А.Д. Сатин о Синопском сражении

А.Д. САТИН О СИНОПСКОМ СРАЖЕНИИ
(Из записок офицера Черноморского флота)
По присоединении 17-го ноября эскадры контр-адмирала Новосильского Нахимов располагал следующими силами: корабли — «Императрица Мария» — 84 пушки под его флагом, «Париж» — 120 пуш., под флагом контрадмирала Новосильского, «Три святителя» — 120 пуш., «Вел. кн. Константин» — 120 пуш., «Чесма» — 84 пуш., «Ростислав» — 84 пуш. и два фрегата, «Кагул» — 44 пуш., «Кулевчи» — 56 пуш., всего шесть кораблей и два фрегата. Оба фрегата по расписанию должны были остаться у входа в бухту и стараться не пропустить пароходов, в случае если бы они захотели прорваться в море. Линейные же корабли должны были в две колонны, адмиральские впереди, войти на рейд и, разойдясь веером, стать против неприятеля […] Турецкая эскадра стояла дугообразно, имея на флангах и в интервалах сильные береговые батареи с ядро-калительными печами. Она состояла из 12 парусных фрегатов и корветов, при двух пароходах, из которых один «Таиф» пароходо-фрегат.
Числом орудий и калибром мы были сильнее турок, но принимая во внимание, что одно орудие на берегу равняется четырем на море и что турки около 10 минут могли ранее открыть пальбу, покуда мы становились на якорь […], можно положительно сказать, что первое время они имели преимущество над нами.
18-го числа […] ровно в 11 часов, выстроившись в две колонны, мы пошли на рейд.
Тревоги еще не было, но уже каждый стоял на своем месте, все ждали с нетерпением. Ровный попутный ветер нас быстро приближал к врагу; наконец, уже он и виден, бьют тревогу, смачивают палубу, опускают сукно над крюйт-камерами, комендоры берутся за шнурки ударных замков, у всех напряженное внимание, все ждут. Уж мы на пушечном выстреле, уж ближе, видно, как турки наводят орудия, но пальбы не начинают. Было 12 часов 20 минут. Но вот на турецком адмиральском фрегате показался клуб дыму, раздался первый выстрел, и не успело ядро просвистать, как неприятельская эскадра опоясалась белой пеленой, и ураган ядер проревел над нами. За залпом последовал батальный огонь. Ставши бортом, мы, не крепя парусов, открыли огонь. Турки, кажется, этого не ожидали. Они воображали, что, бросив якорь, мы пошлем людей по реям убирать паруса, а потому орудия их были наведены по мачтам, и первый залп не причинил нам почти никакого вреда. Потом под нашим огнем и при густом дыме им было трудно взять верный прицел. Этим только и можно объяснить наш сравнительно малый урон. […] Мы стреляли, по нас стреляли. Не только в батареях, но даже с палуб ничего от дыму не было видно. Палили прямо перед собой по старому направлению. [… ]
Я полез на марс. Бой, видимо, стихал. Сверху картина была восхитительная. Посредине рейда, как громадные кресты над могилами, торчали мачты потопленного фрегата с реями поперек. На отмели горел турецкий пароход. Город пылал в нескольких местах. […] Русские корабли в дыму, как в облаках, извергали смерть и огонь. Турки не могли более бороться, они начали садиться на гребные суда, спасаясь на берег […] В 4-м часу все было кончено; только два фрегата, свалившись на отмели, перпендикулярно один к другому, продолжали бой, наконец, и их турки начали оставлять, лишь несколько фанатиков отстреливались из трех орудий, и что ни выстрел — ядро у нас в корме или в корабле «Париж». Федор Михайлович Новосильский рассердился. «Париж» дал залп, и Синопский бой отошел в историю. [. ]
В самом начале сражения турецкий пароходо-фрегат «Таиф» (капитан англичанин) прорезал линию наших кораблей, ловко отманеврировался от парусных фрегатов и прорвался в море. […] Он-то и привез в Константинополь весть о Синопском разгроме.
Корабли были избиты страшно. Больше всех пострадали флагманский «Императрица Мария» и наш «Три святителя». Потеря наша людьми была незначительна, всего 265 человек и только 5 офицеров . Турок же погибло до 3.000, если не более. Пропорция может показаться невероятною, но надо принять во внимание, что в начале сражения один фрегат был взорван, другой пущен ко дну, что дает уже около 1.000 человек, также много тонуло, не достигая берега. Не могу воздержаться, чтобы не отдать должной похвалы русскому матросу; про офицеров я ничего не скажу, но команда вела себя выше всякой хвалы. Что за молодецкая отвага, что за дивная хладнокровная храбрость! […]
Всю ночь и следующий день мы чинились. Неприятельские суда, которые не сгорели во время сражения, на другой день отводили на отмель и, сняв оставшихся турок, суда сжигали. На одном из этих фрегатов нашли раненого в ногу командира турецкой эскадры вице-адмирала Осман-пашу. [.]