Язык письменных памятников

Язык письменных памятников золотоордынского периода

Фануза Нуриева

Золотоордынский этап развития тюркских литературных языков был выдающимся периодом в развитии культуры тюркских народов. К началу ХIV века в Поволжье, Приуралье и северном Хорезме сформировалось мощное государство Золотая Орда, в котором процветали центры городской культуры, активно шла культурная и экономическая жизнь. Период наибольшего политического и экономического могущества империи Джучидов приходится на время правления ханов Узбека (1312-1342 гг.) и Джанибека (1342-1357 гг.), когда на гребне подъема хозяйства и торговли произошло резкое усиление центральной власти, сложилась единая система управления империей. При поддержке ханской администрации интенсивно развивались десятки крупных городов, в которых был выработан свой пышный, выразительный, во многом эклектичный стиль. Изучение исторических трудов в совокупности с другими источниками (ярлыки, различные сообщения) приводит нас к мнению значимости городского сословия (торгово-ремесленного, чиновничьего, духовенства) в культурной жизни населения Золотой Орды, что сыграло важную роль в возникновении потребностей всего общества в духовных ценностях.
В начале XIV века было также завершено принятие ислама в качестве государственной религии, что способствовало дальнейшей интеграции народов, формированию единого этноса и наложило глубокий отпечаток на все тюркские народы Евразии [2, с. 61-62; 11, с. 177-185]. Несомненно, религиозный фактор сыграл значительную роль в политике, идеологии, управлении общественными институтами, экономике, торговле, духовной культуре и искусстве.
В этот период были созданы такие известные классические произведения религиозно-дидактического содержания, как «Кысас ал-анбия»(=КР) Рабгузи (1310), «Нахдж ал-Фарадис» (=НФ) Махмуда Булгари (1358), «Джумджума султан» (=Дж) Хисама Кя-тиба (1369), «Кисекбаш китабы» (=Кб); произведения светского характера: «Мухаббат-наме» (=Мн) Хорезми (1353), «Хосров и Ширин» (=ХШ) Кутба (1383), «Гулистан бит-тюрки» (=Гб) Сейифа Сараи (1391) и др. Следует добавить еще факт существования других функциональных разновидностей литературного языка – язык ярлыков и бити-ков эпохи Золотой Орды, эпиграфические памятники и др.
По мнению исследователей социально-культурной жизни городов и других культурных центров Золотой Орды, в этих центрах были созданы условия для формирования устно-разговорного койне, языковую основу которого составляли тюрки, носители диалектов кипчакской языковой группы. Государственным языком Золотой Орды был кипчакский [4, с. 31; 11, с. 94–101]. Культурная среда, наличие административных центров и местные правители, а также мусульманская образованность, представленная медресе, библиотеками, грамотными муллами, создали базу для письменной фиксации наддиалектной формы языка и создание на его основе письменных литературных текстов разных жанров и стилей.
Проблемой становления и развития средневековых литературных языков занимались многие ученые: В.В. Радлов, А.Н. Самойлович, Я. Экман, Э.Р. Наджип, Э.Р. Тени-шев, Г.Ф. Благова, Д.М. Насилов, Ф.С. Хакимзянов, Ф.М. Хисамова, Ф.Ш. Нуриева и др.
Положение о единстве литературного языка тюркоязычных народов и об его изменчивости под влиянием живых диалектов лежали в основе предложенной А.Н. Са-мойловичем периодизации письменной культуры тюркских народов в рамках исламской цивилизации: первый период – с центром в Кашгаре и с исходным моментом образования караханидского государства; второй – с центрами в бассейне нижнего течения Сыр-Дарьи и Хорезма и с исходным моментом укрепления ислама среди огузов и кипчаков; третий – с рядом центров в оседлой части Чагатайского улуса и с исходным моментом укрепления культурной жизни в тимуридских владениях. А.Н. Самойлович придавал особое значение второму периоду, кипчакско-огузскому, так как именно в этот период, а не в чагатайский, наметилась, благодаря образованию империи Чингиз-хана, обстановка, благоприятная для выработки единого литературного языка всех му-сульманско-тюркских племен монгольского государства; кроме того, именно к этому периоду относится зарождение главных современных мусульмано-тюркских литературных языков. Ученый прямо указывает на преемственность современного татарского языка относительно литературного языка Золотой Орды: «…казанско-татарский литературный язык, переживший несколько периодов развития, старейшие корни свои, корни кипчакские, имеет не в XV в., как принято утверждать, а в еще более ранних литературных произведениях Золотой Орды, в коих преобладают кипчакские языковые элементы. Такова же начальная судьба и крымско-татарского литературного языка» [7, с. 21]. Дальнейшее развитие концепция А.Н. Самойловича о преемственности единой книжной традиции получила развитие в трудах Э.Р. Тенишева [9, с. 67-85; 10, с. 35-38].
Крупнейший специалист в области истории средневековых литературных языков Э.Н. Наджип внес существенный вклад в освещение историко-культурной и языковой ситуации в данный период. Как известно, территория Джучиева улуса была обширной, и Золотая Орда имела несколько центров. Одним из культурных очагов был Северный Хорезм – низовье Сыр-Дарьи, сохраняющий еще былые традиции тюркской (караха-нидско-уйгурской) письменной культуры Средней Азии; другим таким же центром уже в XII–XIII веках было низовье Волги – Сарай. А в XIV веке появляется новый центр – мамлюкский Египет [4, с. 16]. Сопоставительное изучение созданных на территории Золотой Орды и Египта памятников, которые основываются прежде всего на выявлении их лексических особенностей, выделение лексем по их диалектным признакам и последующей их статистической обработкой, привело Э.Н. Наджипа к следующим выводам: 1) к XIV веку оформляется общий для Золотой Орды и Египта кипчакско-огузский литературный язык й-группы; 2) параллельно с этим качественно новым литературным языком продолжает функционировать более архаичный письменный язык з–группы, который Э.Н. Наджип называет огузско-кипчакским литературным языком Нижнего Поволжья – Хорезма [5, с. 81–82]. Смешанный кипчакско-огузский письменно-литературный язык, по мнению Э.Н. Наджипа, уже в XIV веке окончательно утвердился «как литературный язык Золотой Орды – тюрки Поволжья и Приуралья» [4, с. 31]. Одним из культурных центров было и Среднее Поволжье с городом Болгар. Этот культурный очаг Золотой Орды, в отличие от Нижнего Поволжья или, скажем, от мам-люкского Египта, где сложные этнические процессы (смешение различных тюркских племен, образование наддиалектных койне, создание литературных вариантов языка) происходили уже позже после монгольских завоеваний, имел давнюю культурную, в том числе и письменно-литературную традицию [15, с. 30].
В тюркологической литературе для обозначения литературного языка периода Золотой Орды применяются различные термины: «смешанный кипчакско-огузский литературный язык», «поволжский тюрки», «тюрко-татарский», «хорезмско-тюркский литературный язык», «хорезмско-золотоордынский письменный язык», «восточно-тюркский язык», «золотоордынско-египетский литературный язык». По мнению большинства исследователей, золотоордынский литературный язык по структурным особенностям заметно отличается от предшествовавшего караханидско-уйгурского и функционирует в различных вариантах: в огузированном и кипчакизированном вариантах. В исследованиях употребляется термин «смешанный язык», однако это понятие остается не достаточно сформулированным. Под термином «смешанный» тюркологи понимают содержание в тексте памятника фонетических, грамматических, лексических элементов, принадлежащих, с их точки зрения, языку другой классификационной группы. При этом обычно эти языковые элементы приписываются определенной группе языков или диалектов (кипчакской, огузской, уйгурской, карлукской). Между тем в современной лингвистике понятие «смешанный язык» имеет конкретное содержание. В частности, его применяют к креольским языкам, которые возникли в специфических социально-культурных условиях. Как правило, в этих случаях обычно говорят о существенных сдвигах в лексико-грамматической системе контактирующих языков или диалектов. В сложившейся тюркологической традиции под смешением имеют в виду не изменение системы языка, а употребление в языке одного памятника диалектизмов, которые в языке иного памятника являются нормой. При этом сюда попадают как синхронные соответствия, так и явления архаичные, свойственные языку иной эпохи. Подобная терминологическая неясность значительно затрудняет сопоставительное изучение языка письменных памятников, поскольку признаки «смешанности» не являются едиными для всех исследователей, что обусловливает потребность в разработке четких и единых критериев для оценки языка памятника.
Учитывая сложившуюся в тюркологии ситуацию с термином «смешанный язык» памятника, широко используемы введенные Г.Ф. Благовой понятия «базисной» и «периферийной» систем [1], которые соотносятся также с понятиями нормы и вариативности. При квалификации языка памятника идет расслоение текста и вычленение в нем базисных и периферийных элементов. На примере выделенных нами фонетико-графических и морфологических признаков и их статистической обработки показано, что каждый письменный памятник есть конкретное живое отражение языковых ситуаций. Выбранные фонетико-морфологические признаки являются классифицирующими показателями при классификации тюркских языков.
Тексты религиозно-дидактического содержания.
Памятник «Кысас ал-анбия» Рабгузи (далее КР) написан в 1310 году в северной части Хорезма. Его древняя рукопись, хранящаяся в Британском музее Лондона, относится к 1489 году. Следует подчеркнуть, что данный памятник был чрезвычайно востребован в мусульманском мире, поэтому до наших дней дошло большое количество списков, общее число которых в рукописных хранилищах доходит до 35, не считая рукописей, хранящихся у частных лиц. Обширна и география мест, где выявлены списки памятника: Российская Федерация, Татарстан, Узбекистан, Азербайджан и др. Ясно, что в эти списки переписчиками вносились многие языковые новации, поэтому наше исследование базируется на древнейшем списке. Анализ его языка в конечном итоге позволил выделить следующие нормативные признаки в области фонетики и графики. Сравните: для языка КР характерно одновариантное традиционное написание слов с (алиф) типа «праведный», графическое колебание несет определенную семантическую дифференциацию: «мужчина», «воин». Устойчиво сохраняется губная гармония, орфографической нормой являются слова с δ-графемой, вариативность появляется в более поздних списках. Устойчиво сохраняется -q- в интервокальной позиции: saqyndy «подумал», сочетания -aγu-, -uγu-, -yγy-: aγyz «рот», ауслаутное -γ: saryγ «желтый».
Среди морфологических признаков базисная система склонения относится к уйгурско-кипчакскому типу. В системе времен отмечается полифункциональность и широкое использование форм прошедшего времени на -dy: aldymyz «мы взяли». Из группы абсолютных времен настоящего и будущего представлены частотная форма на -ar, -ur: jaturman «я лежу», будущее на -γaj: kiçürkäjmin «я прощу», полной парадигмой спряжения в значении будущего времени. Желательное наклонение имеет формы -ajyn, -alyη: körküzäjin «я тебе покажу». В атрибутивной функции соседствуют формы -γan и -myş. Имя действия представлено единственной формой -maq: офи kitmäkidin ölmäkimni tilär irsäŋ «если своим уходом желаешь моей смерти». Указанные признаки отнесены к базисным показателям языка памятника и являются в то же время признаками караханидско-уйгурского литературного языка.
Хронологически близкой к КР является рукопись другого религиозно-дидактического объемного произведения «Нахдж ал-Фарадис» Махмуда ал-Булгари – ас-Сараи (далее НФ). Несмотря на меньшее количество выявленных списков – всего десять, названный памятник играл значительную роль в культурной жизни татарского народа. Особенно он интересен в плане изучения истории общественной мысли средневекового Поволжья, поскольку его автор опирался на большое количество трудов (зафиксировано всего 20 источников) известных мусульманских богословов. Текст является контаминацией религиозно-этических учений с художественной формой его воплощения. Увлекательные новеллы, мудрые притчи были призваны вырабатывать верность исламу и стойкий иммунитет к соблазнам, подстерегающим мусульманина на пути к райскому блаженству. Именно эта дидактическая направленность текста отличает его от КР. Все это вместе делает язык НФ насыщенным художественно-изобразительными приемами, синонимами, антонимами, фразеологизмами и др., а в целом характеризует его как приближенный к народно-разговорной форме. Взаимодействие традиционной литературной нормы и народно-разговорного языка подтверждается тем, что в языке НФ чаще, чем в языке предыдущего памятника, наблюдается вариативность и в фонетико-графическом оформлении лексики, и в наборе грамматических показателей. Однако и здесь прослеживается соблюдение базисной системы, восходящей к устойчивой письменной традиции. К этим базисным признакам в области графо-фоне-тики относятся: последовательное сохранение губной гармонии в основах слова, в аффиксах родительного падежа, принадлежности, -luq, -suz körklük «красивый», в формах деепричастий. Но в НФ фиксируются отдельные случаи написания этих аффиксов с нарушением губной гармонии (чаще, аффиксы принадлежности, аффиксы прошедшего категорического времени). В основах с колеблющимся гласным анлаутном написание с (алиф) все чаще заменяется (алиф йай). Однако эта вариативность очень непоследовательна. Возрастает также вариативность при употреблении d~δ~j с преобладанием написания δ-графемы: quδuγ «колодец», iδi «хозяин» и др. Расширение функции -j: qajγu «горе» и др. свидетельствует об отражении в графике элементов разговорной речи. При доминировании -q- в интервокальной позиции появляется вариативность типа jaruγy «его света». Однако сочетание -aγu-, -uγu-, -yγy- устойчиво сохраняется, как и ауслаутное -γ: buγun «сустав», bay «связка» и др. К числу новых явлений относится довольно последовательное отражение звонкости и глухости в аффиксах падежей и аффиксах прошедшего категорического времени. Система склонения продолжает отражать уйгурско-кипчакский тип, а низкочастотные периферийные формы отражают огузский тип склонения. Показатели времени по своему распределению близки данным КР. В лексике доминируют лексемы тюркского происхождения. Сюжет памятника дает простор для широкого использования художественно-изобразительных средств. Интересно отметить, что многие из фразеологических единиц не только по содержанию, но и по форме продолжают жить в современном татарском языке. Сравни: irgä barmaq «выходить замуж», küz qamaşmaq «ряб в глазах», til tigürmäk «наговорить» и др.
Анализ памятника на основе статистической обработки базовых норм и периферийных элементов показывает, что язык НФ отражает устойчивую традицию караха-нидско-уйгурского литературного языка, причем по сравнению с КР усиливается его вариативность, что, на наш взгляд, связано, с одной стороны, с его содержанием, ориентированным на широкий читательский круг, с другой стороны, с усиливающимся влиянием разговорной стихии – кипчакского койне.
Следующий хронологический срез датируется 1369 годом, и он отражен в языке популярного в Поволжском регионе «Джумджума султан» Хисама Кятиба (далее Дж), произведения религиозно-дидактического содержания. Кятиб был великим поэтом своего времени. Данную поэму он начинает увлекательно, философствуя о бренности всего сущего на земле, о том, что все люди в конце концов превращаются в прах, а на том свете все переживают одни и те же муки за свои поступки, независимо от того, кем были на земле. Поэт, художественными средствами изображая жизнь и действия своего героя, Джумджума султана, через его собственное восприятие, ведя повествование от имени самого героя, сумел убедительно выразить идею гуманизма, мысль о том, что правитель должен заботиться о своих подданных. Поэма завершается также философски, утверждением, что мусульманская религия самая правильная из религий.
В языке этого памятника сохраняется караханидско-уйгурская основа, которая выражается в базисных признаках: в сохранении губной гармонии: küzüm «мой глаз», глухого -q- в интервокальной позиции: çyqyb «выйдя», ауслаутного -γ: quruγ «сухой», традиционных сочетаниях типа -uγu-, -аγy-: ayyz «рот» и др. Самое интересное в этом памятнике то, что в нем встречаются случаи нарушения губной гармонии, возрастает написание (алиф йай), которое превращается в фонетически базисный признак ряда слов типа: iki «два», ir «мужчина». d-признак полностью отсутствует, вариативность δ~j сохраняется, где языковой нормой является -δ-графема: аδaq «нога». Примечательно, что при кипчакском базисном типе склонения наблюдается оформление исходного падежа аффиксом -dyn: başdin «с головы». Прошедшее на -dy – одна из наиболее частотных временных форм, создающих общий фон повествования. Характерна структурная единообразность в спряжении по лицам и числам. Из форм прошедшего результативного встречается только форма на -myş в 3-ем лице единственного числа. Настоящее на -а, -jur: suwlar aqa «воды текут», tiläjürmän «я желаю»; будущее категорическое на -ysar: žan quş uçasar «улетит душа как птица»; причастие на -an, деепричастие -uban: taxtemqa kütärubän mändürdilär «подняв, усадили на трон», определяются как периферийные. Поскольку текст данного произведения дошел до нас в поздних списках, то возможно предположить, что заметное усиление кипчакских черт в его языке обусловлено особенностями языка его позднейших переписчиков. Однако на общем фоне исследованных нами памятников складывается картина постепенного поступательного внедрения кипчакских языковых черт в традиционную базисную систему караханидско-уйгурского литературного языка.
Тексты светского характера.
Тексты светского характера включают в себя анализ текстов: «Хосров и Ширин» Кутба (1383), «Мухаббат-наме» Хорезми (1353), «Гулистан бит-тюрки» Сейифа Сараи (1391). Как видно из историографического обзора, тексты светского содержания не раз были предметом исследования тюркологов. Учитывая достижения наших предшественников, мы подвергли анализу указанные тексты, используя методику стратификации языка на базисные и периферийные компоненты. Наиболее показательным результатом такого подхода явилась классификация базисной системы языка «Хосров и Ширин» (далее ХШ), принадлежащего караханидско-уйгурской традиции, а два других текста по своим базисным формам представляют кипчакскую языковую систему. Объясняется это различие прежде всего тем, что автор произведения Кутб, будучи из Поволжского региона, свою литературную деятельность связал с Сараем, создал в конце жизни по заказу правителя Тинибека данное произведение, причем, как установлено литературоведами, образцом для него послужило произведение Низами, язык которого был классическим литературным фарси. Таким образом, мы должны обратить внимание на несомненное влияние художественной формы поэмы Низами на творчество Кутба. Кроме того, Кутб, преподнося свое произведение правителю Золотой Орды, естественно, придерживался традиционного этикета, предполагающего высокий поэтический стиль, облаченный в поэтическую литературную форму языка, который в тюркской литературе того времени восходил к караханидско-уйгурской традиции. Представляется, что все эти факторы: высокая образованность Кутба, его преклонный возраст, заказной характер произведения со стороны хана и традиционный придворный этикет повлияли на особенности поэмы «Хосров и Ширин» Кутба. В языке «Хосров и Ширин» губная гармония уже не образует единой строгой системы, наблюдается сложное взаимоотношение книжной традиции и живого разговорного языка, о чем свидетельствует вариативное написание большого количества слов и словоформ. Сравни: bulut (17 раз) ~ bulyt (8 раз) «облака». Для языка «Хосров и Ширин» характерна эллизия -γ, -q, причем с нарушением губной гармонии типа: jazuqluγ ~ jazuqly «грешный». В анлауте устойчиво поддерживается написание диаграфа «алиф + йaй»: il «рука», ir «мужчина», iw «дом», хотя частично отмечается вариативность: irin ~ ärin «губы». Колебания d~δ~j. Во многих словах традиционно сохраняется -δ-графема, хотя есть и дублетное написания слов: aδaq (77 слов) ~ ajaq (20 слов) «нога». Констатируя относительную устойчивость ауслаутного -γ, отмечается вариативное написание с пропуском конечного -γ с ауслаутным -γ типа «quruy» употребляется в тексте 14 раз, а с пропуском -γ quru (4 раза). Склонение строится по уйгурско-кипчакскому типу, а структурно упорядоченные периферийные показатели относятся к огузскому типу. В системе прошедших времен доминирует форма на -dy: juraqdyn käldiηiz bir däm tynyηyz «издалека приехали отдохните немного». Перфект на -myş выступает активно: xasis tuşlarγa ol gäwhär qatylmyş Jusuf teg qadγu quduγunγa atylmyş «этот жемчуг был выброшен к грубым камням, подобно Йусуфу, выброшенному в колодец горя»; редко встречается перфект на -ур и на -γan: fäläkni täzgitib julduz jüritkän qamuγny hγkmi birlä häm igitkän bu munça γilm vä hikmätlär jaratγan qaranγu tünni kün birlä jarutγan «Вращая небо, он передвигал звезды, своими приказами помогал всему расти, создал столько знаний и чудес, темную ночь осветил звездами». Форма настоящего времени на -а отмечена в восьми случаях, -jur – 58 раз. Примеры: aj üstünä ol hyrqa ürtä «луну закрывает она одеждой»; süçüg til birlä mini aldajursän «обволакиваешь меня своей сладкой речью».
Что касается «Гулистан бит-тюрки» (далее Гб) Сейифа Сараи, то это произведение является переводом знаменитого произведения Саади «Гулистан». Сараи был известен в мире поэтов и ученых Золотой Орды как большой мастер поэтики, и поэтому друзья рекомендовали ему взяться за перевод. Известно, что Сараи родился в 1321 году в Поволжье, учился и занимался литературной деятельностью в Сарае и в 80-е годы эмигрировал в мамлюкский Египет [более подробно см.: 17]. Таким образом, родным языком Сараи был язык кипчакского типа, но благодаря своей образованности, он владел языком тюркской классической литературы того времени. Поэтому, по сравнению с ХШ, условия создания Гб были иными; этим объясняется, на наш взгляд, то, что в базисной системе языка этого памятника прослеживается кипчакская языковая основа.
«Гулистан бит-тюрки» в жанровом отношении близок к ХШ, однако расходится с ним в своих базисных языковых системах. Значительное внедрение кипчакских элементов в систему Гб доказывают следующие дифференциальные признаки: в тексте превалирует анлаутное (алиф йай) и (йай) в закрытом слоге, язык Гб относится к группе с j-признаком, все слова здесь пишутся одновариантно с j-графемой; на стыке лексем наблюдается ассимиляция ауслаутного -q: ajaq (21 слово) ~ ajay (11 слов); ауслаутное -γ всегда опускается: açy «гневный, злой», jarly «бедный», sary «желтый» и др. По формам и основным структурным параметрам базисная система склонения в языке Гб относится к кипчакскому типу. Периферийные формы, варьирующие в тексте: дательный -а и винительный -yny в посессивно-именной парадигме 3-го лица относятся к огузскому типу склонения. Характерно, что в системе пре-теритных форм зафиксированы показатели -γan, -myş, -yp, хотя временная форма на -myş встречается редко, а самой универсальной является форма прошедшего времени на -yp, представленная двумя моделями: -yp tur+личн.окончания; -yp+личн.окончания, которые встречаются во всех 3-х лицах. Эта форма имеет значение результата действия, иногда прослеживается модальность неочевидности. Изредка встречается форма на -а, которая в соответствующем тексте может передавать семантику будущего времени. Сравните: süzlämäk tiläbiz niçäkim türk adäb ilä şiγyr «хотим прочесть стихотворение no тюркским правилам». Отглагольные формы представлены аффиксами -maq, -maqlуq, в отдельных случаях отмечен супин -rγа: üç alurγa duşmanyndin waqt bar «есть время отомстить врагу».
История создания третьего источника – поэмы «Мухаббат-наме» Хорезми (далее МН) – точно такая же. Хорезми был известным поэтом своего времени, жившим на территории Золотой Орды, конкретно в Сыгнаке, где по заказу Мухаммеда Ходжабека, просившего создать поэму bizniη til birlä «на нашем языке», т.е. на тюрко-кипчакском языке. Хорезми в качестве образца взял популярное на востоке произведение «Мухаббат-наме», которое представляло собой собрание любовных посланий, облаченных в стихотворную форму. Выполняя конкретный творческий заказ своего патрона, Хорезми (настоящее имя которого остается неизвестным) создал произведение, язык которого базируется на кипчакской основе. Как и у других авторов, труд Хорезми – не дословный перевод оригинала, а является вольным его изложением. На фоне последних двух памятников, язык ХШ, имевший караханидско-уйгурскую основу, в своей вариативной части на уровне периферийных признаков содержит весьма значительный пласт кипчакских элементов. Как показывает наш анализ, кипчакские элементы приобретают в языке этого памятника статус норм.
Изучение языка «Мухаббат-наме» – важно как одного из звеньев большой работы по исследованию становления и формирования литературного языка Золотой Орды, его связей с другими литературными языками тюркских народов и определению влияния его норм на литературные языки более поздних периодов. Как уже говорилось, в этом памятнике начинают доминировать кипчакские языковые элементы. Так, например, в анлауте засвидетельствованы (алиф йай), свойственные только кипчакским языкам: irin «губа», illi «пятьдесят» и др. В группе чередования d~δ~j в памятнике представлено только одновариатное написание через -j. Интервокальное -q в целом сохраняется, в ауслауте употребляется глухое -q: qabuq «дверь», звонкое -γ в аффиксе -lyγ всегда отсутствует: körklü «красивый». Базисная система склонения ближе к кипчакскому типу, а периферийные формы – огузскому. В дательном и местном падеже прослеживается низкочастотный карлукский тип. Перфект представлен двумя конкурирующими формами -γаn, -yp tur. Примеры: çiçäkjapraqlaryjirgä tüşüpt «рассыпались по земле лепестки цветов»; ikijaktu gävhär γalämga birgän «два светлых жемчуга дал он миру». Атрибутивная функция более активно проявляется кипчакской формой -γаn, когда огузские формы -myş, -аn зафиксированы в единичных примерах. Среди обстоятельственных форм в языке МН явно доминирует деепричастие на -ур, крайне редко встречается форма на -а, -u, обычно в удвоенной форме (правда, могут выступать при разных основах): külä ojnaju «смеясь и играясь». Имя действия отмечено формой -maq, есть единичные примеры на -maγа и -rγа: seniŋ γjşqyŋda sajrarγa Xaräzmi «чтобы петь твою любовь Хорезми»; jyraq min baqmaγa imkän joq äj žan «я далек, любоваться тобой нет возможности, о душа».
Язык поэмы красочен, богат и образен. Автор умело использует разнообразные художественные средства, в частности эпитеты, сравнения и метафоры. Особенно часто Хорезми обращается к сравнениям для создания портрета изумительно красивой девушки: irür jüzi qujaş tek γäläm ara «украсит ее лицо как солнце вселенную», saçγη bir taryna тщ xor γitmas «тысячи гурий недостойны одного твоего волоска» и др. Поэма украшена многочисленными художественными метафорами: ysyrγaη danasi – zührä, jüzüŋ – aj «Венера – лишь камешек в твоей серьге, а луна – это лицо твое» и др.
Проанализированные выше тексты письменно-литературного языка Золотой Орды не исчерпывают весь состав памятников письменности тюрко-татарского литературного языка этого периода. Важными источниками являются арабско-кипчакские глоссарии, грамматики, а также переводные литературные произведения ХIII– ХVI веков, созданные в мамлюкском Египте в течение почти 250 лет. Среди источников особое место занимает «Codex Cumanicus» (далее CC), который является крупнейшим письменным памятником кипчакского разговорного языка золотоордынского периода, а также замечательным источником для изучения истории становления и развития практически всех современных языков кипчакской группы. Язык «Codex» уже в нем самом назван татарским. Например, «Иисус Христос битик тилинчэ, татарча «куткардачы» татар тилгэ конэлде». Перевод: «Иисус Христос, как написано, был переведен на татарский, как спасающий» [23, с. 48, 83]. Достоинство этого памятника в том, что тюркский язык представлен в латинской графике, который позволяет более точно отразить фонетические особенности. Тексты памятника в своей основе ориентированы не только на разговорную речь, но, прежде всего, на доступность языка в тюркской среде. Именно поэтому памятник ценен как образец фиксации разговорного стиля в кипчакских диалектах ХIII-ХIV веков. Об этом свидетельствует, в частности, регулярный j-признак: все слова пишутся одновариантно через j. Устойчиво наблюдается озвончение интервокального -q-, хотя есть и случаи его сохранения: çуγar «выпусти», saγyş «печаль», joqary baqyp «смотря вверх» и др. Сочетание -aγy, -uγu регулярно отражается как дифтонг -uw: awuz «рот», buzau «теленок». Регулярно опускается конечное -γ: bitti «письмо», jamau «заплатка», tau «гора». В склонении родительный падеж подчиняется губной гармонии, винительный падеж имеет формативы -ny, -ni, в 3-ем лице почти на равных существуют -уn (17 раз) и -уny (18 раз), дательный падеж представлен аффиксом -qа- и его соответствующими гармоничными вариантами, исходный имеет форму -dan, -tan. Широко распространен в системе посессивно-именного склонения инфикс -n-. Таким образом, иллюстративный материал словаря демонстрирует чистый кипчакский тип склонения. Высокочастотна временная форма на -ур tur, a форма на -γan и -myş встречается сравнительно редко. Таким образом, подтверждается абсолютно кипчакский базисный тип языка «Codex Cumanicus».
Золотоордынский этап развития тюркских литературных языков был значительным этапом в развитии культуры тюркских народов. Активно развивается официально-деловой стиль – язык ярлыков и битигов. В отношении базисной структуры языка ярлыков Токтамыша Ягайле (1393), Тимур Кутлуга (1398) исследователь Ф.М. Хисамова отмечает свойственные поволжскому ареалу языковые особенности: склонение целиком кипчакское, активно выступает причастие на -ган, олтурган «восседавший», туш-манлык кылган Бекбулат «враждебный нам Бекбулат», инфинитив на -ырга: тута ту-рурга алтын нышанлык ал тамгалык jарлык бäрiлдi «дан ярлык с золотой печатью и алой тамгой» и др. [15, с. 54–57]. Такая особенность ярлыков, по мнению Ф.М. Хиса-мовой, объяснима типологической близостью языка деловой письменности к конкретным регионам их возникновения. Эта разновидность литературного языка Золотой Орды, как известно, непосредственно связана с поволжским регионом: в ней в большей степени, чем в других функционально-стилистических разновидностях письменного языка этого периода, отразились языковые особенности местных тюркоязычных племен [15, с. 59]. Анализ текстов свыше двухсот эпитафий волжских булгар с учетом графических особенностей передачи тюркских слов на базе арабского алфавита позволили Ф.С. Хакимзянову полно описать графо-фонетическую структуру, фонетико-грамматические и лексические особенности языка надписей. Как отмечает ученый, лексика данной группы памятников имеет много общих черт с современными кипчакскими языками, главным образом с татарским языком. Вполне различимы лексемы с кипчакскими особенностями на различных уровнях языка: в морфологии – это оформление причастной формы прошедшего времени при помощи афф. – -γаn (asraγan «воспитавший»), оформление направительного падежа при помощи -γа (baqıy dunjaγа «в мир вечный») и др. Вместе с тем в памятниках зафиксированы показатели караханидско-уйгурской литературной традиции, определенное место занимают арабо-персид-ские заимствования [13, с. 64–65]. Принимая во внимание довольно убедительные факты Ф.С. Хакимзянова о формировании в домонгольский период в Волжской Булгарии наддиалектной формы языка общетюркского (кипчакского) типа, можно допустить, что эта традиция также должна была сыграть свою роль в образовании регионального варианта литературного языка в золотоордынский период.
Наши исследования показывают, что письменно-литературная форма языка периода Золотой Орды в своем развитии в ее литературных центрах в начале ориентируется на фонетико-графические и грамматические нормы литературных языков караханидско-уйгурского ареала. Это вполне объяснимо тем, что указанные ареалы в этот исторический период оставались центрами распространения мусульманской образованности, включавшей, помимо религиозных основ, также и соответствующие формы письменно-литературного языка, в которые облекалась прежде всего религиозно-дидактическая литература. Культурная жизнь Золотой Орды, начиная со времен становления самостоятельного государства, сопровождалась сильным культурным воздействием знаменитых мусульманских подвижников-богословов, имена которых нам известны из трудов историков Ш. Марджани, М. Усманова, Г. Давлетшина и из самих произведений, в частности таких, как «Нахдж ал-Фарадис» Махмуда Булгари. Поэтому неудивительно, что в региональных литературных центрах Золотой Орды столь значимые позиции занимал литературно-письменный язык, базирующийся на караханидско-уйгурском варианте тюркского письменного языка, который закрепил свои позиции и в литературных центрах Золотой Орды. В то же время основное население Джучиева Улуса как оседлое, так и кочевое, являлось носителем племенных языков кипчакского типа; хотя среди жителей Золотой Орды были носители языков огузского и карлукско-го типов (например уйгуры в канцеляриях). Таким образом, упомянутые носители мусульманской цивилизации в силу этнодемографических условий оказались в преобладающей среде кипчакоязычного населения. Данная этническая ситуация способствовала сложению в культурных и торговых центрах наддиалектного койне, базирующегося на кипчакской языковой стихии. Именно этот фактор находит подтверждение в материале нашего исследования, прямо свидетельствующего о воздействии народно-разговорного койне, сложившегося в указанных условиях, на норму письменно-литературного языка изучаемого периода. Это влияние и взаимодействие старой традиции с новыми языковыми процессами по-разному отражено в языке отдельных памятников, в зависимости от жанровой принадлежности памятника (религиозно-дидактическая литература оставалась более устойчивой, а светская литература быстрее принимала новации), от уровня образованности и принадлежности автора к определенной литературно-художественной школе, от заказчика произведения (как, например, «Хос-ров и Ширин» Кутба, «Мухаббат-наме» Хорезми), от конкретных условий места создания, от переписчика, его племенной принадлежности и владения родным языком. Можно констатировать, что в ранних памятниках Золотой Орды устойчиво сохраняется караханидско-уйгурская традиция, параллельно с которой именно в Поволжье формируется новый вариант регионального литературного языка.
Из фонетико-графических признаков устойчивыми оказываются следующие: губная гармония, интервокальное -q- и сочетания типа -аγu-. Из фонетических признаков наиболее динамичным, менее устойчивым является [ä], который последовательно уступает позиции узкому нелабиализованному гласному переднего ряда [i], что определяется графически, а также смена -δ признаком -j, так как язык памятников отражает процесс, когда j – графема проникает в язык текстов. Максимум из выделенных фонетических признаков караханидско-уйгурской традиции реализуется в «Кысса ал-анбия» Рабгузи, минимум – в «Codex Cumanicus».
Морфологическая характеристика языка памятников показывает, что они также являются отражением общих закономерностей формирования языка золотоордынского периода. Показательно, что их морфологические параметры корреспондируют с фонетико-графическими явлениями.
Рассмотрение морфологических категорий приводит к следующим выводам. Системное изучение склонения в языке памятников и соотнесение всех данных, полученных из анализа каждого памятника, учет всех совпадений и расхождений позволяют утверждать, что именно в ХIV веке начался переход от уйгурско-кипчакого типа склонения к кипчакскому типу. Формы, оставшиеся за пределами базисной системы склонения, во многом совпадают. Например, в именной парадигме к таким формам относятся дательный падеж на -а (в ХШ, Гб, МН, Дж), винительный на -i (в МН, КБ), исходный падеж на -dan (в ХШ, МН). Учет их положения в системе склонения каждого памятника позволяет отнести их к склонению огузского типа и считать периферийными по отношению к базисной системе склонения.
Анализ синтетических видо-временных форм глагола также продемонстрировал активное взаимодействие письменно-литературной традиции с региональным койне, причем это взаимодействие оказалось неоднородным и варьирующим в языке конкретных золотоордынских памятников.
В сфере форм прошедшего времени в языке памятников XIII – нач. XV веков наиболее распространенной и многозначной была форма на -dy. Употребление всех трех форм перфекта: -myş, -γan, -yp tur – довольно ограничено, и они отражают живой процесс изменения системы перфектов: проникновение в литературный язык новой кипчакской формы -γan; -myş как поэтико-выразительного средства престижной книжной традиции, разговорно-диалектной формы -yp tur.
Рассмотрение системы времен в языке золотоордынских памятников показывает, что эта система, наряду с устойчивыми базовыми компонентами, восходящими к более ранним этапам развития тюркских языков и отражающими преимущественно караха-нидско-уйгурскую языковую традицию, в новом, Поволжском ареале, так же, как и система склонения, претерпевает заметные сдвиги в сторону включения в него новых местных региональных форм кипчакского типа: -a, -a turur, -γаn, -yb, -ybtur. Характерно, что язык отдельных памятников отражает разные этапы этой динамики (сравните язык НФ и МН).
В сфере неличных субстантивных форм абсолютно доминирует форма -maq, синонимом которого выступает -maγa. Сама форма -maq, которая известна ряду тюркских языков, в целом характеризует все же тюркские языки восточного ареала, и ее фиксация в литературных памятниках связана, скорее, с посткараханидским периодом, она получает широкое распространение, начиная с языка золотоордынских и чагатайских памятников. Из девяти проанализированных нами памятников только в языке ХШ, МН, Гб, СС фиксируется новая субстантивная форма -rγa. Она функционирует чаще всего как форма супина, т.е. обозначает цель какого-либо действия. Несмотря на низкую частотность, это форма является региональной, свойственной языку Поволжского региона. Таким образом, рассмотренные памятники фиксируют начальный этап распространения этой формы в языках Поволжья.
Проведенный языковой анализ, имеющий важное социолингвистическое содержание, с одной стороны, позволил выявить истоки старотатарского литературного языка, которые питались непрерываемой литературной традицией тюркских народов, уходящей в эпоху тюркских и уйгурских каганатов; с другой – была определена роль регионального койне кипчакского типа, которое, будучи широко распространенным в пределах Золотой Орды, оказало решающее влияние на старый литературный письменный язык, что и привело в конечном итоге к формированию регионального литературного языка раннего периода. В последующем татарский (в историографии донациональный период обозначается как старотатарский) литературный язык активно развивался и функционировал прежде всего в татарских ханствах. Региональный старотатарский язык по своей базисной системе оставался кипчакским, сохранению традиционных архаичных черт способствовали культурно-историческая и языковая ситуация в Казанском, Астраханском и Сибирском ханствах. В Крыму с началом влияния османского языка в литературном языке в базисной системе грамматических форм уже в значительной мере начинают преобладать южно-турецкие традиционные элементы.
В условиях, когда татарские ханства оказались в составе России, из-за активной внешней политики Московии в восточном направлении продолжала активно развиваться функциональная разновидность старотатарского литературного языка – официально-деловой стиль, язык дипломатии. Детальное изучение Ф.М. Хисамовой языка многочисленных официально-деловых документов дипломатической переписки с Востоком, образцов административной переписки внутри России показало, что язык старотатарской деловой письменности в своей базисной системе был весьма близок татарскому разговорному языку. Его диалектная основа была полностью татарской. Именно поэтому в сфере официально делового употребления он всюду назывался в ту пору «татарским письмом», «татарским языком» [15, с. 376-377]. Истоки этого стиля лежали в известных ярлыках и грамотах периода Золотой Орды и Казанского ханства, а также Крымского ханства. И эта традиция устойчиво сохранилась в последующие века, чему способствовала функциональная значимость официально-делового стиля, как одной из форм языка дипломатии и административной переписки. Ф.М. Хисамова в своей работе показала, что деловая письменность XVI–XVIII веков выходила в ту пору далеко за рамки расселения татарской народности. В качестве языка русской дипломатии грамоты и письма на татарском языке посылались в такие страны, как Индия, Китай, Иран, Турция. Широко использовалась эта письменность в административной переписке не только в регионах расселения татарского народа, но по мере расширения восточных границ Российской империи появлялись административные центры (Оренбург, Кизляр), вследствие чего с представителями тюркских, да и нетюркских народов (с кумыками, чеченцами, кабардинцами) административная переписка велась на том же татарском языке. В большинстве случаев писцы и переводчики также отбирались из числа казанских татар. Таким способом шла переписка с ногайцами, казахами, каракалпаками, с узбекскими ханствами [15, с. 377]. Старотатарский литературный язык, выйдя за рамки Поволжского региона, оказывал влияние на формирование региональных письменных традиций в Сибири, на Северном Кавказе, в Казахстане и в других регионах с тюркоязычным населением. Ф.С. Фасеев, говоря о функционировании старотатарского языка в казахских ханских канцеляриях, специально остановился на этой проблеме. «Он, будучи старотатарско-тюркским по основным своим параметрам, уже XVIII в. отражал и осваивал в себе ряд казахских элементов: местные реалии, титулы, термины, личные имена и топонимы. Далее в XIX в., обогащаясь казахскими фонетическо-лексическо-грамматическими элементами, этот служебный старотатарский превращался постепенно в деловое казахское письмо, а затем в применении к другим сферам /периодическая печать, записи казахского фольклора, письменная поэзия, учебники …/ к концу XIX в. стал собственно казахским старописьменным языком. Так сложился новый письменный тюркский язык с помощью другого, более раннего, в данном случае – служебно-татарского языка. Это – общая закономерность отпочкования новых тюркских литературных языков» [8, с. 37].
Таким образом, изучение языка золотоордынских письменных памятников дает основание утверждать, что распространенный на довольно большой территории золотоордынский литературный язык в своей основе является кипчакским, и по структурным особенностям он заметно отличается от предшествовавшего общетюркского кара-ханидско-уйгурского литературного языка. Отпочковавшийся от золотоордынско-кипчакского литературного языка, региональный татарский язык XVI–XVIII веков в своей базисной системе оставался относительно стабильным на протяжении своего функционирования.
Сокращенные обозначения источников, ссылки на которые имеются в тексте:
Гб – A Fourteenth century turkic translation of Sa`dis Culistan (Sayfi Sarayis Culistan bit-turki). By A.Bodrogligeti. Budapest, 1969. 450 p.
Дж – Исламова А.И. Исследование языка тюркско-татарского памятника XIV в. «Дастан -и Джумджума Султан» Хисама Кятиба: дис … канд. филол. наук. Казань, 1998. Текст. С.39-62.
Кб – Ахметгалеева Я.С. Исследование тюркоязычного памятника «Кисекбаш китабы». М.: Наука, 1979. Текст. С.124-143.
СС – Radioff W. Das turkische Sprahmaterial des Codex Cumanicus. StP., 1887. Wörter-verzeichniss. S.1-132. Einzelne Sätze. S.1-79. Vorwort. S.80-111.
KP – Мелиоранский П.М. Сказание о пророке Салихе. Сб. ст. СПб., 1897. 281 с.; Малов С.Е. Памятники древнетюрской письменности. Тексты и исследования. М., 1951. С.323–341; Ильминский Н.И. История пророков Рабгузы на джагатайском наречии. Казань, 1859. 555 с.
МН – Хорезми. Мухаббат-наме. Издание текста, транскрипция, перевод и исследование Э.Н.Наджипа. М.: Изд. восточной лит-ры, 1961. 223 с.
НФ – Eckmann J. Nehcü’l-Ferâdîs. I, Tıpkı Basım. Ankara, 1956. 444 s.
ХШ – Zajaczkowski A. Najatarsza wersja turecka Husräv u Širin Qutba. Warszawa, 1958. Tect. 304 s.; Faksimile. 238 s.; Slownik. 207 s.

1. Благова Г.Ф. Тюркское склонение в ареально-историческом освещении: юго-восточный регион. М.: Наука, 1987. 304 с.
2. Исхаков Д.М., Измайлов И.Л. Этнополитическая история татар в VI – первой четверти ХV в. Казань, 2000. 136 с.
3. Наджип Э.Н. Кипчако-огузский литературный язык мамлюкского Египта. XIV века: автореф. дис … д-ра филол. наук. М., 1965. 94 с.
4. Наджип Э.Н. Тюрко-язычный памятник XIV века «Гулистан» Сейфа Сараи и его язык. В 2-х книгах. Алма Ата: Наука, 1975. Кн. 1. 210 с.; Кн. 2. 301 с.
5. Наджип Э.Н. Исследование по истории тюркских языков XI–XIV вв. М.: Наука, 1989. 291 с.
6. Нуриева Ф.Ш. Исторические и лингвистические условия формирования тюрко-татарского литературного языка золотоордынского периода. Казань, 2004. 376 с.
7. Самойлович А.Н. К истории литературного среднеазиатско-турецкого языка // Мир Али Шир. Л., 1928. С. 3-25.
8. Старотатарская деловая письменность XVIII в. Составление сборника текстов, переводы, комментарии и исследование выполнены к.филол.н. Ф.С. Фасеевым. Казань: ИЯЛИ им. Г.ИбрагимоваКФАН СССР, 1982. 172 с.
9. Тенишев Э.Р. Языки древне- и среднетюркских письменных памятников в функциональном аспекте // Вопросы языкознания. 1979. №2. С. 85–93.
10. Тенишев Э.Р. Принципы составления исторических грамматик и истории литературных языков // Советская тюркология. 1988. №3. С. 67–78.
11. Усманов М.А. Жалованные акты Джучиева Улуса XIV–XVI вв. Казань: Изд-во Казан. ун-та, 1979.318 с.
12. Хакимзянов Ф.С. Язык эпитафий волжских булгар. М.: Наука, 1978. 206 с.
13. Хакимзянов Ф.С. Эпиграфические памятники волжских булгар и их язык. М.: Наука, 1987. 101 с.
14. Хисамова Ф.М. Функционирование и развитие старотатарской деловой письменности (XVI – нач. XVII вв.): дис .…. д-ра филол. наук; Каз. гос. ун-т. Казань: Изд-во Казан. Ун-та, 1995.418 с.
15. Хисамова Ф.М. Татарский язык в восточной дипломатии России (XVI – нач. XVIII вв.). Казань, 1999. 407 с.
16. Дəүлəтшин Г.М. Төрки-татар рухи мəдəнияты тарихы. Казан, 1999. 512 б.
17. Миңнегулов Х.Й. Сəйиф Сараи. Тормышы һəм иҗаты. Казан, 1976. 180 б.
18. Миңнегулов Х.Й. Алтын Урда чоры язма мəдəнияте // Мирас. 1993. №6. Б. 14–24.
19. Миңнегулов Х.Й. Дөньяда сүземез бар… Казан: Татар. китап нəшрияты, 1999. 336 б.
20. Нəҗип Э.Н. Татар əдəбиятының һəм əдəби теленең кайбер онытылган язма истəлеклəре турында // Совет əдəбияты. 1957. №12. С. 77-88.
21. Сəгъди Г. Татар əдəбияты тарихы. Казан: Татгосиздат. 1926. 300 б.
22. Хаков В.Х. Татар əдəби теле тарихы. Казан, 1993. 323 б.
23. Radioff W. Das turkische Sprahmaterial des Codex Cumanicus. StP, 1887. Wörterverzeichniss. S.1-132. Einzelne Sätze. S.1-79. Vorwort. S.80–111.