Летописный свод 80-х гг. XV в.

НЕЗАВИСИМЫЙ ЛЕТОПИСНЫЙ СВОД 80-Х ГГ. XV В.
В год 6923 (1417). (…) В том же году, 7 июня, в 4 часа дня, была тьма по всей земле, и солнце померкло, как было при распятии Христовом, и звезды явились, и явилась заря утренняя и вечерняя. И через час вновь Господь дал прощение всему миру. (…)
В год 6926 (1418). (…) В тот же год, 12 июля, изволением великого Спасителя и пречистой его Матери, и святого чудотворца Леонтия, епископа Ростовского, уговорили господин Фотий, митрополит Киевский и всея Руси, и великий князь Василий Дмитриевич Дионисия стать епископом города Ростова и Ярославля. Он же в своем смирении этого не хотел и много слез пролил, потому что прежде желал пустынником жить и трудиться ради Бога. Они же поставили его насильно, и сбылось с ним по Божественному слову: «Ни желающего, ни стремящегося поставил Бог пастырем стаду своему, собранному святой его кровью…» (…)
В год 6945 (1437). Послал великий князь Василий Васильевич двух князей Дмитриев Юрьевичей и других князей со многим множеством бесчисленных полков на реку Белеву на царя Махмета. Он сбежал от какого-то царя из Орды и было у него мало людей. Он поставил себе крепость на реке Белеве: стены приказал сплести из хвороста, и посыпать снегом, и полить водой, и все крепко смерзлось. И тут он хотел зимовать. А великий князь, посоветовавшись с братьями, решил изгнать его из своей земли. Когда пришли на Махмета русские князья, он испугался их, и начал просить мира, и предлагать своих детей в заложники в знак того, что он не будет причинять никакого зла Русской земле. А русские князья, видя, что у них войска множество, а у тех мало и оно плохое, возгордились, и пошли на татар. И был там некто Григорий Протасьев, совершивший измену, лживо предлагая заключить между ними мир, а русские князья поверили этому. Этот обманщик помогал царю Махмету, и не велел русским князьям, надеявшимся на мир, биться. А в это же время тот Григорий Протасьев послал к царю, веля ему тут же идти со своими на русские полки, а русским князьям обещал быть с ними заодно.
Царь же Махмет, собрашись с плохоньким своим войском, пошел на русских князей, и князья, превозносившие себя в сердце, пошли на них, крича, как будто проглотить хотели. И за гордость и множество грехов послал Бог на нас это плохонькое маленькое войско безбожных, и одолело оно многотысячные полки наши, потому что те, кто неправедно поступает, прежде всего своих губят. А этот Протасьев, боярин, стал с татарами против русского войска, а слову своему изменил. И многое множество русских воинов было убито, так что один агарянин десять наших или более того одолел, как сказано: «Они – народ, потерявший рассудок, и нет у них мудрости. Не смогли они рассудить, что с ними будет. Как бы мог один преследовать тысячу, а двое десять тысяч, если бы Бог их не предал и Господь не отдал их!» И так сталось с ними, потому что те, смиряясь, мира просили, а эти превозносились, и погибли. Тогда убили много князей и бояр, а князья убежали с малой дружиной.
В тот же год. Из Жития Сергия Белевское Чудо.
Пусть не будет скрыто молчанием чудо святого Сергия. Случается, что Бог насылает беды за наши грехи, иногда голодом казнит нас, иногда нашествием иноплеменных. И, надеясь на вашу любовь, хотим мы развернуть пред вами чудную повесть, умиления достойную. Случилось, как было прежде сказано, нашествие безбожных татар, и сам царь ордынский по имени Махмет пришел. И вышли против него князья, и воеводы, и множество войска христианского, и было большое сражение, и были побеждены безбожные, и многие из них пали убитыми. Когда же царь со своим воинством устрашился и настолько смирился, что просил только в живых их оставить, некоторые из христиан мириться с ними не захотели, желая похитить множество богатств. И за это непокорство наше пали во втором сражении: все воинство христианское было побеждено погаными в награду за их смирение. Показал нам Бог на них, всякой милости его лишенных, что так прекрасно смирение, что даже неверные, когда были слабы, им укрепились. Но вернемся к рассказу.
Когда гнали поганые христианское воинство по попущению Божию, многих убивали, других в плен брали, и среди них захватили одного воина из палат великодержавного по имени Иван, которого князь любил. И его гнали, от других отделив, и настигнув, убить угрожали. И ему, юному, отчаявшемуся сохранить цветущую жизнь свою, подал Бог благую мысль призвать на помощь немедлящего святого Сергия, чтобы избавил его. И только юноша в уме помянул святого, как тут же у коня его как будто крылья появились, и он быстро помчался от поганых. И так он добрался до своего воеводы, и в великой радости рассказывал всем о великом чуде, как избавил его Бог от смерти горькой по молитве святого Сергия. И так он ехал своей дорогой вместе со своими воинами, веселясь и обещая прийти в обитель святого Сергия, и поклониться мощам его, и возблагодарить, и пожертвовать на братию. Но очень скоро переменились его мысли, о чем он потом сам рассказывал: «Что я сделаю, ведь у меня небольшое состояние. Если обустроить мне так много братии, то и половины состояния не останется мне на жизнь». И когда он это подумал, внезапно споткнулся под ним конь и упал так, что даже поводья у юноши из рук вылетели, и сам он с коня свалился. И напал на него страх великий, потому что все его бросили из страха перед татарами. И, сам трепеща от великого страха, успокаивал он своего коня, а в это время появились татары неведомо откуда и взяли воина, сняли с него сверкающее оружие и убить его собрались. Он же в унынии, жизнь свою сохранить отчаявшись, не имея надежды на избавление, укорял себя за то, что отказался от обета святому. И стыдился призвать на помощь святого Сергия, так говоря: «По справедливости я, окаянный, умираю, не сдержав обета, что дал тебе, святой Сергий. Если не прогневаешься в конец, святой, и смилостивишься надо мной, недостойным, вдвойне преславно покажешь свои чудеса. Уже не смогу еще раз солгать, ибо безответный и стыда исполненный со своей цветущей юностью расстаюсь». И так он горько и рыдал, и плакал. И тут они, зверовидные, в овец кротких превратились, и как будто в помрачении разума, оставили его, ни одной раны не нанеся ему и не сняв с него одежд многоценных. А этот воин, видя, что сохранен он помощью Божией и молитвами святого, побежал. Если поганые и встречали его, то молитвы святого укрывали его, и к своим он был препровожден невредимым.
И вот скоро он приехал в обитель святого и, боясь, что, утаив все, пострадает, рассказал всем о великих Божиих чудесах, и о немедлящем заступничестве, и о милости славного в чудесах Сергия, и о милосердии, которое оказал он ему, как чадолюбивый отец. И в великой радости братию святого обустроил, милостыню дал и, облобызав раку святого, вернулся в дом свой, славя Бога и угодника его, святого великого в чудесах Сергия.
В год 6946 (1438). (…) В тот же год, 15 августа, пошел Исидор в Рим на восьмой собор, до этого похоронив княгиню Евпраксию. (…)
В год 6953 (1445). (…) В тот же год было знамение в городе Москве: была буря великая, и сломало крест на соборной каменной церкви святой Богородицы, честного ее Рождества, той, где есть придел святого Лазаря. (…)
В год 6961 (1453). (…) В тот же год послал великий князь Стефана Бородатого в Новгород со смертным зельем уморить князя Дмитрия. А он приехал в Новгород к боярину князя Дмитрия Ивану Нотову и рассказал ему о словах великого князя. И тот пообещал все сделать, – как говорит Давид: «Тот, кто ел мой хлеб, замыслил против меня обман», – и посвятил повара в это дело. И было так: князь Дмитрий по обыкновению захотел есть в полдень и приказал приготовить себе одного цыпленка. А они, окаянные, приготовили его со смертным зельем и принесли его князю, и он съел, не зная об их умысле, потому что никто не выдал его. Тут же князь разболелся и, пролежав 12 дней, преставился, и похоронен был в церкви святого мученика Георгия в Новгороде.
В том же году приходил турецкий царь к Царьграду, и помог Мустафа Мурадовичу, и он взял Царьград обманом. Он послал к наместнику греческого царя, сказав: «Сделай так, чтобы я взял Царьград. Если возьму его, возьму и дочь твою в жены, и будешь мне отцом и вторым после меня в моем царстве». А тот сказал царю идти на приступ со стороны залива, где стена была ветхой. И, разбив ее пушками, взяли Царьград, и царь церкви святые разорил, и в Великой Софии мечеть устроил, и людей множество посек, а другие в море утонули, а сам он сел в Царьграде. А наместника того он приказал в котле сварить и предал его злой смерти, сказав ему: «Как ты собираешься быть мне верен, если сделал такое со своим прежним государем?» (…)
В год 6966 (1458). (…) В ту же зиму архиепископ ростовский Феодосии приказал есть мясо в навечерие праздника Богоявления, которое тогда пришлось на субботу, а митрополит Иона захотел снять с него сан. И великая княгиня заступилась за него перед митрополитом, а за заступничество взяла у Феодосия село Петровское. В ту же зиму, 15 февраля, родился сын у великого князя Ивана Васильевича и назван был именем Иван. В тот же год преставился епископ Новгорода Великого Евфимий. В том же году великий князь Василий Васильевич послал войско на Вятку, а воеводами над ним были князь Иван Васильевич Горбатый и князь Иван Ряполовский. И не сделали ничего: у вятчан взятки взяли, да им потворствовали, Вятку не взяли, и возвратились. В том же году построена была в Москве каменная церковь Введения святой Богородицы на подворье Симоновского монастыря в городе.
В год 6967 (1459). (…) В том же году пришлось Благовещенье на Пасху. Об этом написано в Пасхалии: «Братья, вот ужас, вот беда великая, вот скорбь немалая! Как в год распятия Христова, солнечный круг был 23, лунный 13. Этот год последним явился, теперь ожидаем всемирное пришествие Христово». О Владыка, умножились беззакония наши на земле! Пощади нас, Владыка, наполни и землю славой твоей, пощади нас! «Благословен грядущий во имя Господне!» Берегитесь, братья, твердо знайте, кому придется быть в то время, избегай неверия, возле нас измаилтяне. «Ибо Господь не хочет смерти грешника, а покаяния ожидает». Сказал Господь: «Не знаете ни дня, ни часа, когда прийдет Сын Человеческий». И в тот год ничего не было. (…)
В год 6968 (1460). В ту зиму ездил великий князь Василий Васильевич в свою отчину в Великий Новгород, а с ним сыновья его князь Юрий и князь Андрей. А новгородцы созвали вече, и собрались к Святой Софии, и сговаривались все убить великого князя и его детей. И вышел к ним владыка Иона и сказал так: «О безумные люди! Если вы великого князя убьете, что вы получите? Только большую беду принесете Новгороду, потому что сын его старший, князь Иван, услышит о вашем злодеянии, в тот же час, попросив войско у хана, пойдет на вас и разорит всю землю вашу». Они же, окаянные, отказались от своего злого замысла. Тогда же Федора Басенка хотели убить шильники. Тогда же ездил князь Юрий в Псков и той же зимой приехал. (…)
В год 6969 (1461). (…) В тот же год великим князем Василием Васильевичем построена была в Москве церковь каменная Иоанна Предтечи с приделом святого отца Варлаама Новгородского. С тех пор начали в Москве отмечать праздник Варлаама, вспоминая чудо, которое он сотворил с Тумгенем, воскресив его из мертвых, когда великий князь был в Новгороде. (…)
О проявлении мощей ярославских чудотворцев. В год 6971 (1463). В городе Ярославле, в монастыре Святого Спаса лежали три князя: великий князь Федор Ростиславич Смоленский и Ярославский, и сын его Константин, и внук его Давид, а лежали в церкви Святого Спаса поверх земли. Сам великий князь Федор был человек большого роста, и эти Константин и Давид доходили ему до подмышек, потому что были меньше ростом, а лежали в одном гробу. Решили игумен и все священники соборных церквей в Ярославле, собравшись, похоронить их с почетом в земле, тут же в церкви на том же месте. И сообщили об этом старейшине города, князю Александру Ярославскому, а он повелел так тому и быть, и хотел сделать каменную гробницу, и покрыть ее дорогим покровом, и свечи поставить. И когда сошлись священники, и монахи, и миряне, и князь Александр, правнук князей, и когда взяли мощи их, тогда Бог помиловал сначала Богородицкого попа и его сына у гроба их, а когда святили воду с их мощей, от этой воды прозрели две слепые женщины. И тогда все поразились, и возвестили всем, и начали звонить, и пошел весь народ, с почтением поклоняясь мощам и целуя их. И с тех пор положили князей на земле, но в том же гробу, для поклонения мощам их, и для целования их, и на исцеление недужным. И возвестили об этом ростовскому епископу Трифону, в епископии которого город Ярославль. А тот, неверием обуян, не поверил, считая, что это – колдовство. 3 апреля Бог простил у гроба чудотворцев бесноватого человека и слепого, с больными глазами, и он прозрел. В тот же месяц, двадцатого, у гроба чудотворцев Бог помиловал девицу, слепую на один глаз, и бесноватых, мужчину и женщину. 10 мая Бог простил у гроба святых чудотворцев женщину слепую и отрока, больного телесной немощью. 25 июня исцелились у гроба святых чудотворцев четыре женщины: три слепые прозрели, а четвертая, бесноватая, до того грызла свое тело и людей кусала. (…)
В год 6973 (1465). 13 сентября оставил митрополит Феодосии митрополию, сентября месяца 14. Той же осенью, 11 ноября, собрав епископов, поставили митрополитом на Москве суздальского епископа Филиппа. А Феодосии оставил митрополию из-за того, что хотел попов и дьяконов насильно на Божий путь направить. Начал во всякое воскресение созывать и учить по святым правилам. Вдовцам, дьконам и попам, велел в монастырь постригаться, а тех, у кого наложницы были, мучил без милости, и священнический сан снимал с них, и продавал. А церквей много настроено, а попы: кто не хотел работать, всякий – в попы, тем и кормились, и следовали телесным похотям, потому что не Богу хотели служить, а ублажению своего тела. И затужили люди, что многие церкви без попов, и начали проклинать митрополита, а он, услышав, разболелся из-за этого. Выздоровев, пошел в келию в монастырь Чуда Михаила, и взял расслабленного старца в келию, и стал служить ему и омывать его струпья.
В год 6975 (1467). 25 апреля в 3 часа ночи умерла великая княгиня Мария, жена великого князя Ивана Васильевича, от смертного зелья. Узнали это вот по чему: когда покров на нее положили, то свисало много, а потом тело распухло так, что стало много не хватать. И похоронили ее у церкви Святого Вознесения в Москве. Тогда же разгневался великий князь на жену Алексея Полуектова, на Наталью, которая посылала пояс с женой казенного подьячего Боровлева к бабке. Тогда же и на Алексея разгневался, и долго, лет шесть, он не был у великого князя, и едва князь простил его.
В том же году ростовский епископ Трифон, услышав о чудесах исцеления в городе Ярославле от гроба новоявленных чудотворцев великого князя Федора Ростиславича Смоленского и Ярославского, и Константина, и Давида, не поверил в их чудеса. И послал туда протопопа ростовского Константина, почтенного человека. Во все года посылал за ним великий князь, приглашая его в Москву на собор звать, потому что был он голосист, и речи хорошо говорил, и грамоту знал, и видным был, потому и вознесся умом и был горд. Послал его епископ в Ярославль пойти и посмотреть мощи чудотворцев и исцеления от них, действительно ли это так, потому что и тот протопоп в это не верил.
Тот протопоп приехал в Ярославль в монастырь Святого Спаса и послал к игумену, сказав: «От владыки ростовского приехал». И игумен сказал ему прийти в келию к себе, а протопоп Константин загордился и сказал: «Почему не выйдешь ко мне? Не знаешь разве, воздавший честь мне, послу владыки, владыке честь воздает? Мне почтения не выказав, моему господину почтения не выказываешь, самому владыке. Я это государю скажу, а к игумену в келью не пойду, а то, зачем послан, сделаю». И послал к игумену сказать: «Я послан посмотреть ваших чудотворцев, какие они: в теле ли лежат, как много исцелений совершают, не действует ли вражья сила для обольщения людей?» И приказал церковь открыть: «Я посмотрю их». Игумен же послал пономаря, и пономарь, прийдя, открыл церковь. Вошел протопоп Константин в церковь Святого Спаса и спросил о чудотворцах, где лежат, и показали ему, а он, прийдя, открыл святых чудотворцев, и Федор, бывший великим князем, в монашеском одеянии схимника лежал. Тогда, прийдя, протопоп Константин, ярился на игумена, думая, что этим чудотворением игумен приобрел много богатства, которое приносили горожане, приходящие к раке на молебны. Когда порвал он шнуры у схимы и хотел, обнажив мощи, их посмотреть, тогда внезапно сила Божия и святых чудотворцев бросила его на землю, и он стал нем, и омертвело тело его. И объял ужас всех, стоявших с ним. И рассказали игумену обо всем, что было, и пришел игумен, и начал молебен служить за Константина, и воду святить, и кропить его. Едва через много часов ожило тело его, и был он на язык нем, руками и ногами расслаблен, и тело его мучилось.
И начал он каяться со слезами, понося себя и окаянным называя, с правильного пути сбившимся, как сказано у пророка: «Да не искусишь Господа Бога твоего ни в каком благом деле». Искусили Господа Дафан и Авирон, не были они ни иереями, ни причетниками, и захотели в святилище служить Богу, и начали кадить, – и живых их поглотила земля. Так же и Оза прикоснулся к Ковчегу Завета, наклоненному быком, и страшной раной был поражен, усохла у него рука. Так же и Гиезий начал милостыню красть, которую Елисей велел давать нищим, и был поражен проказой. Так же и этот Константин восприял кару. И много времени пребывал он у раки чудотворцев, и прислали в Ростов, и поведали все, что было. Услышав об этом, архиепископ Трифон вздрогнул всем телом и тут стал расслабленным. Он оставил архиепископию, ушел в монастырь, начал плакать и молиться святым чудотворцам, и приказал себя везти в Ярославль в монастырь Святого Спаса, где святые чудотворцы лежат, и здесь оставался, плача, до смерти своей. (…)
В год 6977 (1469) (…) В тот же год казанские татары пограбили русских купцов.
В год 6978 (1470) (…) В ту же зиму, 21 декабря, исцелилась у гроба Святого Петра митрополита в день памяти его девочка шести лет, прозрела слепая. Той же зимой исцелился у гроба Святого Петра митрополита некий странник из Рязани, у которого рука была скорчена и приросла к ребрам. И во время обедни он исцелился, и рука его стала прямой, как и другая.
(…) Той же осенью, 1 августа, в два часа дня, загорелся город Москва и сгорел весь, только три двора остались. Той же осенью на третий день после пожара упала церковь Святого Петра, придел у Пречистой, потому что она обгорела от пожара.
В год 6979 (1471) (…) В том же году купец Торокан заложил для себя кирпичные палаты в городе Москве у городской стены возле Фроловских ворот; в тот же год и своды закончили.
В том же году новгородцы, не покорявшиеся великому князю и не желавшие быть под его властью, тайно от великого князя послали к королю и подписали договорные грамоты, да и владыку хотели в Киеве ставить, и князя Михаила Олельковича себе взяли. Услышав об этом, великий князь послал к ним в Новгород, обличая их замысел. Так же и митрополит послал своего посла, возложил на новгородцев отлучение и неблагословение, потому что они хотели владыку ставить в Киеве, называя Киевским митрополитом латинянина, придерживающегося латинской веры. Но они его не послушали. Великий князь, не желая уступить свою отчину Новгород королю, собрал великую силу: сначала послал своих воевод со множеством войска, князя Даниила Холмского и Федора Давыдовича, на Новгород. И сам, не медля, пошел в июне месяце, а с ним братья его князь Юрий, князь Андрей, князь Борис, князь Михаил Верейский и сын царя Касима с татарами. Да попросил великий князь у своей матери, великой княгини, дьяка Стефана Бородатого, умеющего приводить свидетельства из русских летописцев. «Когда, – сказал князь, – прийдут новгородцы, он вспомнит, что говорить об их старых изменах, как изменяли великим князьям в старые времена, отцам, дедам и прадедам».
А воеводы, войдя в Новгородскую землю, стали разорять новгородские волости. Узнав об этом, новгородцы, собравшись, на судах пошли по озеру Ильмень под Русу. Здесь был бой воевод великого князя с новгородцами, и убили новгородцев около четырех тысяч, а других взяли в плен живыми, а другие, получив раны, убежали, а другие у Русы утонули – помог Бог воеводам великого князя. Воеводы великого князя Русу сожгли, а, что было в городе, разграбили, и пошли, воюя, к реке Шелони, и прийдя, стали на реке Шелони на этой стороне. Новгородцы же, собравшись, пошли на них, и пришли к реке Шелони 14 июля. И начали биться за брод, и помог Бог воеводам великого князя: воинов избили, а воевод всех в плен взяли, Дмитрия Исаковича и Казимира, а за прочими гнались, избивая, до 20 верст.
Великий князь тогда был на реке Поломяти, ждал братьев, туда ему пришло известие, что его воеводы бились с новгородцами, и побили его войска новгородцев и воевод всех в плен взяли. Он же, восхвалив Бога, пошел к реке Шелони, посмотреть там на убитых. И, прийдя, стал на реке Шелони, и приказал Дмитрию Исаковичу голову отрубить, а остальных вести в Москву. И они повели пленников, скот и коней погнали, хваля Бога и силу крестоцелования, которое нарушили новгородцы. Да доколе терпеть дела их Богу? Послал им Бог по грехам их, наказав рукой благоверного великого князя Ивана Васильевича. Стоял тут великий князь неделю, ожидая покорения новгородцев. Тут пришел Феофил, нареченный во владыки, с новгородцами, и били челом великому князю, и договорились на 17 тысячах рублей. Великий князь, утвердив соглашение, какое хотел, 1 сентября возвратился в Москву.
Тогда же, 27 июля, воеводы великого князя Василий Федорович Образец и Борис Слепец с устюжанами и вятчанами ходили на Двину. Пришел на них князь Василий Васильевич Суздальский, брат Горбатого, с двинским войском, и был между ними бой, и разбили князя Василия. А пленников, которых привел, великий князь приказал посадить в избу, и один из них, задохнувшись, умер. (…)
В год 6980 (1472). (…) О возведении в Москве соборной церкви святой Богородицы. В ту же весну задумал митрополит Филипп воздвигнуть соборную церковь святой Богородицы в городе Москве, потому что та каменная церковь, которую заложил своими руками Петр, митрополит и чудотворец, и где лежало его тело, как написано об этом в его житии митрополитом Киприаном, обветшала. И опасаясь обрушения, уже подпирали толстыми стойками своды. Со времени ее постройки прошло сто пятьдесят лет. Так подумав и решив, митрополит позвал мастеров Ивашку Кривцова и Мышкина и начал их спрашивать, возьмутся ли они строить, потому что он хотел поставить большую и высокую церковь, подобную Владимирскому собору святой Богородицы. А мастера взялись построить такую церковь. Наложил митрополит тяготу великую: со всех попов и монастырей собирать насильно серебро на постройку церкви. А когда собрал много серебра, тогда и бояре, и купцы по своей воле дали часть своего имения на постройку церкви митрополиту. Как только собрали много серебра, начали разбирать церковь, и множество строителей собрали, и вскоре разрушили ее до земли. Мощи святого святителя Петра не выкопали, а оставили над ним часть первоначальной стены. Церковь выложили вокруг прежней церкви больше ее, а по сравнению с Владимирской шире и длиннее на полторы сажени. И рвы выкопали, и забили сваи, как у мастеров принято. Но они не очень понимали в этом деле: известь разводили с песком жидко, а не вязко. А внутрь: ту же мелкую щебенку собирали и внутрь стены сыпали, и известью заливали, как тестяным раствором, поэтому получилось некрепко, как только тяжесть надавит на эту смесь вместо камня, линия стены искривляется.
(…) Тогда же, в тот же год, вывели строители церковь святой Богородицы до уровня порога и гробницы делали для епископов с тех же сторон, где они были раньше, Киприана и Фотия митрополитов с правой стороны друг за другом, а Феогноста митрополита в приделе святого Петра с Петром митрополитом под одной стеной. На другой год небольшую часть пола сделали и гробницы митрополитов завершили. Тогда, 29 мая, Иону нашли целым, Фотий же был цел не весь, а только ноги были в теле, а Киприан весь истлел, одни мощи. Иона исцелил хромого мальчика шести лет, сына попа Петра из церкви Иоанна Под Колоколы. Множество людей, прикладываясь к телу Ионы, набросали столько серебра, как будто в газофилакию, а митрополит все это отнял у попов на строительство церкви. Тогда же Иона исцелил и Селивана Рязанца, у которого была внутренняя болезнь. А Петра великого ночью выкопали. И обнаружив мощи его, людям не показали, а поставили ларец возле гроба Ионы, где лежит теперь Филипп митрополит, и целовали его все приходящие. Не знаю, были ли его мощи там или нет, только очень удивлюсь, если они вправду были там, чтобы такого чудотворца положили без почтения, не перенесли в другой храм. Здесь строители, работая, над ним ходили, а все осколки камня, какие есть, все на этот гроб падали. И Иону митрополита больше берегли. Но некоторые говорят, что митрополит положил мощи Петра-чудотворца в своей палате, а для народа сказал, что они возле гроба Ионы в ларце, чтобы в палаты не ходили. Немалую часть церкви и столпов вывели строители до тех пор, пока алтарь не надстроили и место для чудотворца Петра возле жертвенника не сделали.
Тогда великий князь и митрополит захотели сделать особый день и перенести Петра митрополита на то место, где он должен быть, и праздник устроить, и впредь этот день так праздновать. Но великая княгиня Мария, мать великого князя Ивана Васильевича, захотела ехать в Ростов. И, подумав, перенесли мощи его 1 июля, и праздник большой устроили, и велели Пахомию Сербу, монаху Троице-Сергиева монастыря, сочинить канон на перенесение мощей и слово написать о замысле построить церковь и об обретении чудотворца Петра, и об обретении Ионы, он и написал два канона. А в Слове написал из-за людского неверия, что чудотворца Петра нашли в теле, потому что у них, если только кто не в теле лежит, тот и не свят, а того не помнят, что голые кости приносят исцеления. И повелел великий князь по всей земле праздновать перенесение мощей чудотворца Петра 1 июля. А в церкви, там, где алтарь, до тех пор, пока закончат каменную церковь, приказали деревянную поставить, и освятили ее во имя той же церкви Успения святой Богородицы, и пристроили к ней гроб Петра-чудотворца.
В том же году посылал великий князь Фрязина в Рим к папе свататься, потому что он рассказал ему про царевну, дочь греческого Аморейского царя Зинаиду, приходившуюся папе племянницей. Когда ее родители умерли, папа взял ее к себе и хотел выдать замуж. И великий князь послал с Фрязиным в провожатых пана Юргу, потому что он знал дорогу: идти на Новгород, оттуда к немцам и на город Венецию, а оттуда в Рим, потому что так дорога к Риму ближе. И он, прийдя в Венецию, назвался большим боярином великого князя, и был в Риме, и там с папой говорил. И папа захотел отдать царевну на Русь, а сама она, говорят, из-за христианства за великого князя захотела. Говорят, что король присылал, желая взять ее в жены своему сыну, а она не захотела, потому что он латинской веры.
И пошел Фрязин тем же путем на Венецию. А князь венецианский, посоветовавшись со своими боярами, решил идти на турецкого царя, который сидит в Царьграде и, взяв себе христианский город, в мечеть превратил великую церковь Софии, построенную Юстинианом царем. Князь не мог это сделать один и захотел поднять с собой Орду, но жители Венеции не знали, как послу идти в Орду. И, услышав, что от Руси есть путь, князь начал оказывать Фрязину почести, задаривать и уговаривать, чтобы он взял с собой его посла в Русь и велел проводить в Орду. Фрязин обещал это сделать. Взял его посла и пришел к великому князю, и все слова папы передал, и принес икону с изображением царевны, а того посла назвал великому князю купцом. Великий же князь, посовещавшись с матерью своей великой княгиней, послал привезти царевну. А тот Фрязин, достав переводчика, венецианского посла по имени Тревизан отпустил через Рязань в Орду в тайне от великого князя. Когда Фрязин выехал в Рим, тогда пришло известие к великому князю, что Фрязин привез венецианского посла и отпустил его в Орду. Тогда великий князь приказал посла взять в Рязани вместе с переводчиком и посадить в тюрьму.
Фрязин поехал в Рим, взял царевну и привез. Тогда папа вместе с ней послал много добрых людей греков, и послал с ней легата своего храма. Таких легатов, говорят, он держит семьдесят, а кардиналов двенадцать по числу двенадцати апостолов, а сам он при службе принимает имя Божие. Когда же приехал Фрязин с царевной, послал великий князь своего боярина Федора Давыдовича навстречу и приказал, у легата латинский крест отняв, в сани его положить, а Фрязина взять и ограбить. Федор это и сделал, за пятнадцать верст встретил их. Тогда легат испугался. До этого митрополит Филипп много книг изучил, выбирая тексты, и он призвал книжника Никиту поповича: одно, по его подсказке, сам говорил легату, а другое велел Никите самому сказать. А легат ни единого слова не ответил, а сказал: «Нет со мной книг». Той же зимой женился великий князь на той царевне и венчался с ней в деревянной церкви святой Богородицы, что у гроба святого Петра. А венчал его протопоп коломенский Иосия, а здешним протопопам и духовнику своему князь не велел, потому что они были вдовцами.
Тогда не было известий у венецианского князя, дошел его посол до Орды или нет. Тогда великий князь послал к нему в Венецию Фрязинова брата, упрекая его: «Почему ты так поступил, нанеся мне бесчестье, через мою землю тайно послал посла, меня не предупредив». Брат Фрязинов Антон поехал и сказал ему все, что посол его сидит, пойманный, в тюрьме. Тот князь с Антоном передал великому князю просьбу прекратить вражду, а посла отпустить в Орду. «А если будет нужно что на снаряжение, то дай ему, а я сам заплачу», – сказал он. Тогда великий князь после разговора с Антоном посла отпустил, а с ним переводчика и дьяка, и семьдесят рублей дал ему, а сказал семьсот, и послал все получить. И дошел этот посол до Орды, звал царя в поход, а тот ничего не обещал и приказал татарам проводить посла к морю.
В том же году загорелся митрополичий двор и другие дворы возле него. Митрополит Филипп был тогда здоров, но внезапно его охватила болезнь. Тогда он оставил митрополию и, проболев недолго, преставился. На нем нашел сам великий князь вериги по всему его телу. И похоронили его в заложенной им церкви святой Богородицы, возле митрополита Ионы, и вериги над гробом повесили, они и теперь лежат, и все к ним прикладываются для исцеления.
После смерти митрополита великий князь начал узнавать, кто делал цепи. И объявился один кузнец, которого митрополит выкупил из татарского плена ковать для новой церкви, а потом велел отпустить его. Он сказал: «Я приковал одно звено к этим цепям: митрополит говорил, что они тесны ему, и велел никому не рассказывать об этом». Потом тот же мастер сказал на другой день: «Видел, – говорил он, – во сне, что митрополит Филипп идет во всем облачении на свой двор из церкви и вериги несет на руке. И я, встретив его, хотел поклониться ему, а митрополит Филипп сказал мне: “Зачем ты сказал великому князю, что приковал звено к этим веригам? Я не велел тебе говорить”. Я же сказал: “Грешен”. А он сказал: “Если спущу я тебе, ты начнешь и другим рассказывать”. И, взяв вериги, начал меня бить. Я проснулся, и оказалось, что все тело у меня изранено, и теперь я болен». И лежал месяц из-за этих ран, и помолился святому, и исцелился.
В том же году, 29 июля, поставили в митрополиты коломенского владыку Геронтия. В том же году поставили владыку в Коломну – Никиту Семежкова. В том же году в июле обрели в церкви святого Спаса княгиню Марию, жену великого князя Семена Ивановича, нареченную в монашестве Фетиньей, совершенно невредимую телом, только риза истлела. И послал великий князь за игуменьей Алексеевского монастыря и приказал одеть княгиню в новые монашеские ризы, и ее одели. В том же году 8 августа совершилось чудо у гроба святого митрополита Ионы. Некий юноша восемнадцати лет из Переяславля Рязанского имел сухую левую руку, и пальцы этой руки были согнуты и прижаты к ладони. И во время литургии исцелился.
В год 6982 (1474).(…) В том же году, 21 мая, вечером, на третий год после закладки собора, упал этот заложенный собор, а уже начали своды выводить, иначе говоря, кровлю. Отвалилась северная стена, потому что в этой стене сделали входную лестницу на хоры, а они были высокими, на полторы сажени выше, чем во Владимирской святой Богородице, а хоры сделали над главным входом. Тогда же и хоры упали. А упала церковь в первом часу ночи, не ранив никого, строители уже ушли. А церковь вся сдвинулась от этого падения, и появились большие трещины.
В том же году было исцеление у гроба митрополита Феогноста. Некий человек в городе Москве по обычаю ходил к скудельнице, имеющейся в городе для погребения нищих. Есть обычай в четверг седьмой недели ходить туда, покупать там кутью, и свечи, и творить молитвы за умерших. Вместе со всеми пошел и этот человек. И засыпали старую яму, полную мертвых, а новую выкопали, тут же все и копают, и засыпают землей Бога ради, все горожане, мужчины и женщины. Этот человек взял в полу одежды землю из новой ямы и понес в старую, и из-за тесноты споткнулся, упал на землю и внезапно оглох и онемел. И он пробыл в этой болезни много дней, и однажды сказал ему кто-то, как во сне: «Иди завтра в соборную церковь святой Богородицы». Он и пришел и начал прикладываться ко всем гробам и чудотворца Петра, и Ионы, и Филиппа. И когда к Феогносту приложился, внезапно заговорил, и вернулся к нему слух, и он всем рассказал, как был нем и нынче обрел речь. «Когда, – говорил, – преклонился, хотел поцеловать мощи его, внезапно двинулся святой, и рукой благословил меня, и, взяв мой язык, потянул его наружу. А я стоял, как мертвый, и вдруг заговорил». И слыша это, люди удивлялись и славили Бога и Феогноста митрополита, сотворившего это чудо. И рассказали митрополиту Геронтию и великому князю, но их обуяло неверие, и они не велели по всему городу звонить и славить Феогноста митрополита, а когда потом ту, новую церковь святой Богородицы построили, заделали мощи его, закопав в землю, и покрова на каменную гробницу не положили, и теперь в небрежении гроб его.
Послал великий князь во Псков и велел прислать церковных мастеров, и их привели. Они похвалили своих предшественников за то, что они гладко строили, но побранили их за то, как они делали известь, потому что они жидко разводили, а не вязко. Тогда великий князь их отпустил, а они впоследствии построили церковь Троицы в Сергиевом монастыре, Ивана Златоустого в Москве, церковь Сретения на Поле, Ризоположения на митрополичьем дворе и Благовещения на дворе великого князя.
В год 6983 (1475). Великий князь послал своего посла Семена Толбузина в город Венецию к тамошнему князю со следующим известием: что он его посла Тревизана отпустил и много ему дал, а серебра пошло, было сказано, семьсот рублей. Приказал спросить и церковного мастера. Толбузин там был, и его почтили, и дали ему много серебра, а мастера он выбрал Аристотеля. «Много, – говорил Семен, – у них мастеров, но ни один не пошел на Русь. А этот захотел, и я урядился с ним по десять рублей в месяц давать ему. И за его умение его прозвали Аристотелем, – говорил он. – И еще, говорят, турецкий царь, сидящий в Царьграде, звал его по этой же причине». А там, говорил он, в Венеции, есть церковь святого Марка, великолепная и красивая, и ворота венецианские, работы того же Аристотеля, очень искусно сделанные и красивые. И еще, говорил Семен, показывал он ему одну свою искусную работу. Позвал его к себе в дом (дом, де, у него хороший, и палаты есть) и велел блюдо принести. Блюдо медное, на четырех медных яблоках, а на нем сосуд, как умывальник, как будто оловянный. И начал лить из него из одного на блюдо и воду, и вино, и мед – что хочешь, то и польется. А когда венецианский князь услыхал, де, о его решении, не хотел пускать Аристотеля на Русь, потому что у них не тот уже был князь, который посылал Тревизана, тот, де, умер при нем. А нового поставили не из княжеского рода и не из царского, а все люди избирали человек пять, или шесть, или десять, умных и храбрых. И велят, пометив зерна, бросить их в сосуд, похожий на ступку, а зерна белые, и велели их вынимать маленькому ребенку. Чье, де, зерно вынется дважды, того и ставят князем. И ездил, де, Семен в другой город венецианский к князю, просил его и приношения делал, и обещал дружбу великого князя, и он, де, еле отпустил Аристотеля, как в одолжение. «Говорят еще, у них лежит святая Екатерина, не знаю, та ли мученица или нет, а только святая. А город море покрывает трижды в день, если разыграется». А место, де, это, как рассказывают их старожилы и книжники, раньше было небольшим, но много достроили в море умельцы из камня там, где теперь лежит город Венеция. Говорят, что у них есть двенадцать самоцветных камней. А говорят, что к ним ветром занесло корабль с человеком, и они расспрашивали его, что у него есть, а он им не сказал, а они, де, хитростью у него выведали, отняли у него ум волшебством и забрали двенадцать камней.
Аристотель взял с собой сына Андрея и малого по имени Петруша, и пошел с Семеном Толбузиным на Русь. Он похвалил гладкость стен храма Пречистой, но сказал, что известь не вязкая, а камень не твердый. Поэтому он делал все своды из кирпича, и сказал, что он тверже камня. И он не захотел доделывать ни хор, ни северной стены, но начал все делать снова. А ту церковь он разрушил следующим образом: поставив три столба и соединив их концы вместе, посередине на веревках повесил дубовый брус, а его конец оковал железным обручем, и, раскачивая брус, разбил стены. А под другие стены поставил поленья, подкопавшись под них снизу, и поставил их полностью на подпорки, и зажег поленья, и стены упали. И видели, как стены, которые три года делали, он развалил меньше, чем за неделю, так, что не успевали выносить камень, а Аристотель говорил, что хочет развалить ее за три дня. А книжники называли дубовый брус «бараном». Так, – говорят, – написано: таким же образом Тит разрушил Иерусалим. Аристотель приказал заново копать рвы и забивать дубовые сваи. Он ездил во Владимир и, посмотрев Пречистую, похвалил работу, и сказал: «Это работа каких-то наших мастеров». Печь для обжига кирпича он устроил за Андронниковым монастырем в Калитникове, там их делали и обжигали. Этот кирпич нашего русского уже и длиннее, и тверже, когда его ломают, то размачивают в воде. Известь Аристотель приказал густо мотыгами мешать, так, что если на утро засохнет, то ножом не расковыряешь. Святого Петра чудотворца перенесли в церковь святого Иоанна Под Колоколы. А церковь Аристотель заложил продолговатую, как палату.
В том же году загорелся город Смоленск, и сгорела половина города. В том же году турецкий царь взял Кафу и Крым. В том же году горел город Москва, и выгорело полгорода 2 октября. Той же осенью 2 октября великий князь ездил в свою отчину, и там новгородцы не дались ему на суд. Великий князь их схватил и посадил в Переяславле.
На первый год Аристотель вывел фундамент и стены выше земли. Известь разводили, как густое тесто, а мазали железными лопатками, а внутрь приказал класть ровный камень. Заложил четыре круглых столпа. «Эти, – сказал, – крепко стоят». А в алтаре два столпа кирпичных четырехугольных. А все по циркулю и линейке.
В том же году я нашел писание Афанасия Никитина, купца Тверского (…)
(…) Той же зимой, в феврале месяце, на масленицу в заговенье, в первом часу дня наступила тьма по всей земле и опять прошла. (…)
В год 6984 (1476). (…) В том же году Аристотель вывел храм Пречистой до кивотов, окружающих ее. Внутри стен все связями железными проложил, как правила на веретенах, и между столбами, там, где дубовые балки в наших церквях, выковал и положил железные. (…)
В год 6985 (1477). (…) В том же году псковские мастера заложили каменную церковь Троицы в Сергиевом монастыре. В том же году Аристотель сделал колесо, и наверх камни не носили, а цепляли веревками и поднимали, а наверху цеплялись малые колесики, которые плотники называют «белкой», ими поднимают землю на избы, и смотреть на это было удивительно. На столпы Аристотель положил 4 больших камня, и соединив кружала, одно против другого, вытесал по ним по четыре ветви на четыре стороны. И казалось, что на каменных столбах эти камни насквозь соединены.
В год 6986 (1478). (…) Когда же великий князь был в Новгороде, во Псков пришло известие, что немцы хотят напасть на Псков, и жители послали к великому князю. И великий князь позволил желающим идти на немцев. И, пойдя, воины великого князя много повоевали. И пришел против них магистр с воинами, и бились. И Бог помог воинам великого князя, и много немцев убили, много в плен взяли и вернулись. Когда великий князь был в Новгороде, пришло ложное известие в Казань, что великий князь не взял Новгорода, и побили его новгородцы, и он убежал только с четырьмя людьми раненый. И казанский царь послал свое войско на Вятку. Потом к царю пришло правильное известие, что великий князь взял Новгород и посадил своих наместников. И казанский царь послал к своему войску и велел быстро возвращаться, а они, услышав об этом, так быстро бежали, что даже еду, которую варили в котлах, побросали.
В год 6986 (1478). Послал великий князь свое войско на Казань с воеводами Василием Образцом и Борисом Слепцом на судах. И царь казанский послал с челобитьем к великому князю, а великий князь пожаловал его.
В том же году была закончена каменная церковь святой Богородицы. Аристотель сделал у нее четыре главы, а возле главного барабана ризницу, а хоры устроил возле алтаря в сторону боковых дверей, и устроил лестницу подниматься на верх церкви. Своды сделал в один кирпич и так свел, поэтому, когда дождь идет, даже капает. На пятый год церковь закончил. Пол вымостил мелким камнем, а в алтаре над митрополичьим местом за престолом вырезал в камне латинский крест, который митрополит потом велел стесать. Перед главными дверями крыльцо вымостил камнем, и вывел свод в один кирпич, и повесил серединку на железной гирьке. А освятил церковь митрополит Геронтий. И некоторые обманщики порицали митрополита перед великим князем за то, что он ходил с крестами вокруг церкви не по направлению движения солнца. За это великий князь разгневался на митрополита, потому что, говорил он, за это посылается Божий гнев.
В том же году великий князь заложил каменную церковь Иоанна Златоуста на Посаде.
В год 6987 (1479). Великий князь ездил в Новгород и схватил Новгородского владыку, и посадил в Москве в монастыре Чуда архангела Михаила. И он сидел три с половиной года, и там умер.
И много искали, и не нашли писания об освящении церкви, ходить по солнцу или не по солнцу. А говорили много: одни архимандриты и игумены говорили в защиту митрополита, другой сказал: «В Святой Горе видел, что так же святили церковь, а с крестами ходили против солнца». И много споров об этом устроил великий князь, Геннадия архимандрита и владыку ростовского Вассиана призвал на спор. Митрополит приводил свидетельство: когда дьякон кадит престол в алтаре, то направо ходит с кадилом. А они никаких свидетельств не приводили, а говорили: «Солнце праведное, Христос, попрал Ад, и смерть связал, и души освободил, и потому, – говорили, – выходят так на Пасху и то же делают на утрени». И много спорили, и не нашли истину. В том же году родился у великого князя сын Гавриил 26 марта и дали ему имя Василий Парийский. (…)
В год 6988 (1480). (…) В том же году великий князь снял наместника Новгородских Великих Лук на Литовской границе, били челом великому князю на него лучане за его взыскания и обиды. А наместником там был князь Иван Владимирович Оболенский Лыко. Великий князь судил его с лучанами, одно ему присудил им заплатить, и он возместил им то, что взыскал, а другое великий князь приказал ему без суда заплатить, потому что лучане подали много жалоб. Одно было правдой, а в другом и оклеветали его: он мало взял, а они жаловались, что много, надеясь на то, что великий князь им потакает. А князь Иван Владимирович Лыко этого не стерпел и отъехал от великого князя к его брату Борису на Волок Ламский. А великий князь послал Юрия Шестака и велел взять князя Оболенского посреди двора у князя Бориса на Волоке. И князь Борис отбил его силой. И великий князь послал к брату Андрея Михайловича Плещеева, чтобы выдал князя Лыко ему головой, князь же Борис не выдал его, а сказал: «Если кому до него дело, то тут ему суд и тяжба». Тогда великий князь ездил в Новгород и схватил владыку, и он послал из Новгорода грамоту в Боровск к наместнику Василию Федоровичу Образцу и велел тайно схватить Ивана Лыко там, где на него нападет. А села князя Лыко были в Боровске, и когда великий князь был в Новгороде, Василий напал на князя Ивана в его селе в Боровске и, тайно окружив, схватил, заковал и привез в Москву.
Узнав об этом, князь Борис Васильевич послал к князю Андрею Васильевичу Угличскому, своему старшему брату, жалуясь на великого князя, что такое насилие учинил над ними, что никто не имеет права перейти к ним на службу. Они смолчали, когда умер князь Юрий, их старший брат, и великому князю досталась вся его отчина, а им и удела не дал из этой отчины. Новгород Великий они взяли с ним, ему все досталось, а им и части из этого не дал. А теперь и здесь насилие чинит, кто отъедет от него к ним, тех без суда хватает: уже даже за бояр не держит своих братьев великий князь. А завещание отца своего забыл, по которому им жить, как он написал, и договор забыл, о чем они договорились после смерти отца. И решив между собой, побросали свои города и, собравшись со всеми людьми, пошли к Литовской границе. (…) Великий князь, узнав это, сильно рассердился на свою мать, думая, что она решила подговорить его братьев от него отступить, потому что она очень любила князя Андрея. И он послал к братьям в Великие Луки. (…)
В год 6989 (1481). [Поход хана Ахмата на Русь.]
(…) И ужас напал на него, и он захотел убежать с берега Оки, а свою великую княгиню Римлянку и с ней казну отправил на Белоозеро. А мать его, великая княгиня, не захотела бежать и пожелала сидеть в осаде. А с Римлянкой и с казной князь послал Василия Борисовича, и Андрея Михайловича Плещеева, и дьяка Василия Долматова, думая, что, если Бог разгневается и царь перейдет на эту сторону Оки и Москву возьмет, то они побегут к Океану морю. А в Москве он оставил князя Ивана Юрьевича и дьяка Василия Мамырева. (…)
(…) Князь великий (…) слушал своих советников, Ивана Васильевича Ощеру, своего боярина, и Григория Андреевича Мамона, мать которого князь Иван Андреевич Можайский сжег за колдовство. Это были бояре богатые у великого князя, они не думали за христиан стоять и с татарами биться, а думали бежать прочь, а христиан выдать, обрекая тем на безвременную смерть бьющихся в бою, помня только о своем большом богатстве, женах и детях. Так сбылось сказанное апостолом Павлом: «Никакой воин, связывающий себя делами житейскими, не бывает угоден воеводе. Если же кто и подвизается, не увенчивается, если незаконно будет подвизаться, а мучен будет». А эти бояре говорили с великим князем, страх нагоняя, напоминали ему битву его отца с татарами под Суздалем, как его татары взяли и побили, как великий князь Дмитрий Иванович бежал на Кострому, а не бился с царем, когда Тохтамыш приходил. А великий князь, подчиняясь их замыслу и решению, оставив все войско на берегу Оки, городок Каширу сам велел зажечь и бежал в Москву. А великого князя Ивана Ивановича оставил там же у Оки, а у него оставил князя Даниила Холмского и сказал ему, что как только он придет в Москву, пришлет к нему, чтобы он вместе с сыном тотчас же ехал к нему.
Сам же великий князь поехал к городу Москве, а с ним князь Федор Палицкий. И когда он уже был в посаде у города Москвы, тут горожане, переносившие имущество в город в осаде сидеть, увидели его и опечалились, и начали великому князю без стеснения говорить и обвинять его, говоря: «Когда ты, государь князь великий, княжишь над нами в кроткое и тихое время, тогда с нас много взыскиваешь того, что не следует. А теперь, сам разгневав царя, дани ему не заплатив, выдаешь нас царю и татарам». Великий князь приехал в город Москву, и встретил его митрополит, а с ним владыка Вассиан Ростовский. И начал владыка Вассиан сурово говорить с великим князем, называя его беглецом. Так он говорил: «Вся кровь на тебя падет христианская, потому что ты, выдав их, бежишь прочь, бой татарам не дав и не бившись с ними. Почему боишься смерти? Не бессмертен ты, человек, смертен, а до срока нет смерти ни человеку, ни птице, ни зверю. А отдай воинов под мое начало, неужели я, старый, спрячу лицо от татар?» И много так говорил ему, а горожане роптали на великого князя, потому он не жил в городе на своем дворе, боясь злого умысла горожан схватить его, а жил в Красном селе. А к сыну посылал грамоты, чтобы тотчас он был в Москве. Сын же его мужество показал, брань отца вытерпел, а от берега не уехал и христиан не выдал. Какие грамоты ему великий князь ни посылает, а он не слушает. Тогда великий князь послал к князю Даниилу, веля, взяв его, силой привести к себе. Этого князь Даниил не сделал, а уговаривал великого князя Ивана Ивановича поехать к отцу. Тот же ответил: «Подобает мне здесь умереть, а не к отцу ехать». Дмитровцев великий князь приказал Полуекту Бутурлину и Ивану Кике перевести в Переславль, а из Москвы в Дмитров перевести строев, а посад у Москвы велел князю Ивану Юрьевичу сжечь.
А татары искали дорогу, чтобы переправиться тайно и идти набегом на Москву. И подошли к реке Угре близ Калуги и хотели перейти вброд, но их устерегли и сказали об этом сыну великого князя. Великий князь, сын великого князя, двинулся со своим войском и стал на берегу у реки Угры и не дал татарам перейти на эту сторону. А великий князь простоял в Красном селе 2 недели, а владыка уговаривал его вернуться опять на берег. И едва умолили его, и он вернулся, и стал в Кременце далеко от берега.
В то же время пришли немцы войной к Пскову и, много воевав, едва города не взяли. Слыша об этом, братья великого князя Андрей и Борис послали к своему брату великому князю, говоря: «Если ты договоришься с нами, насилия над нами учинять не будешь и будешь с нами обращаться, как с братьями, мы прийдем к тебе на помощь». Великий князь согласился на все их условия, и они поехали к нему на помощь. И, услышав, что немцы воюют под Псковом, пошли псковичам на помощь, а немцы, услышав, что братья великого князя идут на помощь псковичам, вернулись назад в свою землю. А братья великого князя, услышав, что немцы отступили от Пскова, пошли к великому князю.
А великий князь послал к царю Ивана Товаркова с челобитьем с дарами, прося милости, чтобы отступил прочь, а улус свой велел бы не разорять. А царь сказал: «Пожалую его хорошо, если сам приедет и бьет челом, как отцы его к нашим отцам ездили в Орду». А великий князь опасался ехать, подозревая измену и боясь злоумышления. Когда царь услышал, что не хочет великий князь к нему ехать, то послал к нему, говоря: «Если сам не хочешь ехать, пришли сына или брата». Великий же князь и этого не сделал, а царь послал к нему со словами: «Если и брата, и сына не пришлешь, пришли Никифора Басенкова». А этот Никифор был в Орде и много подарков дал от себя татарам, за это его любили царь и все его князья. Великий князь и этого не сделал. Царь хвастался все лето: «Даст Бог зиму на вас, все реки станут, тогда много дорог будет на Русь». С дня святого Дмитрия стала зима, реки все стали, а мороз был сильный, каких не видали. Тогда царь испугался и побежал прочь с татарами 11 ноября, потому что татары были наги и босы, ободрались. И царь прошел Серенск и Мценск. И услышав об этом, великий князь послал узнать, и все подтвердилось, как ему сказали. И приехали к нему братья, а он помирился с ними и дал князю Андрею Можайск, а князю Борису все делярные села Василия Ярославича. (…)
В год 6989 (1481). (…) В том же году владыка Ростовский Вассиан дал сто рублей мастерам иконописцам Дионисию, да попу Тимофею, да Ярцу, да Коне, чтобы они написали Деисус для новой церкви святой Богородицы, и написали Деисус совершенно прекрасный, а также Праздники и Пророков. (…)
В год 6990 (1482). (…) В том же году приезжал из Литвы на митрополию некий человек, бывший здесь чернецом, – его прозвали Сатаной за прыткость. И он, пойдя в Царьград, был там поставлен в русские митрополиты и приехал в Литву, а король схватил его и посадил в заточение. И от его имени посланец сказал великому князю: «Много, – говорил он, – мощей я вез тебе от патриарха, а король все забрал себе». А великий князь долго держал у себя этого пана и отпустил, сказав: «Ни поднимать войско, ни воевать с королем из-за этого я не стану».
В том же году умер царь турецкий Мустафа, а царство свое завещал своему сыну, который владел Самсуном.
В том же году был мятеж в Литве: захотели владетели Гольшанский, и Олелькович, и князь Федор Бельский отделить литовские земли по реку Березину и отдать их великому князю. Один человек выдал их, и король Гольшанского взял, да и Олельковича, князь же Федор Бельский прибежал к великому князю. Он только что женился и одну ночь спал с женой, и, оставя ее, прибежал в Москву, а его княгиню король схватил. Великий князь много раз посылал к королю, прося, чтобы он отдал ее, а король ее не отдал. В том же году великий князь заложил каменную церковь Сретения Богородицы на Поле.
В том же году был спор митрополита с великим князем из-за того, что когда митрополит освящал соборную церковь, ходил не по солнцу с крестами вокруг церкви. Митрополит уехал в Симонов монастырь, а посох свой оставил в церкви, только ризницу взял. Думал же он так: если великий князь, приехав к нему, не станет бить ему челом и не оставит своих споров о том, чтобы обязательно по солнцу ходить, то он навсегда оставит сан митрополита и будет жить в келье. Потому так было, что много построенных церквей своих великий князь год не велел святить, Иоанна Златоустого на Посаде, каменную церковь, и церковь Рождества в городе, и придел святого Онуфрия, и других много, до тех пор, пока не сойдутся на одном. Но все священники, и книжники, и монахи, и миряне говорили в пользу митрополита, а за великого князя мало кто был, только ростовский владыка князь Иосаф и архимандрит Чудовского монастыря Геннадий. Когда митрополит был в Симоновом монастыре, великий князь послал к нему своего сына, моля его, чтобы возвратился на свой престол, а он не послушал его. Великий князь, сам поехав, бил ему челом, умоляя, чтобы возвратился на свой престол, а себя во всем виноватым признал, и митрополита обещал во всем слушать, и дал ему ходить вокруг церкви по своей воле, как он велит, как было в старину. А устава не учредили. И митрополит вернулся на свой престол.
В том же году посылал великий князь князя Ярослава Оболенского и князя Ивана Васильевича Булгака с дмитровцами и боровчанами войной на немцев, чтобы псковичам помочь. И, воюя, взяли в городе Феллине две линии укреплений, а с жителей третьей взяли выкуп и привели много пленников.
В тот же год 6990 (1482). Сгорела икона Одигитрии в Москве в каменной церкви святого Вознесения, чудная святая икона Богородицы греческого письма, сделанная по образцу чудной цареградской иконы, которая во вторник и в среду исходит на море. Только само изображение сгорело да оклад, а доска осталась. И написал Дионисий иконописец на той же доске тот же образ. В том же году случилось, что погорел Великий Новгород и сгорело полгорода.
Той же зимой было навечерие Крещения в воскресение, и архимандрит Чудовского монастыря Геннадий по своей воле приказал братии воду богоявленскую, поев, пить. В уставе же написано: литургию отпев, вкусить по куску хлеба и по чаше вина в церкви, и вечерню начинать, и воду святить. О питье же не сказано, когда воду пить. А митрополит прислал взять Геннадия силой и привести, а он убежал к великому князю. Митрополит сам пошел к великому князю и много говорил против Геннадия: «Во-первых, самовластно, – сказал митрополит, – все учинил, меня не спросив. Во-вторых, – сказал, – такую священную воду обесчестил, которую святые отцы оглашенным вместо причастия велели только на Пасху пить, а тем, кто не кается в это время, на Крещение пить до вкушения доры, а Геннадий приказал пить, поев». Тогда великий князь выдал его митрополиту, а митрополит приказал его сковать и посадить в ледник под палатой. А великий князь со своими боярами выпросил ему прощение у митрополита, приводя свидетельство: когда Ростовский владыка Феодосии в Ростове приказал так же мясо есть в навечерие Богоявления, потому что оно пришлось на субботу, и митрополит Иона, который теперь чудотворец, взыскав с него, когда он покаялся, простил его и повелел больше так не поступать, а в грехе том каяться до смерти. В том же году начали разбирать церковь Благовещения на площади, сняли главу и покрыли лубом.
В том же году великий князь начал готовить войну, на Казань хотел идти. Воевод же своих великий князь перед собой и своим войском послал, и Аристотеля с пушками, а сам великий князь со всем своим войском стал во Владимире. А воеводы и Аристотель с пушками дошли до Нижнего Новгорода, туда же Казанский царь прислал с челобитьем, а великий князь его пожаловал и возвратился.
В том же году король прислал Богдана, прося себе Великого Новгорода и Великих Лук. А еще сватался великий князь к волошскому воеводе Стефану, прося дочь его Елену в жены своему сыну, а ездили к Стефану Андрей Плещеев и Иван Зиновьевич, а король не хотел их пропустить. А великий князь послал к Менгли-Гирею Крымскому и приказал ему идти войной на земли короля. А Менгли-Гирей со своим войском взял Киев, всех людей в плен увел, а наместника Киевского увел с собой с женой и детьми. Много зла сделал, Печерскую церковь и монастырь разграбил, а некоторые бежали в пещеры и там задохнулись. А золотые сосуды служебные из собора Великой Софии, потир и дискос, царь прислал великому князю.
В год 6991 (1483). Заложил кирпичную церковь Святого Спаса игумен Чигас за Яузой. В том же году перед Рождеством Христовым привели дочь Стефана воеводы Елену из Валахии в жены сыну великого князя Ивану, а ездили за ней Андрей и Петр Михайловичи Плещеевы через земли короля. А король прислал ей, когда она ехала, подарки из Новогрудка Литовского. В том же году врач, некий немец Антон, приехал к великому князю, а его прежний великий князь держал его в великой чести. Антон лечил Каракучу князя, служившего царевичу Данияру, и уморил его смертным зелием за насмешку. Великий князь выдал Антона сыну Каракучи, а он, пытав врача, захотел взять с него выкуп, а великий князь не велел, а велел убить его. Они же, выведя Антона на Москву реку под мост зимой, зарезали его ножом как овцу. Тогда же Аристотель, боясь той же участи, начал проситься у великого князя домой, а великий князь схватил его и, ограбив, посадил на Антоновом дворе за церковью святого Лазаря.
В том же году новгородский епископ Феофил, сидя в заточении, оставил епископство по принуждению великого князя. И выпустил его великий князь, и приказал ему жить в монастыре Чуда архангела Михаила. В том же году чудовский архимандрит заложил каменную трапезную, а старую разрушил. В том же году великий князь разобрал церковь Благовещенья с росписями на своем дворе до сокровищницы и до подклета и заложил сокровищницу возле этого подклета и кирпичную палату с погребами. (…)
В год 6993 (1485). (…) В том же году великий князь собрал много войска и пошел на Тверь, а с ним сын его князь Иван и его братья, князь Андрей Углицкий, князь Борис Волоцкий, и князь Федор Бельский, и Аристотель с пушками, и с тюфяками, и с пищалями, и было это 21 апреля. (…)