностью их этнической и лингвистической привязки. Сложившиеся традиции историографии мешают непредвзятому прочтению первоисточников и оценке реального вклада татар в мировую историю. В калейдоскопе этнонимом и политонимов раннего Средневековья путеводной звездой может служить только политическая история. Военное и политическое доминирование того или иного племени определяло возможность сохранения его имени в анналах истории, преемственности культуры и способности народа сохраниться до наших дней.
Первое упоминание о татарах встречается в надписи в честь Кюль-Тегина (732 г.), где речь идет о племенных союзах «отуз-татар» и «токуз-татар» в качестве врагов Кюль-тегина. Тогда татары вместе с киргизами поддержали токуз-огузов, воевавших с тюрками (тюркютами). В 723–724 гг. токуз-татары вместе с токуз-огузами восстают против Элетмиш Бильге-кагана, но, видимо, безуспешно, поскольку есть свидетельство, что Бильге-каган (около 742 г.) «опять подчинил и восьмиплеменных татар», а чуть ниже утверждается, что «в год Свиньи (747 г.), трехплеменные карлуки и девятипле-менные татары… почтительно просили стать ханом» [22, с. 43-44]. В Терхинской надписи сообщается, что «когда писались эти письмена – о мой хан! – то присутствовали именитые моего Небесного хана, восьмиплеменные татары, семнадцать аз’ских буюруков, сенгуны и тысячный отряд из (народа) тонгра, уйгурский народ вместе с моими тегинами» (753 г.) [22, с. 42]. В период создания Тюркского каганата татары уже играли существенную роль во взаимоотношениях тюрок с китайской империей и, видимо, проявляли относительную независимость. В конце 40-х годов VIII в. они вместе с огузами восстают против Уйгурского каганата и терпят поражение. В рунических надписях упоминается и об одной войне с киргизами. В данном случае для нас важно отметить не ход исторических событий, а этническую самостоятельность татар, они в VII– VIII вв. упоминаются наряду с тюркютами, уйгурам и киргизами, при этом кипчаки и монголы еще не фигурируют в качестве политической силы.
Китайцы татар называли та-та (да-да), у китайцев нет звука (иероглифа) «р». «И в настоящее время, – пишет Мунир Ерзин, – китайцы татар Татарстана в письменном виде обозначают этими двумя иероглифами – тата[эр]жень (татар, татарин) и Республика Татарстан – Тата[эр] гунхэго» [13, с. 15]. По его версии, «та-та – иероглиф, обозначающий татар, сам по существу состоит из двух знаков. Его левый знак передает значение слова, а правый – звучание слова (тональность произнесения слова). То есть левый иероглиф передает понятие выделанная кожа (булгар), а правый – фонетическое качество. У этого иероглифа, состоящего из двух знаков, нет другого смысла, он специально создан только для наименования народа – татар» [13, с. 46-47]. Связь этнонима «татар» с выделкой кожи «булгар» всего лишь одно из множества мнений, имеющих право на существование. Важно отметить, что не китайцы назвали народ именем «татар»: они всего лишь воспроизвели этноним, специально создав иероглиф для его обозначения.
Этимологию «татар» пытались выяснить ряд исследователей (Н.Ф. Баскаков, П. Пелльо, Г.-Дж. Рамстедт, Н. Кычанов и др.), они опирались на различные основания, но, скорее всего, этноним связан с каким-то древним предком по имени «Татар». Происхождение самоназвания хотя и любопытно, но не столь существенно, ведь судьба этнонима больше связана не с собственно этнической, а политической историей. И здесь мы сталкивается с трудностями, связанными с существованием до образования империи Чингиз-хана шести татарских и двух монгольских государственных образований. Хороший обзор летописных свидетельств о ранних монгольских «государствах» содержится в работе Н.Н. Крадина, Т.Д. Скрынниковой «Империя Чингиз-хана», что делает излишним обсуждение этого вопроса в данной главе [см.: 25]. Местонахождение шести татарских государств (юртов), о которых упоминает Рашид ад-Дин, подробно анализирует С.Г. Кляшторный [см.: 24]. К этому вопросу мы вернемся чуть позже.
Изначально имя «татар» носили племена, жившие на севере от Великой китайской стены, а также в степной зоне Центральной Азии. В работе «Полное описание монголо-татар» («Мэн-да бей-лу», 1221 г.) сказано: «Земли, на которых впервые возвысились татары, расположены к северо-западу от [земель] киданей. Племена [татар] происходят от особого рода шато» [36, с. 45]. Под именем «шато» имеется в виду союз племен западных тюрок, обитавших в VII в. в районе Ферганы. В VIII–Х вв. отколовшиеся группы шато проживали на территории современных провинций Шэньси, Ганьсу и Шаньси. Китайский историк Ван Го-вэй поясняет, что в этом случае речь идет о «белых татарах». Он приводит следующее свидетельство: «У татар все люди отважны и воинственны. Те, которые ближе к китайским землям, называются культурными татарами. [Они] умеют сеять просо, варят его в глиняных котлах с плоским дном и едят» [36, с. 45]. Рашид ад-Дин «белых татар» относит к тюркам и пишет, что они из тех народов, «которые не столь давно получили имя монголов» [37, с. 77]. Кроме, земледельцев-татар были кочевые «черные» татары и так называемые «дикие/незрелые» татары.
В летописи «Краткие сведения о черных татарах» записано: «Государство черных татар (т.е. северного шаньюя) называется Великой Монголией» [26, с. 137]. Северным шаньюем китайцы называли племенных вождей северных хунну (сюн-ну) после разделения хунну на северных и южных. Северные хунну занимали территорию расселения современных монголов. «Черные татары», продолжает летопись, «живут в куполообразных хижинах (т.е. в войлочных шатрах). У них не строятся города со стенами и [каменные] здания. [Они] кочуют с места на место в зависимости от [наличия] воды и травы [для скота] без постоянных [маршрутов]… Вообще место расположения охотничьего шатра татарского правителя всегда называется «волито»» [26, с. 139]. Под «во-лито» автор летописи имеет в виду древнетюркское слово ordu или ordo в значении «лагерь» или «дворец» . «Что касается его золотого шатра (стойки [внутри] сделаны из золота. Поэтому [шатер] называется золотым), то когда [вместе с ним] ставятся шатры всех незаконных императриц вместе со стойбищем [других подданных], только [это] называется «большой ордой» (yeke ordu)» [26, с. 139]. Китайцы в начале ХIII в. часто монголов Чингиз-хана называли хэй-да «черные татары». В «Мэн-да Бэй-лу» читаем: «Нынешний император Чингиз, а также все (его) полководцы, министры и сановники являются черными татарами» [36, с. 49].
Китайские источники выделяли также «диких татар» Южной Сибири, промышлявших охотой и рыбной ловлей, они управлялись старейшинами, у них не было ханов, за что их и называли «незрелыми». «Так называемые дикие татары весьма бедны да еще примитивны и не обладают никакими способностями. [Они] только и знают что скакать на лошадях вслед за всеми [другими]», – свидетельствует «Мэн-да Бэй-лу» [36, с. 49]. Как видим, деление татар на «белых», «черных» и «диких» дано по типу ведения хозяйства.
Важно иметь в виду, что различные татарские племена носили различное самоназвание. Отсутствие в источниках этнонима «татар» еще не означает, что там не присутствуют татары – они просто могут иметь другое имя. В «Сокровенном сказании» упоминаются айриуд-буйрууд, обое, дербен – подразумевается, что они все относятся к татарским племенам. В тексте читаем: «Однажды Амбагай-хаган лично отправился провожать свою дочь, которую он выдавал в замужество к Татарам из племени Айриуд-Буйрууд, что на реке Уршиун между озерами Буюр-наур и Колен-наур. В это-то время Амбагай-хагана и схватили Татары Чжуинского племени и повезли к Алтан-хагану Китадскому» [42, §53]. В свою очередь дербен-татары не были однородным племенем и делились на чаан-татар, алчи-татар, дудаут-татар и алухай-татар [42, §141, 153]. Рашид ад-Дин называет шесть главнейших татарских племен: татары-тутукулйут, татары-алчи, татары-чаган, татары-куин, татары-терат, татары-баркуй. Были и другие татарские племя, как-то хойин, нераит и т.д. «Племя тутукулйут – самое уважаемое из [всех] татарских племен», – добавляет он [37, c. 101–103]. Порой, приставка «татар» отсутствует в самоназваниях племен, поскольку в те времена и так знали, что они из татар. Рашид ад-Дин приводит следующий пример: «Есть такой обычай, что всякий человек, который происходит из этого племени, если он будет мужчина, его называют – тутукулитай, если же он будет женского пола, то называется – тутукуличин. Происходящие из племени куин-татар – куитай и куичин, из племени терат – терати и тераучин».
Множество самоназваний возникало естественным образом ввиду размножения населения. Любое отделившееся племя отличалось от родительского своим именем , при этом исчезало указание на его татарское происхождение. «Материнский» этноним сохранялся только в имени старшего сына – легитимного наследника власти отца. Н.Н. Крадин, исследуя генеалогию Чингиз-хана, пишет о традиционном механизме легитимации: «Вождь, добившийся некоторого успеха в объединении племен под своей властью, дает имя общности, иногда со ссылкой на авторитет прошлого. Так, Хабул-хан дает наименование своему союзу кият. Хотя можно предположить, согласно легендарным сведениям, что этот этноним отмечался еще на первой территории проживания монгольских племен. Этническое имя закрепляется за старшими потомками клана Хабул-хана. Изложение событий из жизни Есугэй-бахадура, отца Чингиз-хана, предваряется констатацией его места в генеалогии: «§ 50. У Бартан-Баатура было четверо сыновей: Менгету-Киян, Не-кун-тайчжи, Есугай-Баатур, Даритай-отчигин», где, как видим, этноним присутствует в имени старшего сына – легитимного наследника власти отца» [25, с. 172–173]. Ссылаясь на разные самоназвания племен, мы можем воспринять их в качестве различных народов, хотя на самом деле они могли быть ближайшими родственниками и помнить о своем происхождении – при объединении в союзы они возвращались к «материнскому» имени, как в случае «Алты татар», «Токуз татар», «Отуз татар» и т.д.
Нельзя исключать и другого процесса, о котором пишет Рашид ад-Дин: «Из-за (их) чрезвычайного величия и почетного положения другие тюркские роды, при всем различии их разрядов и названий, стали известны под их именем и все назывались татарами» [37, с. 101]. Уже в глубокой древности татары подчинили себе другие тюркские племена, вплоть «до границ Хитая», которые стали называться по имени господствующего племени. В этом случае этноним «татар» становился политонимом. Нечто аналогичное происходило и с именем «монгол», который с возвышением Чингиз-хана становится политонимом, а потому многие племена стали называться монголами, как раньше назывались татарами, свидетельствует Рашид ад-Дин. Однако при этом он делает весьма существенное примечание, что, мол, и поныне от Китая до Дешт-и Кипчака и Магриба все тюркские племена называются татарами [37, с. 103]. Даже впоследствии, когда Чингиз-хан прославился на весь мир как великий завоеватель, летописцы Монгольскую империю неизменно называли Татарией, но не Монголией. Со временем вся Евразия стала отождествляться с «Татарией», что и зафиксировано на средневековых картах.
Немало существует объяснений имени «татар», как экзоэтнонима, так, мол, китайцы называли всех не китайцев – что-то вроде аналога слова «варвар». Н.Ц. Мункуев считает, что китайцы, которые столкнулись с некоторыми из татарских племен, «распространили их название на все монгольские и даже немонгольские племена, обитавшие на территории современной Внешней и Внутренней Монголии и Западной и Южной Маньчжурии». Он исходит из того, что «племена татар, название которых китайцы распространили на все монгольские племена, как известно, были врагами рода Чингиз-хана и были истреблены последними задолго до 1221 г.» [34, с. 135]. Нет смысла китайцам монгол называть татарами, тем более, если татары были истреблены.
Существуют также мнение, что китайской канцелярии было предписано в донесениях исправлять самоназвание «монгол» на «татар» или, в крайнем случае, «монголо-татар» («мэн-да»). Получалось, что китайцы, столетиями жившие с татарами бок-о-бок, воевали и торговали с ними, в то же время не понимали, с кем имеют дело. В этой связи сошлемся на авторитет Н.Я. Бичурина, который пишет: «Здесь важно заметить, что Китай, со времени открытия монголов, тунгусов и тюрок, доныне всегда находился в политических связях с помянутыми народами, и всегда отличал один народ от другого» [5, с. 10]. На самом деле китайские чиновники и историографы очень хорошо различали народы, при этом они писали не только о племенах, но и династиях, расписывали их титулатуру, они пользовались выражением «монголо-татары» не в этническом, а политическом смысле, понимая под монголами династию, а под татарами – его народ (бу-дун). Европейские летописцы тоже не были наивными наблюдателями, многие из них ездили для разведки, напуганные нашествием татар в Европу – им надо было знать, с кем имеют дело. Король Венгрии Бела IV к германскому королю Конраду IV прямо пишет: «свирепые народы, именующие себя татарами, пришли с востока, как саранча из пустыни, и опустошили Великую Венгрию, Булгарию, Куманию и Россию, а также Польшу и Моравию» [16, с. 805]. В письме ясно сказано, что «свирепые народы» сами себя именовали «татарами».
Следует осторожно отнестись к мнению о навязывании этнонима «татар» покоренным народам Монгольской империи. В чем здесь политический замысел? Монголам это точно не нужно, как и китайцам, а больше навязывать некому. Некоторые авторы предположили, что этноним «татар» был изобретен в ХIХ в. идеологами нациострои-тельства, вроде Шигабутдина Марджани, якобы подменившего исконное имя «булгар» на искусственное «татар». Так, Михаэль Кемпер пишет: «Определением «татарский народ» Ш. Марджани конструирует этнос, который он ставит на место религиозно де-финированного и мультиэтничного «булгарского» культурного сообщества» [18, с. 613]. Действительно, в памяти татарского народа сохранились воспоминания о Бул-гарском государстве, как впрочем, и о Золотой Орде и Казанском ханстве, но это не говорит о каком-то раздвоении самосознания или навязывании этнонима «татар» просветителями ХIХ века. Столь же несостоятельно предположение об отказе татарами от исконного самоназвания в пользу этнонима «мусульманин». Татары действительно себя называли «мусульманами» в соответствии с существовавшем в Российской империи сословно-конфессиональным делением, что вполне сочеталось с этнической идентичностью. Встречаются и вовсе экзотические случаи изложения истории Евразии, где этноним «татар» полностью отсутствует [см.: 40], что трудно обсуждать из-за абсурдности такого желания избавиться от «татарской проблемы».
Топонимы и гидронимы, связанные с татарами, опровергают утверждение об имени «татар» как экзоэтнониме. В названиях местности, гор, озер, рек, ручьев, горных вершин, населенных пунктов имя «татар» встречается в самых разных странах: Китай, Иран, Пакистан, Афганистан, Турция, Средняя Азия, Азербайджан, страны Восточной Европы, включая Боснию, Сербию, Македонию, где есть целые административные единицы, горные хребты, долины. Они не единичны и не случайны. Возьмем, к примеру, Японию, очень далекую от основных театров нашествий татар – там можно ожидать минимальное присутствие татар в отличие от Азии или Восточной Европы. По устному сообщению Владимира Курбатова на о.Хонсю между городами Аоморе и Хатинохе расположены гора Tatara yama (гора) и Tatara san. К северу от Токио есть болотистый островок Tatara пита (болото), севернее г.Убе примостилось озерцо Tatara saki, в западной части о.Рюкю – Tatara shima (остров) и река Tatara gawa (река). Кроме того, на полуострове Ното есть селение Kazan shi, у мыса Сата – холмистая местность Kazan и в составе архипелага Нампо в Восточно-Китайском море имеется группа островов Kazan retto. Очевидна не случайность появления таких названий и в таком количестве, иначе говоря, татары в Японии оставили заметный след, причем задолго до попыток Хубилая силой покорить Японские острова. В частности технология выплавки металла «tatara» для изготовления самурайских мечей по сведениям японских ученых появилась примерно в VII в. [см.: 49]. Топонимы не только указывают на длительность пребывания татар в Японии, но их невозможно было навязать силой, они отражают самоназвание народа.
Некоторые специалисты (Й. Маркварт, С.М. Ахинджанов и др.) считают ранних татар монголоязычными, что вызывает большие сомнения, поскольку все доказательства строятся на косвенных свидетельствах или на вольной интерпретации источников. У Н.Я. Бичурина читаем: «Хягас по первоначальному своему составу должно быть государство Монголо-тюркское и состоит из двух народов: тюрок и монголов. Тюрки, иначе татары, суть коренные жители, а монголы суть их повелители, известные прежде под названием хуннов, а в сию эпоху назывались они хойхусцами . В переговорах с китайским посольством при Дворе хягасов, вероятно, употребляли хойхуский язык, как [язык] господствующего народа, известный китайцам; и потому посланник написал, что хягасы говорят хойхуским языком; в самой же вещи [в самом же деле] хягасы говорили татарским языком, что доказывают слова: Ай месяц, Вэй титул министра» [5, с. 351]. В данном случае смена имени «хунн» на «монгол», а затем на «хойху» (уйгур) не должна удивлять, ибо речь идет не о смене этничности, а о названии правящих «Домов». Нам важно отметить, что не только татары, но и хягасы (киргизы) говорили на татарском языке. Близость тюркских племен и их языков общеизвестный факт. Абу ал-Истахри пишет: «А что касается Туркестана, то у токуз-огузов, хырхызов, кимаков, гузов и хазладжей – один и тот же язык, и все они [происходят] один от другого…» [32, с. 25]. Рашид ад-Дин, наиболее осведомленный из средневековых историков, язык татар считал тюркским.
Выдающийся знаток тюркских языков Махмуд ал-Кашгари главу, где перечисляются народы, назвал «О составе тюрок», куда включил и татар. Он дал классификацию тюркских языков, заметив, что наряду с чомулами, «кай, ябаку, татар и басмыл, каждое объединение из них имеет особое наречие (luya) и вместе с тем хорошо владеют тюркским языком» [33, с. 76]. Это свидетельство посчитали достаточным для утверждения о монголоязычности татар. Однако у ал-Кашгари речь не идет о монгольском языке, просто для него татарская речь отличалась от тюркского (в смысле тюркютского) и его родного караханидского наречия. В то время не было обобщающего понятия «тюрки», поэтому под ним понимали конкретно тюркютов в отличие от татар, уйгур, киргизов и некоторых других . Точно также рассуждая о заменах огузами гайн на алиф, он противопоставляет огузское наречие тюркскому, хотя на самом деле речь идет о тонкостях произношения, а не о разных языках [33, с. 79] . Махмуд ал-Кашгари, отмечая особенности языка различных тюркских народов, добавляет, что они проявляются в чередовании или усечении отдельных букв, что никак нельзя трактовать в качестве подтверждения монголоязычности татар. Исходя из его свидетельств, невозможно говорить и о наличии смешанного татаро-монгольского языка, как утверждает С.Ш. Казиев: «На наш взгляд, язык кай и татар мог быть языком этнических групп смешанного тюрко-монгольского происхождения, своего рода lingua franca, понимаемаемый и монголоя-зычными, и тюркоязычными группами» [17, с. 373]. Возможно, какие-то татары знали два языка, но о существовании в прошлом татаро-монгольского языка нет никаких свидетельств. Само использование термина «монголо-татары» («мэн-да») появилось в китайских источниках в связи с восшествием на престол Чингиз-хана, объявившего о монгольской династии, после чего к традиционному «та-та»/«да-да» добавился иероглиф «мэн», указывающий на присутствие правящей династии. Из этого никак не выводится наличие тюрко-монгольского пиджина, как утверждает С.Ш. Казиев: «Татары относились к кругу шивэйских племен, имевших наиболее интенсивные контакты с тюркоязычными племенами, и потому владели древнетюркским языком, либо же общались на тюрко-монгольском пиджине, что и было отмечено ал-Кашгари» [17, с. 377]. Махмуд ал-Кашгари ни о каком пиджине даже не заикается, его свод тюркских слов посвящен нюансам тюркских наречий.
Предположение о монголоязычных татарах построено на мнении, что монголы, безусловно, говорили только на монгольском, а вот с татарами надо, мол, разбираться. Почему не предположить обратное? Нельзя исключать знание средневековыми монголами татарского языка. Так, по тексту «Сокровенного сказания» видно, что Чингиз-хан свободно общается с представителями явно тюркоязычных онгутов («белых татар»), карлу-ков, уйгур. Это не значит, что все вокруг говорили на монгольском, логично предположить, что Чингиз-хан знал татарский язык. Субэтей-багатур обращается к кипчакским вождям с предложением о мире: «Мы и вы – одного племени и происходим из одного рода, а аланы нам чужие. Мы с вами заключим договор, что не причиним друг другу вреда, мы дадим вам из золота и одежд то, что вы пожелаете, вы же оставьте нам [аланов]» [37, с. 230]. Это не говорит о монголоязычности кипчаков или знании ими двух языков. В равной мере можно предположить знание Субэтеем татарского языка. Более того, здесь прямо говорится, что монголы и кипчаки одного рода, иначе говоря, тюрки.
Нет никаких свидетельств о доминировании монгольского языка в тюркской среде, зато можно утверждать, что кипчакское наречие точно выступало в качестве lingua franca и тюркские наречия сильно повлияли на монгольский язык. А.М. Щербак прямо пишет: «До ХIII в. процесс заимствования был односторонним: из тюркских языков в монгольские» [52, с. 48]. Кодекс Куманикус был составлен в качестве пособия европейским купцам для использования наиболее понятного в Монгольской империи языка, при этом в тексте куманский (кипчакский) язык называется «tatar tili». Татарский или тюрко-татарский язык и был по факту lingua franca. Этим объясняется наличие в татарском и монгольском языках одинаковой терминологии, они в монгольский язык попали из татарского, но никак не наоборот.
Создается впечатление, что исследователи явно затрудняются с разведением этнонимов «татар» и «монгол», поэтому нередки утверждения, что татары – это на самом деле этнические монголы, или делят татар по произвольным признакам на этнических монгол и татар, или же выбирают компромиссный термин «татаро-монгол». Для уточнения этого вопроса сошлемся на Рашид ад-Дин, который считал, что «в древности монголы были [лишь] одним племенем из всей совокупности тюркских степных племен» [37, с. 103]. Яснее не скажешь. Можно было бы усомниться в свидетельстве великого летописца, но проблема в том, что ничего лучшего о тех временах в анналах истории не сохранилось. Кстати, остальные летописцы солидарны с Рашид ад-Дином. Так, в «Мэн-да бэй-лу» сказано, что прежнее монгольское государство уже было уничтожено и нынешние монголы и есть татары [36, с. 52]. Монголы на землях татар появляются только в Х веке. Известный монголовед Е. Кычанов указывает на «приход монголов в Монголию где-то во второй половине Х – первой половине ХII в.» [20, с. 141]. Это территория нынешней Монголии, Внутренней Монголии, китайских провинций Ганьсу и Шэньси. В силу многочисленности татар, о чем утверждают все летописцы, они жили на обширной территории как на протяжении Великого Шелкового пути, так и по всей территории нынешней Монголии. Вопрос взаимосвязи монгол ХII в. и современных монгол – отдельная тема и не входит в задачу данной статьи.
Значительную путаницу в соотношение этнонимов «монгол» и «татар», а также в языковую проблематику вносит сообщение в «Сокровенном сказании» об истреблении всех татар, после чего якобы остались лишь часть укрывшихся и никем незамеченных или кем-то спасенных татар. Так, Е.И. Кычанов пишет о войнах татар и монгол: «Для татар эти войны закончились в 1202 г. почти полным их истреблением» [21, с. 210]. Во-первых, «истребление» нужно понимать не в физическом, а политическом смысле, т.е. было ликвидировано доминирование татар в степи, к тому же не всех татар, а именно союза племен «дербен-татар»: «Мы истребили тут Татарских главарей поколений Ча-ган-Татар, Алчи-Татар, Дутаут-Татар и Алухай-Татар» [42, §153]. Как видим, речь идет только о главарях, ставших обычными вассалами (кол) . Во-вторых, хотя «Сокровенное сказание» красочно описывает процедуру истребления татар, но затем в § 196 в окружении Чингиз-хана вдруг появляются опять же дербен-татары и татары-тайчийуты: «Бывшие с Джамукой джадараны, катагины, салджи’уты, дербэны, тайчи’уты, онгираты и прочие там же подчинились» [42, §196]. В-третьих, среди пяти главных жен Чингиз-хана фигурируют две татарки: Есулун и Есукат. Более того, в источниках часто татар называют народом, из которого монголы брали жен. Получается, вначале якобы вырезали всех татар, а затем переженились на татарках. Если, как сказано в «Сокровенном сказании» устами самого Чингиз-хана, «поголовно истребили татарский народ, примеряя детей их к тележной оси», откуда тогда они вновь появились на исторической арене? Как пишет Рашид ад-Дин, «благодаря приросту населения они [найманы, урян-каты и татары] стали многочисленны» [38, с. 55]. К тому же, по его же словам, татары занимали высокие посты, которые он перечисляет: «Из племени хойин-татар происходили: Самкар-нойон, конюший Хулагу-хана, а во время Абага-хана ставший почтенным и великим эмиром; Туган, Мулай и Куйтай, отец Бука-курчи … В улусе Джочи-хана старшая жена сына Джочи, Бату, по имени Буракчин, была из племени алчи-татар; также из этого племени была супруга Тудай-Менгу, государя того же улуса, по имени Турэ-кутлуг; из эмиров Бату из этого племени был старший эмир по имени Ит-Кара; из эмиров Менгу-Тимура, а также государя того улуса, из этого племени был старший эмир по имени Бек-Тимур…». Китайские источники подтверждают высокий статус татар в окружении Чингиз-хана. В хронике «Юань ши» записано: «Тахай-Темур, человек из татар. Его предки во времена Тай-цзу служили говану Мухали, командовали левым крылом Великого тумена в Монгольской армии, держали в повиновении 8 западных округов в [провинции] Тайюань» [50, с. 93]. Здесь речь идет о кешиктенах -гвардии, сформированной Чингиз-ханом в 1206 году в качестве «личной тысячи», которая затем увеличилась до тумена. В составе этой личной тысячи, по сообщению Рашид ад-Дина, было подразделение и кешиктенов из татар под командованием Есунгтээ [38, c. 267]. Получается, что Чингиз-хан «истребленных» татар держал в качестве личной гвардии?! Абсурд. Список знаменитых татар в окружении Чингиз-хана легко продолжить, что никак не вяжется с их «истреблением». Противоречия легко снимаются, если понимать под «истреблением» ликвидацию политического доминирования враждебных татарских племен, лишения их собственного имени и их «рассеяния», т.е. распределения семей по другим племенам.
Нет явных подтверждений функционирования монгольского языка в Золотой Орде. Хотя принято считать, что там существовало два государственных языка, но среди известных официальных документов нет ни одного на монгольском. В 1930 г. на левом берегу Волги близ села Терновка была найдена рукопись на бересте, датируемая началом XIV в. Она написана уйгурским алфавитом большей частью по-монгольски, меньшей – по-уйгурски. Берестяной свиток содержит лирические стихи. Этот единственный случай не может служить аргументом в пользу распространенности монгольского языка среди татар. Остальные доказательства тоже косвенные. Так, в 1845 г. на территории Екатеринославской губернии была найдена серебряная пайцза (хранится в Государственном Эрмитаже). Надпись на монгольском языке уйгурской письменностью гласит: «Мoнкэ тэгри-ин кучун-дур, екэ су джали-ин игэгэн-дур: Абдулла-ин джарлик кэн улу буширэку кумун алдаху, укуку», т.е. «Вечного неба силою, великим соизволением и могуществом (его), Абдуллы повелению, который человек не повинуется, (тот) просту-пится, умрет» [2, с. 146]. Эта надпись относится к 1362–1369 гг., когда Абдулла находился на престоле Золотой Орды. Сохранилась также пайцза Узбек-хана и др.
Пайцза – символ власти, и в каком-то смысле можно о нем говорить как о документе, он продолжает традиции Китайской и Монгольской империй, в нем важнее общий рисунок, нежели текст, он не дает возможности судить о распространенности того или иного языка именно в Золотой Орде. Тем не менее ученые, опираясь на косвенные аргументы, настаивают на использовании монгольского языка в качестве государственного. Аргументируя это, А.П. Григорьев цитирует Иоанна де Плано Карпини: «…мы поднесли грамоту и просили дать нам толмачей, могущих перевести ее. Их дали нам … и мы вместе с ними тщательно переложили грамоту на письмена русские и сарацинские и на письмена татар; этот перевод был представлен Бату, и он читал и внимательно отметил его». После этой цитаты следует утверждение: «Итак, во времена первого золотоордынского хана Бату (1227-1255) золотоордынская канцелярия вела делопроизводство на монгольском языке» [9, с. 83]. Такой вывод сделан из произвольного отождествления татар с монголами, хотя ничего не мешает предположить, что Бату читал на-татарском. Остальные документы А.П. Григорьевым анализируются примерно в том же стиле, на основе чего делается окончательный вердикт: «Наш общий вывод сводится к следующему: официальным языком Золотой Орды ХIII–XIV вв. (до 1380 г.) был монгольский, употреблявшийся в уйгурской письменной форме» [9, с. 89]. Как доказал М. Усманов, нет оснований считать ранние жалованные акты Джучидов монголоязычными [46, c. 94-97], тем более об их языке нельзя судить по русским переводам, как это делает А.П. Григорьев. Более аргументированно пишет о ярлыках и битиках ханов Золотой Орды Нигмат Курат, опирающийся на подлинники: «Язык письма – литературный язык, бывший в употреблении в Золотой Орде, его принято именовать чагатайским, что не совсем верно» [27, с. 30]. Язык Золотой Орды совершенно естественно называть татарским, а не надуманным «чагатайским» или еще каким-то языком. Курат отмечает появление арабизмов в текстах некоторых документов, но отнюдь не других языков и тем более монгольского. Причем он отмечает, что у крымских ханов язык был тот же самый, употреблявшийся в Золотой Орде: «В этом отношении между всеми ярлыками существует большое сходство. Стиль оформления свидетельствует о продолжении золотоордынского делопроизводства» [27, с. 101].
Вокруг языка Золотой Орды возникла обширная литература, пытающаяся найти влияние на татар не только монгольского, но также уйгурского, кипчакского, караханидского, карлукского, чагатайского языков, называют официальный язык государства поволжско-золотоордынским, хорезмско-поволжским, наконец, тюрки или тюркским (огузо-кипчакским). Например, к письмам золотоордынских ханов дается следующий комментарий: «Несомненный интерес представляют тексты с точки зрения языка. Здесь отметим только, что довольно простой, изобилующий архаизмами тюркский язык первых двух писем противостоит вычурной арабо-персидской последних, также составленных на тюркском языке» [35, с. 235]. Термин «тюркский язык» или «тюрки» применительно к Золотой Орде вносит изрядную путаницу. Надо ли его относить к языку тюрок (тюркютов) времен Тюркского каганата или понимать как самостоятельный язык какого-то неведомого народа «тюрки», живущего в татарском государстве? Общепринятое употребление понятие «тюркский» в качестве обобщающего названия группы близких языков вполне объяснимо. А выделять самостоятельный язык «тюрки» нет оснований, его появление можно объяснить только одной причиной – желанием не называть его татарским. Использование термина «тюрко-татарские наречия», который был в ходу до революции, имеет под собой вполне разумное основание: оно указывает на наличие у ряда родственных языков общего татарского корня. Существуют предложения называть официальный язык Золотой Орды старотатарским или, как компромиссный вариант, – «тюрко-татарским». В этом нет никакой необходимости, ибо его безошибочно можно называть просто татарским языком делопроизводства!
Разговорный татарский язык Средневековья отличался от канцелярского и литературного, причем разговорный в своих деталях мог также отличаться от территории к территории. Государственный (канцелярский), литературный, религиозный, разговорный языки, как правило, различались во всех средневековых государствах. Их слияние начинается только в Новое время вместе с развитием капитализма. На основе существующих данных можно утверждать, что в Золотой Орде в разговорной речи, литературе и в канцелярии пользовались татарским языком, вначале на уйгурской рунике, а затем на арабской графике. Те нюансы, которые существовали в его употребление в государстве, литературе, повседневной жизни, различия от территории к территории не дают основания рассматривать его в качестве не татарского, а какого-то «тюркского», чагатайского, поволжско-хорезмского и т.д.: он просто средневековый татарский, во многом понятный даже сегодня. При этом близость уйгурского и татарского наречий позволяла ханам Золотой Орды воспользоваться уйгурским письмом в качестве официального.
Вернемся к вопросу о ранних татарских государствах. До возвышения Чингиз-хана татары были не просто многочисленным народом, но и успели построить ряд государственных образований (юртов). По свидетельству Рашид ад-Дина, «тех татарских племен, что известны и славны и каждое в отдельности имеет войско и [своего] государя, – шесть» [37, с. 103]. Однако Рашид ад-Дин не называет их местонахождение.
Один из татарских юртов локализуется вокруг озера Буирнор на востоке нынешней Монголии. Другой юрт находился в Ганьсу на границе с Восточным Туркестаном со столицей Сучжоу. Ал-Кашгари называет эту территорию «Дешт-и-Татар». В «Худуд ал-алам» (Х в.) татары упомянуты как соседи и союзники токузгузов, т.е. уйгуров, а Восточный Туркестан назван «страной токузгузов и татар» [51, с. 47]. К третьему татарскому юрту, видимо, можно отнести Кимакский каганат. Абу Са’ид Гардизи пишет о происхождении кимаков следующее: «Начальник татар умер и оставил двоих сыновей; старший сын овладел царством, младший стал завидовать брату; имя младшего было Шад. Он сделал покушение на жизнь старшего брата, но неудачно; боясь за себя, он, взяв с собой рабыню-любовницу, убежал от брата и прибыл в такое место, где была большая река, много деревьев и обилие дичи; там он поставил шатер и расположился …. После этого к ним пришли семь человек из родственников-татар: Ими, Имек, Татар, Баяндер, Кипчак, Ланиказ (?) и Аджлад (?)… Другие люди, услышав эту весть, тоже стали приходить [сюда]; собралось 700 человек. Долгое время они оставались на службе у Шада; потом, когда они размножились, они рассеялись по горам и образовали семь племен, по имени названных семи человек» [3, с. 43–44]. Из этого сообщения Гардизи может сложиться впечатление, что татары, как и кипчаки относятся к кимакским племенам, но здесь нужно вспомнить принцип сохранения «материнского» этнонима у старшей ветви рода, в то время как остальные ветви получают свое собственное имя. Опираясь на свидетельство Гардизи, мы можем лишь утверждать о политическом доминировании племени кимаков среди близкородственных татарских племен в этот период и на данной конкретной территории, но не более того . Кимакский каганат по существу – отдельный татарский юрт.
Свою версию локализации шести татарских государств, упоминаемых Рашид ад-Дином, предложил Р.П. Храпачевский. Он пишет следующее: «По данным тангутских источников, в ХI– ХII вв. Си Ся граничило с тремя татарскими объединениями. Два из них следует относить к «западным татарам»… Третье, что занимало территорию от гор Алашань до гор Иньшань – это уже то татарское объединение, которое связано с белыми татарами (онгутами) и союзными им племенами тюркского, монгольского и смешанного происхождения (найманы, чжубугу, черноповозочные шивэй, си и другие). Войска дю на северных и северо-восточных границах Китая (точнее империй Ляо и Цзинь) можно считать еще одной восточной татарской конфедерацией. При этом она также содержала различные по происхождению племена (например татар-тераитов, угуров, меркитов, «тангутов» и многих других)… И временами внешние наблюдатели (вроде сунских авторов) ее могли принимать за два различных объединения … И, наконец, последней крупной «татарской конфедерацией» следует назвать те объединения собственно монгольских племен, что периодически и в разных конфигурациях создавали свои племенные союзы» [50, с. 37-38]. «Западные татары» граничили с уйгурами и занимали территорию нынешних провинций Ганьсу и Шэньси, они располагались на Великом Шелковом пути и, скорее всего, составляли единое государство с исключительной функцией связки между китайцами и уйгурами на торговом пути. «Белые татары» располагались на территории нынешней Внутренней Монголии и их можно отнести к отдельному государству. Еще два татарских государства Р.П. Храпачевский связывает с так называемыми войсками дю во главе с татарским племенем тутукулйут («самым уважаемым», по словам Рашид ад-Дина). Он их локализует севернее киданей (Ляо) и западнее от чжурчжэней (Цзинь). Самостоятельный юрт, видимо, составляли «черные татары», жившие на северо-востоке нынешней Монголии. Китайской летописец Ли Синь-чуань о делах государства Цзинь пишет следующее: «Цзин еще был на престоле, когда им был дан приказ Юньцзи направиться в Цзинчжоу и получить подношения даров от черных татар» [50, с. 70–71]. Из этого ясно, что в 1211 году «черные татары» жили вдоль границ с Цзинь и были вассалами чжурчжэней. Появление различных названий одних и тех же татар в разных летописях объясняется делением их по разным признакам. В одном случае указывали на их хозяйственную деятельность («черные татары» были скотоводами), в другом – их название происходило от местности проживания; в случае с образованием войск дю, отмечалась их государственная функция – в «Цзинь ши» они названы «пограничные войска севера».
К этим государствам, на наш взгляд, следует добавить вышеупомянутый Кимак-ский каганат. Таким образом, все шесть татарских юртов по списку Рашид ад-Дина локализуются, хотя нет ясности, сколько они просуществовали до завоеваний Чингиз-хана. Рашид ад-Дин «диких татар», видимо, не выделяет в самостоятельное государство, поскольку те не имели ханов и государственных структур, занимаясь лишь охотой на юге Сибири. Кроме сказанного, в китайских источниках упоминаются также государства западных, северных и северо-западных татар [50, с. 145]. По сути дела, это уже названные государства: западные татары жили в Ганьсу и Шэньси, северные – на границе с Си Ся в пустыне Гоби, их можно отнести к «черным татарам». Государство северо-западных татар совпадает с территорией «белых татар».
Любой этноним переживает метаморфозы, порой настолько сложные, что трудно бывает отыскать его первоначальные корни. В свое время кимаки и кипчаки доминировали в Великой Степи, затем они, как пишут большинство исследователей, растворились в других близкородственных народах. Ал-Омари пишет о «Дешт-и Кипчак»: «В древности это государство было страной Кипчаков, но когда им завладели Татары, то Кипчаки сделались их подданными. Потом они смешались и породнились с ними, и земля одержала верх над природными и расовыми качествами их [Татар], и все они стали точно Кипчаки, как будто одного рода» [44, с. 105]. Действительно, был период взлета кипчаков, а затем они исчезли с исторической арены. Вместе с тем кипчакские корни можно найти среди татар, казахов, узбеков, ногайцев, башкир и даже русских (прежде всего казаков) [11, с. 112]. Можно ли на этом основании считать, что какой-то народ легко мог раствориться в других народах или вдруг поменять язык? Развитому народу не угрожает подобная ассимиляция. Кимаки и кипчаки создали Кимакский каганат. Великую степь называли «Дешт-и Кипчак» вплоть до падения последнего татарского ханства – Крымского , и вдруг они исчезли, растворились? Для такого объяснения нет аргументом. К примеру, марийцы за несколько тысяч лет никуда не исчезли, так и живут на тех же землях, по соседству с татарами и русскими! Почему же кипчаки должны исчезнуть? На самом деле кимаки и кипчаки после ослабления их политического влияния просто вернулись к своему «материнскому» этнониму «татар».
Для понимания этнических процессов в Евразии важно отметить, что продвижение гуннов, тюрок, татар с востока на запад шел не на пустые земли: они уже были освоены близкородственными народами. Н.Я. Бичурин в предисловии к «Собранию сведений о народах, обитавших в Средней Азии в древние времена» пишет: «Из сих известий, несмотря на краткость их, открывается, что на всей полосе Средней Азии от Восточного океана на запад до Каспийского моря искони обитали те же самые народы, которые и ныне населяют сию страну; вели тот же самый образ жизни, какой ведут потомки их по прошествии двух тысяч лет, находились в тех же пределах, в которых последние и ныне живут, с небольшим изменением в пространстве» [5, с. 10]. Отметим важный момент: народы, жившие до н.э. на территории Средней Азии от Тихого океана до Каспийского моря и поныне живут там же.
Процесс формирования предков татар до нашей эры в Сибири, на Урале, в Поволжье и Причерноморье трудно обсуждать из-за недостатка сведений и археологического материала. Некоторые авторы утверждают о наличии среди скифов тюркоязычных племен [см.: 8], но это лишь версия, требующая дальнейшего исследования. Что касается хуннов/гуннов, то наличие среди них тюркских племен не подлежит сомнению. В.В. Радлов считал, что «ядро хуннского государства составляли, по-видимому, Он-Уйгуры, и нет ничего невероятного в том, что китайское наименование Хунну есть не более как искаженное слово Он-уйгуры…» [39, с. 126–127]. Об этом же писал Н.Я. Бичурин: «Китайская история говорит, что Дом Ойхоров [Хойху] происходит от хуннов с женской стороны: следовательно, нет сомнения и в том, что основатель Дома Ойхоров [Хойху] был сын дочери или племянницы хуннуского хана, выданной за владетельного князя, принадлежавшего к союзу дилиских поколений, а это обстоятельство должно отнести к началу II века пред Рождеством Христовым, когда хунны совершенно покорили Монголию. В период, названный в китайской истории Чжань-го [480– 221 гг. до н.э.], северные пределы нынешних китайских губерний Шань-си и Гань-су еще не принадлежали Китаю, а заняты были разными кочевыми народами» [5, с. 213]. Хойху (уйгуры) и дилисцы (телесские племена) без сомнения были тюрками.
Для правильной оценки исторических процессов важно взглянуть на Великую Степь как единое пространство проживания кочевых племен. По аналогии со Средиземноморьем можно говорить об особой степной цивилизации. Здесь применима методология Фернана Броделя относительно Средиземноморья. Он Средиземное море вместе с побережьем рассматривает как единую цивилизацию, независимо от этнических и государственных границ. Бродель пишет: «Средиземному морю можно дать такое определение: полоса воды, стиснутая сушей. Но отрезки материка, обволакивающие и теснящие море, следует отличать друг от друга. Не справедливо ли будет сказать, что Средиземное море – водное пространство, окруженное горами? Стоит особенно подчеркнуть значимость этого факта и его многочисленных последствий в историческом плане, тем более что обычно им пренебрегают» [7, с. 34]. Средиземноморье объединяет единый климат, основные культуры, как-то оливковые деревья и виноград, морские торговые пути.
Степь имеет вполне определенную привязку к географии и историческому образу жизни. Великая Степь окружена горами и лесами, которые жизненно важны, ибо первые дают металл, а вторые – дерево. Великие завоевания тюрок, а затем татар невозможны были бы без собственной металлургической базы, в частности на Алтае. Столь же важны были торговые пути. Если Средиземноморье нельзя представить себе без каботажного флота, точно так же государства Евразии не могли существовать без хороших и безопасных дорог, а также транспортных средств.
Великий Шелковый путь по значимости был много выше всех остальных торговых связей. «Территория Таримского бассейна, где сейчас находится китайский Туркестан, – пишет Рене Груссе, – была центром торговли и караванных путей, и из цепей оазисов здесь образовалась линия сообщения между великими цивилизациями Запада, которые находились в Средиземноморье, Иране и Индии, и цивилизациями на Дальнем Востоке, а именно в Китае. Двойная тропа была проложена в двойном изгибе к северу и югу от реки Тарим: северный путь шел через Тунхуан, Хами, Турфан, Кара Шахар, Кучу, Кашгар, Ферганский бассейн и Трансоксианию; южный путь пролегал через Тунван, Хотан, Яр-канд, памирские долины и Бактрию. Эта тонкая двойная нить, которая пересекает пустыни и горы поворотами, была тем не менее достаточно прочна, чтобы связывать между собой народы» [10, с. 13]. Шелковый путь пронизывал всю Центральную Азию – колыбель многих тюркских народов, и имел ответвления в сторону Волжско-Камской Болгарии, а также Крыма. Благодаря этому связь между тюрками Ганьсу, Турфанского оазиса, Бухары, Хорезма, Крыма, Причерноморья и Поволжья в средние века не прерывалась. Вместе с купцами из Хорезма в Поволжье проникли мусульманские миссионеры. Насколько культура народов, живущих на Великом Шелковом пути, была и остается близкой, показывает тот факт, что даже сегодня татары могут объясняться с уйгурами Синь-цзяна и узбеками Хорезма без переводчика. Наши лингвисты слишком много внимания уделяют различиям в тюркских наречиях, не обращая внимания на их исключительную близость, которая не могла появиться сама собой, только из-за общетюркских корней. Достаточно сравнить язык якутов и татар или даже живущих чересполосно чуваш и татар – они все тюрки, но различия столь существенны, что нужен переводчик. И совсем другая картина открывается в случае с уйгурами, казахами, киргизами, узбеками и татарами – несмотря на большие расстояния, отделяющие их, они близки по культуре и языку. Олжас Сулейменов определяет это явление как «феноменальный консерватизм тюркского слова и языка» [43, c. 109]. Но причина кроется не только в природе тюркских наречий, но и в той цивилизационной основе, которую несла Великая Степь.
Важно подчеркнуть, что Великая Степь хотя и ассоциируется с кочевым образом жизни, но объединяет различные хозяйственно-культурные типы, включает в себя примыкающие к степной зоне горы, леса и равнины. «Территория Восточного Туркестана никогда не была однородной в хозяйственно-культурном отношении, – пишет С.Г. Кляшторный. – Здесь соседствовали оседлоземледельческое хозяйство оазисного типа и экстенсивное кочевое скотоводческое хозяйство. Оба типа экономики не только не были изолированы друг от друга, но достигли известных форм симбиоза, получившего также отражение в культуре и политической жизни. Наиболее ярко сращение двух хозяйственно-культурных типов проявилось на севере страны, где богатые оазисные города Таримского бассейна на протяжении всей их истории поддерживали самые тесные связи с кочевниками Семиречья, Восточного Тянь-Шаня, Джунгарии и Западной Монголии» [23, с. 383–384]. Уже в начале I тыс. до н.э. племена Центральной Азии, Восточного Туркестана, нынешней провинции Ганьсу «освоили металлургию бронзы и железа, металлообработку, колесные повозки и всадничество. Жилищем им служила полусферическая войлочная кибитка с коническим верхом, которую при перекочевке укрепляли на большой повозке, влекомой быками» [23, с. 384]. В эпоху раннего средневековья Степь не была самодостаточной, а потому часто вела войны с Китаем не столько ради дани, сколько свободной торговли. Суть китайской политики сформулировал один из историографов: «Нет дани [подчинения] – нет торговли, есть дань – есть и вознаграждение». Появившиеся впоследствии кочевые империи старались соединить различные типы хозяйств. Особенно это ярко проявилось в Золотой Орде, которую трудно назвать кочевой: она в равной мере соединяла и земледелие, и металлургию, и морскую торговлю, а главной статьей экспорта была пшеница.
Томас Барфилд рассматривает весь кочевой мир как культуру, живущую исключительно за счет грабежа земледельческих, оседлых народов, в частности Китая [см.: 4]. Народы, жившие за счет грабежа, действительно существовали, например жужане, но они были скорее исключением, чем правилом. Совершенно неверно принимать грабеж как смысл и предназначение кочевой культуры. Нельзя было Древний Китай с его мощной экономикой, государственной структурой и хорошо вооруженной армией принудить платить дань простыми набегами. Для войны с Поднебесной нужна была мощная армия, а значит, организованное население, способное прокормить сотни тысяч воинов, нужна была собственная металлургия, готовая снабжать многочисленную армию лучшим в мире оружием.
Кочевые империи не могли строиться за счет эксплуатации оседлых народов. Основой их экономики было скотоводство. Охрана угодий нуждалась в стройной системе властных отношений. Все войны и великие переселения народов объясняются переделом и поиском пастбищ, а не погоней за данью. Для кочевников важна была компоновка людей в пространстве степей с тем, чтобы не опустошать ландшафт и поддерживать скотоводство. Война являлась сопутствующим элементом жизни кочевников: поскольку шла борьба за пастбища, необходимо было защищаться от внешних врагов или на пути экспансии кочевников встречались другие народы.
Кочевой мир позволял передвигаться целым народам на большие расстояния с большой скоростью даже по сегодняшним меркам. Степь, породив своеобразную кочевую цивилизацию, сделала возможным соединение Востока и Запада, благодаря чему появилась Евразия как единое целое, появилась сама возможность возникновения великих империй. Многие государства, включая русские княжества, строились вдоль речных коммуникаций, но такой образ жизни не содействовал созданию империй. Разбросанные мелкие княжества могли быть объединены только благодаря степи, где жили тюрки. «Всякий народ, – пишет Н.С. Трубецкой, – овладевший той или иной речной системой, оказывался господином только одной определенной Евразии; народ же, овладевший системой степи оказывался господином всей Евразии, т.к., господствуя над протекающими через степь отрезками всех речных систем, он тем самым подчинял себе и каждую из этих речных систем в ее целом. Итак, объединить всю Евразию могло только государство, овладевшее всей системой степи» [45, с. 7]. Следует также заметить, что в те времена тот, кто контролировал степь, контролировал и города. Это и предопределило характер Евразии и возможность возникновения великих империй. Так под влиянием гуннов, тюрок, затем татар оказалась громадная территория, в которой формировались средневековые этносы.
Степной природный ландшафт появился много тысячелетий назад, задолго до новой эры, а значит, и народы в этом пространстве от Татарского пролива до Причерноморья и Дуная имели сходные черты задолго до появления письменных свидетельств о кочевниках. Тюркские племена, переселяясь с востока на запад Евразии, неизменно обнаруживали там своих родственников. В легендах казанских татар сохранились смутные воспоминания о тех временах. Одним из известных преданий является легенда об Алып-батыре [6, с. 23–25]. Там речь идет о событиях довольно поздних, скорее всего, относящихся ко времени распада Второго Тюркского каганата. По преданию, у пророка Ноя было три сына и среди них Яфес (Иафет), – так начинается рассказ. В свою очередь у Яфеса также было три сына: Гази, Тюрок и Алп. Они были красивыми и сильными, но со временем повздорили, дело дошло до войны между Гази и Тюрком.
Эта борьба закончилась победой Тюрка. Его родной брат Алп был богатырем, мог сдвигать горы. Однажды он выехал в дальние страны, заблудился и не смог найти дорогу назад. Так он вышел к реке и встретил племя, говорившее на похожем языке. Он подобрал себе жену и остался с этим народом. У Алпа родилось два сына, он не знал как их назвать. Неожиданно надвинулись тучи, похолодало и дети расплакались. Алп пытался их успокоить, а дети продолжали плакать. Тогда Алп догадался, что они плачут неспроста. Видимо, им надо дать имена, решил он . Алп посоветовался с женой и одного назвали «Болгар», а другого «Буртас». Дети Алпа выросли такими же богатырями и впоследствии основали два города. Из двух сыновей возникли два народа, которые вначале говорили на одном языке, а затем их говоры начали отдаляться. Таково содержание легенды. Трудно идентифицировать легендарного Алпа с исторической личностью, поскольку в письменных источниках Алп мог означать просто богатыря или же титул. Имя князя северокавказских гуннов 60-х гг. VII в. Мовзес Каганкатваци называет Алп Илетвер (т.е. «герой-эльтебер»). По своему званию правитель страны гуннов Алп Илетвер занимал третью ступень в иерархии каганата после кагана и его наследника [15, с. 265]. То, что Алп занимал довольно высокое положение в тюркской иерархии говорит сохранившаяся в Северо-Западной Монголии надпись, которая гласит: «[Я], Алп Сол [из рода с этими тамгами]. Я, Тюпеш Алп Сол, [это] написал. Я пребывал [тогда] здоровым [невредимым] (вариант: я сидел тогда эсэном)» [23, с. 122]. С.Г. Кляшторный датирует эту надпись второй половиной VIII–IХ вв. «Однако одна из тамг, – пишет он, – входящих в состав надписи, типологически аналогична одной из трех Каганских тамг уйгурской династии, зарегистрированной на памятнике Баян-чору (Элетмиш-кагану, 747-759 гг.) в Могон Шине-усу» [23, с. 123]. Очевидно, во времена, к которым относится легенда об Алпе, шло активное формирование из тюркских племен новых государств, в частности Волжской Болгарии.
На булгарской теме происходит немало спекуляций. В советский период историческую мысль татар переориентировали на булгарское происхождение. Эти идеологические установки сохранились как неизжитое советское наследие в так называемом движении «булгаристов», чьи активисты регулярно обращаются к органам власти с предложением переименовать татар в булгар. Их настойчивость носит политический характер. Начинать историю татар с булгар – заведомо ее ограничивать одним, притом не самым ранним периодом. Например, в Татарстане есть г. Тетюши, расположенный как раз напротив г. Болгар. Он был основан в качестве форпоста в период Первого Тюркского каганата, возможно, в год завоевания Истеми-каганом Поволжья (558/559 гг.). Иначе говоря, до основания Булгарского государства предки татар прошли историю в несколько сот лет. Конечно, до времени образования Тюркского каганата на территории нынешнего Татарстана побывали гунны, а до них еще кто-то, о чем мы не имеем достоверных сведений, но нет сомнений, что предки татар жили на берегах Волги еще до новой эры. Известный российский лингвист С.Е. Малов пишет: «Могу только сказать, что и за пять веков до н.э. тюрки жили там же, где они живут главным образом (с малыми исключениями) и теперь» [30, с. 136]. Малов на основе анализа 30-40 тюркских наречий приходит к выводу: «Миграции не имели того влияния и значения в истории тюркских языков, каковые им обычно приписывают» [30, с. 136]. Вывод исключительно важный для понимания истории татар, чьи предки в начале новой эры уже жили и в Поволжье, и Причерноморье, и на Дунае. Последующее Великое переселение народов внесло свои коррективы, но лишь в плане возвышения одних тюркских племен над другими. Появление гуннов, а затем татар во главе с Бату нельзя трактовать как обретение тюрками новой родины, это всего лишь перетасовка колоды, в которой культурные различия были относительно невелики.
Мы плохо знаем даже гуннский период, не говоря уже о скифах, а ведь похоже, именно тогда тюрки расселились по тем территориям, где живут и поныне. Особого внимания требует утверждение С.Е. Малова о древности современного татарского языка: «Я считаю, что на западе тюркской территории издавна, т.е. задолго до V в. до н.э., из многих племенных языков образовались две языковые группы: одна по характеру языков хазаро-булгарско-чувашская, а другая – башкиро-татарско-кипчакско-мишарская. Эту последнюю для избежания недоразумения с хронологией (татары XIII в.!) лучше называть только «мишарской», так как с термином «мишарь» никакой историко-хронологической путаницы, надо думать, не произойдет. Наличность на западе этой мишарской (татарской) языковой группы с древнейших времен для меня, с языковой точки зрения, не подлежит никакому сомнению. Западно-тюркские языки показывают, что они прошли слишком большую и долгую жизнь, они испытали на себе много разных влияний и пр. Это не могло произойти в очень короткий срок. Все переселения тюрок из Центральной Азии, какие мы знаем (например гунны, монголо-татары, киргизы), не произвели на западе того языкового влияния и переворота в пользу восточно-тюркских языковых элементов, какие можно было ожидать, если бы здесь на западе не было бы уже своих установившихся и отстоявшихся издавна западнотюркских языков» [30, с. 137]. Это утверждение наводит на серьезные размышления. Ясно, что первичным языком предков татар в Поволжье было мишарское (татарское) наречие, на которое в VII-Х вв. наслоилось булгарское, а затем в ХIII в. поволжско-хорезмское наречие, после чего окончательно сформировался современный татарский язык.
С учетом этих обстоятельств не имеет смысла рассматривать татар и булгар как разные народы, первых в качестве пришлого, а вторых – автохтонного народа: они имели общие этнические корни, близкий язык и культуру. В покорении булгар татарами во главе с Бату нет ничего экстраординарного. Страницы истории заполнены братоубийственными войнами. Как утверждает Ахмед ал-Якуби: «У каждого племени тюрок отдельно государство, и одни из них воюют с другими» [1, c. 149]. С точки зрения формирования татарского народа на территории между Волгой и Уралом участие как восточных корней (собственно татар), так и западных гуннов (булгар) не подлежит сомнению. И те и другие происходят от древних хунну.
Наиболее широкое распространение имя «татары» получило во времена Чингиз-хана и затем Бату. Несмотря на авторитет Монгольской империи, политоним «монгол» не смог заменить этноним «татар», который стали применять ко всему тюркоязычному населению Золотой Орды. Китайские, азиатские и европейские летописцы Монгольскую империю называли государством всех татар, причем в один голос, что добавило в историографию проблемы с соотношением понятий «татар» и «монгол». Так, Марко Поло сообщает о возвышении Чингиз-хана следующее: «Случилось, что в 1187 г. татары выбрали себе царя, и звался он по-ихнему Чингиз-хан, был человек храбрый, умный и удалой; когда, скажу вам, выбрали его в цари, татары со всего света, что были рассеяны по чужим странам, пришли к нему и признали его своим государем» [31, с. 85]. Можно допустить, что европейские путешественники ошибались в определении восточных народов, но китайские и азиатские летописцы хорошо их различали. Рашид ад-Дин вторую главу своих летописей называет «О тюркских племенах, которых в настоящее время называют монголами». В «Мэн-да бэй-лу» записано: «Еще [татары] восхищаются монголами, как воинственным народом и поэтому обозначают название династии как «великое монгольское государство». [Этому] также научили их бежавшие чжурчжэньские чиновники. [Я], Хун, лично замечал, как их временно замещающий императора го-ван Мо-хоу каждый раз сам называл себя «мы, татары»… Они даже не знают, являются ли они монголами и что это за название, что такое название династии и что такое название годов правления. Что касается ныне отправляемых документов, то перебежавшие чиновники, которые знают грамоту, во всех случаях усиленно объясняют [татарам] дела, чтобы научить их» [36, с. 55]. Следует заметить, что Мохоу (Мухали) был самым приближенным человеком к Чингиз-хану. Комментируя эту фразу, Н.Ц. Мункуев замечает, что Мухали, происходивший из племени джалаир, никак не мог называть себя татарином [36, c. 135]. Здесь приоритет все же следует отдать автору «Мэн-да бэй-лу», встречавшемуся с Мухали, нежели переводчику этой летописи на русский язык. Самое любопытное в этой цитате другое – чжурчжэньские перебежчики научили татар называться «Великим монгольским государством»: они шли по пути китайских традиций определения титулатуры правящих династий.
Государственные дела опирались не на этнонимы, а претензии тех или иных политических сил на управление страной. В.В. Бартольд отмечает: «Имя монгол… только при Чингиз-хане стало употребляться в качестве названия государства и династии, позднее – и как название народа» [3, с. 616]. Южносунский посол Сюй Тин, посетивший Монголию в 1235-1236 гг., сообщает: «[Татарский владетель] каждый раз называет татар «своей костью»» [26, с. 142]. Слово «кость» издревле служило у тюрок для обозначения патрилинейного родства. «Большие дела», как походы и войны, решались лично ка’аном, «однако он еще обдумывает их вместе со своей родней. Китайцы и другие люди не участвуют [в этих обсуждениях] [26, с. 142]. Имя «Монгол» в то время означало не этноним и не политоним, а династию, «кость», клан. Совершенно прав В.В. Радлов считавший, что главную роль в развитии кочевых обществ играют родоплеменные образования (колена), периодически объединяющиеся в военно-политические союзы и под властью выдающихся вождей покоряющие соседние народы. После крушения державы они вновь рассыпаются и собираются уже в новых образованиях [39, с. 72–73]. Путаница в соотношении этнонимов «татар» и «монгол» возникает из-за отождествления племени, этноса с правящим «Домом Монгол».
В свое время еще Н.Я. Бичурин подметил: «Происхождение монгольского народа и дома монгол, от которого сей народ получил народное название, суть две вещи совершенно различные между собою» [5, с. XXXIX]. Название «Дом Монгол» переходит к названию государства, а затем становится политонимом только с возвышением Чингиз-хана и его «золотого рода».
С древнейших времен в китайских хрониках упоминаются правящие «Дома», которые возникали в соответствие с удельной системой правления. Как пишет Н.Я. Бичурин, «государство делилось на мелкие владения, которые, в свою очередь, то сливались, то снова дробились, и преобразовались в новые государства. Монгольский народ сверх сего получал народное название от господствующего Дома. Сим образом один и тот же народ под Домом Хунну назывался хуннами, под Домом Дулга [Тукюе] – дулгасцами; под Домом Монгол назвался монголами, и будет дотоле носить сие название, пока вновь усилившийся какой-либо Дом покорит его и сообщит ему свое, другое народное, название» [5, c. 8]. По названию «Дома» не всегда возможно определить этничность народа, управляемого конкретной династией. Так у Н.Я. Бичурина читаем: «Хунну, по азиатским историкам Дом Могулл-хана, царствовал в западной половине Монголии; орда его стояла под Хангаем (близ Орхона); /II/ владения его простирались от Калгана к северу за Байкал, к западу до Тарбагатайских гор. Дун-ху, по азиатским историкам Дом Татар-хана, господствовал в восточной Монголии; орда его находилась в средоточии сей страны (в Карцинь); владения его простирались на запад до Калгана, на север до Хинганского хребта …. Потомки обоих сих Домов взаимно возвышались и упадали, и сим образом в двух линиях попеременно господствовали в Монголии тринадцать столетий. В продолжение столь длинного периода из Дома Хуннов произошли Жужань, Дулга [Тукюэ], Ойхор [Хойху]; из Дома Дун-ху произошли Ухуань, Сяньби, Кидань; Муюн и Тоба считались отраслями Дома Дун-ху. С падением Дома Кидань пресеклась первая монгольская династия Хунну, продолжавшаяся в родовых поколениях с 1864 года до Рождества Христова до 1115 года по Рождество Христово. Место его, после краткого промежутка (31 года), заступил Дом Монгол, доныне продолжающийся в поколениях монгольских князей» [5, с. 32]. Из этой цитаты видно, что название «Домов» и деление «Домов» на новые «Дома» происходят не по этническому признаку. Хотя происходящие из «Дома Хуннов/Могул-хана» Дулга и Ойхор можно увязать в определенной степени с тюркскими племена тюкуэ (тюркюты) и хойху (уйгуры), но Жужань к тюркам трудно отнести, т.е. «Дом Хуннов» правил многоэтническим сообществом. Что же касается «Дома Дун-ху/Татар-хана», который включал Ухуань, Сяньби и Кидань, то их историки связывают с монгольскими племенами, однако при этом нельзя однозначно утверждать моноэтничность сяньбийского государства и государства киданей Ляо, существовавшего с 907 по 1125 годы, ведь язык киданей до сих пор не расшифрован. «Остается недоумение в определении, кто был Татар-хан: Хан ли восточных монголов, или Хан юечжыский? – продолжает Н.Я. Бичурин. – Оба кочевали в смежности с Китаем; первый владел землями, лежащими за границею губернии Чжи-ли; второй кочевал на землях, составляющих ныне северо-западный угол Китайской империи. Но сие недоумение поясняется разделом Монголии на восточную и западную половины, из коих первая отдана Татару, а вторая – Монголу, от которых народы получили названия» [5, c. 220]. В этой цитате Дома «Татар» и «Монгол» нельзя привязывать ни к этничности, ни даже к государству, они обозначают только правящую династию, «кость», клан, хотя со временем Дом «Татар» вполне мог стать эпонимом народа, собранного из близкородственных племен правящей династией.
Сложность этнической идентификации «Домов» состоит в том, что татары жили по всей Монголии, Сибири и вдоль Великой китайской стены, юечжы были протоиранцами, что же касается предков современных монгол, то они появились в Монголии не раньше X века. Н.Я. Бичурин так описывает их возвышение: «Монгольское племя быстро усилилось около времен Рождества Христова и долго обеспокоивало Срединный цвет [Чжунхуа в буквальном переводе или Китай]. Наконец в половине девятого столетия хягасы ниспровергли могущество царствовавшего в то время Дома Ойхоров [Хойху], мстительный Китай истребил остатки их, укрывшихся под защиту Великой стены; оставшиеся поколения удалились от Хангая к западу в Или и Тарбагатай. Тогда место ойхоров [хойху] заступил Дом Кидань, последняя отрасль Дома Дун-ху. С возвышением киданей показались с Амура Черноречные Мохэ под народным названием Татань. Пользуясь тогдашним совершенным изнеможением монголов, они спокойно перешли через границу их на запад и, спускаясь по юго-западному склону гор к Чахару, наконец осели на опустевших северных отлогостях хребта Инь-шань. От сих-то Черноречных Мохэ монголы получили нынешнее народное название монгол, а европейские историки заменили им названия древние, которые монголы получали от господствовавших у них Домов. И так основатели Монгольской Империи были не коренные монголы, а тунгусы, которые пришли в южную Монголию с Амура» [5, с. 375]. Однако даже после такого обстоятельного разъяснения остаются сомнения из-за более поздних сообщений о принадлежности Чингиз-хана к «черным татарам». Эта проблема снимается, если принять во внимание следующее сообщение Сыма Гуана (1019-1086): «Татары – это отдельное племя, происходящее от мо[хэ] и цзе. Обитает в горах Иншань» [50, с. 173]. Большинство исследователей монгольское происхождение Чингиз-хана принимают за аксиому, а потому исправляют в летописях имя «татар» на «монгол». На самом деле суть вопроса заключается в различении монгол, происходящих из «черных татар» от современных халха-монгол. Без этого различения мы не поймем все перипетии истории татар.
Крайне важно понимание смысла использования Чингиз-ханом имени «монгол» в качестве названия своей династии, а не этноса. Н.Ц. Мункуев пишет: «Некоторые авторы приходят к выводу о том, что рассматриваемое объединение монгольских племен или родов в XII в. представляло собой государство с собственным названием «Хамаг монгол улус» (халх. «Хамаг-монгольское государство») и что в ту эпоху сочетание «хамаг – монгол» (халх.) было этнонимом, обозначавшим данные племена. Но ни в «Тайной истории монголов», ни в других источниках мы не находим ни названия Qamuy mongqol ulus, ни этнонима qamuy mongyol. В источниках встречаются только названия Mongqol ulus («Монгольское государство») в «Тайной истории монголов» и Yeke mongyol ulus («Великое монгольское государство») в легенде на печати Гуюк-хагана (1246–1248) 1246 г.» [34, с. 379]. Из китайских источников известно, что начиная с 1211 г. государство Чингиз-хана впервые получило официальное наименование «Да мэн-гу го», т.е. «Великое монгольское государство»/«Владение великих монголов», что является калькой с монгольского «Иеке монгол улус».
Во второй половине ХII в. имя «монгол» относилось «ко всем племенам, родоначальниками которых были потомки легендарной Алан-Гоа, – продолжает Н.Ц. Мункуев. – Поэтому в указанное время монголами были барулас, адаркины, уруты и мангуты, а также ответвившиеся позднее племена – тайчиуты, бесуты, хонхотан, арулад, генигес и др .… Как общее название слово «монгол», очевидно, можно было прилагать ко всем родам и племенам, ведущим свое происхождение от легендарных предков Чингиз-хана» [34, с. 380]. На основе анализа употребления терминов «mongol» и «mongoljin» в «Сокровенном сказании» П.О. Рыкин приходит к заключению, что «ни в одном из контекстов данные термины не выступают в качестве самоназвания какой бы то ни было группы, да и вообще в качестве обозначения (даже «со стороны других») какой-либо этнической идентичности» [41, с. 57], «ни о каких «этнических» или «собственно» монголах в нем речь не идет. Термин mongol во всех релевантных контекстах играет там роль не «этнонима», а своего рода классификационной категории, куда включаются группы, провозгласившие Чингиза или добровольно перешедшие на его сторону» [41, с. 61]. Значит, название государства Чингиз-хана «Yeke mongγol ulus» не несет никакого этнического смысла, но указывает на ту династию, которая стала правящей. Зато, когда речь идет о татарах этого государства, то указывается на этноним или лучше сказать политоним. В хронике «Да Цзинь гочжи» (1234 г.) поясняется: «Великая династия – это как раз и есть татары (дада) Монгольского государства» [50, с. 249]. Записки о монголах Сюй Тина начинаются такими словами: «Государство черных татар < …> называется Великой Монголией» [26, с. 137]. Как отмечалось выше, называться Великой Монголией татар научили чжурчжэньские чиновники, что вовсе не означает, что можно было посредством поучений подданным империи внушить, что все они теперь монголы, как утверждает П.О. Рыкин. «Стратегией конструирования монгольской идентичности, применявшейся имперской правящей элитой, – пишет он, – была манипуляция идеей ее «общего происхождения» с подвластным ей населением» [41, с. 64]. Автор явно преувеличивает конструктивизм канцелярии. Авторитет великого повелителя не заслуга канцелярии, он строился на вере, что власть хана исходит от Кук Тэнгри – Вечного Неба, что его власть по происхождению божественна. Надпись на печати Гуюк-хана начинается словами: «Müngke tengri-yin küčün-dür yeke Monggol ulus un dalaiyin qan jarliq» («Силой Вечного Неба. Ярлык Далай-хана Великой монгольской империи»). Как пишет Рашид ад-Дин, «жители мира воочию убедились, что он был отмечен всяческой небесной поддержкой» [38, с. 64]. Основой власти чингизидов было представление о божественной воле как источнике власти государя и наследовании трона «золотым родом».
Монголизация, считает Н.Н. Крадин, выражалась «через выделение властвующей элиты – нирун (потомков сыновей Алан-Гоа) и других составляющих политии – дарлекин (патрилинейной общности потомков Бортэ-Чино) [25, с. 162]. Клан чингизидов строился прежде всего на родственных отношениях, включая самые разные ветви. Рашид ад-Дин пишет: «Во времена Кабул-хана, бывшего монгольским ханом, из рода которого происходит большинство племени кият, а монгольские племена нирун суть его двоюродные братья, а другие ветви монголов, из которых каждая [еще] до него была известна под своим особым именем и прозвищем, – все были его дядьями и дедами, и все по родству и дружбе с ним [считались его] друзьями и союзниками, а в напастях и [бедственных] случаях они становились ему помощниками и защитниками» [37, с. 103-104]. Речь идет о клане, в котором потомки «непорочной» Алан-Гоа имели доступ к власти. Причем легенда об Алан-Гоа очень похожа на рассказ о непорочном зачатии девы Марии. С учетом наличия несторианцев в окружении Чингиз-хана, можно предположить, что, видимо, не без их помощи библейский сюжет был перенес на Алан-Гоа.
«Дом Чингиз-хана», как впоследствии «Дом Бату», предполагал родовую наследственность, и в то же время его можно было в политическом плане понимать расширительно. «Дом» – это некий клан, состоящий из близких родственников и влиятельных политических сил, как правило, становящихся через браки дальними родственниками. «Дом», независимо от того, совпадает он этнически с народом или нет, противостоит демосу (будун). Поэтому, когда мы говорим «Монголы правили империей татар», то имеем в виду не этносы «монгол» и «татар», а правящий клан «Великих Монгол» (по-татарски «ак сояк» – «белая кость») и народ «татар» (будун, «кара халык» – «простой народ»). Значит, название государства Монгол отражает не этнические, а гражданские признаки.
Иоанн де Плано Карпини, назвавший свое донесение Liber Tartarorum («Книга о Тартарах»), не ошибался: он речь вел о политониме. Когда один из ученых переписчиков XIV в. уточнил это название в виде «История Монгалов, именуемых нами Тартара-ми» (Historia Мопgalorum quos nos Tartaros appellamus), он тоже не ошибался, ибо в заголовке указал и правящую династию, и подвластный народ.
С возвышением Чингиз-хана многие стали называть себя монголами, но самоназвание «татары» сохранило свое значение. Здесь могли сыграть два фактора: во-первых, династия Монголов себя отличала от остальной массы людей, включая неродовитых монгол. В связи с описанием похода против Цзинь в 1211 г. Рашид ад-Дин пишет, что хан оставил у себя в тылу своего полководца Токучара во главе двух тысяч всадников «в целях безопасности от племен монгол, кераит, найман и других» [37, с. 163]; во-вторых, численность монгол по сравнению с татарами, найманами и т.д. не была доминирующей. «В государстве Чингиз-хана, – пишет Н.Ц. Мункуев, – одни лишь охваченные «тысячной» административной системой, т.е. подчиненные единому хану, монголы составляли 695 тыс. человек, не считая различных, в том числе монгольских, племен северных, лесных районов и тюркских народов» [34, с. 393]. По сравнению с завоеванными народами, которые исчислялись десятками миллионов, собственно монголы были каплей в море. К тому же какая-то часть монгол просто растворилась среди многочисленных тюрок, персов, китайцев. Последние предупреждали: «Наше государство, как море, а ваше государство, как горсть песка». Так оно и было.
В судьбе этнонима наступают переломные моменты, связанные прежде всего с политической ситуацией. Для этнонима «татар» такой точкой перелома стала Золотая Орда, которая, обладая мощной государственной структурой, развитой культурой и языком, затягивала в свою орбиту различные племена [см.: 48]. В Золотой Орде не существовало политики ассимиляции народов, ибо признавалось равенство религий, сохранялись местные обычаи, традиции и даже законодательство. Однако пласт новой культуры и мощная экономика стали центробежной силой, сформировавшей основу средневекового татарского народа, имеющего много общего с современными татарами.
С распадом Золотой Орды и появлением многочисленных тюрко-татарских государств территориальные различия становятся более выраженными. В 1428 г. Тюмень отошла от Орды, где хан Абу-л-Хайр и его улус стали называться «народ и улус узбекский». В самой Средней Азии в те времена под узбеками подразумевали кочевое население восточного «Дешт-и Кипчака». Исфахани об этом в начале ХVI в. писал следующее: «Три племени относят к узбекам, кои суть славнейшие во владениях Чингиз-хана. Ныне одно (из них) – шибаниты… Второе племя – казахи, которые славны во всем мире силою и неустрашимостью, и третье племя – мангыты…» [47, с. 47]. В узбекском союзе еще при жизни Абу-л-Хайра стало складываться ядро будущих казахов. Абдулразак Самарканди в 844 г. писал: «Временами некоторые из войска узбекского, сделавшись казаками, приходили в Мазандеран и, устроив везде грабежи, опять уходили [назад]» [14, с. 381]. Порой в исторических летописях их называют узбеки-казахи. То есть под узбеками подразумевались кочевые племена улуса Шейбана, а под казахами кочевники улуса Орда-ичена, которые в этническом отношении мало отличались друг от друга. Лишь в XVI в. внук Абу-л-Хайра Шейбани-хан покорил государство тимуридов, захватив Самарканд, Бухару, и распространил имя «узбек» на среднеазиатских тюрок. Тогда и начинают складываться различия между татарами, узбеками и казахами. На базе кочевников Моголистана и Левого крыла Улуса Джучи формируются казахи, в Центральной Азии тюркский язык испытывает влияние фарси, и на базе чагатайского наречия появляется современный узбекский язык, крымские татары долгое время находятся под протекторатом Османской империи и усваивают многие элементы турецкой (огузской) культуры, а другие этнические группы оказались в ситуации относительной изоляции, развивая свои локальные особенности. Сегодня их называют азербайджанцами, кумыками, балкарами, карачаевцами, ногайцами и т.д.
В природе чистых этносов не бывает. Каждый народ несет в себе составные элементы многих племен и этносов. Как писал Садри Максуди, «все усилия, направленные на нахождение прямой этнической, родовой или племенной преемственности, этнической адекватности как между древними и средневековыми тюркскими племенами, так и между средневековыми и нынешними этническими тюркскими сообществами (народностями), бесплодны и никогда не дадут положительного результата» [29, с. 291]. Все существующие сегодня тюркские народы – своеобразный сплав древних племен.
Подводя итоги, следует сказать, что содержание этнонима «татар» претерпело эволюцию со времен Тюркского каганата и до эпохи Золотой Орды. В раннее средневековье для татар было характерно деление на новые племена в связи с бурным размножением и строительством различных юртов. В связи с этим они получали новые самоназвания, порой объединялись в союзы с родственными или же другими этническими группами. Татары изначально были тюркоязычными, для обратного мнения нет убедительных аргументов. В Золотой Орде произошла консолидация различных тюрко-татарских племен в единый средневековый народ с литературным языком, развитой культурой, чье наследство сохраняет свое значение до сегодняшнего дня.
Следует отметить, что в татарском народе нет никаких следов монгольского влияния – ни в культуре, ни в языке, ни в антропологии. Более того, ДНК-анализ по Y хромосоме показывает практически полное отсутствие среди татар гаплогруппы «С», характерной для нынешних монгол, а ведь Бату по летописям получил в свое распоряжение четыри тысячи монгольских всадников, что вместе с семьями составляло около двадцати тысяч человек, а по подсчетам Н.Ц. Мункуева в его армии было 139 тыс. воинов [34, с. 396]. Эти воины осели в Золотой Орде. Джучиды похоронены в Казанском кремле, а также в Бахчисарае в Крыму, их многочисленное потомство не одно столетие жило и продолжает жить в Поволжье и Причерноморье. Однако генетических следов халха-монгол нет, что подтверждает тезис о кардинальном отличии не только татар, но и монгол Чингиз-хана от современных монгол.
Обращаясь к средневековой истории татар, следует принимать во внимание многозначность имени «монгол». Разные летописцы и современные исследователи под монголами понимают: (1) этноним древнего народа; (2) «Дом Монгол», существовавший до создания Монгольской империи; (3) политоним, появившийся при возвышении Чингиз-хана; (4) династию, правившую в «Иеке монгол улус»; (5) современных монголов. Если не уточнять каждый раз, что именно имеется в виду в конкретном случае и в определенную эпоху, то в исследованиях могут появиться ошибки. При этом термин «монголо-татары» имел свой смысл для китайской канцелярии в форме «мэн-да» для обозначения как правящей династии Монголов, так и управляемого народа «татар». В этом случае термин «татар» выступал как политоним, как сообщество народа (будун), противостоящий «белой кости» – династии Монголов. Другого какого-то смысла этот термин не несет, а потому имеет смысл развести понятия «татар» и «монгол» как в этническом, так и политическом плане.

1. Ахмед ал-Якуби. Книга стран (Китаб ал-Булдан) // Материалы по истории туркмен и Туркмении. Т.I. VII – XV вв. Арабские и персидские источники. М.-Л.: 1939. 612 с.
2. Банзаров Д. Собрание сочинений. Улан-Удэ: Изд-во БНЦ СО РАН, 1997. 240 с.
3. Бартольд В. Отчет о поездке в Среднюю Азию с научною целью. 1893–1894 гг., СПб., 1897 (ЗИАН по ист.-филол. отд., сер. VIII, т. I, № 4). С.78-126.
4. Барфильд Т. Опасная граница: кочевые империи и Китай (221 г. до н.э. – 1757 г. н.э.). СПб.: Нестор-История, 2009. 488 с.
5. Бичурин Н.Я. Собрание сведений о народах, обитавших в Средней Азии в древние времена. Т. 1. М.-Л., 1950. 471 с.
6. Борыңгы татар əдəбияте. Казан, 1963. 395 б.
7. Бродель Ф. Средиземное море и средиземноморский мир в эпоху Филиппа II. Часть I. Роль среды. М.: Языки славянской культуры, 2002. 496 с.
8. Гасанов З. Царские Скифы. Этноязыковая идентификация «царских скифов» и древних огузов. N.Y.: Liberty Publishing House, 2002. 486 с.
9. Григорьев А.П. Официальный язык Золотой Орды. ХIII–XIV вв. // Тюркологический сборник 1977. М.: Наука, 1981. С.81-89.
10. Груссе Р. Империя степей. История Центральной Азии. Казань: «Слово», 2012. 528 с.
11. Гумилев Л. «Черная легенда» (историко-психологический этюд). М.: Алгоритм, 2003. 352 с.
12. Е Лун-ли. История государства киданей. М.: Наука, 1979. – 613 с.
13. Ерзин М. Из глубин Евразии. Алматы: Экономика, 2015. 519 с.
14. Золотая Орда в источниках. Том 1. М.: Наука, 2003. 448 с.
15. История татар с древнейших времен в семи томах. Т.I. Народы степной Евразии в древности. Казань: Ин-т истории АН РТ, 2002. 551 с.
16. История татар с древнейших времен в семи томах. Т. III. Улус Джучи (Золотая Орда). ХIII – середина ХV в. Казань: Ин-т истории АН РТ, 2009. 1055 с.
17. Казиев С.Ш. Кипчаки: концепции этнической истории // Тюркские народы. Фрагменты этнических историй. М.: ИЭА РАН, 2014. 442 с.
18. Кемпер М. Суфии и Ученые в Татарстане и Башкортостане. Исламский дискурс под русским господством. Казань: Российский исламский ун-т, 2008. 675 с.
19. Кызласов И.Л. Алтаистика и археология. М.: Ин-т тюркологии, 2011. 256 с.
20. Кычанов Е.И. Монголы в VI – первой половине ХII вв.// Дальний Восток и соседние территории в средние века. История и культура востока Азии. Новосибирск, 1980. С. 136-148.
21. Кычанов Е.И. История приграничных с Китаем древних и средневековых государств (от гуннов до маньчжуров). СПб.: Петербургское лингвистическое общество, 2010. 364 с.
22. Кляшторный С.Г. Рунические памятники Уйгурского каганата и история евразийских степей. СПб.: Петербургское Востоковедение, 2010. 328 с.
23. Кляшторный С.Г. Памятники древнетюркской письменности и этнокультурная история Центральной Азии. СПб.: Наука, 2006. 591 с.
24. Кляшторный С.Г. Татары в Центральной Азии // История татар с древнейших времен в семи томах. Т.I. Народы степной Евразии в древности. Казань: Ин-т истории АН РТ, 2002. С. 347-353.
25. Крадин Н., Скрынникова Т. Империя Чингиз-хана. М.: Восточная литература, 2006. 557 с.
26. «Краткие сведения о черных татарах» Пэн Да-я и Сюй Тина // Проблемы востоковедения. № 5. 1960. С. 133-158.
27. Курат А.Н. Собрание сочинений. Книга 1. Ярлыки и битики ханов Золотой Орды, Крыма и Туркестана в архиве музея дворца Топкапы. Казань: Институт истории им. Ш.Марджани АН РТ, 2014. 256 с.
28. Леви-Строс К. Мифологики: человек голый. М.: Флюид, 2007. 784 с.
29. Максуди Садри Арсал. Тюркская история и право. Казань: ФЭН, 2002. 412 с.
30. Малов С.Е. Древние и новые тюркские языки // Известия АН СССР. Отделение литературы и языка. ХI. Вып. 2. М., 1952. С. 135-143.
31. Марко Поло. Книга о разнообразии мира // Джованни дель Плано Карпини. История монгалов; Гильом де Рубрук. Путешествия в восточные страны; Книга Марко Поло. М.: Мысль, 1997. 464 с.
32. Материалы по истории киргизов и Киргизии. Вып.1. М.: Наука, 1973. 280 с.
33. Махмуд аль-Кашгари. Диван Лугат ат-турк (свод тюркских слов). Т. 1. М.: Вост. лит., 2010. 461 с.
34. Мункуев Н.Ц. Заметки о древних монголах // Татаро-монголы в Азии и Европе. М.: Наука, 1970. 507 с.
35. Письма золотоордынских ханов // Тюркологический сборник 1975. М.: Наука, 1978. С.235-252.
36. Полное описание монголо-татар. Мэн-да Бэй-лу. М.: Наука, 1975. 285 с.
37. Рашид ад-Дин. Сборник летописей. Т.1. Кн.1. М.- Л.: Изд-во АН СССР, 1952. 315 с.
38. Рашид ад-Дин. Сборник летописей. Т.1. Кн.2. М.- Л.: Изд-во АН СССР, 1952. 281с.
39. Радлов В.В. К вопросу об уйгурах // Из предисловия к изданию Кудатку Билика / Приложение к Т.72 записок Имп. Академии Наук. СПб., 1893. №2. 130 с.
40. Рахманалиев Р. Империя тюрков. Великая цивилизация. Тюркские народы в мировой истории с Х в. до н.э. по ХХ в. н.э. М.: РИПОЛ классик, 2009. 704 с.
41. Рыкин П.О. Создание монгольской идентичности: термин «монгол» в эпоху Чингиз-хана // Вестник Евразии. 2002. Вып. №1. С.48-85.
42. Сокровенное сказание. М.: Сталкер, 2001. 265 с.
43. Сулейменов О. Тюрки в доистории. О происхождении древнетюркских языков и письменностей. Алматы: «АТ АМУР А», 2002. 320 с.
44. Тизенгаузен В.Г. Сборник материалов, относящихся к истории Золотой Орды. Т. 1. Извлечения из сочинений арабских. СПб., 1884.
45. [Н.С.Трубецкой]. И.Р. Наследие Чингиз-хана Взгляд на русскую историю не с Запада, а с Востока. Берлин: Евразийское книгоиздательство, 1925. – 60 с.
46. Усманов М.А. Жалованные акты Джучиева Улуса ХIV–XVI вв. Казань, 1979.
47. Фазлаллах ибн Рузбихан Исфахани. Михман-наме-ий Бухара (Записки бухарского гостя). М.: Восточная литература, 1976. 106 с.
48. Хакимов Р.С. Нулевая точка исторического времени // Золотоордынское обозрение. 2013. № 2. С.4-18.
49. Хакимов Р.С. По следам «tatara» (информация о поездке в префектуру Симанэ, Япония) // Золотоордынская цивилизация. Казань, 2015. №8. С.9–12.
50. Храпачевский Р.П. «Татары», «монголы» и «монголо-татары» IХ– ХII вв. по китайским источникам. М.: Изд-во «Перо», 2015. 334 с.
51. Худуд ал-алам. Рукопись Туманского с введением и указателем В.Бартольда. Л., 1930. 123 с.
52. Щербак А.М. Тюрко-монгольские языковые связи (К вопросу взаимодействия и смешения языков) // Вопросы языкознания. 1986. №4. С.47–59.

Этноним «татар»

Рубрики

Последние поступления

Ссылки