Из воспоминаний С. И. Мицкевича о ходе Всероссийской Октябрьской стачки в Москве

Из воспоминаний С. И. Мицкевича о ходе Всероссийской Октябрьской стачки в Москве
С середины сентября забастовочное движение в Москве получает грандиозный размах…
К концу сентября в Москве бастовали все типографии, многие булочные, несколько механических заводов, мебельные фабрики, табачники, некоторые железнодорожные мастерские…
Да, с этого времени Москва стала действительно революционным сердцем России…
… 7 сентября началась забастовка на Московско-Казанской железной дороге, а за нею и на других. В Москве началась знаменитая всеобщая политическая Октябрьская стачка, ставшая скоро всероссийской. … Начали ее машинисты Казанской дороги во главе с машинистом Ухтомским, впоследствии расстрелянным во время подавления Декабрьского восстания. Движение на дороге приостановилось. К стачке присоединилось в тот же день управление дороги; служащие пошли снимать управление Ярославской дороги, которое тоже присоединилось к стачке. На другой день служащие этих дорог собрались на Чистых прудах и оттуда направились снимать другие дороги.
Железнодорожники одни за другими дружно присоединились к стачке, упорствовала пока только Николаевская железная дорога (ныне Октябрьская). Воинские отряды, занявшие вокзалы, вели себя пассивно и не мешали «съемке». Наш Железнодорожный район энергично поддерживал забастовку, присоединив к ней железнодорожные мастерские.
Московский комитет спешно созвал общемосковскую партийную конференцию, которая и собралась 9 октября в Инженерном училище на Бахметьевской. Я был на этой конференции. Присутствовало 300–400 человек, а может и больше: аудитория была сплошь заполнена представителями заводских комитетов и районными комитетчиками…
Делегаты с мест настаивали на объявлении всеобщей забастовки, утверждая, что настроение рабочих везде боевое и что они обязательно примкнут к забастовке. Чувствовался большой подъем настроения. Единодушно решено было завтра в 12 часов дня объявить всеобщую политическую забастовку, выдвинуть лозунги: «Долой царское правительство!», «Да здравствует Учредительное собрание!», «Да здравствует всенародное восстание!»…
10 октября на Каланчевской (ныне Комсомольской) площади собралась большая толпа, сняла Николаевскую дорогу и пошла по направлению к Красным воротам и дальше по Садовой к Курскому вокзалу, везде снимая расположенные по пути фабрики, заводы, конторы, учреждения. То же происходило и в других районах. Много предприятий и учреждений забастовало уже в этот день…
12 октября к забастовке присоединяются городские коммунальные рабочие, останавливаются трамваи, конки, электрическое освещение, телефоны, но водопровод еще действует. Закрываются аптеки, конторы промышленных обществ, банки, в том числе Государственный банк; охватываются забастовкой служащие городской и земской управ. Закрываются даже окружной суд и судебная палата… Закрываются большие магазины; булочные еще торгуют; но есть слухи, что завтра закроются пекарни и булочные, и население спешно раскупает хлеб. Прекращаются занятия в среднеучебных заведениях, и даже духовная семинария забастовала. Встает вопрос о забастовке больниц. Вопрос сложный. Как отказать в помощи больным? Врачебная этика этого не позволяет ни при каких условиях. Союз врачей колеблется; я вхожу с предложением, что больницы примыкают к забастовке, выбирают стачечный комитет, который берет на себя на время стачки управление больницами и организацию помощи в экстренных случаях, подобно тому, как железнодорожный союз решил во время забастовки беспрепятственно пропускать поезда с демобилизованными солдатами Маньчжурской армии и перевозить хлеб в голодающие местности.
Мое предложение принимается, и несколько врачей из Центрального бюро Союза медицинских работников отправляются по больницам проводить в жизнь решение союза…
Во время Октябрьской стачки шли непрерывные митинги днем и вечером. Кроме высших учебных заведений, для митингов открыли свои залы и классы некоторые средние учебные заведения и начальные школы: уже с этого времени частное реальное училище Фидлера (в Мыльниковом переулке, близ Чистых прудов) становится большим центром собраний, заседаний и боевых дружин, которые в это время начали везде лихорадочно создаваться.
Митинги стали еще многолюднее, так как десятки тысяч бастовавших рабочих были теперь свободны и мощным потоком хлынули на митинги…
Многие впервые слышали на этих митингах свободное политическое слово. Слушали внимательно, боясь проронить хотя бы одно слово. Подъем был необычайный. Наибольший успех имели не ораторы лекторско-пропагандистского типа, а горячие агитаторы, кидавшие в толпу зажигательные лозунги… Вся Россия до отдаленных ее углов находилась в революционном кипении. Чувствовалось, что мы переживаем великие события…
14 и 15 октября были днями наивысшего подъема стачечной волны: в эти дни не работал в Москве водопровод. Остановка водоснабжения являлась очень серьезным моментом в жизни большого города. Отсутствие воды ощущалось остро всеми жителями города. Помню, что нам для личного потребления и для питания больных в лечебнице, где я работал, приходилось доставать воду из заброшенного колодца во дворе: вода была зеленая и вонючая; неприятно было смотреть на нее, не то что пить.
Москва в эти дни представляла собой жуткую и грозную картину, особенно вечером. Город как бы вымер – полная тьма на улицах, темно в домах, закрыты магазины, рестораны, прохожих почти не видать, только в высших учебных заведениях идут митинги при слабом свете свечей. С одной стороны – чувствуется мощь рабочего класса, приостановившего всю жизнь города, но с другой стороны, не видно ее активных попыток перейти в наступление, к взятию власти в свои руки.