Национальная идея России (Нерсесянц)

Нерсесянц В.С.

НАЦИОНАЛЬНАЯ ИДЕЯ РОССИИ ВО ВСЕМИРНО-ИСТОРИЧЕСКОМ ПРОГРЕССЕ РАВЕНСТВА, СВОБОДЫ И СПРАВЕДЛИВОСТИ.

Манифест о цивилизме.

1. Социализм и постсоциализм
Мы все сегодня, на Востоке и на Западе, — современники начала больших изменений во всемирной истории.
Прежний миропорядок и само направление всемирно-исторического развития определялись в ХХ в. антагонизмом между капитализмом и социализмом, борьбой между коммунистической и буржуазной идеологиями. С радикальным изменением одного из этих полюсов неизбежны существенные трансформации и на другом полюсе, а вместе с тем и во всем мире.
Глобальное значение в этой связи приобретает проблема постсоциализма. Характер постсоциализма во многом определит направление развития последующей истории. Речь идет о путях развития всей человеческой цивилизации. Ведь воздействие коммунистической идеи в той или иной форме человечество испытывает несколько тысячелетий. Уже два с половиной тысячелетия назад Платон предлагал свои проекты преодоления частной собственности и достижения «фактического равенства». А это — основная идея всего коммунистического движения, в русле которого в XIX в. сформировалось марксистское пролетарско-коммунистическое учение, а в ХХ в. практически возник и утвердился социалистический строй в России и в ряде других стран (в меру уничтожения там частной собственности и социализации средств производства).
Современные дискуссии о социализме пока что весьма поверхностны и отличаются большим разбросом мнений. Так, одни считают, что от «деформированного» социализма надо идти к «подлинному» социализму, и т. д. Другие полагают, что социализм еще предстоит построить, поскольку, дескать, то, что было, это не только не настоящий, но и вообще не социализм. Третьи хотят восстановления казарменных порядков «классического» социализма. Четвертые рассчитывают на какой-то модернизированный вариант нэпа. Пятые считают социализм историческим тупиком и призывают вернуться к капитализму и т. д.
В этих пожеланиях и субъективистских представлениях остаются по существу не выясненными объективная природа и реально-исторические характеристики как социализма, так и постсоциализма. Но дело ведь не только и не столько в том, чего субъективно хотим мы и на какое «хорошее будущее» претендуем. Не менее важно то, чего хочет и что может сама реальная историческая действительность общества с социалистическим прошлым, для какого постсоциализма она объективно созрела. И лишь соответствуя объективной логике исторического процесса, субъективный фактор, деятельность людей и в целом социальный и политический активизм могут сыграть позитивную, созидательную роль в общественном развитии.
Легкомысленное отношение к реальной истории, недоверие к ней, несерьезность в анализе и оценках хода и итогов истории практического социализма затрудняют поиски реального пути развития общества, ориентируют на повторение подновленных утопических прожектов (но уж на этот раз, как уверяют, — с соблюдением «чистоты» замысла и точности его исполнения).
То же игнорирование логики и истории становления и развития реального социализма в его взаимосвязях с доктринальным социализмом (марксизмом и его продолжением и развитием в новых социально-исторических условиях — ленинизмом) проявляется и во многих других формах. Так, весьма распространено (как у нас, так и во многих других бывших соцстранах) представление об исторической «ошибочности» социализма (и как теории, и как практики) и возможности исправления этой «ошибки» посредством простого разрыва с прошлым и волевого выбора для себя какого-то более привлекательного и подходящего будущего.
Если социализм — это историческая ошибка, то капитализм оказывается концом всемирной истории и после социализма надо возвращаться к капитализму. Такое представление о капитализме как конечной ступени и последней вершине всемирно-исторического прогресса свободы, права, собственности, государственности и т. д. в начале XIX в., что тогда было естественно, развивал Гегель, а в конце ХХ в. — многие, хотя и не столь известные, авторы. В общем русле именно этих представлений — осознанно или по наитию — осуществляются сегодня попытки капитализации социализма в России и в ряде других бывших социалистических стран.
Но социализм — не чье-то произвольное изобретение. Дело, в конечном счете, в том, что при всех своих достоинствах частная собственность на средства производства (а буржуазная частная собственность — это пока что реально наиболее развитая в экономико-правовом смысле частная собственность) отличается рядом свойств, демонстрирующих ее социально-историческую ограниченность. По своей природе частная собственность такова, что может быть лишь у некоторых, но не у всех, причем, по законам ее развития, значительная ее часть концентрируется у меньшинства общества, а большинство оказывается без собственности на средства производства. Обусловленная этим экономическая зависимость несобственников от собственников существенно девальвирует для несобственников практическое значение формально-правового равенства и порождает требование так называемого фактического равенства. Коренящаяся здесь коммунистическая идея отрицания частной собственности стара, как и сама частная собственность (вспомним хотя бы, помимо философов, критику частной собственности идеологами христианства и многих других движений задолго до марк¬сизма).
Если же социализм, несмотря на все связанное с ним зло, — не историческая ошибка, тогда у социализма должна быть своя (иная, чем капитализм) будущность и, следовательно, ошибочным в таком случае является представление о возврате к капитализму.
При этом ясно, что у социализма нет и не может быть такого продолжения и будущего, как коммунизм. Не потому, что социализм был ненастоящий, а потому, что коммунизм оказался иллюзией.
Что же касается социализма советского образца, то это — самый настоящий, пролетарско-коммунистический, последовательно марксистско-ленинский, а потому и сталинский, единственно возможный антикапиталистический социализм. Он представляет собой полную реализацию до логического конца основной идеи коммунистически ориентированного социализма — отрицания частной собственности. Потому и можно уверенно сказать: ни другого по своей сути социализма, ни коммунизма как такового нет и не может быть. В этом прежде всего и состоит всемирно-историческое значение опыта нашего социализма.
В отличие от него различные формы буржуазного «социализма» («шведский социализм» и т. д.) остаются в рамках капитализма, хотя и реформированного, модернизированного. Смысл такого «социализма» состоит в том, что развитой и богатый капитализм платит своеобразную дань социалистической идее путем ущемления собственников в пользу несобственников, чтобы упрочить сам строй частной собственности, не доводить дело до настоящего социализма. Но это, как говорится, их досоциалистические трудности.
Наши проблемы, напротив, постсоциалистические, т. е. из совсем другой социально-исторической эпохи и совершенно иного смысла.
Определяющее значение для общества с социалистическим прошлым и, как оказалось, без коммунистического будущего имеет надлежащее правовое преобразование социалистической собственности в индивидуализированную собственность всех членов общества. И именно в этом существенном пункте сконцентрировано решающее влияние нашего прошлого на наше будущее.
У социализма (хорош он или плох — другой вопрос) может быть лишь такое будущее, которое подготовлено им самим, согласуется с всемирно-историческими преобразованиями в процессе утверждения социалистического строя, соответствует объективной логике исторического появления социализма, продолжает, преодолевает, диалектически «снимает» социализм и вместе с тем преобразует его итоги для реально возможного и необходимого будущего.
Социалистический мавр сделал свою черновую работу истории, и он должен уйти. Социализм должен быть преодолен. И время для этого настало. Однако эту проблему нельзя решить по «принципу Карфагена» — механическим уничтожением. Социализм (а речь идет именно о коммунистическом социализме) невозможно преодолеть, не удовлетворив требования этой идеи в надлежащей цивилизационной (т. е. в экономико-правовой) форме, не считаясь с логикой антикапиталистического социализма, с его историческим местом и значением. Невозможно же просто перечеркнуть смысл этого наиболее напряженного и тяжкого участка в истории человечества. Здесь пульсирует нерв всемирной истории, сюда привела историческая борьба за прогресс свободы и равенства, здесь корректируется вектор исторического движения, здесь определяются контуры будущего. Или — вперед, к чему-то действительно новому, социализмом уже подготовленному, или — назад, к капитализму. Третьего (смешения капитализма и социализма) как раз не дано в силу принципиальной несовместимости капитализма и социализма.
Эта несовместимость нашла свое наиболее последовательное выражение и воплощение теоретически в марксизме, историко-практически — в реальном социализме.
Реальный социализм (со всеми его позитивными и негативными свойствами) должен быть понят в своей необходимости, а не как нечто случайное — в виде продукта теоретической «ошибки», удачного «заговора», произвола, людского легковерия, заблуждения и т. д. Оставаться на точке зрения случайности и привходящих внешних обстоятельств — значит оставаться во власти этих случайностей и произвольных решений.
Принципиальное отличие социализма (теоретического и практического) от капитализма и вообще от всех остальных формаций — это отношение к частной собственности, ее отрицание (революционное, насильственное) и утверждение общественной собственности на средства производства. Именно здесь — глубинная суть и отличительная особенность социализма как социально-исторически и теоретически определенного и отличного от других общественного строя. Вместе с тем это отрицание частной собственности одинаково отличают и марксизм, и реальный социализм от всех остальных теоретических и практических моделей непролетарского, некоммунистического «социализма».
Исходное фундаментальное единство марксизма и реального социализма в вопросе об уничтожении частной собственности и создании общественной собственности по существу предопределяет и остальные аспекты их принципиальной общности. Коммунистическое отрицание частной собственности и ее обобществление (создание «социалистической собственности») включает в себя отрицание права и государства, а вместе с тем и свободы индивидов вообще, поскольку именно право и государство (т. е. правовая форма организации публичной власти) представляют собой единственную всеобщую и необходимую форму свободы людей.
Свободу людей, как об этом свидетельствует вся истории цивилизации, можно признать и выразить только в правовой (государственно-правовой) форме — лишь путем признания фактически различных индивидов формально равными субъектами права и государства. Право как выражение формального равенства — это и есть всеобщая равная мера (общая для всех норма) свободы и справедливости в общественных отношениях. Какой-либо другой формы выражения и бытия равенства, свободы и справедливости в общественной жизни людей, кроме правовой формы, нет и в принципе не может быть.
Право — это математика свободы во всемирной истории человечества, которая представляет собой прогресс равенства людей в качестве формально (юридически) свободных личностей. Через механизм права — формального (правового) равенства — первоначально несвободная масса людей постепенно, в ходе исторического развития преобразуется в свободных индивидов. Правовое равенство делает свободу возможной и действительной во всеобщей нормативно-правовой форме, в виде определенного правопорядка.
Свобода и равенство неотделимы и взаимно предполагают друг друга. С одной стороны, исходной и определяющей фигурой свободы в ее человеческом измерении является свободный индивид — необходимая основа правоспособности и правосубъектности вообще; с другой стороны, эту свободу индивидов можно выразить лишь через всеобщий принцип, нормы и формы равенства этих индивидов в определенной сфере их взаимоотношений. Право не просто всеобщий масштаб и равная мера, а всеобщий масштаб и равная мера именно и прежде всего свободы индивидов. Свободные индивиды — «материя», носители, суть и смысл права. Там, где отрицается свободная индивидуальность, личность, правовое значение физического лица, там нет и не может быть права.
Люди свободны в меру их равенства и равны в меру их свободы. Неправовая свобода, свобода без всеобщего масштаба и единой меры, словом, так называемая свобода без равенства — это идеология аристократических, элитарных привилегий, а так называемое равенство без свободы — идеология рабов и угнетенных масс (с требованиями иллюзорного «фактического равенства», подменой правового равенства антиправовой уравниловкой и т. д.). Или свобода в правовой форме, или произвол. Третьего здесь не дано: неправо — это всегда неравенство, несвобода и несправедливость, это всегда насилие и произвол.
Правовому (и государственно-правовому) принципу формального равенства коммунизм как идеология и практика противопоставляет требование так называемого фактического равенства. Но равенство в социальной жизни возможно лишь как формальное (как правовое) равенство. А «фактическое равенство» — это смешение понятий «фактическое» и «нефактическое» (формальное) и противоречие в самом понятии «равенство».
История права — это история прогрессирующей эволюции масштаба и меры формального (правового) равенства при сохранении самого этого принципа как принципа любой системы права, права вообще. Разным этапам исторического развития свободы и права в человеческих отношениях присущи свой масштаб и своя мера свободы, свой круг субъектов и отношений свободы и права, словом — свое содержание принципа формального (правового) равенства. Так что исторически развивающиеся и сменяющие друг друга формы права — это формально-определенные и общезначимые способы выражения исторически достигнутой человечеством ступени равенства, свободы и справедливости.
Исторический прогресс свободы и права свидетельствует о том, что формирование и развитие свободной, независимой, правовой личности необходимым образом связаны с признанием человека субъектом отношений собственности, собственником средств производства. В логике таких взаимосвязей собственности, свободы и права коренятся глубинные причины несовместимости социализма (тотальное отрицание частной собственности, ее обобществление и т. д.) с правом и свободой. Этой же логикой определяется фундаментальное значение десоциализации и индивидуализации собственности во всем процессе перехода от тоталитарного социализма к постсоциалистическому правовому строю.
Последовательное отрицание частной собственности означает тотальное, всеохватывающее отчуждение собственности на средства производства от индивидов, от каждого без исключения члена общества в пользу тотального целого — «всего народа», «всех вместе, но никого в отдельности». Негативная сила этого тотального социалистического целого («все вместе»), официальным выразителем которого является «государство» диктатуры пролетариата, направлена всей своей уничтожающей мощью прежде всего против индивида («каждого в отдельности»), против людей, против всех форм, отношений и явлений, обособляющихся от целого, отличающих себя от него. Здесь лежат глубинные корни тоталитарности социализма, истоки и объективные основания реально сложившегося тоталитарного социализма.
Без тотального отчуждения собственности от индивидов, конкретных, живых, индивидуально определенных людей (в том числе и непосредственных производителей, самих трудящихся индивидов), без деперсонализации и обезличенья («ничейности») субъекта обобществляемых средств производства, без абстрактно-всеобщего статуса этого субъекта (в лице так называемого государства диктатуры пролетариа¬та или его модификации в виде так называемого общенародного государства) абсолютно невозможны ни полное уничтожение частной собственности, ни обобществление всех средств производства, ни «социалистическая собственность» как таковая, ни, следовательно, и сам социализм как строй, где господствует социалистическая (т. е. деприватизированная и вместе с тем обобществленная) собственность на все средства производства в стране.
В силу своих правоотрицающих свойств (обезличенность, надиндивидуальность, отчужденность от людей, «ничейность», абстрактная всеобщность, «огосударствленность», коммунистическая политизированность и т. д.) «социалистическая собственность» как специфический исторический феномен и определяющая основа нового строя (реального социализма) — это по существу уже не собственность в строгом (экономическом и правовом) смысле данного социально-исторически определенного явления и понятия, а некий симбиоз монополии коммунистической политической власти с монополией хозяйской власти, сплав власти над членами общества с властью над его имуществом и богатством, сочетание власти над людьми с властью над обобществленными вещами, — словом, единый политико-производственный комплекс, централизованный фонд производительных сил страны (включая и самих производителей), находящийся в ведении монопольной коммунистической власти.
При социализме, где нет действительной собственности, права и государства, также и так называемое социалистическое государство («государство» диктатуры пролетариата, партийно-классовое «общенародное государство») — это не субъект права собственности на объекты «социалистической собственности», а лишь деспотический представитель общества («всего народа», «всех вместе»), который распоряжается общественным достоянием не на основе права и не в правовых (и экономико-правовых) формах, а посредством диктаторских, принудительно-командных методов и средств.
Там, где нет неопределенного множества субъектов права вообще и субъектов права собственности на средства производства, там не может быть ни экономических отношений (связей и отношений между обособленными, самостоятельными собственниками), ни соответствующих правовых форм этих отношений, в рамках которых собственник обладает юридическими правомочиями владения, пользования и распоряжения.
Ввиду отсутствия у «государства» при социализме права на «социалистическую собственность» социалистическая конструкция «государство в целом — единственный собственник» представляет собой антиправовую фикцию. На самом деле социалистическое «государство» — это квазисубъект квазиправа на квазисобственность (общественное, общенародное достояние).
Отсюда ясно, что и постсоциалистическое государство как преемник «социалистического государства» не является собственником «социалистической собственности», не имеет права собственности на объекты общественного, общенародного достояния и, следовательно, не вправе владеть, пользоваться и распоряжаться ими как своей собственностью в правовом (и экономико-правовом) смысле и значении, не вправе, например, приватизировать их, превращать их в частную собственность тех или иных субъектов и т. д. Подобные преобразования «социалистической собственности» — это право народа, «всех вместе», которые никогда не наделяли никакое государство и никакую власть таким правомочием.

2. Является ли капитализм концом истории или возможен некапиталистический постсоциализм?
ХХ век — время практической реализации и проверки социалистической идеи, одной из самых значительных во всей истории человечества. Теперь, на рубеже тысячелетий, по Европе уже бродит призрак постсоциализма. Но предпринятые попытки освободиться от социализма скорее смахивают на неподготовленный побег, чем на продуманное движение в историческом времени и пространстве.
Конечно, в самом общем виде ясно, что та или иная концепция постсоциализма зависит от того, как понимается и трактуется сам социализм, практически сложившийся в России и в ряде других стран.
Вместе с тем можно сказать, что только постсоциализм выявит подлинную природу и суть предшествующего социализма, его действительное место и значение в историческом процессе. Смысл нашего социалистического прошлого объективно-исторически определится нашим постсоциалистическим будущим.
Ведь будущее — это всегда какой-то итог и резюме всего предшествующего развития. О смысле прошлого и настоящего объективно можно судить лишь по зрелым результатам будущего. Поясняя сходную мысль, Аристотель говорил, что порода лошади проступает и проясняется по мере ее взросления. О том же самом в Евангелии сказано: по плодам их узнаете их.
Причем характер постсоциалистического строя во многом определит и обозначит направление развития всей последующей всемирной истории. Отсюда и существенное значение той или иной концепции постсоциализма для понимания, трактовки и оценки как социализма, так и исторического процесса в целом.
Здесь мы имеем дело с диалектикой всемирной истории. И логику движения от социализма к постсоциализму можно адекватно уяснить лишь в русле исторического развития и смены форм права, в контексте всемирно-исторического прогресса равенства, свободы и справедливости.
Мы живем в редкое время — время обновления как самой истории, так и ее понимания. Современный крах социализма обозначил начало нового большого поворота в ходе всемирной истории. В такие эпохи появляется объективная возможность мысленно заглянуть за предстоящий исторический поворот и благодаря такому новому видению будущего по-новому оценить прошлое и настоящее.
Сова Минервы, говорил Гегель, начинает свой полет в сумерки — во времена, когда на смену старому строю идет новый.
В конкретно-историческом плане для Гегеля речь шла о преодолении «старого режима» и победе нового строя, основанного на частной собственности и признании формально-правового равенства всех, т. е. о переходе от феодализма к капитализму. Для него всемирная история как прогресс свободы по существу кончается этим (капиталистическим) строем, поскольку, согласно его концепции, уже невозможно ничего принципиально нового в развитии и формообразованиях права и свободы (сверх свободной частной собственности, всеобщего формально-правового равенства и соответствующих им гражданского общества и правовой организации государства).
В условиях современного развала социализма идея конца истории (в русле гегелевской ее трактовки) получила как бы практическое подтверждение и вместе с тем новое дыхание.
Концепция буржуазного, капиталистического конца истории и исторического прогресса была в эпоху Гегеля естественным и необходимым следствием последовательного признания и защиты принципа формального равенства индивидов, без которого невозможны вообще право, индивидуальная свобода, собственность и т. д. Если свобода возможна лишь в правовой форме, а право предполагает формальное равенство индивидов (и соответственно — различия во владении собственностью, т. е. частную собственность), то отсюда Гегель для своего времени заключал, что предел свободы, ее высшая и последняя ступень в историческом развитии (и в этом смысле — «конец истории») — это всеобщее формально-правовое равенство, признание которого как раз и характерно для капитализма. Поэтому здесь по существу и остановилась гегелевская диалектика исторического прогресса свободы и права.
Примечательно, что и согласно марксизму присущие капитализму формы свободы (всеобщее формальное равенство и свобода индивидов, свободная частная собственность, гражданское общество и правовое государство) — последняя ступень в историческом прогрессе права и государства (а именно буржуазного права и государства как наиболее развитого и исторически последнего типа права и государства, согласно марксизму): после капитализма (т. е. при коммунизме) право и государство «отмирают», частная собственность на средства производства, «буржуазный индивидуализм» и т. д. отрицаются.
Принципиальная разница здесь в том, что для Гегеля капитализм — вершина исторического прогресса, а для марксизма и коммунистической идеологии — лишь последняя ступень в «предыстории» человечества, настоящая история которого, по марк¬систской версии, начнется с уничтожения капитализма и кончится «полным коммунизмом». Если Гегель отвергал коммунистическое по своей сути требование «фактического равенства» (равенство во владении собственностью и т. д.) из-за несовместимости такого «фактического равенства» с формальным равенством (т. е. с принципом права и свободы), то коммунистическая доктрина и практика, напротив, отвергают принцип формального равенства (а следовательно — право, государство, свободу, собственность индивидов и т. д.) ввиду его несоответствия требованию «фактического равенства».
И Гегель, и Маркс — при всем радикальном различии их позиций — одинаково отрицали дальнейший прогресс права, саму возможность послебуржуазного типа права, т. е. возможность развития правовой формы свободы, появления более содержательной формы права, новой формы права, выражающей бЃльшую меру свободы индивидов, более высокую ее ступень. Поскольку для Гегеля прогресс свободы в социальной истории в принципе возможен лишь в правовой форме, лишь как прогресс права (и государства как правового института), он и связывал конец истории с уже достигнутым (буржуазным) типом права. По Марксу, напротив, прогресс свободы продолжится в неправовой (и в безгосударственной) форме, и настоящая свобода начнется после капитализма, с преодолением буржуазного права и государства. И вполне последовательно Маркс (и вслед за ним Энгельс и Ленин) ни о каком послебуржуазном, «социалистическом праве» не говорил, допуская лишь на первой фазе коммунизма (т. е. при социализме) остаточное «буржуазное право» для осуществления равной потребительской оплаты за равный труд.
В каком же соотношении находятся эти версии «конца истории» и в целом проблема исторического прогресса свободы и права с реалиями последующей истории и практики реального социализма ХХ в.?
Фундаментальный факт всемирно-исторического смысла и значения состоит в том, что с учетом самых существенных критериев (социальных, экономических, правовых, политических, моральных и т. д.) известный нам по практическому опыту ХХ в. социализм (социализм антикапиталистический, пролетарско-коммунистический, марксистско-ленинско-сталинский, советский) — это самый настоящий, подлинный, реальный социализм.
Социализм — переходный строй. Предполагалось, что социализм (т. е. отрицание частной собственности и создание социалистической собственности) будет означать движение к полному коммунизму. Но в реальной истории это не подтвердилось. Хотя максимум того, что вообще можно реально сделать в направлении социализации собственности и жизни, уже давно сделано. Созданный по коммунистическому проекту социализм оказался в действительности социализмом без коммунистического будущего. Реальность такого социализма как раз и доказывает мнимость и иллюзорность коммунизма.
Между тем в историческом движении от прежнего равенства к будущему бЃльшему, чем при капитализме, равенству социализм действительно занимает промежуточное положение между отрицанием прошлого и утверждением будущего. Поэтому вслед за таким отрицательным моментом (социализмом) необходим и позитивный момент (послесоциалистический строй) — достижение и утверждение нового равенства, т. е. абсолютно необходимой исходной базы для нового права.
Негативный характер принципа социализма обусловлен, в конечном счете, тем, что социалистическая собственность (т. е. базис всего социализма) — это лишь последовательное и всеохватывающее отрицание частной собственности на средства производства, а вместе с тем свободного индивида как необходимой исходной фигуры (субъекта) права. Этот негативный принцип исключает возможность правового равенства и права в целом.
С негативным характером принципа социализма и, следовательно, с отсутствием при социализме объективно необходимой основы для права связаны, в конечном счете, беспрецедентные трудности процесса возникновения и утверждения социализма. Социализм продемонстрировал мучительную диалектику исторического прогресса: общество, преодолев ценой огромных жертв предшествующее экономическое неравенство, стало пленником своих достижений (отрицание экономического неравенства) и в ожидании мифологического коммунизма окаменело в позе отрицания.
Своим негативным опытом социализм доказал, что собственность (а это прежде всего собственность на средства производства) является не просто одной из исходных и важных форм выражения прав и свобод людей, но и необходимой цивилизованной почвой для свободы и права вообще. Где нет собственности, там не только нет, но и в принципе невозможны свобода, право, равенство, независимая личность и т. д.
Суть так называемой социалистической собственности и вместе с тем всего социализма как раз и состоит в самом радикальном и последовательном отрицании всякой собственности в подлинном, экономико-правовом смысле этого понятия и явления. Поэтому для краткости пользуясь выражением «социалистическая собственность», следует помнить, что это — метафора, иносказание. То же самое относится к выражениям «социалистическое право», «социалистическое государство» и т. д., обозначавшим нечто прямо противоположное — отрицание права и государственности, их подмену антиправовым законодательством и партийной диктатурой.
В целом социализм как отрицание прошлого и радикальный антикапитализм представляет собой негативную стадию в развитии мировой истории. И для его краткой характеристики очень подходят слова из предметного указателя к одному из советских уголовных кодексов: «Свобода — см. Лишение свободы».
Главная проблема постсоциализма связана с тем или иным ответом на вопрос о том, куда и как можно идти дальше от социалистического принципа отсутствия частной собственности — назад, к восстановлению частной собственности, буржуазного права и т. д. или вперед, к новому, большему равенству в экономике, праве и т. д.
Историческая миссия социализма полностью исчерпана социализацией всех средств производства — отрицанием частной собственности и созданием социалистической собственности. Но вопреки предсказаниям этот строй не стал ступенью и дорогой к обещанному «полному коммунизму». Об этом убедительно свидетельствует безуспешность попыток совершенствования социализма на собственной основе, т. е. на базе господства социалистической собственности.
Но, как показывают итоги проведенной приватизации, заблокированным оказывается и возвратный путь от социализма к капитализму, к господству буржуазной частной собственности, к развитым товарно-денежным отношениям и т. д. Социалистическая собственность, принадлежащая «всем вместе», по сути своей отрицает ее преобразование в частную собственность лишь некоторых, только меньшинства общества. А частная собственность на средства производства по природе своей такова, что она может быть лишь у некоторых, но не у всех членов общества.
Сложность нашего пути к настоящей собственности (а вместе с тем — к праву, свободе и т. д.) состоит в том, что от обезличенной социалистической собственности необходимо перейти к индивидуализированной собственности, но вместе с тем это не может быть возвратом к частной собственности.
В силу частнособственнической основы всякого до сих пор известного права получается, казалось бы, совершенно тупиковая и неразрешимая ситуация: с одной стороны, жизненно необходимо от неправового, тоталитарного социализма перейти к правовому строю, но, с другой стороны, всякое движение в направлении к праву может вести лишь к частнособственническим отношениям и соответствующим формам права. На этом тупиковом пути к собственности и праву (и всему остальному, что связано с правом и невозможно в условиях бесправия) оказались пока что и мероприятия по преобразованию социализма в капитализм. Здесь, кстати говоря, коренятся глубинные причины неудач многолетних попыток осуществить их.
Но если ошибочно возвращаться назад, да и невозможно просто вернуться к буржуазному праву и к буржуазной частной собственности, то к какому же тогда праву и к какой собственности вообще можно идти от социализма?
Этот вопрос можно сформулировать и по-другому. Возможно ли такое право, которое признавало бы принцип всеобщего формального равенства (т. е. необходимый принцип всякого права, права вообще) и вместе с тем не было бы буржуазным правом? С данным вопросом неразрывно связан и другой вопрос: возможна ли такая индивидуализированная собственность на средства производства, которая вместе с тем не была бы частной собственностью?
Положительные ответы на эти вопросы означали бы преодоление представлений о капитализме как «конце истории», принципиальную возможность (при наличии соответствующих объективных условий) послебуржуазного прогресса свободы, права, собственности и т. д. и вместе с тем небуржуазные ориентиры и перспективы для постсоциалистического строя.
Итак, в результате социализма создана социалистическая собственность — уникальное явление во всемирной истории: впервые все богатство страны представлено в состоянии без собственников и находится в неправовом режиме достояния «всех вместе». Здесь — корни социалистического тоталитаризма, направленного прежде всего против каждого в отдельности. Но это негативное «равенство» всех вместе отвергает собственнические привилегии любого и обладает потенцией для утверждения позитивного равенства каждого в отдельности — равного права каждого на одинаковую для всех часть общественного достояния, на равную долю социалистического наследства.
Время преобразования этого потенциала в актуальное состояние и перехода от негативного «равенства» несвободы к позитивному равенству свободы наступило. От достояния «всех вместе» необходимо перейти к собственности каждого в отдельности. Этот переход из неправового состояния в правовое может быть надлежаще и по справедливости осуществлен лишь правовым способом — по общесправедливой и единой для всех граждан правовой мере равенства.

3. Цивилизм и гражданская собственность каждого
Природа коммунизма как идеи и как практики (в виде реального социализма ХХ в.) такова, что его действительно (социально-исторически) можно преодолеть и оставить в прошлом лишь адекватным экономико-правовым удовлетворением коммунистических требований в их рационализированном виде, согласуемом с опорными ценностями, институтами, формами и нормами цивилизации. Речь, следовательно, идет о правовой форме удовлетворения требований и вместе с тем преодоления коммунизма, о правовом способе перехода от неправового социализма к постсоциалистическому правовому строю. Суть правового подхода здесь в том, что всеобщий принцип правового равенства должен быть последовательно применен прежде всего в отношении социалистической собственности, в процессе преобразования этого основного итога социализма в настоящую индивидуализированную собственность каждого гражданина на средства производства. Отрицание необходимо преобразовать в утверждение с учетом итогов истории, на более высоком уровне.
С позиций права все граждане — наследники социалистической собственности в равной мере и с равным правом. И за каждым гражданином должно быть признано право на равную для всех граждан долю во всей десоциализируемой собственности. Социалистическая собственность тем самым будет преобразована в индивидуализированную гражданскую собственность, и каждый гражданин станет обладателем реального субъективного права на равный для всех минимум собственности. Помимо и сверх этого нового субъективного права каждый будет иметь право на приобретение любой другой собственности — без ограничительного максимума.
Новый, послесоциалистический строй с такой гражданской (цивильной, цивилитарной) собственностью и соответствующим цивилитарным правом можно в отличие от капитализма и социализма назвать цивилизмом, цивилитарным строем (от латинского слова civis — гражданин).
Переход от социалистической собственности к гражданской собственности, например, применительно к Российской Федерации, можно выразить в следующей юридической форме:
1. Вся бывшая социалистическая собственность в Российской Федерации бесплатно индивидуализируется в пользу всех граждан по принципу равного права каждого гражданина на гражданскую собственность — одинаковую долю от всей преобразуемой социалистической собственности.
2. В соответствии с такой десоциализацией социалистической собственности все ее объекты становятся объектами единого фонда общей гражданской собственности, в рамках которой каждый гражданин обладает равным правом на гражданскую собственность. Управление этим фондом общей гражданской собственности осуществляется на основе Устава фонда периодически избираемыми совершеннолетними гражданами-сособственниками Советом фонда, его региональными и местными отделениями. Устав фонда принимается конгрессом владельцев гражданской собственности.
3. Гражданская собственность у всех без исключения граждан одинакова. Арифметический размер доли каждого гражданина-сособственника в общей собственности всех граждан с учетом числа граждан Российской Федерации, тенденций в динамике народонаселения и необходимости резервного фонда гражданской собственности устанавливается в виде 1/160 000 000 доли общей собственности всех граждан.
Размер гражданской собственности с учетом изменений числа граждан и других обстоятельств определяется через каждые 5 лет. В пределах этого срока изменения в числе граждан и в составе объектов общей собственности граждан не влекут изменения самого арифметического размера гражданской собственности.
4. Юридический статус и титул каждого гражданина в качестве субъекта гражданской собственности официально удостоверяется надлежащим правовым документом о праве собственности.
5. Право на гражданскую собственность носит личный, прижизненный и неотчуждаемый характер. Ни один гражданин не может быть лишен права на гражданскую собственность. Гражданская собственность отдельных граждан не подлежит изъятию из общей собственности всех граждан. Право на гражданскую собственность не может быть полностью или частично передано другому лицу.
6. Для каждого гражданина открывается личный счет гражданской собственности, на который в централизованном порядке поступает равная для всех доля от всех доходов, получаемых от общей собственности всех граждан в результате всех форм рыночно-хозяйственного использования объектов этой собственности.
В порядке пояснений к приведенным положениям следует отметить, что в них речь идет о бесплатной индивидуализации (цивилитаризации) всей социалистической собственности, т. е. всех ее форм и объектов. Это, в частности, означает последовательное отрицание как претензий государства (т. е. системы государственных органов и отдельных ее звеньев) на социалистическую собственность, так и, следовательно, его права на долю в десоциализируемой собственности.
За государством признается лишь право на налоги, но не на доходы от объектов десоциализируемой (цивилитаризируемой) собственности. Объекты (здания, техника и т. д.), необходимые для нормального функционирования государственных органов, первоначально должны быть предоставлены из фонда общей собственности граждан в бесплатное пользование, но не в собственность государства. В дальнейшем (с учетом состояния государственной казны и т. д.) возможен переход и на платный режим пользования подобными объектами. Кроме того, государство (и его органы) может, как и любое другое юридическое лицо в условиях рыночной экономики, на общих для всех условиях арендовать, приобретать в собственность и т. д. любой объект, находящийся в товарно-денежном обороте.
Полное лишение политической власти права на бывшую социалистическую собственность является необходимым условием для окончательного раскрепощения населения, для формирования свободных граждан и свободных собственников, настоящих экономических и правовых отношений, независимого от политической власти цивилитарного гражданского общества и утверждения на этой основе цивилитарной правовой государственности. Обществу с цивилитарным правом и гражданской собственностью нужно и соответствующее его сути, целям и интересам цивилитарное правовое государство. И не общество должно приноровляться к государству, а государство — к обществу и потребностям его членов. При этом основное назначение и главная функция цивилитарного государства — защита цивилитарного строя, охрана системы гражданской собственности и обеспечение ее нормального функционирования вместе с членами общества (самими собственниками) и избранными ими лицами.
Поскольку арифметический размер доли каждого гражданина в общей собственности зависит от общего числа всех граждан, то применительно к Российской Федерации на сегодня этот размер равняется около 1/150 000 000 доли общей собственности. Условное завышение числа граждан на 10 млн. продиктовано задачами обеспечения стабильности этой доли (скажем, в течение 5 лет) и формирования необходимого резервного фонда. Но, разумеется, размер доли можно определить и на более короткие сроки (допустим, на 1 год), — в этом случае величина доли будет, конечно, больше, а резервный фонд меньше.
В своем правовом измерении и выражении гражданская собственность — это идеальная доля каждого собственника в общей собственности всех граждан. Каково действительное содержание такой идеальной доли, покажет лишь рынок — по мере вовлечения объектов этой общей гражданской собственности в товарно-денежные отношения. Фактически каждый отдельный владелец гражданской собственности будет получать лишь соответствующую его идеальной доле часть денежных доходов от использования объектов общей гражданской собственности. Эти денежные поступления на специальные счета каждого сособственника юридически можно обозначить как реальную долю владельца гражданской собственности, которой он может распоряжаться по своему усмотрению. Сама же гражданская собственность в виде идеальной доли по природе своей не может быть изъята из общей гражданской собственности и не может быть предметом какой-либо сделки. Она носит персонально определенный, неотчуждаемый характер и принадлежит гражданину от рождения до смерти. Будущие новые граждане (из числа тех, кто родится или получит гражданство по иным основаниям), как и все прежние граждане, будут иметь одинаковое право на равную гражданскую собственность (на равную долю в общей гражданской собственности).
Неотчуждаемое право на гражданскую собственность — это, следовательно, не естественное право каждого человека, а социально-политическое, прижизненное, личное, субъективное право каждого гражданина. Сказанное вовсе не исключает того, что в условиях утвердившегося цивилизма правом гражданской собственности могут быть наделены и те жители страны, которые не имеют права гражданства.
Равенство в собственности ограничено пределами ранее социализированных средств производства и возможно лишь как право на равную гражданскую собственность. В концепции равной гражданской собственности речь, таким образом, идет именно о признании и закреплении равного права каждого на одинаковую долю в десоциализируемой собственности, а вовсе не о вульгарном физическом делении поровну между гражданами самих объектов социалистической собственности, что, помимо всего прочего, в принципе невозможно, поскольку равенство вообще (в том числе и в отношениях собственности) возможно лишь в правовой форме.
Такое равное право на одинаковую гражданскую собственность может появиться лишь после социализма — в правовой форме десоциализации (цивилитаризации) уже наличной социалистической собственности. Поэтому, например, взгляды Платона (в «Законах»), Руссо и других эгалитаристов о фактически равной собственности всех выражают неразвитые представления о природе собственности, права, равенства и свободы. С этим связан и антиправовой, антилибертарный характер их утопий. К тому же фактически равная собственность для них — искомый идеал и конец развития, тогда как равное право на гражданскую собственность предполагает допущение и развитие (сверх этого минимума собственности) также и всех других видов собственности, т. е. возможность и необходимость на базе равной гражданской собственности имущественных различий, поскольку каждый вправе без всяких ограничений приобретать, сверх гражданской собственности, любую другую собственность, находящуюся в рыночном обороте.
Признание гражданской собственности откроет дорогу для любого экономически целесообразного варианта платной «приватизации» (точнее говоря — индивидуализации) объектов общей собственности граждан и их вовлечения в товарно-денежные отношения. Это будет в интересах каждого владельца гражданской собственности, поскольку его доходы (денежные поступления на его счет) будут напрямую зависеть от интенсивности такого товарно-денежного оборота. На этой основе естественным образом сформируется то необходимое общественное согласие переходу к послесоциалистическому цивилитарному рынку, которое недостижимо при нынешней приватизации, осуществляемой в ущерб интересам значительной части общества. Вместе с тем только признание гражданской собственности даст реальную социальную легитимацию и гарантию правомерности, стабильности и общественной защищенности также и всех остальных форм собственности.
После признания гражданской собственности к платной приватизации в принципе могут быть допущены все объекты общей собственности граждан (включая и землю), за исключением объектов общенационального значения. При этом определенная часть некоторых из допущенных к обороту объектов (например, часть земли, полезных ископаемых и т. д.) должна оставаться в общей собственности граждан, т. е. не продаваться, а, скажем, сдаваться в аренду и т. д. Иначе говоря, в общей собственности всех граждан должна оставаться определенная часть наиболее ценных объектов, необходимая и достаточная для экономически эффективного и результативного функ¬ционирования исходной конструкции гражданской собственности и цивилитарного строя.
Распродажа всех объектов общей собственности граждан и, следовательно, преобразование вещественного состава этой собственности в соответствующие денежные доходы граждан означали бы конец гражданской собственности. Однако не только экономически, но и социально-исторически и политически принципиально важно сохранение на видимую перспективу неотчуждаемого права каждого на гражданскую собственность как гарантированный для всех минимум собственности.
Сверх этого минимума гражданской собственности допускаются и все другие виды собственности, так что физические и юридические лица могут в меру своих возможностей и без всякого ограничения приобретать по правилам рынка себе в собственность любой из объектов, находящихся в товарно-денежном обороте. Разумеется, в отношении такой (негражданской) собственности ее владелец будет обладать всем комплексом обычных правомочий владения, пользования и распоряжения.
Все эти виды собственности, допускаемые сверх гражданской собственности, можно было бы для простоты назвать «частной собственностью» (индивидуальной, групповой и т. д.), но в строгом социально-экономическом смысле это не частная собственность, точно так же, как и «приватизация» после признания гражданской собственности принципиально отличается от нынешней приватизации (т. е. создания частной собственности), которая проводится до и без признания гражданской собственности. Дело в том, что частная собственность (от античной до наиболее развитой, буржуазной) предполагает наличие несобственников, деление общества на собственников и несобственников. Наделение всех гражданской собственностью радикально меняет все отношения собственности и сам тип общественного и государственно-правового строя: одно дело — антагонизм между собственниками и несобственниками, и совсем другое дело — отношения между владельцами бЃльшей и меньшей собственности в условиях пожизненного неотчуждаемого равного права каждого на минимум собственности.
Известно, что частная собственность при всех своих недостатках сыграла существенную роль в общечеловеческом прогрессе, и до сих пор наиболее высокая ступень свободы (в виде всеобщего формально-правового равенства людей, свободы личности в качестве субъекта права и владельца собственности, члена гражданского общества и правового государства) реально-исторически достигнута в условиях развитой буржуазной частной собственности. Преобразование социалистической собственности в гражданскую собственность ведет к новому строю с более содержательным (чем при капитализме) принципом равенства и справедливости, с более развитыми формами собственности, свободы и права.
Хотя в реальной действительности социализм оказался строем без настоящей собственности, свободы и права, однако в результате социалистического отрицания капитализма создана впервые в истории социалистическая собственность «всех вместе», справедливое (в соответствии с принципом всеобщего правового равенства) преобразование которой ведет к цивилизму. И для объективной оценки места и значения социализма в историческом прогрессе свободы, равенства, права и отношений собственности принципиальное значение имеет то обстоятельство, что никакой другой тип собственности, кроме социалистической собственности, не допускает подобного преобразования и такой всеобщей и бесплатной индивидуализации (цивилитаризации) по принципу правового равенства всех граждан. Только социалистическая собственность обладает таким уникальным потенциалом.
Признание права каждого на равную гражданскую собственность — в отличие от всех других способов «разгосударствления» — это не раздел или раздача объектов социалистической собственности, а надлежащая юридическая форма признания и закрепления права на равную долю в общей собственности всех граждан с вытекающим отсюда правом каждого гражданина как сособственника на равную часть денежных доходов от платного использования объектов общей гражданской собственности. Концепция цивильной собственности, по которой каждый приобретает юридический титул собственника и реально становится собственником равной доли десоциализируемой собственности на средства производства, ничего общего не имеет с уравниловкой. По своей сути уравниловка — это всегда потребительская уравниловка, антиправовое регулятивное средство для достижения и обеспечения так называемого фактического равенства. Отрицая и право, и собственность на средства производства, уравниловка имеет дело с властно-принудительным распределением (по правилам социальных привилегий) только предметов потребления в обстановке отсутствия экономико-правовых отношений. Равное же право каждого на гражданскую собственность подразумевает действительное право и настоящую собственность, т. е. нечто прямо противоположное уравниловке.
Признание каждого гражданина реальным собственником породит в обществе и стране мощные и непреодолимые центростремительные силы и станет фундаментом стабильного правопорядка. Справедливое решение проблемы собственности на уровне каждого индивида существенно ослабит энергию и всех остальных конфликтов в обществе.
Введение цивильной собственности будет означать действительное разрешение проблемы отчуждения от собственности, реальную и всеобщую гуманизацию отношений собственности в интересах каждого. Такая собственность преобразует сообщество «всех вместе» в гражданское общество экономически и юридически свободных и независимых индивидов и создаст необходимые условия для утверждения цивилитарного правового государства.
Право на гражданскую собственность — это не просто абстрактная правоспособность индивида иметь (или не иметь) собственность на средства производства, а уже приобретенное, наличное и неотчуждаемое субъективное право на реальную собственность. Таким образом, цивилитарное право — это новое, послебуржуазное и постсоциалистическое правообразование. Оно сохраняет принцип любого (в том числе и буржуазного) права, т. е. принцип формального равенства, и вместе с тем содержательно дополняет и обогащает его качественно новым моментом — реальным субъективным правом каждого на одинаковый для всех минимум собственности.
Подобно тому как гражданская собственность — это настоящая юридически индивидуализированная собственность на средства производства, но уже не буржуазная частная собственность, так и право на гражданскую собственность — настоящее право, но уже не буржуазное право. Цивилитарное право, таким образом, по своему содержанию и уровню развитости стоит выше предшествующих типов права и, следовательно, в правовой форме воплощает большую меру свободы людей и выражает более высокую ступень в историческом прогрессе свободы в человеческих отношениях.
Можно предположить, что и видимый дальнейший прогресс свободы будет осуществляться по цивилитарной модели обогащения и дополнения опорного принципа формально-правового равенства новыми неотчуждаемыми субъективными правами.

4. Цивилизм — новая ступень во всемирной истории
В контексте объективно-исторической возможности перехода от социализма к цивилизму все остальные варианты преобразования реально сложившегося социализма неизбежно предстают как отклонения от вектора исторического прогресса и в этом смысле как исторически регрессивные, как обессмысливание исторических усилий прошлого, неспособность воспользоваться их результатами и, оставаясь на острие истории, продолжать ее дальше.
Концепция цивилизма показывает, что социализм — не историческая ошибка и не впустую затраченное время, что беспрецедентные жертвы нескольких поколений наших предшественников и соотечественников не пропали даром, что при социализме впервые созданы предпосылки (в виде социалистической собственности) для перехода к более высокой, более справедливой, более гуманной ступени развития общечеловеческой цивилизации.
Реальный опыт социализма и объективно-исторически подготовленные в результате социализма предпосылки для перехода к цивилизму свидетельствуют о том, что искомое на протяжении тысячелетий «фактическое равенство» не абсолютно, а относительно. Оно в действительности возможно лишь как момент «экономического равенства» в экономико-правовой форме и в пределах индивидуализированной равной гражданской собственности как единого для всех минимума собственности, без ограничивающего максимума. И цивилизм, таким образом, тоже не конец исторического прогресса свободы и равенства, а лишь новая ступень в его развитии.
Для успешного преодоления социализма и перехода к послесоциалистическому правовому строю необходим свой «общественный договор», основанный на принципе равного права каждого на одинаковую для всех граждан долю во всей десоциализируемой собственности. Всякий, кто хочет от социалистической собственности получить больше равной для всех гражданской собственности, тот по существу претендует на привилегии. Но неправомерные приобретения из общественного достояния вряд ли удастся легитимировать как настоящую собственность, не только записанную на бумаге, но и всерьез признанную обществом с социалистическим прошлым.
Идея гражданской собственности — главный вывод из всего предшествующего социализма. До и без социализма, априорно и умозрительно, во времена Гегеля, Маркса или Ленина эту идею и такое направление развития истории невозможно было бы и придумать.
Коммунистическое требование «фактического равенства» в своей борьбе против пороков цивилизации отвергает сами ценности и достижения общецивилизационного процесса. Гражданская собственность — это исторически найденная форма удовлетворения и вместе с тем одновременно преодоления этих разрушительных требований в категориях самой цивилизации, т. е. в форме права собственности. Цивилизация при этом сохраняется и развивается благодаря тому, что она обогащается новым формообразованием свободы — неотчуждаемым правом каждого на гражданскую собственность. Средствами досоциалистической цивилизации это всемирно-историческое требование большего равенства, чем предшествующее равенство, не разрешимо и не одолимо.
Концепция цивилизма обладает регулятивным потенциалом и для капитализма. Это регулятивно-ориентирующее значение идеи цивилизма (в качестве нового категорического императива) можно в общем виде сформулировать так: от капитализма к цивилизму, минуя социализм. Более конкретно это означает: каждому — неотчуждаемое право на гражданскую (цивилитарную) собственность.
Концепция постсоциалистического цивилизма уже содержит адекватный правовой ответ коммунистическим требованиям масс. Этим ответом может (и объективно будет вынуждено) воспользоваться и капиталистическое общество, чтобы избежать мук реального социализма. Но для этого сложившихся социальных услуг бедным и так называемого шведского социализма в пользу несобственников окажется мало: необходимо будет каждого наделить неотчуждаемым правом на достаточный минимум собственности на средства производства, т. е. на персонально определенную равную долю каждого в рамках общей гражданской собственности всех. Понятно, что размер этого минимума и самой общей собственности всех граждан будет зависеть от соотношения сил, претензий и интересов в соответствующем обществе, степени его богатства, уровня жизни населения и целого ряда иных факторов, которые в своей совокупности определят конкретное содержание соответствующего «общественного договора» о гражданской собственности. Но это уже трудности и проблемы самого капитализма: как и каким конкретно способом может быть в условиях буржуазного общества создана такая общая гражданская собственность, на базе которой можно было бы сделать каждого владельцем равной доли гражданской собственности, найти свой путь к послекапиталистическому цивилизму, оставить тем самым социализм позади себя, избавиться от порождающих и сопровождающих его проблем и т. д.
При всех различиях между ними постсоциалистический цивилизм и посткапиталистический цивилизм обладают принципиальным единством и типологической общностью благодаря их единой основе — пожизненному неотчуждаемому праву каждого на гражданскую собственность. Лишь на такой принципиально новой основе может быть преодолен и снят антагонизм между коммунизмом и капитализмом. Коммунизм и капитализм могут встретиться и примириться лишь на базе цивилизма, т. е. на почве и в условиях будущего принципиально нового строя. Концепция цивилизма тем самым демонстрирует ошибочность и иллюзорность представлений о конвергенции между капитализмом и социализмом. Речь на самом деле должна идти не о конвергенции капитализма и социализма, а о преодолении и социализма, и капитализма, о переходе и от социализма, и от капитализма к цивилизму.
В контексте исторического прогресса свободы можно уверенно сказать, что порожденный и подкрепленный реальной историей социализма категорический императив о неотчуждаемом праве каждого на общеобязательный минимум гражданской собственности преодолеет сопротивление сложившихся отношений в сфере собственности и подчинит их своему регулятивному воздействию. В исторических масштабах вектор развития общественной практики совпадает с направлением и ориентирами прогресса идей.
Идея цивилизма как новой ступени исторического развития демонстрирует, что новое в истории (как и вообще новое) — это, вопреки поговорке, не хорошо забытое старое, а до поры, до времени отсутствующее, невидимое и неизвестное очередное будущее. Его нельзя придумать или сконструировать лишь из материала прошлого и настоящего, потому что главное и конституирующее в этом будущем, т. е. собственно новое, всегда находится за пределами видимости всех прежних представлений о будущем. Можно сказать, что историческое пространство, как и пространство физическое, искривлено и увидеть, что нового за предстоящим большим историческим поворотом, можно лишь после того, как такой поворот уже реально исторически подготовлен и объективно возможен. И на поверку оказывается, что говорящие о «конце истории» по существу признают, что для них действительно предстоящее будущее еще невидимо, незнаемо, неизвестно.
Применительно к социально-историческим концепциям Гегеля и Маркса можно сказать, что вне поля их видения и теоретического осмысления неизбежно оказалась открывшаяся лишь после реального социализма объективно-историческая возможность формирования неотчуждаемого права каждого на равную цивильную собственность и в целом движения к цивилизму как более высокой ступени в прогрессе свободы и права.
При освещении пути к цивилизму концепции Гегеля и Маркса представляют особый интерес именно потому, что их учения до сих пор остаются в теоретическом плане двумя наиболее развитыми и вместе с тем типологически радикально противоположными трактовками капитализма и коммунизма.
В силу неизбежной объективно-исторической ограниченности каждая из этих концепций по-своему абсолютизировала относительное, выдавая конец видимого отрезка истории за конец истории вообще. Такой видимой частью истории для гегелевской концепции является капитализм, для марксизма — антикапитализм. И каждая из этих концепций трактовала невидимую ей часть истории как простое и прямое продолжение (до дурной бесконечности — до «конца истории») видимой части истории. Отсюда и неизбежное историческое мифотворчество о неизвестном будущем, находящемся за невидимым грядущим очередным большим поворотом истории.
Современная перепроверка — с позиций концепции цивилизма — прошлых представлений об историческом прогрессе свободы и права позволяет выявить и отличить в них верное и познавательно ценное от исторически обусловленных иллюзий, искажений, недоразумений (а всякий миф в своей основе — это в буквальном смысле не-до-разумение, т. е. еще адекватно непонятное, пока что недоступное разуму).
Так, с точки зрения концепции цивилизма очевидна мифологичность гегелевских и современных представлений о капитализме как вершине и конце прогресса свободы, права, собственности и т. д. Но вместе с тем в этих представлениях присутствует та верная мысль, что свобода, собственность и т. д. возможны лишь в правовой форме, что исторический прогресс — это по сути правовой прогресс и что, следовательно, выход за границы капитализма, его отрицание — это одновременно отрицание права, свободы, собственности вообще. Реальный (антикапиталистический) социализм ХХ в. выразительно подтвердил это.
В свою очередь, мифом оказалось и коммунистическое представление о том, будто отрицание капитализма (частной собственности, правового равенства и т. д.) освобождает людей, дает им большее, «фактическое равенство», ведет к полному коммунизму и т. п. Но многие критические положения этого подхода (критика недостатков частной собственности, указание на ограниченный характер абстрактно-равной правоспособности и т. д.) по существу верны, хотя и искажены коммунистической мотивацией, критериями и ориентирами этой критики. Реально-историческим подтверждением основательности этой критики является фактическая ликвидация капитализма в ХХ в. в целом ряде стран в духе именно марксистско-пролетарского антикапитализма.
Хотя коммунистический антикапитализм (в реальной истории — социализм) не привел к прогнозированному «полному коммунизму», это не умаляет его всемирно-историческое значение в качестве переходного периода между капитализмом и цивилизмом. С точки зрения прогресса свободы и права всемирно-исторический смысл социализма — в подготовке необходимых условий для перехода к цивилизму.
В контексте изложенной диалектики исторического прогресса свободы и права (от капитализма — через социализм — к цивилизму) можно сказать, что с исторических и теоретических позиций и Гегеля, и Маркса (да и вообще — до современного кризиса социализма) цивилизм не только не виден, но и вообще не вообразим, поскольку его тогда и за потенциальным историческим горизонтом мысли и реалий еще не было. Ограниченная позитивная диалектика Гегеля в действительности упирается в капитализм, радикальная негативная диалектика Маркса завершается антикапитализмом. Концепция цивилизма выражает, продолжает и развивает диалектику исторического прогресса, преодолевая ограниченность гегелевской и негативизм марксовой версий диалектики исторического развития.
Таким образом, цивилизм как более высокая ступень развития права (свободы, равенства и справедливости) — это преодоление прежних концепций (в том числе — гегелевской и марксовой) диалектики всемирной истории и выражение новой (цивилитарной) концепции диалектики, диалектического «снятия» нового негативного (коммунистического отрицания права) и утверждения нового позитивного (цивилитарного права). При этом новое цивилитарное право представляет собой результат социально-исторических преобразований и диалектического синтеза предшествующих моментов позитивного и негативного — буржуазного права и коммунистического неправа. Цивилитарное право признает (и утверждает) в буржуазном праве право (правовое начало) и вместе с тем преодолевает его буржуазность (буржуазную ограниченность). В отношении к коммунистическому неправу цивилитарное право отрицает (и преодолевает) это неправо (коммунистическое отрицание права), но вместе с тем признает (и в преобразованной, правовой форме утверждает) правовые формы преобразования (юридической трансформации) итогов такого коммунистического отрицания предшествующего (в том числе буржуазного) права. Цивилизм и цивилитарное право невозможны как без докоммунистического права, так и без его коммунистического отрицания.
Если даже реальный социализм ХХ в. упустит объективную возможность для перехода к цивилизму, то это вовсе не будет означать ни потери самой идеи цивилизма (и ее автономного регулятивного воздействия — и без прямой практической ее реализации, в концептуально-императивном, «чистом» виде), ни уже навсегда открывшегося пути к нему. Без перехода к цивилизму ни коммунистическую идеологию, ни новые попытки ее реализации преодолеть невозможно.
Без признания и утверждения правового института гражданской собственности любая индивидуальная собственность будет по своей природе частной собственностью со всеми присущими ей антагонизмами, а там, где есть частная собственность, там неизбежна и борьба против нее, там естественно возникает и коммунистическая идея — бессмертная идеология несобственников.
Кровавый путь от капитализма к социализму был проделан при попутном ветре истории, усиленном чарами притягательного мифа о всеобщем земном рае. Проект возвращения от социализма к капитализму лишен не только подобных сверхмотиваций, абсолютно необходимых для любого большого исторического дела, но и той справедливости и соответствующей массовой поддержки, которые необходимы для достижения социального согласия в обществе с социалистическим прошлым. Сделать бывшее небывшим не могли даже олимпийские боги. Тем более что «бывшее» (в нашем случае социализм), как показывает концепция цивилизма, обладает потенциалом, необходимым и достаточным для достижения исторически более высокой, чем прежде, ступени свободы, равенства и справедливости.

5. Цивилизм как национальная идея России
Социализм как переходный строй между капитализмом и цивилизмом — такова диалектика всемирной истории и тот всемирно-исторический контекст, в рамках которого только и можно адекватно уяснить координаты российской истории ХХ в., понять, откуда и куда мы идем, какая будущность нас ждет, каковы предпосылки и условия нашего перехода к праву, к экономически, юридически и морально свободной личности, гражданскому обществу, товарно-рыночным отношениям, правовому государству, каково, наконец, отклонение нашего реального движения от наших объективных возможностей и необходимостей идти к цивилизму.
Без коммунистической перспективы реальный социализм (а именно социализм коммунистический) оказался в исторической ловушке и предстал как переходный строй без переходов. Отсюда и представления о социализме как исторической ошибке и тупиковой ветви общественного развития, попытки исправить дело возвращением к капитализму как конечному и высшему пункту мировой цивилизации.
Но история и цивилизация не остановились на капитализме, капитализм — не конец истории, а социализм — не историческая ошибка сотен миллионов людей на протяжении почти столетия в России, а затем и в целом ряде других стран.
Цивилизм как концепция постсоциализма освобождает общество с социалистическим прошлым от комплекса исторической неполноценности и демонстрирует, что социализм — это не впустую затраченное время, а самый тяжкий и жестокий этап всемирной истории (этап негативный, время отрицания прошлого — для будущего) на пути к утверждению более высокой ступени человеческой свободы, равенства, справедливости и права.
Колесо всемирной истории прошлось по тем, кто оказался в социалистическом пространстве и времени. Отсюда наши потери и трагедии. Но здесь — и работа на будущее.
Все эти соображения и суждения по вполне понятным причинам относятся прежде всего и главным образом к российскому обществу, к России, где была начата и ценой огромных усилий и жертв осуществлена до практически возможных пределов реализация коммунистической идеи. И в этом всемирно-историческом процессе Россия была, выражаясь языком Гегеля, носителем мирового духа, исполнителем его поручения.
Но коммунизм не справился со своими проблемами, не понял реального смысла своей практики и подлинных тенденций ее эволюции. Большие идеологии (в их числе и коммунистическая) эгоистичны: они пренебрегают всем, включая и будущность своей практики, во имя самосохранения даже в виде устаревшего и разоблаченного мифа, ставшего уже сказкой.
Контуры цивилизма как будущности социализма стали проясняться лишь в условиях стагнации и кризиса реального социализма, выявивших иллюзорность коммунистической перспективы и неадекватность доктринальных представлений о социализме как низшей фазе коммунизма, которая на базе социализированной собственности должна была бы развиться в полный коммунизм.
Очевидно, что до появления соответствующих объективно-исторических реалий периода упадка и кризиса практически сложившегося социализма не было и самой возможности для уяснения его будущности. Так что ни в XIX в., ни в первой половине XX в. не было еще условий для формирования даже представлений о цивилизме как будущности социализма.
Между тем тот или иной смысловой образ будущего, та или иная концепция будущности соответствующего исторического явления (в нашем случае — концепция будущности социализма) играет существенную роль в процессе познания и преобразования действительности, в понимании прошлого и современности в их взаимосвязи и единстве с будущим.
Так, ясно, что ни буржуазные представления о капитализме как вершине исторического развития, ни марксистские представления о социализме с коммунистической будущностью по сути своей не могут допустить после буржуазной частной собственности, буржуазного права, буржуазного товарно-рыночного хозяйства, буржуазного гражданского общества и буржуазного правового государства какого-то нового (послебуржуазного) типа индивидуальной собственности на средства производства, нового типа права, рынка, гражданского общества и государства.
И только в концепции цивилизма, отрицающей одновременно и коммунистическую, и капиталистическую перспективы для социализма, впервые обосновывается объективно-историческая возможность нового (постсоциалистического и вместе с тем небуржуазного) типа индивидуальной собственности, права, рынка, гражданского общества и правового государства.
С позиций концепции цивилизма ясно, что актуально обсуждаемые у нас трудности перехода к рынку, гражданскому обществу, правовым отношениям в экономике, политике и т. д. — это трудности перехода не вообще к рынку, гражданскому обществу, праву и т. д., а именно к буржуазному рынку, к буржуазному гражданскому обществу, к буржуазному праву и т. д.
Например, тезис современных сторонников рынка о том, что рынку нет альтернативы, по сути дела имеет в виду капиталистическое «рыночное общество» и игнорирует (невольно) альтернативу рынка при цивилизме, на базе гражданской собственности.
Борьба, следовательно, идет не за или против рынка, а за тот или иной тип рынка. Проблема состоит сегодня не в том, что наше общество против рынка; скорее, наоборот, оно за рынок, но за такой рынок, переход к которому связан не с отрицанием социализма в пользу капитализма, а со справедливым для всех членов общества преобразованием социализма, исключающим чьи-либо привилегии за счет «всех вместе». Иначе говоря, наше общество готово к далеко идущим и весьма радикальным преобразованиям в духе требований принципа всеобщей справедливости, открыто для утверждения некапиталистического и вместе с тем несоциалистического строя. Такое постсоциалистическое будущее и представлено в концепции цивилизма.
Как идейно-теоретический итог российского опыта ХХ в. цивилизм (в своей непосредственной причастности к судьбам России и российской истории) является современным выражением (в общезначимых для общечеловеческой цивлизации категориях всемирно-исторического прогресса свободы и права) того, что традиционно в России именуется национальной идеей, т. е. по существу такой идеей, в которой национально-историческое начало имеет не только узконациональное значение, но включает в себя и выражает также общечеловеческие, всемирно-исторические ценности. Только при таком сочетании начал национальной самобытности и общечеловеческой значимости вообще уместно говорить о национальной идее в социально-историческом контексте и смысле.
В этом общеисторическом смысле национальной идеей постсоциалистической России может быть лишь концепция цивилизма. Все остальное — потеря исторического лица, уход с арены всемирной истории на регионально-исторические задворки. Только концепция цивилизма оправдывает усилия столь тяжкого российского прошлого (с его мессианством, энтузиазмом, самопожертвованием и неимоверными лишениями во имя будущего), довершает начатое историческое дело и придает адекватную будущность уникальной по своей напряженности российской истории ХХ в.
В концепции постсоциалистического цивилизма прошлое и будущее России приобретают взаимосвязанный и осмысленный характер как ступени единого, прогрессивно развивающегося исторического процесса. Только благодаря этому можно концептуально, а не голословно утверждать, что у России есть не только прошлое, но и будущее, что у нее есть своя история (история самобытная и вместе с тем общечеловечески и всемирно значимая), которая имеет собственное всемирно-историческое продолжение.
Когда же из прошлого России по тем или иным соображениям вычеркивают социализм, а постсоциалистическую Россию как «блудного сына» зовут вернуться к дореволюционным порядкам или к капитализму, то это фактически означает историческую дисквалификацию России — и на прошлое, и на все оставшееся будущее. Если, как полагают идеологи возврата назад, Россия почти весь ХХ в., то есть в эпоху ее максимальной всемирно-исторической активности и значимости, по ошибке или по иному ущербному основанию вела себя и других в тупик, то на какую будущность она может в таком случае рассчитывать?
Идеология ошибочности и тупиковости российской истории ХХ в., будучи по сути своей антиисторичной, навязывает России и ее народам стойкий комплекс исторической неполноценности и отбрасывает страну на периферию социально-исторического развития.
Между тем ясно, что социализм ХХ в. — это прежде всего история России. Более того — это, по критериям всемирной истории, самое существенное во всей истории России. Тот звездный случай, когда национальная история напрямую делает дело всемирной истории. Делает потому, что способна это сделать и видит в этом свое собственное дело и свою всемирно-историческую миссию. По ошибке, обману и т. д. такие дела не делаются. Именно в России проделана вся черновая работа всемирной истории, связанная с реализацией и практической проверкой общечеловеческой коммунистической идеи. Ответ найден — цивилизм с неотчуждаемым правом каждого на гражданскую собственность. Это и есть национальная идея постсоциалистической России, российский вклад во всемирно-исторический прогресс свободы и равенства людей.

6. Последствия капитализации социализма и основные условия общественного договора о цивилизме
Постсоциалистическая практика, как известно, пошла своим путем проб и ошибок. В целом в результате осуществленных в стране в 90-е годы ХХ столетия постсоциалистических преобразований Россия оказалась в качественно иной социально-экономической, государственно-правовой, духовной, исторической, геополитической и международной ситуации.
В условиях развала в стране и мире прежней социалистической системы в России, как и в других бывших социалистических странах Восточной Европы и республиках СССР, начали проводиться реформы, в общем и целом рассчитанные, по замыслу реформаторов, на демонтаж социалистических структур, приватизацию социалистической собственности и создание частной собственности и переход на этой основе к современному западному капиталистическому строю. Примечательно, что этот замысел никогда открыто не провозглашался реформаторскими властями, видимо, из-за очевидной одиозности понятия «капитализм» для большинства членов социалистического общества. Это понятие продолжает оставаться затабуированным для идеологов реформ, которые до сих пор не предложили реформируемому сверху обществу какой-либо продуманной программы преобразований и ничего внятного не сказали о конечной цели этих преобразований — об искомом будущем строе.
Провозглашенные в Конституции Российской Федерации 1993 г. правовые начала и требования (в области прав и свобод человека и гражданина, правовой системы, основ гражданского общества, правового государства, федерализма и т. д.) по своему социально-историческому смыслу и содержанию характерны для прочно сложившегося буржуазного либерально-демократического строя. Отсутствие таких условий в постсоветской России (сегодня и в достаточно долгой перспективе) порождает большой разрыв между соответствующими конституционными положениями и фактически складывающейся действительностью. Избранный курс преобразований (так называемое разгосударствление посредством приватизации бывшей социалистической собственности) привел пока что не к капитализму, а к весьма неразвитым, докапиталистическим (добуржуазным) социальным, экономическим, политическим и правовым формам и отношениям.
Когда идеологи капитализации социализма, старательно избегающие слов «социализм» и «капитализм», говорят о «разгосударствлении» и приватизации собственности, то при этом как бы само собой разумеется, что речь идет об изначальной собственности государства и о ее разгосударствлении, а не о достоянии народа, не о десоциализации (и одновременно — подлинном огосударствлении) бывшей социалистической собственности. Между тем главным и определяющим фактором всего процесса проведенных постсоциалистических преобразований стало действительное огосударствление социалистической собственности. В этом — суть дела, все остальное (в экономике, политике, законодательстве и т. д.) — следствие. Данное обстоятельство заслуживает тем большего внимания, что оно, как ни странно, до сих пор не осознано обществом.
Именно в ходе так называемого разгосударствления и приватизации была изменена природа социали¬стической собственности, и она впервые на самом деле — в экономико-правовом смысле — была огосударствлена. И только с помощью приватизации (и, следовательно, признания частной собственности и допущения неопределенного множества частных собственников) постсоветское государство как раз создало экономико-правовые условия, необходимые для самоутверждения в качестве настоящего собственника.
По смыслу этого процесса вся масса объектов бывшей социалистической собственности становится настоящей собственностью государства именно потому, что некоторые ее объекты на тех или иных условиях (в ходе «ваучерной», а затем и денежной приватизации) переходят к отдельным членам общества (индивидам, трудовым коллективам, объединениям, акционерным обществам и т. д.).
В ситуации действительного огосударствления собственности и появления настоящей частной собственности в руках государства (Федерации в целом и 89 ее субъектов) неизбежно развернулась борьба между различными частями и звеньями государства (по вертикали и горизонтали) за право быть субъектом этой собственности.
Заслуживает внимания и то, что после победы президентской ветви власти над прокоммунистическими сторонниками прежнего Верховного Совета в ходе малой гражданской войны в Москве в сентябре—октябре 1993 г. «государство» в качестве собственника представлено исполнительной властью, т. е. центральной и местной бюрократией, всесильным и бесконтрольным сословием чиновников.
Не менее ожесточенный характер приняла и война (между представителями номенклатуры, криминальными структурами, трудовыми коллективами и т. д.) за приватизируемые объекты собственности.
Основные итоги осуществленного типа десоциализации собственности (на путях «разгосударствления» и приватизации) состоят в том, что в России действительно созданы исходные начала и формы собственности, права, государственности, рынка и т. д. Однако эти начала и формы, строго говоря, добуржуазные — по их природе и содержанию, по степени их социально-исторической развитости и т. д.
При оптимистической оценке идеи капитализации социализма можно сказать, что реформаторы в общем успешно и грамотно движутся в исторически известном направлении к капитализму: от рабства — через феодализм. В пессимистической же редакции это означает, что социализм в капитализм не преобразуется, и из первого второе не получается. Все это, конечно, плохо вяжется со сверхзадачей избранного пути преобразований — осуществить переход от социализма к капитализму.
Причина, по которой мы в результате проводимых реформ неизбежно оказываемся в докапиталистической (можно сказать, неофеодальной) ситуации, кроется в природе складывающихся у нас общественных и политических отношений, в типе собственности и права. Эта типология предопределена постсоциалистическим огосударствлением собственности, т. е. созданием такой собственности, которая еще не свобода от государственной власти, и такой государственной власти, которая еще не свободна от собственности. В социально-историческом измерении подобная ситуация симбиоза власти и собственности характерна для феодальной стадии, когда экономические и политические явления и отношения в силу их неразвитости еще не отделились друг от друга и не образовали две различные сферы относительно независимого, самостоятельного бытия — гражданское общество и государство.
Своеобразие складывающейся у нас сверхновой феодальной туманности определяется уникальностью нашей вновь возникшей государственной (по существу — частной) собственности и особенностями формируемой на этой основе системы экономических, правовых и публично-властных отношений.
Феодальная природа исходного начала «власть-собственник» по-феодальному деформирует и власть, и собственность, и отношения между ними.
Эта тенденция к неофеодализации отчетливо проявляется уже в том, что сама формирующаяся постсоветская российская государственность в силу огосударствления собственности оказывается — в духе феодализма (отсутствие прочного внутригосударственного суверенитета, дробление на удельные княжества, рост сепаратизма и т. д.) — совокупностью множества фактически достаточно независимых друг от друга государственных образований, наглядно демонстрирующих отсутствие подлинного внутреннего государственного суверенитета. Причем это не обычная, характерная для развитого государства, децентрализация единых государственных полномочий и функций, не их частичная передача от центра местам. Напротив, в нашей центробежной ситуации места сами претендуют на роль независимых центров. С этим и связана тенденция к формированию множества самостоятельных центров власти-собственности, по своей сути запрограммированных и ориентированных на утверждение, в меру возможности, своего суверенитета, на отрицание или хотя бы максимальное ограничение суверенитета объединяющего их государственного целого.
Процесс десуверенизации целого и суверенизации его составных частей, названный «парадом суверенитетов», усугублен и усилен в России национальным фактором. Но главное здесь обусловлено, мотивировано и актуализировано именно огосударствлением собственности, в результате чего появилось, как минимум, 90 центров власти-собственности (Федерация в целом и 89 ее субъектов), не считая прочие региональные и местные претензии на власть и собственность.
В такой ситуации объективно — независимо от субъективной воли ее участников — мера и пространство власти определяют ареал и состав ее собственности. В свою очередь, такая собственность в сложившейся обстановке — необходимое условие и материальная основа для утверждения в качестве государственной власти на определенной территории.
Отягощенность различных частей и звеньев формирующейся государственности (на всех уровнях — общефедеральном, региональном, местном) своей собственностью развязала мощную и долгосрочную центробежную тенденцию к самостийности и неофеодальному дроблению страны. Утверждению единого государственного суверенитета в России препятствует именно государственная собственность в руках Федерации в целом и ее субъектов. Государство-собственник мешает государству-власти утвердиться в качестве суверенной организации, поскольку суверенитет по своей сути — это организация власти, а не собственности.
И в этом можно увидеть своеобразную расплату за неправомерное огосударствление общественного достояния. Вместо того чтобы наконец-то стать общим делом народа, посттоталитарное государство из-за деформирующей его собственности оказывается частным делом федеральной и региональной бюро¬кратии, новых политико-экономических элит в центре и на местах, пронизанных коррупцией и связанных с организованной преступностью.
Там, где нет прочно утвердившейся единой системы суверенной государственной власти, там по определению не может быть реального верховенства обязательного для всех закона, единого экономического, политического и правового пространства.
Для реально складывающейся ситуации характерны такие типично феодальные явления, как отсутствие в стране общего правопорядка и единой законности, девальвация роли закона, бездействие общих правовых принципов и норм, конкуренция источников права в центре и на местах, раздробленность и хаотичность правовой регуляции, «сословно-цеховой» характер различных правомочий и правовых статусов. Вместо декларированных в новой Конституции всеобщих прав человека и гражданина и в противовес принципу всеобщего правового равенства в реальной жизни доминирует дух корпоративизма и чиновничьих усмотрений, действует множество установленных общефедеральными и региональными властями особых прав-привилегий, специальных правовых режимов, разного рода льгот и исключений из общих правил — в пользу отдельных лиц, групп, профессий, корпораций, социальных слоев, территорий и т. д.
Неофеодальные права-привилегии особо откровенно и результативно утвердились в процессе приватизации и вообще в сфере собственности. Здесь каждый субъект и объект собственности, любой промысел появляется, живет и действует не по единому общему правилу, а в виде исключения из него, в каком-то казусном (т. е. определенном для данного конкретного случая) статусе и режиме.
Такой крен в сторону феодализации отношений собственности был задан курсом самой приватизации, в результате которой приобретение реальной собственности оказалось привилегией лишь немногих, так что складывающиеся в этих условиях отношения собственности представляют собой пестрый и хаотичный конгломерат особых прав-привилегий.
Рука власти настолько зримо и заинтересованно управляет всеми этими отношениями собственности, опутанными многочисленными бюрократическими требованиями и ограничениями, что до невидимой руки свободного рынка — целая эпоха.
Постсоциалистическое общество поляризируется на меньшинство собственников и большинство несобственников в духе именно таких неофеодальных прав-привилегий в сфере собственности и иных отношений. Именно на несобственников в нашей ситуации падает основная тяжесть преобразований, в результате которых в большом выигрыше оказывается весьма узкий слой собственников и новая номенклатура, осуществляющая дележ огосударствленной собственности в режиме коррупции и криминальных связей.
Вместе с «новыми русскими» возник и новый русский вопрос: удержат ли «меньшевики» собственность?
Дело, разумеется, не в зависти бедных к новым богатым, как это изображают циничные апологеты неправедного обогащения и успеха любой ценой, а в природе и характере происходящих процессов, в неправомерности и несправедливости фабрикации (административно-бюрократическими и криминальными средствами) собственности одних за счет всех остальных. На такой основе действительное общественное согласие просто невозможно.
Складывающаяся ситуация стала питательной почвой для социальных, политических и национальных конфликтов, активизации коммунистических, необольшевистских, фашистских и других экстремистских сил и движений левого и правого толка, для экономической и всякой иной преступности, взлет которой сопровождается криминализацией всех основных структур, отношений и форм жизнедеятельности общества и государства. Все это (неразвитость отношений собственности и права, умножение и усложнение конфликтов, поляризация социальных слоев и групп, слабость государственных начал и т. д.) усиливает раскол и конфронтацию в обществе.
Нынешнее положение дел в стране и обществе является неизбежным следствием того, что вместо объективно-исторически необходимого движения к цивилизму был избран прокапиталистический курс реформ, в действительности ведущий к весьма неразвитым добуржуазным, по сути дела неофеодальным общественным формам, нормам и отношениям. Эту ситуацию невозможно сколь-нибудь существенно изменить в позитивном направлении простой корректировкой прежнего курса при сохранении его основных параметров.
Для того чтобы переломить весь комплекс сложившихся негативных тенденций в жизни страны и качественно улучшить положение дел в обществе и государстве, необходим новый курс преобразований, основанный на стратегии последовательного и неуклонного движения к цивилизму. Эта цивилитарно нацеленная стратегия и есть в сложившейся ситуации главный ориентир и основной критерий для всех аспектов процесса постепенного и целенаправленного изменения нынешнего курса реформ.
Тактика и конкретная программа мероприятий по реализации цивилитарного курса зависят, в конечном счете, от реального соотношения различных социально-политических сил, заинтересованных или, напротив, не заинтересованных в этом новом курсе.
Определяющее значение в этом плане имеет то обстоятельство, что цивилизация объектов бывшей социалистической собственности как реальное основание и необходимое условие подлинного общественного договора о постсоциалистическом строе соответствует, хотя и в разной мере и по различным основаниям, фундаментальным и долгосрочным интересам всех слоев и всего населения страны — всех вместе и каждого в отдельности. Создание и реальное функционирование гражданской собственности каждого — это в интересах не только большинства членов общества, оставшихся без своей доли от социалистического наследства, но и того меньшинства, в руках которого неправомерно оказалась значительная часть чужой собственности.
Искомый цивилитарный общественный договор о постсоциалистическом обществе — это прежде всего соглашение о собственности, о способах формирования и реальном содержании фонда общей гражданской собственности, в рамках которой каждый гражданин в качестве сособственника, согласно изложенной концепции цивилизма, обладает равным правом на одинаковую долю гражданской собственности и соответствующую часть денежных доходов от всех форм товарно-денежного использования всех объектов, составляющих фонд общей гражданской собственности.
Основными сторонами такого цивилитарного общественного договора являются: 1) большинство членов общества (несобственники), оказавшихся в результате проведенных реформ и приватизации социалистической собственности без собственности на средства производства, без своей равной доли от социалистического наследства; 2) меньшинство членов общества (собственники средств производства, капитала), ставших собственниками средств производства в ходе приватизации объектов социалистической собственности; 3) государство в двух лицах (в двух своих ипостасях) — в качестве собственника объектов социалистической собственности, огосударствленных в ходе приватизации, и в качестве публичной власти.
За реальный общественный договор надо честно заплатить надлежащую реальную цену. На эту тему ни у кого не должно быть никаких иллюзий.
Исходная, социально-исторически подлинная, юридически справедливая и математически точная цена цивилитарного общественного договора о постсоциалистическом обществе — это, как показывает концепция цивилизма, полная цивилизация всех объектов социалистической собственности с признанием равного права каждого на одинаковую гражданскую собственность (на равную долю от социалистического наследства).
Сегодня основным сторонам этого договора предстоит — с учетом упущенных первоначальных возможностей прямой цивилизации всех объектов социалистической собственности, фактического положения дел, возможности и необходимости мирно-реформаторской корректировки прежнего курса преобразований без силовой ломки сложившихся форм и отношений — определить нынешнюю адекватную реальную цену искомого договора, не забывая при этом о подлинной исходной цене. Под такой теперешней ценой общественного договора имеется в виду фонд общей гражданской собственности, который предстоит сформировать из части объектов бывшей социалистической собственности (и доли полученных из них доходов), оказавшихся в результате реформ и приватизации в собственности государства (на федеральном уровне, на уровне субъектов Федерации и т. д.), частных лиц, их групп, объединений и т. д.
В сложившихся условиях невозможно, конечно, заранее точно определить конкретное содержание и состав объектов фонда общей гражданской собственности. Это может быть установлено лишь в результате надлежащего детального обсуждения и согласования позиций сторон общественного договора с учетом соответствующих компетентных экспертных оценок и т. д.
Но в качестве сугубо предварительного проекта для начала обсуждения условий искомого цивилитарного общественного договора можно предложить следующий ориентировочный вариант, согласно которому в состав фонда общей гражданской собственности должны войти следующие объекты собственности: 1) находящиеся в государственной собственности земля, недра, все природные ресурсы, полезные ископаемые, леса, воды, а также энергетические системы; 2) все объекты государственной собственности, подлежащие приватизации; 3) все недра, природные источники и ресурсы, полезные ископаемые, а также энергетические системы, находящиеся в собственности частных лиц, их групп, объединений и т. д.; 4) половина всех доходов от всех форм производства и реализации всех видов алкогольной, табачной и лекарственной продукции государственными и частными предприятиями; 5) одна третья часть всех форм полностью и окончательно амнистируемого нелегального капитала граждан Российской Федерации, как вывезенного за границу, так и находящегося в стране.
Процесс формирования фонда общей гражданской собственности в принципе может носить постепенный, поэтапный характер, четко определенный в содержании общественного договора.
Актуальная цель приведенного предварительно-схематического варианта формирования фонда гражданской собственности состоит в том, чтобы от пустых слов об объединяющей всех национальной идее, о преодолении отчуждения между обществом и государством, о социальной легитимации результатов преобразований, о снятии антагонизмов между собственниками и несобственниками, о социальном партнерстве, общественном согласии, гражданском мире, о будущности страны и общества наконец-то перейти к практическим и прозаическим делам — к серьезному обсуждению реальной цены и конкретных условий действительного общественного договора о постсоциалистическом строе.
Логика взаимоотношений сторон искомого общественного договора такова, что именно представители государства и крупного капитала должны сначала договориться между собой о цене такого договора и готовности ее заплатить. Если, конечно, они действительно хотят такого договора.
У большинства членов постсоветского общества (несобственников) могут быть весьма серьезные сомнения на этот счет, поскольку фактически складывающееся постсоветское государство — это государство собственников, и оно само является самым крупным собственником, а остальные собственники, особенно крупные, являются продуктом этого государства. Так что прочный союз этих двух сторон уже давно состоялся, и все их декларации об общественном согласии, гражданском мире, общей национальной идее и т. д. до сих пор имеют в виду всеобщее общественное одобрение и социальную легитимацию именно их сложившегося союза и их нынешнего статуса без всякой уплаты надлежащей социальной цены тому большинству общества (несобственникам), согласия и одобрения которого они добиваются.
Более того, нынешние собственники не взяли на себя даже содержание своего бюрократически-собственнического государства и переложили это бремя на несобственников, на терпеливое и законопослушное большинство общества, на фискально легко обозреваемых и многократно обираемых бюджетников-налогоплательщиков. При этом они для оправдания своих нецивилизованных делишек назойливо ссылаются на примеры, выхваченные из практики «цивилизованных стран».
Но, господа властвующие и околовластные собственники! В «цивилизованных странах», о которых вы вспоминаете лишь в нужных для вас случаях, частная собственность сделана не путем «прихватизации» социалистической собственности, не за счет чужих долей социалистического наследства. Не забывайте о конкретном месте и конкретном времени своей собственности и своей власти. Перед вами общество, которое еще не простилось со своим социалистическим прошлым и не простится с ним, пока в той или иной форме не получит от вас своей справедливой части от социалистического наследства. Это именно вы виноваты в таком опасно (и прежде всего для вас!) затянувшемся прощании с социализмом.
Общество с социалистическим прошлым, даже не подозревающее о возможности цивилизма, но хорошо знающее, что его обделили, никогда всерьез не согласится с тем неофеодализмом, который складывается в результате вашей капитализации социализма.
Кстати говоря, именно это общество, большинство которого составляют обманутые несобственники, удерживает пока что ситуацию в стране от резкого сдвига в сторону экстремизма и сохраняет состояние гражданского мира. В этом долготерпении до крайней черты — принцип самосохранения и выживания масс в трудных условиях, спасительный опыт выдержки: масса действует только наверняка, воздерживаясь от риска до тех пор, пока не убедится, что пора действовать. Так что продолжающийся покой в стране, если он есть, — это отнюдь не согласие большинства общества с происходящим, а лишь инерция надежды на возможность изменения сложившейся ситуации посредством справедливых мирных реформ, без насильственных действий.
Но при этом в резерве у общества с социалистическим прошлым остаются (и при нынешнем курсе реформ всегда будут оставаться) мощные левые силы во главе с коммунистами — в качестве как мирно-легального, так и, на крайний случай, силового варианта противодействия курсу проводимых реформ и пересмотра их результатов. Весьма показательно в этой связи, что общество, голосуя за президента — сторонника реформ, одновременно — для сохранения противовеса и возможности альтернативы — удерживает коммунистов, ярых противников этих же реформ, в представительной власти в виде самой крупной фракции.
В этом внутреннем раздвоении общества пока что перевешивают надежды на реформаторский путь. Но с потерей таких надежд установки общества резко изменятся и качнутся влево, в сторону коммунистической контрреформы с соответствующей десоциализацией (национализацией) всей собственности и ликвидацией частной собственности.
При таком возврате с помощью коммунистов в доприватизационную ситуацию общество, измученное и социализмом, и доморощенным неофеодальным капитализмом, видимо, дозреет, наконец-то, и до цивилизма. И общество, по иронии истории, использует коммунистов для реализации своих некоммунистических интересов. Да и для коммунистов цивилизм — это хотя и не коммунизм, но единственное историческое оправдание всех их усилий и единственное настоящее доказательство того, что социализм — не историческая ошибка.
Во всяком случае ясно, что на нынешнем пути реформ нет и в обозримой перспективе не видно той спасительной для сложившейся постсоветской власти и собственности точки невозврата назад, о преодолении которой в пропагандистских целях твердят идеологи капитализации социализма.
Такой точкой невозврата назад в нашей ситуации может быть лишь искомый общественный договор о постсоциалистическом строе, необходимым условием которого является создание фонда гражданской собственности. И эту точку невозврата назад можно и нужно пройти сейчас, пока реформы не сменились контрреформами и новыми катаклизмами.
Наши собственники и власти должны ясно и определенно выразить свою волю к реальному соглашению, назвать свою цену общественного договора, обсудить все условия этого договора с обществом, найти согласованное решение. Здесь — момент истины: реальность договора зависит от справедливости и реальности его социальной цены. При этом следует помнить, что социальная цена договора (создаваемый фонд гражданской собственности) — это не благотворительность собственников в пользу несобственников, а возврат определенной части социалистического наследства тем, кому она правомерно принадлежит. Цена договора — это вместе с тем плата за социальную легитимацию и всеобщую амнистию всех форм сложившейся собственности и их открытого, легального существования и функционирования внутри и вне страны. Создание фонда гражданской собственности станет основой для утверждения прочного гражданского мира в обществе и фундаментальной гарантией экономической самостоятельности личности, реального осуществления прав и свобод каждого гражданина Российской Федерации в условиях постсоциалистического строя.
За прозаической социальной ценой искомого общественного договора о цивилизме стоят судьбы страны, будущность общества, достойная жизнь людей — всех вместе и каждого в отдельности. Наш долг перед нашим прошлым и настоящим — в нашей ответственности за будущее, в нашем правильном выборе предстоящего пути. Маршрут всемирной истории сегодня зависит от наших решений и дел, от нашей воли к равенству, свободе и справедливости. Мы можем и должны идти к цивилизму.

Приложение
Публикации автора о цивилизме
1. Закономерности становления и развития социалистической собственности // Вестник АН СССР. 1989. № 9.
2. Концепция гражданской собственности // Советское государство и право. 1989. № 10.
3. В поисках собственника // Человек и закон. 1990. № 4.
4. Капитализм. Социализм. Постсоциализм // Новое время. 1990. № 12.
5. Прогресс равенства и будущность социализма // Вопросы философии. 1990. № 3.
6. От социализма к цивилизму: путь к собственности и праву. М., 1991.
7. На путях к праву: от социализма к цивилизму // Советское государство и право. 1991. № 2.
8. Будущность социализма. Общество, право, собственность // Социалистическая законность. 1991. № 9.
9. Цивилизм — путь равных // Коммерческий вестник. 1991. № 21.
10. От социализма к цивилизму: свобода, право, собственность // Собственность: право и свобода. М., 1992.
11. О неотчуждаемом праве каждого на гражданскую собственность // Государство и право. 1992. № 12.
12. Цивилизм как концепция постсоциализма // Социалистическая идея. История и современность. М., 1992.
13. Наш путь к праву. От социализма к цивилизму. М., 1992.
14. Продолжение истории: от социализма к цивилизму // Вопросы философии. 1993. № 4.
15. Постсоциалистическая Россия. Цивилизм как национальная идея // Независимая газета. 1995. 1 нояб.
16. Право — математика свободы. М., 1996.
17. Цивилизм как русская идея // Рубежи. 1996. № 4.
18. Философия права. М., 1997. С. 113—398.
19. Философия права Гегеля. М., 1998. С. 317—345.
20. Концепции постсоциалистического развития общества, права и государства // Проблемы общей теории права и государства. М., 1999. С. 788—813.
21. Общая теория права и государства. М., 1999. С. 356—381.