Админ устройство. Орг-я упр-я

Административное устройство. Организация управления

Вадим Трепавлов

Золотая Орда имела сложную и разветвленную систему управления. Она формировалась и изменялась на протяжении почти всех трех столетий существования государства. Начав с введения в завоеванном Дешт-и Кипчаке традиционных, принятых для всей Монгольской империи институтов, Джучиды впоследствии сумели также рационально использовать административные традиции покоренных народов и соседних стран. Образовался комплекс управленческих органов и должностей центральных и местных ведомств, иерархически организованных столичных и провинциальных властей.
В истории Улуса Джучи было несколько событий, которые можно интерпретировать как решающие вехи в трансформации ее административного устройства. Обретение государством фактической независимости от имперского правительства во второй половине 1260-х гг. побудило сарайских ханов обустраивать государство в соответствии с новым, самостоятельным статусом. Одним из первых признаков этого была выдача ханом Менгу-Тимуром от своего имени ярлыков русским православным иерархам. Однако разгоревшиеся после его смерти распри отвлекли джучидскую элиту от налаживания управления, и окончательно административная структура независимой Золотой Орды сложилась, очевидно, после окончания смуты при хане Тохте (1290-1312). Вскоре принятие ислама Узбеком в качестве государственной религии повлекло новые преобразования, в результате которых Орда превратилась в одно из мусульманских государств с присущими им приемами и канонами управления, отработанными на протяжении столетий.
В дальнейшем, насколько можно судить по источникам, принципиальных преобразований в данной области не происходило. Междоусобицы 1360-х – 1370-х гг. и нашествия Тимура в 1390-х гг. не давали правителям Орды возможности совершенствовать ее устройство. Ведя жестокую борьбу за власть, они ограничивались лишь поддержанием тех административных институтов, которые сохранялись после политических катаклизмов.
К характерным чертам государственного строя Золотой Орды можно отнести: а) монархическую власть хана; б) участие в управлении карачи-беков – представителей нескольких (обычно четырех) аристократических татарских родов; в) разделение кочевого населения и территории на правое и левое крылья; г) улусную систему – совокупность контингентов подданных и территориальных уделов, пожалованных ханом в управление военачальникам и «штатским» сановникам; д) институт наместников (монг. даругачи, даруга; тюрк. баскак) в управлении городским и сельским оседлым населением; е) ясачное налогообложение; ж) сочетание государственной администрации с традиционными органами управления местных жителей.
Во главе государства и всей системы управления Улуса Джучи стоял хан. Обоснование монархического правления и организации правящей элиты имели в Золотой Орде несколько источников. Первый и главный из них – это авторитет основателя Монгольской империи. Кроме того, при наследовании власти действовали внутриклановые принципы перехода ханского ранга. Из кочевой старины тянулась традиция всенародного избрания (фактически – одобрения избрания) государя. Поскольку Джучиев улус представлял собой вторичное образование в рамках империи, то в течение XIII в. имела значение также инвеститура от вышестоящего сюзерена – каракорумского каана. Когда золотоордынские ханы перешли в ислам, встал вопрос о легитимизации их власти уже в соответствии с канонами этой религии. Наконец, в ходе распрей и смут случалось, что на авансцену выходили различные тюрко-монгольские царевичи и князья. Одолев соперников, они принимались управлять государством или его отколовшимися провинциями, будучи убежденными, что высшие силы находятся на их стороне, поскольку даровали успех в борьбе с соперниками.
Род Джучидов постоянно рос и ветвился, и система старшинства различных его линий с течением времени все усложнялась. Вероятно, к концу XIII в. определилась их иерархическая очередность. По имеющимся ныне сведениям можно предполагать, что высшие места в этой иерархии занимали на западе Улуса потомки Бату и – следом за ними – Бувала; на востоке – потомки Орду, а следующими по старшинству шли Тукай-Тимуриды (в следующем столетии их оттеснили Шибаниды).
Пока монголы в большинстве своем оставались язычниками, их трактовка источников и пределов ханской власти базировалась на установках, традиционных для кочевого мира. Очевидно, основные позиции концепции верховной власти были унаследованы Монгольской империей от ее исторических предшественников – каганатов раннего средневековья. Данная концепция объясняла воцарение основателя державы и благополучное правление его потомков благоволением и помощью божественных сил. Последние олицетворялись прежде всего ведущей парой центральноазиатского языческого пантеона – Небом (Тэнгри) и Землей (Этуген).
Царственный ранг чингизовой семьи был подкреплен легендой о небесном происхождении ее родоначальника Бодончара. По этой легенде, праматерь Алан-Гоа родила его и двух его братьев от луча света, проникшего в ее лоно через дымник (верхнее отверстие) юрты [4, с. 80, 81; 12, кн. 1, с. 10-14]. Кроме того, у истоков рода стоял тотемный предок – Бортэ Чино (Бурый Волк), также родившийся «по изволению Вышнего Неба» [4, с. 79]. Таким образом, обоснование легитимности правления Чингизидов, и в том числе Джучидов, базировалось на комплексе языческих представлений об участии сверхъестественных сил в выделении данного рода из всех прочих.
Дарованная Небом и охраняемая Землей власть осуществлялась в четырех главных сферах: охрана целостности и укрепление державы; расширение ее пределов путем завоеваний; забота о благоденствии подданных; поддержка боеспособности войска. Еще в начале карьеры Чингиз-хана его первые сторонники увидели в нем «человека, который мог бы заботиться о войске и хорошо содержать улус»; сам Чингиз отзывался об этом сходным образом: «Став опорой [государства], я принял на себя трудное дело охраны народа»; к подобным же пунктам сводятся и его поучения сыновьям [5, с. 95– 96; 6, с. 189; 12, кн. 2, с. 90].
В целом можно отметить, что власть правящего рода в империи и ее улусах основывалась, во-первых, на харизме Чингиз-хана; во-вторых, на харизме рода Чингизидов. Впоследствии, при исламизации монгольских и тюркских кочевников в западных улусах, встала проблема легитимизации правления Чингизидов с точки зрения ислама. Не могло быть и речи, чтобы они хотя бы формально получали инвеституру от безвластного аббасидского халифа, прозябавшего при египетском дворе. Вместо этого была разработана абсолютно фантастическая версия о том, будто Чингиз был обращен сподвижником Пророка в ислам – «принял все установления Бога, кроме хаджа и обрезания, перешел в исламскую веру» и произнес шахаду (символ веры). Об обращении монгольского правителя будто бы узнал и одобрил это праведный халиф Абу Бакр, живший на самом деле в VII в. [3, с. 64-66]. Теперь Чингиз-хан в принципе мог быть причислен к сонму мусульманских династов, перестав быть «неверным».
Функционирование государственной машины осуществлялось от имени хана и в виде выполнения его приказов – независимо от того, сидел на престоле самодержавный государь или марионетка придворных клик. Хан производил назначения на главные административные должности, осуществлял выпуск денег, вел переговоры с иноземными правителями, возглавлял армию во время больших военных кампаний и т.д.
Однако в действительности он делил свои полномочия с карачи-беками, один из которых считался старшим (беклербек, улуг бек). Некоторые историки не без основания полагают, что эти четыре высших вельможи представляли наиболее влиятельные тюрко-монгольские кланы и образовывали совет при правителе. Насколько можно судить по информации о татарских ханствах позднего средневековья, именно на них было возложено выполнение церемонии воцарения очередного хана. Структура четырех главных родов (помимо царствующей династии) была традиционной для тюрко-монгольской государственности. Можно предполагать, что в начале XIV в., при Узбеке, в добавление к своим придворным обязанностям они получили в управление и четыре части государства, превратившись еще и в улусбеков.
В структуре управления Золотой Орды не фиксируется такое традиционное для тюрок и монголов учреждение, как курултай – съезд знати. Вероятно, номинально он все-таки существовал, но собирался лишь в исключительных случаях или по торжественным поводам (провозглашение нового государя). Скорее всего, в реальности четыре карачи-бека подменили собой это аристократическое совещание. Впоследствии, когда ордынская государственность продолжала существовать в условиях татарских ханств, курултай возродился, если принять во внимание неоднократные упоминания о собраниях «всей земли» в Казани, Крыму, Сибири и Астрахани.
Как и в любой державе, созданной кочевниками, военная сфера занимала важнейшее место в жизни государства. Кроме того, кочевники составляли большинство его населения и войска. Поэтому в первую очередь для управления именно кочевыми подданными создавались административные институты в Золотой Орде. Однако оседлое население – земледельцы, ремесленники и торговцы – тоже являлось важнейшей категорией подданных, прежде всего в качестве налогоплательщиков. Со временем, с принятием ислама и расцветом городов в первой половине XIV в., роль этой категории подданных в экономике и, следовательно, их социальная значимость, кардинально возросли. Поэтому центральное управление было ориентировано на две эти главные части населения.
Условно можно считать, что военные дела и связанная с ними улусно-удельная система находились в ведении беклербека и иерархически подчиненных ему трех кара-чи-беков; невоенными делами (прежде всего финансовыми) ведали везир и руководимая им канцелярия-диван. Другими словами, кочевые жители Золотой Орды находились в основном под надзором беклербека, а оседлые – везира.
Роль хана при подобном распределении компетенции сводилась к верховному контролю над своими сановниками, арбитражу при разногласиях между ними, принятию окончательных решений в принципиальных вопросах. Не случайно средневековые наблюдатели замечали, что джучидский монарх «обращает внимание только на сущность дел, не входя в подробности обстоятельств, и довольствуется тем, что ему доносят, но не доискивается частностей относительно взимания и расходования» [15, с. 230]. Правда, такая отстраненность хана от повседневных дел была характерна для XIV столетия и, может быть, 1270-90-х годов. Первые же правители Улуса, Бату и Бер-ке, досконально вникали во все детали управления, поскольку еще только налаживали действие государственного механизма.
Беклербек являлся номинальным главой сословия беков (нойонов, эмиров) и в этом качестве выступал как верховный военачальник. Когда Орда обратилась в ислам, с ним связывалась и идеологическая основа внешней политики, обычная для средневековых мусульманских государств, – борьба (война) за веру. В этом качестве его титуловали «помощь ислама и мусульман», «поборник воителей и борцов за веру». При этом прерогативы беклербека, конечно, уступали ханским, поскольку хан возглавлял весь народ – как в мирное время, так и во время выступления на войну всеобщего ополчения. Кроме того, на беклербека как на второе лицо в государстве возлагались обязанности налаживать отношения с другими странами и, возможно, вершить правосудие в качестве высшей судебной инстанции (в тех сферах жизни и среди тех слоев населения, где пока не распространился шариат). Под непосредственным управлением главных беков находилась западная часть государства – от Дона до Дуная, включая Крым.
Институт беклербекства сформировался не ранее XI в. в среде тюрок-огузов, но имел длительную предысторию в потестарных обществах на стадии протогосударственности. Он превратился в одну из матричных форм функционирования тюркских кочевнических политий и был реанимирован в Улусе Джучи в результате социального усиления кочевой аристократии. Оно было порождено, во-первых, благоприятными экономическими и демографическими условиями XIII в.; во-вторых, кризисами и репрессиями в правящем доме Бату во время правления хана Тохты и в начале правления Узбека, когда Джучиды в борьбе за власть теряли опору среди сородичей, членов династии, и находили ее у кочевых беков. Возрождению тюркского института беклербекства спобствовали также тюркизация двора, бюрократии и делопроизводства в Золотой Орде, а кроме того, проникновение иранских и огузо-сельджукских элементов государственного устройства. Факторами, которые стимулировали последнее явление, были временное замирение между традиционно враждовавшими Улусами Джучи и Хулагу в начале XIV в. и принятие в Золотой Орде ислама как государственной религии. С конца XIV в., по мере ослабление джучидской государственности, значение беклербеков в жизни постордынских государств значительно возросло. В некоторых из них данная должность была монополизирована беками из тюркского племени мангытов.
Появление должности беклербека было одним из показателей развития Золотой Орды. Во-первых, развития административно-политического: в лице главного бека и его двора оформлялось специализированное военное ведомство государства. Однако давление архаичных устоев и кризис Улуса не позволил завершиться этому процессу. Во-вторых, развития социального. Беклербек появился не ранее того времени, когда в Золотой Орде полностью сформировалось аристократическое сословие беков, которое требовало ранжирования и структурирования. Хотя наука ныне отвергла известную концепцию «кочевого феодализма», в данной тенденции просматривается так и не реализовавшийся потенциал будущих сеньориально-вассальных отношений, местнических порядков, феодальной лестницы и прочих институтов классического феодализма.
Неудивительно, что в руках названных высших сановников сосредотачивались настолько обширные прерогативы и ресурсы, что они порой могли претендовать на самостоятельность и распоряжаться троном. Самые известные и могущественные беклербе-ки Мамай и Едигей (зачастую неверно называемые в историографии узурпаторами и временщиками) назначали ханов по своему усмотрению и полностью контролировали все дела в государстве.
Наличие двух высших сановников, беклербека и везира, отражало деление правящей элиты Золотой Орды на две категории – военную знать (нойоны, беки, эмиры) и чиновную администрацию. Средневековые арабские авторы именуют их соответственно правителями эмиров и правителями городов [15, с. 347 и сл., 412 и сл.]. Обе структуры, военная и гражданская, действовали параллельно, исполняя разные функции.
Если институт беклербекства был порождением тюрко-монгольской государственной традиции, то везир и диван – это результаты заимствования мусульманских государственных институтов. Главными обязанностями этих органов были обеспечение функционирования финансовой системы, осуществление фискальной политики, контроль над все более ветвившимся административным аппаратом, регулирование торговли, городского строительства и проч. Если ханы и главные беки проводили большую часть времени в привычных (и престижных) перекочевках, то чиновничество по большей части размещалось в городах. В ведомстве дивана хранились податные списки (дафтар, девтерь), разнообразные ведомости и кадастры.
К сожалению, вся эта огромная документация на сегодняшний день утрачена. Однако даже то немногое, что известно о деятельности центральных правительственных учреждений Золотой Орды, позволяет утверждать, что в ней сочетались элементы делопроизводственной культуры разных стран и народов в составе Монгольской империи – уйгуров, киданей, чжурчжэней, китайцев и др. В самом Улусе Джучи явно просматривается также влияние мусульманских регионов Хорезма и Мавераннахра, Хулагуид-ского Ирана; возможно, какой-то след оставила культура Волжской Булгарии.
Иерархия беков известна из оригиналов ханских ярлыков и их русских переводов, в которых упоминаются темники, тысячники, сотники, десятники, князья улусные, ратные, полчные, людские (возможно, синоним улусных – улусбеков). Все эти военачальники и наместники составляли пирамиду, сходившуюся на вершине к карачи-бекам и беклербеку. В течение XIII в. они составили своеобразную корпорацию, державшую в руках военно-административную структуру державы и практически не вмешивавшуюся в дела невоенной сферы. В XIV в. стало заметно сближение и даже определенное слияние военно-кочевой знати, хранительницы завоевательных традиций Монгольской империи, с чиновничеством.
Чиновники Золотой Орды тоже имели многоступенчатую градацию. После везира высшее должностное место занимал даруга – лицо, ответственное за сбор налогов с определенной местности. Даруги назначались как в отдельные населенные пункты, города и селения, так и в целые тумены – улусные уделы. В последнем случае они делили управленческие полномочия с местными беками, держателями улусов, и вместе с ними организовывали сбор податей. Даруги олицетворяли собой присутствие и надзор центральной власти на местах, служили ее представителями. В этом смысле они заменили собой баскаков, которые в период единства империи представляли правительство каана – в том числе в землях, подвластных Джучидам. Для XV в. известны даруги, ответственные за положение в русских великих княжествах. В 1470 г. хана Ахмеда во время переговоров с поляками настраивали против Ивана III «князь Темир, дорога Рязанскои, и прочiи» [10, т. 18, с. 224.]. Видимо, этот чиновник отвечал за дела, связанные с Великим княжеством Рязанским – так же, как некогда при дворе Улуг-Мухаммеда состоял московский даруга [10, т. 12, с. 15].
Используя вековые социальные институты, присущие кочевникам, имперские и золотоордынские власти в XIII в. разделили подвластное население на тумены (округа, способные выставить в ополчение по десять тысяч боеспособных мужчин), тысячи, сотни и десятки. Тумены, как правило, составляли крупные улусы. Между начальниками этих подразделений была установлена строгая военно-административная иерархия. Пастбища закреплялись за держателями улусов, которые регулировали все передвижения и податные платежи подвластного населения.
Десятичная система вводилась и на оседлых территориях, но там она служила, очевидно, главным образом основой для налогообложения, а не военной мобилизации. Есть сведения об учреждении туменов («тем») в завоеванных русских землях в результате общеимперской переписи населения, проведенной монголами во второй половине 1250-х гг. Тем не менее известно, что подданные из земледельческих регионов (в том числе русские) привлекались к военным кампаниям, которые вели ордынские ханы.
Золотая Орда делилась на два крыла, разграниченных рекой Яик, – правое (западное, Белая Орда – Ак-Орда) и левое (восточное, Синяя Орда – Кок-Орда). Каждое из них, в свою очередь, также делилось на крылья. Ак-Орда состояла из двух половин, разграниченных Доном, Кок-Орда – из уделов Джучиевых сыновей Орду-эджена и Шибана, рубеж между которыми сложно определить из-за скудости сведений. В распоряжении историков имеются относительно подробные данные о территориально-административном устройстве только Ак-Орды.
Белая и Синяя Орды на протяжении первого столетия своего существования вели практически автономное существование, числясь в составе единого Джучиева улуса номинально, без явных признаков взаимодействия. Вмешательство ак-ордынских ханов в восточные дела происходило редко и эпизодически, об участии же как-ордынских сюзеренов в событиях к западу от Яика до середины XIV в. ничего не известно. Нет данных о том, что аристократия двух Орд собиралась на съезды для обсуждения общих дел (видимо, таковых и не находилось); что в обоих крыльях действовала единая система налогообложения или мобилизации войска. Наверное, лишь фамильное родство правителей, сеть караванных путей и ямских станций да еще – в первые десятилетия – подчиненность имперскому Центру демонстрировали принадлежность Ак-Орды и Кок-Орды к общему государственному организму.
Объединение обеих крыльевых половин произошло, очевидно, в 1380-х гг. при хане Токтамыше. Оно оказалось кратковременным и неэффективным, поскольку произошло в обстановке уже начинавшегося государственного кризиса и распада Золотой Орды, да к тому же накануне роковых для нее нашествий Тимура. После них территория правого крыла погрузилась в хаос, там началось образование независимых ханств. В левом крыле в течение XV столетия образовались Узбекское и Казахское ханства и Ногайская Орда. Ни одно из этих новых государств уже не причисляло себя к обще-джучидским крыльям.
Одной из главных отличительных черт государственного строя Золотой Орды была улусная система. Понятие улус первоначально обозначало народ, данный в управление. Позднее термин распространился также на территорию, занимаемую этим народом, и в данном качестве стал служить названием удела и в целом государства (фактически обособившегося удела – как Улус Джучи, Улус Чагатая, Улус Хулагу).
В Золотой Орде улусы не были наследственными владениями – по крайне мере, до второй половины XIV в. Фактически они представляли собой условные держания. Условиями же пользования уделом для его правителя являлись исправная выплата податей населением, поддержание порядка и стабильности на подконтрольных землях, мобилизация надлежащего количества воинов в ополчение. Принято считать, что улус соответствовал войсковому тумену, т.е. десятитысячному корпусу; другими словами, с каждого улуса в ополчение выставлялось десять тысяч воинов. Правитель улуса, таким образом, имел ранг темника.
Хан мог менять держателей улусов, отбирая и передавая уделы по своему усмотрению. При этом границы улусов, очевидно, оставались неизменными. Каждый из них имел как бы две ипостаси, две формы бытия – территорию и народ. Пространство кочевания обозначалось нутаг (монг.) или юрт (тюрк.), население – ирген (монг.) или эль, иль (тюрк.). Вместе нутаг/юрт и ирген/эль и образовывали улус. С течением времени приоритетной стала именно территориальная составляющая понятия «улус», тогда как у монголов XII в. на первом плане стояло кочующее население (которое, собственно, и составляло удел).
Состояние улусной структуры общеджучидского правого крыла в середине XIII в., т.е. в период обретения Золотой Ордой политической самостоятельности, проанализировал по разнообразным источникам В.Л. Егоров. По его заключению, с запада на восток улусы располагались приблизительно следующим образом (см.: [2, с. 163, 164]).
1. Крайние западные, заднестровские области на границе с Дунайской Болгарией находились под управлением Ногая, потомка Джучи по линии седьмого сына последнего, Бувала. В конце столетия в сферу контроля Ногая попал также весь регион к западу от Дона, включая Крым. Резиденцией Ногаю служил город Исакчи на правом берегу нижнего Дуная.
2. Между Днепром и Днестром располагался улус военачальника Куремсы – возможно, не Джучида.
3. По левому берегу Днепра кочевал темник Маучи (Мауцы), также не принадлежавший к царствующему клану.
4. Далее к востоку и до Дона простирались земли, отданные Картану, женатому на сестре Бату.
5. В особый улус первоначально был выделен Крым, но имена его первых улусных правителей неизвестны.
6. Волго-Донское междуречье было занято кочевьями Сартака, старшего сына Бату.
7. Южнее, в северокавказских степях, сначала правил будущий хан Берке, младший брат Бату, но в конце 1240-х гг. Бату выделил ему другой район – восточнее Волги (наверное, в южной части Волго-Яицкого междуречья).
8. Вдоль левого берега Итиля (Волги) протянулся ханский домен – личный, собственный улус властителя Золотой Орды. Демонстрируя приверженность жизненному укладу предков, ордынские государи старались сохранить кочевой образ жизни своей семьи и двора. Главная ставка (собственно «Золотая Орда») периодически в течение года перемещалась вдоль Волги на северные летовья и южные зимовья. Исходя из климатических условий этой части Евразии, больше времени хан и двор вынуждены были проводить на зимних пастбищах. Именно в местах зимних стоянок возникли крупней шие города – оба стольных Сарая и Хаджи-Тархан (Астрахань). В XIV в. джучидские государи зимовали также на пастбищах степного Предкавказья (там был основан город Маджары). В зоне ханских летовок располагались города Булгар и Укек (правда, последний стоял на правом берегу Волги).
9. Правый берег Яика. В этих местах на древнем караванном пути, на переправе через Яик стоял один из золотоордынских «мегаполисов» Сарайчик. Держатель данного улуса в середине XIII в. неизвестен. В период распада державы в конце XIV-XV вв. на Сарайчик претендовали потомки Джучиевых сыновей Орду-эджена, Шибана и Тукай-Тимура.
10. Левый берег Яика. Держатель этого улуса также неизвестен.
Самостоятельной административной областью являлся Хорезм; северная часть этой страны с городами Ургенчем и Хивой принадлежала Золотой Орде. Может быть, данная область древней культуры на нижней Амударье являлась анклавом правого крыла, окруженным чагатайскими и кок-ордынскими владениями.
Что касается внутреннего деления левого крыла, то известно лишь о расположении владений Орду-эджена и Шибана. Старший Джучид унаследовал отцовскую ставку в верховьях Иртыша. Источники, описывая ханский домен Кок-Орды, называют различные топонимы в юго-восточном Казахстане. Из крупных городов там фиксируются Отрар, Сауран, Дженд, Барчкент и Сыгнак, который во второй половине XIV в. превратился в резиденцию местных монархов. Все это по большей части поселения на Сыр-Дарье, в местности, урбанизированной еще в домонгольские времена.
Улус Шибана занимал обширные степи западного и центрального Казахстана. По рассказу хрониста Абу-л-Гази (XVII в.), Бату выделил удел младшему брату с напутствием: «Юрт, в котором ты будешь жить… будет между моим юртом и юртом старшего брата моего Орда-Ичена, летом ты живи на восточной стороне Яика по рекам Иргиз, Санук, Орь до горы Урал, а во время зимы в Аракуме, Каракуме и побережьях реки Сыр в устьях Чу и Сарису» [14, с. 160].
Где находились кочевья других сыновей Джучи, назначенных в подчинение Орду-эджену, – Удура, Шингкура, Сингкума и Тукай-Тимура – никаких данных нет.
В XIV в., по мере усиления роли городской экономики и развития административного аппарата в формах, присущих стабильным оседлым государствам, в Золотой Орде произошла трансформация административно-территориального деления. Сохранив структуру кочевых уделов, правительство учредило еще и четыре улусбекства, именуемые в арабских документах Сараем, Хорезмом, Крымом и Дешт-и Кипчаком. Нетрудно заметить, что первые три из них – это довольно локальные регионы с развитой городской жизнью, и для них действительно было достаточно одного наместника. Что касается громадного Дешт-и Кипчака, то для управления им необходимо было использовать дополнительное внутреннее разделение. Эту функцию, видимо, и выполняла старая улусная система.
По немногочисленным и порой сомнительным свидетельствам источников, общее число улусов в обоих крыльях Золотой Орды в XIV вв. равнялось семидесяти [2, с. 167]. Тридцать из них приходилось на долю левого крыла – явно менее многолюдного.
Принцип разграничения их очерчивания улусных границ пока невозможно установить по средневековым текстам. Географические критерии (речные рубежи) действуют не во всех случаях. Если с одной стороны улус мог ограничиваться Волгой, Камой, Доном или Яиком, то что служило его границами в голой степи – более мелкие реки? другие ландшафтные ориентиры, наподобие горных хребтов? В историографии высказано предположение, что в основе улусно-крыльевого деления могло лежать расселение различных этнических общностей. Так, Кок-Орда и Ак-Орда приблизительно соответствовали ареалам расселения огузов и кипчаков (по археологическим материалам) [17, с. 57, 58]. Возможно, при формировании удельной системы у Джучидов учитывался состав местных кипчакских и пришлых монгольских племен, когда один улус соответствовал определенной племенной общине или группе общин. Об этом косвенно свидетельствуют позднесредневековые упоминания о населении Дешт-и Кипчака прежде всего как о совокупности элей, т.е. людских контингентов улусных владений; при этом каждый эль обозначался в источниках племенным этнонимом: эль найманов, эль кунгратов, эль мангытов и т. п. Если верна гипотеза о четырех ведущих аристократических кланах, стоявших у руля государства, то резонно предположить, что эти кланы обладали собственными районами кочевания.
В сознании жителей тюркских ханств сохранялось представление о былом центре Улуса Джучи, освященном фигурой второго Джучиева сына – Бату (Саин-хана). Захват ставки ордынского хана в XV – начале XVI в. расценивался его соперниками-победителями как обретение священного Саинова трона. Именно таким образом Джу-чиды, враждебные Большой Орде, трактовали свои успехи в борьбе с ней: «Ино мне счястье дал Бог, Тимер Кутлуева сына убивши, Саинской есми стул взял» (тюменский хан Ибрахим – Ивану III, 1494 г., по поводу разгрома хана Ахмеда тринадцатилетней давности); «Отца (предка -Авт.) нашего Саина царя золотой столец в руках в нас» [11, c. 46; 13, л. 539]. Сам Менгли-Гирей в послании киевскому воеводе сообщал о разгроме Большой Орды как об успешной кампании, в которой он «Шы Ахмата цара прогнал, цара отца столец взял» [18, с. 181]. Под «царем отцом» (ханом-предком) здесь, скорее всего, тоже подразумевался Бату.
Главной заслугой мангытского бека Ваккаса (вторая четверть XV в.) восточные хронисты считали то, что для своего патрона, хана Абу-л-Хайра он «дважды завоевал трон Саин-хана», после чего с именем Абу-л-Хайра начала читаться хутба – молитвенное славословие в честь правителя, стала чеканиться монета, и его персоной «украсился трон Саин-хана» [8, с. 67, 155].
Все названные выше троны~столы~стольцы (ханские резиденции) находились в разных местах, что указывает на условность данного понятия в идеологических конструктах позднесредневекового Дешт-и Кипчака. Кроме того, «юртом Саиновым» русский «Казанский летописец» 1560-х гг. называет Казань [10, т. 19, с. 13, 210].
В глазах бывших славянских данников канувший в прошлое Улус Джучи олицетворялся именно местопребыванием хана. Визиты к хану для добывания ярлыков, выплаты дани-«выхода», разрешения межкняжеских споров и проч. предстают в русских источниках как поездки «в Орду», т.е. Орду=ставку и Орду=государство.
Символичность нескольких вышеупомянутых «тронов Саин-хана» выглядит очевидной на фоне действительного нахождения одной из резиденций Бату в стольном Сарае. Во второй половине XIV в. Мангутай становился ханом «на троне Саин-хана в вилайете Сарая» (Сайын-хан тəхтiндə Сəрай вiлайəтiндə); Токтамыш – «в городе Сарае на троне Саин-хана» (Сəрай шəhрiндə Сайын-хан тəхтiндə) [16, с. 109, 118, 136, 144; см. также: 9, с. 147].
Таким образом, места расположения столиц и кочевых ханских ставок превращались в общезначимые места, осененные присутствием магической харизмы (фарн, кут), которая давала божественным избранникам власть над народом. При этом нужно учитывать и обратную связь явлений: столицы, ставки и могильники могли устраиваться в районах, которые до того уже имели репутацию священных мест, а кочевая ставка, возле которой совершалось погребение хана, превращалась в своеобразный мемориал -курук [1, с. 149; 7, с. 158;]. Вероятно, общеджучидскую символическую ценность сохраняли такие династические некрополи-куруки в районе города Сарайчика на Яике и в горах Улутау (Центральный Казахстан).

1. Дмитриев С.В. Среднеазиатские куруки в эпоху Шибанидов (по материалам XVI в.) // Тюркологический сборник 2005. Тюркские народы России и Великой Степи. Отв. ред. С.Г.Кляшторный. М.: Восточная литература, 2006. С. 143-158.
2. Егоров В.Л. Историческая география Золотой Орды в XIII-XIV вв. М.: Наука, 1985. 246 с.
3. Книга путешествия. Турецкий автор Эвлия Челеби о Крыме (1666-1667 гг.). Пер. и комм. Е.В.Бахревского. Симферополь: ДАР, 1999. 144 с.
4. Козин С.А. Сокровенное сказание. Монгольская хроника 1240 г. Т. I. Пер., тексты, глоссарии. М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1941. 620 с.
5. Котвич В.Л. Из поучений Чингиз-хана // Восток. 1923. № 3. с. 94-96.
6. Лубсан Данзан. Алтан тобчи (Золотое сказание) / Пер. с монг., коммент. и прил. Н.П.Шастиной. М.: Наука, 1973. 440 с.
7. Масанов Н.Э. Кочевая цивилизация казахов: основы жизнедеятельности номадного общества. Алматы: Социнвест; Москва: Горизонт, 1995. 320 с.
8. Материалы по истории казахских ханств XV–XVII вв. (Извлечения из персидских и тюркских сочинений). Сост. С.К.Ибрагимов и др. Алма-Ата: Наука, 1969. 654 с.
9. Мустакимов И.А. Термин «Золотой престол» в Поволжье по данным арабографичных источников // Гасырлар авазы=Эхо веков. 2008. № 1. С. 142-157.
10. Полное собрание русских летописей. Т. 12. Летописный сборник, именуемый Патриаршей или Никоновской летописью. М.: Языки русской культуры, 2000. 264 с.; т. 18. Симеоновская летопись. М.: Знак, 2007. 328 с.; т. 19. История о Казанском царстве (Казанский летописец). М.: Языки русской культуры, 2000. 328 с.
11. Посольские книги по связям России с Ногайской Ордой. 1489–1549 гг. Сост. Б.А.Кельдасов и др. Махачкала: Дагест. кн. изд-во, 1995. 356 с.
12. Рашид-ад-дин. Сборник летописей. М.; Л. Изд-во АН СССР, 1952. Т. I. Кн. 1. Пер. Л.А.Хетагурова. 219 с.; кн. 2. Пер. с перс. О.И.Смирновой. 315 с.
13. Российский государственный архив древних актов. Ф. 389 «Литовская метрика», оп. 1, д. 7.
14. Родословное древо тюрков. Сочинение Абуль-Гази, хивинского хана. Пер. и предисл. Г.С.Саблукова. Казань: Типолит. имп. Казан. ун-та, 1906.224 с.
15. Сборник материалов, относящихся к истории Золотой Орды / Пер. В.Г.Тизенгаузена. Т. I. Извлечения из сочинений арабских. СПб.: Тип. имп. Академии наук, 1884. 579 с.
16. Утемиш-хаджи. Чингиз-наме. Факсим., пер., транксрипция, текстол. примеч., иссл. В.П.Юдина. Алма-Ата: Гылым, 1992. 296 с.
17. Федоров-Давыдов Г.А. Общественный строй Золотой орды. М.: Изд-во МГУ, 1973. 180 с.
18. Lietuvos Metrika. Knyga Nr 8 (1499-1514). Parengé E.Baliulis, A.Firkovičus, D.Antanavičius. Vilnius: Mokslo ir enciklopediju leidykla, 1995. 710 s.