Освоение границ российской цивилизации

Л.М. МАРЦЕВА. ОЧЕРК ХОЗЯЙСТВЕННОГО ОСВОЕНИЯ ПРОСТРАНСТВЕННО-ВРЕМЕННЫХ ГРАНИЦ РОССИЙСКОЙ ЦИВИЛИЗАЦИИ
Генезис и развитие цивилизаций прямо связаны с хозяйственным освоением группой этносов и/или суперэтносов среды их обитания – определенного географического пространства. Поэтому онтологическим основанием цивилизаций является труд, посредством которого люди вступают в обмен с природой, приспосабливая ее к своим нуждам: распахивают земли, создают промышленное и аграрное производство, строят города, пути сообщения и хозяйственную инфраструктуру. Взаимодействие с конкретной природой определяет стереотип поведения (Л.Н. Гумилев), мировосприятие, способ мышления (менталитет) и культуру хозяйствующего в конкретном «кормящем» ландшафте социума. Исторический процесс хозяйственного освоения географических территорий в пространственно-временных границах и есть процесс формирования цивилизаций. Очевидно, что цивилизация не сводима к «уровню» развития культуры, особенно ее материальной стороны, измеряемой по западноевропейскому стандарту уровнем благосостояния потребительского типа общества, задающего ритмы и темпы научно-технических и технологических достижений вопреки растущим противоречиям биосферы и техносферы.
Сегодня кризис переживает сама теория прогресса, порожденная западным проектом науки и воспринятая мировой общественной мыслью как основная в отличие от теории развития, обоснованной в русской и восточных философских системах (П.Е. Астафьев). Теория прогресса исходит из принципа поступательного движения, ступенчатого возрастания социума, а теория развития – из принципа усложнения социальных явлений, включая духовно-нравственное совершенство индивида и общества. Современный мир актуально осознает, что отказ от культуры в ее духовном измерении, ее превращение из основы нравственного сдерживания технического прогресса в контр- или антикультуру, оправдывающую философию общества потребления с неограниченной свободой самовыражения биологического в человеке, ведет к взаимному истреблению человека, природы и цивилизаций. Для западного общества эта проблема определилась еще в «нравственном императиве» И. Канта, для современного мира ее универсально сформулировал в концепции коэволюции на основе «экологического императива» Н.Н. Моисеев. В этом контексте назрела проблема выявления специфики цивилизаций, различные интересы которых порождают геополитические коллизии ХХI в., усложняющиеся пределами экстенсивного промышленного освоения земного пространства из-за фактического совпадения геосферы и техносферы.
Пространственно-временные границы цивилизаций определяются историей хозяйственно-трудовой деятельности ее субъекта – народа. Российская цивилизация сформировалась в процессе хозяйственного освоения огромной территории с малой плотностью населения и исключительно неблагоприятными климатическими условиями, т. е. ценой поистине грандиозной интенсивности духовного и физического труда. Единого мнения о начальных границах российской цивилизации в исторической литературе нет, время в ее прошлое разомкнуто и ограничивается наличными на данный момент научными знаниями. По одной из концепций «В своем развитии русская цивилизация прошла четыре этапа. Первый этап – зарождение – продолжался примерно со 2 тыс. до н. э. до середины 1 тыс. н. э. Второй этап – становление – с середины первого тыс. н. э. до второй половины XIV в. Третий этап – расцвет – со второй половины XIV в. до последней трети XVII в. Четвертый этап – с последней трети XVII в. до наших дней – может быть охарактеризован словом разрушение (упадок)» [1, с. 351].
Этап «разрушения» русской цивилизации с последней трети XVII в. до наших дней иначе обоснован и назван «надломом» в концепции этногенеза Л. Н. Гумилева, который считал началом рождения собственно русского этноса Куликовскую битву 1380 г. Он писал: «Некоторые спокойные эпохи – в действительности затишье перед бурей, подготовка к проявлению нового этноса, уже миновавшего свой инкубационный период. Такой эпохой для России было время княжения Дмитрия Донского, Василия I и Василия Темного, когда набухшая пассионарность превратила Древнюю Русь в Великую Россию. Времени на эту перестройку понадобилось относительно немного – 70 лет» [2, c. 457]. Продолжительность фаз этногенеза Л.Н. Гумилев определил в 300 – 400 лет. По его концепции Россия с конца XVII переживала акматический период, переживает фазу надлома и только готовится вступить в инерционную, наиболее спокойную и созидательную фазу своего развития. Теория Л.Н. Гумилева имеет естественно-научные основания, по которым изменение состояний биохимической энергии живого вещества детерминируются природно-климатическими факторами, связанными с космическими процессами, мало или вовсе не зависящими от людей.
Еще одна концепция зарождения российской цивилизации представлена И. А. Ильиным в «Хронологической таблице истории России», которая начинается походом персидского царя Дария против скифов в 513 г. до н. э. [3, c. 496]. В этом случае речь может идти уже о хозяйствующем субъекте истории, который качественно отличается от первобытного сообщества. Описание обычаев восточных славян Тацитом, Маврикием свидетельствует о наличии быта, связанного с хозяйственно-трудовой деятельностью Скифского царства, что подтверждают археологические раскопки. Начальные пространст-венно-временные границы российской цивилизации, совпадающие с началом хозяйственного освоения ее территорий, упоминаются в «Повести временных лет», где Нестор описывает обширную территорию расселения восточных славян. По его свидетельству они расселялись по Дунаю, Двине, Ильменю, Волхову, Висле, Днепру, а также составляли значительную часть населения Византии. При этом Нестор берет за основу идентификации языковой признак и легко справляется с общеэтническим обозначением единого народа: «А славянский народ и русский един, от варягов ведь прозвались Русью, а прежде были славяне; хотя и полянами назывались, но речь была славянской» [4, c. 219].
По археологическим данным славяне жили и занимались хозяйственным освоением обширных территорий. Это нашло отражение в делении их на восточных (русские, украинцы, белорусы), западных (поляки, чехи, словаки, лужичане) и южных (болгары, сербы, хорваты, словенцы, македонцы, черногорцы) славян. При современном качестве школьных учебников подобную историческую «азбуку» необходимо повторять в научных изданиях. К примеру, восточнославянские племена ильменских славян (словен) занимались хозяйством на побережье озера Ильмень и в бассейнах рек Волхова, Ловати, Меты. Ими были построены города Новгород и Старая Русса. Древляне хозяйствовали на территории Полесья, современной Украины. Дреговичи осваивали побережье реки Припяти, поляне, имевшие второе дошедшее до нас название – русь, обживались между устьями рек Десны и Роси. Именно они создали хозяйственные основания Древнерусского государства. Северяне занимались хозяйством в поречье Десны, Сейма, Сулы, кривичи – по течению Днепра, Волги, Западной Двины. Вятичи осваивали бассейны рек Ока и Москва, угличи – Нижнее Поднепровье, побережье Буга и Черного моря. В ряде источников Понтийское море именовалось Чермным (Черным) от славянского «красный» в значении «красивый» или Русским морем как у Тацита Публия, поскольку русы были активными мореплавателями.
Германский император Оттон I расширил в 955 г. границы своей империи за счет уже обжитых земель полабских славян – ведов (Лаба – славянское название реки Эльбы). Бранденбург (славянское княжество Бранибор) был окончательно захвачен германцами в 1151 – 1157 гг.; основанный славянским племенем поморян Мейсен (Мишны) германцы захватили в 1161 г.; Мекленбург вошёл в состав германской империи в 1166 г., а основавшее его население славян – веды подверглось активному онемечиванию. «Белым пятном» истории остаются нерасшифрованные до сих пор этрусские надписи. Существует гипотеза, что язык этрусков был прародителем славянских и древнерусского языка. Об этрусках пока известно, что они населяли северо-западные территории современной Италии, создали высокую культуру и оказали жестокое сопротивление римлянам в период образования Римской империи.
Пространственно-временные границы российской цивилизации становятся определеннее в период формирования государственности, начало которой тоже уточняется исследователями. В.В. Кожинов высказал сомнение в том, что возникновение государства Русь по-прежнему следует относить к известной летописной дате – 862 г., соответственно которой в 1862 г широко праздновалось 1000-летие России. Временные границы русской государственности существенно раздвинулись в результате археологических раскопок и новых исторических свидетельств, введенных в XX в. в научный оборот. В.В. Кожинов пишет: «Многонациональная государственность Руси, как обоснованно показывают новейшие исследования, начала складываться значительно – на целое столетие или около того – раньше, чем полагало большинство дореволюционных историков, постулаты которых, тем не менее, продолжают иметь хождение до сих пор». Новые исследования свидетельствуют, что 862-й год – это дата не возникновения государства Русь, а утверждения династии Рюриковичей (правившей до 1598 года). Согласно германской хронике, император франков Людовик I, сын и приемник Карла Великого, 18 мая 839 года принял в своей резиденции Ингельгейм на Рейне послов царя (хакана) народа рос, прибывших для заключения договора о дружбе между двумя государствами. Это дает основания полагать, что «русское государство к тому времени уже обрело определённую зрелость» [5, c. 80 – 82].
Начало эпохи Киевской Руси в исторической литературе принято относить к летописному рассказу о призвании Рюрика, Синеуса и Трувора в 862 г. в Новгород, который, заметим, уже существовал как развитый хозяйствующий субъект и имел грамотных людей, умевших писать «приглашения». Либо ко времени киевского похода в 822 г. легендарного вещего Олега. К 1147 г. относится первое упоминание в летописи о Москве. В 1296 – 1303 гг. князь Даниил, второй сын Александра Невского, основывает Московское княжество, ставшее первоначальным ядром формирования Московского государства, территория которого уже в XVIII в. простиралась от Балтийского моря до Тихого океана. В 1722 г. страна обрела статус Российской империи. Даты показывают, что примерно за четыре столетия была не просто «пройдена», а хозяйственно освоена огромная труднодоступная территория с резко неблагоприятным климатом и по существу дикой природой. Россия, по точному слову митрополита Иллариона, рождалась и создавалась не «по закону, а по благодати». При этом количество и качество затрат живого труда (человеческих сил) потрясают непредвзятое воображение.
Размышляя об истории формирования пространственно-временных границ российской цивилизации, И.Л. Солоневич поставил принципиальный вопрос: почему до прихода русских попытки хозяйственного освоения огромных территорий и природных богатств Евразии не предприняли другие народы, находящиеся в непосредственной близости от неё? Он сформулировал ряд вопросов, которые до сих пор обходятся стороной. Во-первых, «почему на той же территории не удалось закрепиться другим народам: хазарам, половцам, готам, татарам, болгарам, финско-угорским племенам и прочим»? Во-вторых, «почему, например, на эту же территорию не удалось растечься полякам, которые тоже около тысячи лет пробовали заняться колонизацией не только украинских степей, но и центральной Руси? почему ее не начали хозяйственно осваивать с востока Япония, США, а Китай, напротив, отгородился от этих богатств Великой Китайской стеной?».
Подчеркивая трудоемкость хозяйственного приспособления суровой природы к жизни, И. Солоневич напоминает, что русский народ перешел несколько горных хребтов: Уральский, Кавказский, Алтайский и Саянский. Перешел он и через северный отрезок Тихого океана (на Аляску и в Калифорнию) и что «растекание это вовсе не было таким простым и безболезненным, как это принимает наша неудачная геополитическая теория». При этом, «если русская равнина не ставила препятствий к растеканию русского племени – то она же не ставила препятствий и для иностранных нашествий. Начиная от полумифических обров и кончая розенберговским «Мифом ХХ века», сюда лезли все. И все пережили одну и ту же судьбу: окончательный и бесповоротный разгром» [6, c. 154]. Препятствием для хозяйственной деятельности сопредельных народов являлись, очевидно, две главных причины: исключительно тяжелые, суровые климатические условия на не приспособленной для жизни территории и менталитет (мышление, коллективная психология, интенсивность духовной жизни). Привлекательной для сопредельных государств территория России стала, когда в труднодоступных краях были построены русские города, проложены дороги и системы коммуникации, созданы основы земледелия, промышленности, торговли, наукоемкого производства. После этого российские просторы стали предметом геополитических раздоров, торгов, военной агрессии, тихой экспансии, политических предательств и дипломатических ухищрений.
Способ хозяйственного освоения пространственно-временных границ российской и западноевропейской цивилизаций радикально отличаются, что обессмысливает сравнение их «уровней развития». Материальной основой западноевропейской цивилизации стали завоёванные Римской империей Египетская, Критская, греко-эллинская, Финикийская и другие античные Средиземноморские цивилизации, имевшие уже развитую науку, технику, искусства, навыки гражданской организации общества. Великая Германская Римская империя франков стала восприемницей материальных основ Римской империи на юге и славянского хозяйства на севере и востоке. Здесь было что присваивать (грабить), приспосабливать для своих нужд, разрушая и «перестраивая» уже созданное хозяйство. Тот же принцип мы наблюдаем и сегодня в виде «приватизации» и «приспособления» громадного промышленно-хозяйственного потенциала СССР, созданного интенсивным трудом, для нужд наших ближних и весьма дальних соседей, для мирового сообщества вообще и для примерно 300-тысячной «платиновой» части внутри «золотого миллиарда» в частности.
Ни в какие времена русских землепроходцев ни на русской равнине, ни в Сибири не ждали города, хоть чем-то похожие на Фивы, Мемфис, Афины, Рим или Константинополь, где уже пользовались порошковой металлургией, ирригационным земледелием, жилыми многоэтажными домами и городским водопроводом из керамики. Н. И. Костомаров отмечает, что дружина Ермака по одной летописи насчитывала 840 человек, по другой 540, по третьей 5000 – 6000 человек. Единственный известный город на пути этой малочисленной дружины столица Кучума – Искер (Сибирь). Эта столица сибирских ханов стояла на восточном берегу Иртыша, южнее Тобольска, и называлась первоначально Кашлык. Город ограничивался с одной стороны Иртышом, с другой – искусственным рвом, с третьей – рекой Сибирской и казался недоступным. Ермак занял столицу и единственный сибирский город Искер без боя [7, c. 529.]. Зима 1583 г. была суровой, и многие из казаков и стрельцов погибли от цинги. А после гибели самого Ермака в городе Искере оставалось всего 150 человек. Занявший место воеводы Глухов вскоре оставил город и по Иртышу и Оби, через северный Урал, вернулся в Москву. Искер занял сын Кучума, царевич Алеем. Но в это же время уже был основан новый город Тобольск [8, c. 161]. В ранних летописях Тобольск называется Ладейным, так как на его постройку пошёл лес от разобранных судов (ладей) – это одно из многих поразительных свидетельств изобретательности русских первопроходцев. Уже в 1590 г. Тобольск стал подчиняться Москве, добровольно вошёл во «властную вертикаль» и возглавил стремительное продвижение русских землепроходцев отнюдь не в военном (поскольку других городов, кроме Истера, взятого без боя, «завоёвывать» после, даже и татаро-монгольского присутствия здесь, было нечего), а именно в хозяйственном освоении – завоевании просторов Сибири.
В последнее время теория (философия) истории столкнулась с проблемой лингвистической интерпретации истории, соотношения исторической науки и «литературной истории», что проявляется в терминологической путанице. Речь сегодня идет о трех типах исторических сочинений по степени лингвистического самосознания авторов. Один тип предложен модерном, исходящим из того, что нарративный (повествовательный) дискурс (рассуждения) исторических сочинений лингвистически более выражает самосознание авторов, но мало прибавляет к концептуальному содержанию исторических событий. Второй тип составляют «поэтические» исторические сочинения, которые описывают историческую реальность в экстраординарных интерпретациях авторов (Родзинский, Суворов-Резун, Сванидзе и др.). Наконец, сохраняется тип научных академических исследований, изложенных «техническим» (заранее оговоренным в значениях) языком терминов, транслирующих буквальное значение фактов. Все это буквально смешалось в современном «интеллектуальном пространстве» и актуально требует ревизии устоявшихся понятий, существенно изменивших за последние полтора века.
В нашем случае это касается понятий «колонизация», «завоевание», «покорение» Сибири, а также нового термина «территориальная экспансия». Автор последнего термина Миронов Б.Н. оговаривается, что «Российская империя никогда не была колониальной державой в европейском смысле этого слова» и «ярлык «колониальной державы» не соответствовал ее сущности» и тут же утверждает: «Но без территориальной экспансии Россия осталась бы небольшой и очень отсталой европейской страной, какой она и была в действительности до XVI в., и никаких серьезных достижений в области литературы, искусства, науки и технологии ожидать от нее не приходилось бы» [9, c. 62 – 63]. Однако очевидно (по империи чингизидов, к примеру), что сама по себе «территориальная экспансия» без хозяйственно-трудовой деятельности мало прибавляет к социально-экономическому развитию. Далее Б. Н. Миронов усугубляет противоречивость своего дискурса, обращаясь к теме «географической обездоленности России», которая введена в науку первыми евразийцами и реанимирована в последние годы евразийцами современными. Евразийская идеология уже при рождении имела оппонентов: «Наша бедность обусловлена тем фактором, для которого евразийцы нашли очень яркое определение: географическая обездоленность России. История России есть история преодоления географии России. Или – несколько иначе: наша история есть история того, как дух покоряет материю, а история США есть история того, как материя покоряет дух» (выделено нами – Л. М.) [6, c. 69]. Именно «покорение материи» духовными усилиями и напряжением воли русского народа раскрывается как исторический смысл хозяйственного освоения пространственно-временных границ российской цивилизации.
За пять лет после основания Тобольска один за другим возникли в Сибири поселения и хозяйственные центры, ставшие в последствии городами: Березов (1593), Сургут (1594), Тара (1594), Обдорск (1595), Нарым (1596), Мангазея (1600), Кетск (1602), Томск (1604), Туруханск (1607), Кузнецк (1618), Енисейск (1619), Красноярск (1628), Канск (1628), Илимск (1630), Киренск (1630), Усть-Кут (1631), Братск (1631), Якутск (1632), Олекминск (1635). О попытках и стремлении западных иноземцев проникнуть за Камень в этот же период Мартынов Л. Н. образно пишет: «Им хотелось сюда еще со времен Иоанна Грозного. Да, и не так давно, семь лет назад, два храбреца, Пэт и Джекмен, пытались проникнуть к берегам Сибири Северным морем, но не вышло. Семь лет назад. За год до прихода Ермака. Однако волжский атаман обогнал сих шкиперов. Путешествовал сюда, за Урал, и некий Брюнель, голландец, Строгановский служащий, да не он, а Ермак Тимофеевич подарил царю Грозному эти земли» [8, c. 23, 162]. В 1639 г. отряд томских казаков во главе с Иваном Москвитиным вышел на берег Охотского моря, а в конце 1640-х годов кочи Семёна Дежнева и Федора Попова обогнули Большой Каменный Нос – восточную оконечность северной Азии, названную в 1698 г. мысом Дежнева. Менее 60-ти лет понадобилось русскому народу, чтобы не просто пройти до Тихого океана, а закрепиться на суровом материке Северной Азии путём создания материальных основ и хозяйственных структур российской цивилизации. Таким образом, в эпоху путешествий и открытий новых земель (XVII-XVIII вв.) Россия не отставала от западноевропейских стран и вполне соответствовала общемировым тенденциям.
В капитальном исследовании «История Русской Америки. 1732 – 1867» содержатся обширные сведения об истории русско-американских владений и постепенном распространении на американском континенте русской материальной и духовной культуры. Авторы акцентируют универсальную связь хозяйственной, торговой и миссионерской деятельности русских первооткрывателей и поселенцев. В названиях русских судов, участвовавших в открытии и освоении Северной Америки, определенно выражена христианская традиция: «Святой Гавриил», «Святой Павел», «Святой Архангел Михаил», «Святая Великомученица Екатерина», «Святая Живоначальная Троица», «Святой Иоанн – Устюжский Чудотворец», «Святые Апостолы Петр и Павел», «Святой Семион Богоприимец и Анна Пророчица». В литературе есть упоминания о первой православной литургии по случаю открытия северо-западного побережья Америки, которую осуществили священнослужители Илларион Трусов и Игнатий Козыревский в праздник Святого Ильи 20 июля 1741 г. на пакетботе «Святой Петр» под командованием В. Беринга [10, c. 251]. Колыбелью распространения православия в Северной Америке стала Нижнекамчатская церковь Успения Пресвятой Богородицы, освященная в 1741 г. и в 1993 г. восстановленная. Участники северных экспедиций одновременно возводили церкви, жилые и хозяйственные постройки по глубоко укорененной традиции, заложенной еще Ермаком в Сибири, Строгановыми на Урале, Хабаровым на Амуре и связанной с обетом, даваемым участниками экспедиции на случай ее благополучного прохождения. Есть свидетельства, что по инициативе В. Беринга и лейтенанта Дм. Овцына участники Камчатских экспедиций собирали средства в складчину для устроения первых церквей, становившихся центрами русской духовной культуры и миссионерской деятельности на североамериканском континенте. Первое свидетельство о совместных церковных службах русских поселенцев с принявшими православие местными жителями относится к русскому поселению на острове Уналашка, которое в октябре 1778 г. посетила знаменитая экспедиция капитана Джеймса Кука. Один из участников экспедиции засвидетельствовал: «Едва я улегся, русские созвали индейцев и сотворили молитву по обычаю греческой церкви, который очень напоминает католический. Я не мог не отметить, с каким благоговением индейцы отдавали долг Богу у своих маленьких распятий, с каким удовольствием они отправляли многочисленные обряды, сопутствующие такого рода богослужению» [11, c. 564]. Другим главным делом участников первой и второй Камчатских экспедиций была исследовательская работа. Они составили подробные карты и описания североамериканских земель. После выхода «Атласа северной части Восточного океана» картами экспедиции многие годы пользовались русские и иностранные мореплаватели. Русские экспедиции способствовали развитию мореплавания в северной части Тихого океана, созданию условий для деятельности купеческих компаний в этом регионе. Географические и этнографические исследования, проводившиеся участниками экспедиций и поселенцами на Аляске и Алеутских островах, имели даже большее научное значение, чем материальные прибыли от «покорения» этих мест.
Очевидно, что термины «экспансия», «завоевание» и «колонизация» в отношении российской цивилизации не адекватны. В точном значении экспансия – это политика, направленная на экономическое и политическое подчинение других стран, завоевание – овладение, захват посредством войны, а колонизация – захват чужой страны, заселение ее переселенцами.[12, c. 200, 284, 907]. Подразумевая во всех случаях «другую страну», эти термины не отражают сущности установления пространственно-временных границ российской цивилизации. Подобная терминология несет в себе признаки насилия и подчинения других народов, что не соответствует историческим событиям. По-видимому, следует специально оговаривать употребление этих терминов в значении хозяйственно-экономического (аграрного, промышленного, научно-технологического) освоения дикой, необжитой природы. Аналогии с таким пониманием «завоевания – освоения» широко известны в области космоса, мирового океана, Антарктиды. Затрата живого человеческого труда, напряжение физических, интеллектуальных, духовных и нравственных сил людей является существенным признаком хозяйственного освоения территории России. Поэтому понятие «освоение» является более продуктивным.
Различия хозяйственного освоения территорий русской и западноевропейской цивилизациями выявил еще крупнейший специалист по истории средневековья Т.Н. Грановский. Он отмечал, что приходившие в новые места немцы, французы или англичане старались отделить свой собственный феод. Западные первопроходцы всюду стремились отгородиться стенами замков от побежденных и от соплеменников, утверждая на своей территории свои волю и законы. Т.Н. Грановский так описывает процесс становления феодального землевладения в Западной Европе: «Читая современные памятники, мы можем живо и легко представить себе внешний вид тех стран, где господствовал феодализм. Разбитые на мелкие участки, не связанные между собою, враждебные, эти земли носили какой-то воинственный характер. Почва была покрыта замками, города укреплены. Видно, что все боятся беды и опасности: она угрожала каждую минуту. Весьма любопытны попытки государей еще в X в. возвратиться к построению замков, ибо начало их постройки в первоначальном виде относится к последним временам Римской империи. Новые постройки вынуждены были следовать тогдашним порядком вещей: надобно было, например, защититься от норманнов. Но за этими целями скрывалось еще другое: стремление к разобщению, личной самостоятельности, составляющее отличительный характер феодального права; при тогдашних средствах стены замков были непреодолимы». Сравнивая архитектуру замков феодального периода от X в. до XIII в., Т. Н. Грановский отмечает значительные перемены в их постройке. Замки X в. преследовали исключительно цель обороны и разобщений, строители вовсе не заботились об удобствах жизни и покойном помещении, «главная цель – воинственная, враждебная». Но уже в XII и XIII вв. этот стиль и тип зданий изменяется, архитектура становится другой. Главное назначение замков то же: безопасное прибежище от врагов, «начиная от виллана до соседнего пэра и далекого пришельца; но сверх того, ленивый владелец этого времени заботится уже о просторном помещении… Кто видел средневековые доспехи, тот знает, что рыцарь, выезжая из каменного, надевал на себя железный замок… Отнимите у феодалов рыцарский замок, не было бы феодализма; даже более того, отнимите только род его вооружений – эта горсть грозных, но малочисленных рыцарей не могла бы угнетать целое народонаселение без замков и доспехов» [13, c. 252, 253-254]. Внутринациональные феодальные войны были прекращены в Германии только в 1871 г. По словам Т. Н. Грановского, до этого времени германские государства воевали друг с другом, в каждой столице стояли памятники победителям по существу над собственным народом. Армии были малочисленные, до 5 тысяч человек, военные действия носили небольшие по российским меркам масштабы, завоеванные территории тоже были незначительными, но появлялось много полководцев, и бои были жестокими.
Иначе формировались территориальные границы российской цивилизации. К примеру, Строгановы были на Урале, в сущности, самодержавными владыками: имели свои финансы, управление и войска. По своей инициативе они финансировали поход Ермака Тимофеевича. В Смутное время, пользуясь слабостью и даже отсутствием власти, они имели финансовые и технические возможности устроить на Урале собственное феодальное королевство по примеру западноевропейских стран. Почему они этого не сделали? Напротив, когда Василий Темный попал в плен к татарам, Строгановы дали на его выкуп 200 тысяч рублей. Почему они отдавали российской власти деньги, оружие, войска и вся их хозяйственно-экономическая деятельность была обращена на создание крепкого централизованного государства? Такие же возможности имел и Ермак Тимофеевич, ушедший далеко вглубь Сибири и оказавшийся вне досягаемости для любых властей. Имея такую возможность, он не создавал здесь собственных владений, а напротив, «бил челом» Строгановым и царю Грозному, чтобы центральная власть «приняла» новые земли. Еще дальше от Москвы находился Хабаров, которого вообще было бы невозможно «укоротить» в непроходимой тайге за восемь тысяч верст от столицы. Он тоже не стал устраивать владений по типу феодального государства. От центральной русской власти не пытались отгородиться даже те русские, которые закрепились на американском континенте (Аляска, алеутские острова, Калифорния).
Осмысливая, почему на российских просторах не произошло деление землевладений по западноевропейскому образцу, приходишь к выводу не только о внешних различиях российской и западноевропейской цивилизаций, но и глубоких внутренних причинах этих различий, укорененных в ментальности, религиозно-нравственном самосознании. Дело не только в личных качествах Хабарова, Строгановых, Ермака и многих других, но и в особенностях окружавших их людей, деливших с ними все трудности походов и освоения необжитых мест. Попытки устраивать собственные «баронства» вряд ли нашли бы поддержку среди их соратников – уральских, сибирских, амурских, аляскинских землепроходцев. Очевидно также, что российские народы сознательно избегают этнической оторванности, отлученности от своего национального ядра и имеют особую государственную ориентацию, позволяющую, с одной стороны, сохранить этническую идентичность, не стать «одиноким», не «потеряться» в мире, а с другой, реализовать стремление к независимости инициатив. Это объясняет, почему Строгановы отдавали («били челом») государственной власти свои миллионы, Ермак – Сибирь, Хабаров – Амур, другие люди – множество других приобретений, завоеваний и достижений.
Особенности западного менталитета Н. Я. Данилевский еще в ХIX в. показал на примере Англии: «Борьба, свободное соперничество есть жизнь англичанина; он принимает их со всеми последствиями, требует их для себя как права, не терпит никаких ограничений, хотя бы они служили ему в облегчение, находит в них наслаждение. Начиная со школы, англичанин ведёт эту борьбу – и где жизнь не представляет для неё элементов, он создаёт их искусственно. Он бегает, плавает, катается на лодках взапуски, боксирует один на один – не массами, как любят драться на кулачки наши русские, которых и победа в народной забаве радует только тогда, когда добыта общими дружными усилиями. Борьбу вводит англичанин во все свои общественные учреждения. В суде ли или в парламенте – везде личное состязание… Всякую забаву англичане приправляют посредством пари, которая есть форма борьбы мнений…Борьба и соперничество составляют основу английского народного характера; и вот трое знаменитых английских ученых создают три учения, три теории в разных областях знания, которые все основаны на этом коренном свойстве английского народного характера»[14, c. 139 – 140]. Речь у Данилевского идет о Гоббсе и его политической теории образования человечества на основе закона всеобщей борьбы, на «войне всех против всех» (XVII в.); Адаме Смите и его экономической теории свободного ценообразования на основе конкурентной борьбы производителей и их соперничества за потребительский рынок (XVIII в.); Дарвине и его теории эволюции растительного и животного мира, основанной на законе борьбы за существование (XIX в.). Вывод автора «России и Европы»: борьба, соперничество, стремление к власти – вот доминанты английского, в частности и германо-романского в целом, типа цивилизации. Наблюдая в начале XXI в. беспрецедентную активность западноевропейской (включая США) внешней политики во всех регионах мира и в устремленности к созданию «нового мирового порядка» на основе «управляемого хаоса», можно порадоваться научной достоверности теории Н. Я. Данилевского, универсальности и основательности русской науки в целом.
Хозяйственное освоение новых территорий – это трудоемкое и наряженное выстраивание системы обмена между человеком и незнакомой, дикой природой. Здесь труд выступает в своем основном значении – средства существования. При этом необходимо научиться пользоваться наличным предметом труда (природа), создать приспособленные именно к конкретной природе средства хозяйственной деятельности (орудия и средства труда), овеществить в необходимой для жизни предметной среде живой труд, интенсивность которого зависит от наличного количества рабочей силы. Все это приходилось делать малыми силами. В сравнении с густонаселённой Европой, Сибирь и Дальний Восток до сих пор являются малонаселённым материком, а уж о второй половине XVI в. и первой половине XVII в. говорить не приходится.
К началу княжения Иоанна III в 1464 г. Россия охватывала территорию в 550 тыс. кв. км – в год его смерти в 150 г. имела 2,2 млн. кв. км. В год смерти Ивана Грозного в 1584 г. территория России составляла 4,2 млн. кв. км, а к концу царствования Федора, последнего из династии Рюриковичей, – 7,1 млн. кв. км. Смутное время сопровождалось свободным движением крестьян (беглых) и расширением казачьих земель. К воцарению в 1613 г. Михаила Федоровича Романова российские земли исчислялись в 8,5 млн. кв. км, уже в 1645 г. – в 12,3 млн. кв. км. До царствования Петра I территория России составляла порядка 14 млн. кв. км. Но за время царствования Петра Великого и Екатерины Великой российские владения значительно увеличились и в год смерти Екатерины II в 1796 г. составляли 19,3 млн. кв. км. К концу царствования Николая II территория России исчислялась в 21,8 млн. кв. км. Увеличивалось и ее население. Рост территорий и народонаселения в России до сих пор находит различные объяснения экономического, политического и, к сожалению, идеологического характера. Наиболее парадоксальным представляется объяснение Б.Н. Миронова, предложившего считать фактором «земледельческой колонизации» «относительное перенаселение» страны.
Всеобщая перепись населения, проведенная 28 января 1897 г., наиболее адекватно отражала численность и состав жителей Российской империи. К началу 1914 г. на территории в 19,2 млн. кв. верст (или 21,8 млн. кв. км) постоянно проживало178,4 млн. человек. Плотность населения в этот период составляла 7,9 человек на кв. версту или 8,2 человек на кв. км [15, c. 14 – 16, 22], [16, с. 2-28]. По переписи населения, проведенной почти через сто лет, в 1989 г. в СССР проживало 286,7 млн. человек, что составляло 5,5% населения планеты. В тот период СССР занимал огромное пространство, унаследованное от Российской империи и составлявшее 22,4 млн. кв. км или 15% суши всего земного шара. Российская Федерация в своих современных границах занимает территорию в 17,07 млн. кв. км, что составляет 12% суши, что примерно в 3,5 раза больше, чем у Европы, или в 1,7 раза больше, чем у Китая и Индии вместе взятых [17]. После тринадцатилетнего перерыва по данным Всероссийской переписи 2002 г., в России сейчас проживает 145,2 млн. человек. В процессе современных российских реформ, основанных на западных рецептах «свободного движения рабочей силы» и «замещающей миграции» коренного населения гражданами ближнего и дальнего зарубежья, число это ежегодно сокращается в среднем по миллиону в год, что является хорошей почвой для математических упражнений исследователям, десятилетиями считающим жертвы «советского тоталитаризма». В итоге в РФ на 1 кв. км территории приходится 8,5 человек, т. е. столько же, сколько и сто лет назад. Добавим, что самая высокая за всю нашу историю плотность населения в СССР зафиксирована переписью 1989 г., т. е. в канун его распада. Она составляла 11,5 человек на 1 кв. км, что являлось следствием эффективной социальной политики государства в послевоенное сорокалетие [18].
Для сравнения, площадь стран Западной Европы (без Европейской части России) составляет около 5 млн. кв. км, а население в тот же период исчислялось в 550 млн. человек, т.е. на 1 кв. км приходилось более 110 человек. Средний мировой показатель плотности населения – 44, 8 человека на кв. километр [19]. По данным на 1995 г. численность населения Западной Европы составляла 727 млн. человек, что означает увеличение плотности населения примерно до 125 человек на 1 кв. км. [20, с.22]. Территория США составляет 9,364 млн. кв. км, и здесь проживает 250 млн. человек, что является третьим показателем в мире после Китая и Индии. На 1 кв. км в США приходится порядка 26,7 человек [21, с. 487]. Плотность населения на 1 кв. км – это количественный показатель наличной рабочей силы, совокупного потенциал труда, которым располагает общество для развития производственно-технологической базы. По экономическим показателям российскую цивилизацию обычно сравнивают со странами Западной Европы и США. Но из приведённых данных ясно, что Западная Европа обладает трудовыми ресурсами, превосходящими Россию почти в 14 раз, а США – более чем в 3 раза. Из слабо заселенных стран Россию принято сравнивать с Канадой, тем более, что существует необоснованное мнение о сходстве климатических условий в этих странах. Территория Канады – 9,9 млн. кв. км (второе место после России). Население Канады составляет 27,3 млн. человек, это всего 0,4% населения Земли, на 1 кв. км территории приходится только
2,8 человека [22, c. 197 – 200]. Первые европейцы достигли Канады в 1497 г. и сопровождалось это истреблением коренного населения – индейцев и эскимосских племён, пришедших сюда из Азии через Берингов пролив. В 1605 г. французы, а в 1623 г. англичане основали здесь свои первые поселения. Это почти то же время, что и освоение русскими Сибири. Не смотря на более мягкий климат, чем в Сибири, Канада именно из-за «суровости климата» для европейцев до сих пор является слабо заселенной страной, население которой сосредоточено в основном в промышленно освоенной юго-восточной ее части с наиболее благоприятным климатом. Надо учесть, что Канада – федеративное государство в рамках Содружества, возглавляемого Великобританией, по форме управления – это конституционная монархия, главой государства является английская королева, представленная генерал-губернатором. Иначе говоря, Канада всегда имела и имеет финансовые, научно-технические и материальные в широком смысле инвестиции в лице цивилизованной Англии.
По данным Ю. Шаферова, две трети территории России за Уралом простираются до Берингова пролива, Камчатки и Курильских островов. Здесь живет 27-30 млн. человек, или в среднем по 2,5 человека на квадратном километре. В Европейской России плотность населения составляет чуть более 20 человек на 1 кв. км. Вывод автора совпадает с нашим выводом о том, что народонаселение России остается на уровне XIX в. в отличие от всех без исключения стран мира [23, c. 5]. Самый принципиальный вопрос, на наш взгляд, следующий: как при таком дефиците живого труда в России вообще возможна безработица? Как возможно придание ей статуса социально-экономической проблемы? Причины ясны и не специалисту. Во-первых, болезнь «маниакальной подражательности Западу» интеллектуальной русскоговорящей элиты: раз есть безработица в США и Европе, нельзя допустить (!), чтобы ее не было у нас. Во-вторых, недопустимо дешевый труд в современной России и/или высочайшая для XXI в. степень эксплуатации, уже давно изжитая остальным миром и унижающая людей вплоть до отказа (буквально – смертельного) от труда вообще. В-третьих, совершенно очевидное несоответствие либеральной социальной формы труда (принцип «свободного труда» и движения «экономически активного населения») взамен общинно-коллективистской советской формы (принцип обязательного всеобщего труда) российским реалиям.
Напомним, что только за 70 лет (1918 – 1987 гг.) активной индустриализации в России построено 27 тыс. промышленных предприятий, часть которых восстановлена после Великой Отечественной войны, т. е. построена «дважды» [24, c. 5-7]. Не стоит забывать, что до конца 1980-х гг. Россия (СССР) по основным показателям научно-технического развития не уступала самым передовым странам, включая США и далеко обходя Канаду. Качество строительства, критика которого является общим местом гуманитаристики периода современных реформ, однако, положительно подтверждается тем, что основные производственные фонды, доставшиеся России от СССР, просуществовали более десяти лет без финансирования, ремонта, обновления и ввода в эксплуатацию новых объектов. Локальные технологические катастрофы начались только зимой 2000 г. и при ослаблении государства плавно переходят в прогнозируемый техногенный кризис. Не стоит забывать и того, что между окончанием Великой Отечественной войны и началом горбачевской «перестройки» (1984 г.) не прошло даже полных 40 лет. Измученная войной страна восстановила и нарастила за столь короткий срок и научно-производственный потенциал, и народонаселение, и удерживала геополитическую стабильность так, что «террористы» даже никому не снились. Вывод напрашивается сам: высочайшая интенсивность физического и духовного труда – неизменная особенность российской цивилизации.
Приступая в 1927 г. к разработке новой научной отрасли – «истории науки», В. И. Вернадский писал: «Мне кажется, что история нашего народа представляет удивительные черты, как будто в такой степени небывалые. Совершается и совершается огромный духовный рост, духовное творчество, не видимые и не осознаваемые ни современниками, ни долгими поколениями спустя. С удивлением, как бы неожиданно для самого народа, они открываются ходом позднейшего исторического изучения» [25, c. 313.] Примерно на сто лет раньше, в 1839 г. Иван Киреевский на примере православного нравственного сознания тоже писал об удивительной способности отечественных интеллектуалов не замечать очевидных особенностей российской цивилизации: «Желать теперь остаётся нам только одного: чтоб какой-нибудь француз понял оригинальность учения христианского, как оно заключается в нашей Церкви, и написал бы об этом статью в журнале; чтобы немец, поверивши ему, изучил нашу Церковь поглубже и стал бы доказывать на лекциях, что в ней совсем неожиданно открывается именно то, чего теперь требует просвещение Европы. Тогда, без сомнения, мы поверили бы французу и немцу и сами узнали бы то, что имеем» [26, c. 13]. Эта «удивительная черта» полной мерой проявляется в отношении исторических результатов труда и хозяйствования в России, которые объективно потрясают воображение, но упрямо подвергаются хроническому остракизму.
Литература.
1. Энциклопедический словарь русской цивилизации. М.: Энциклопедия русской цивилизации. 2000.
2. Гумилев Л. Н. Древняя Русь и Великая Степь. М.: Лорис. 1992.
3. Ильин И.А. Собрание сочинений в 10-ти тт. М.: Русская книга. 1993-1999. Т. 6. Кн. 2.
4. Повесть временных лет.//Памятники литературы Древней Руси. Х1 – начало Х11 века. М.: Художественная литература. 1978.
5. Кожинов В. В. История Руси и русского Слова. М.: Алгоритм. 1999.
6. Солоневич И. Л. Народная монархия. М.: Феникс. 1991.
7. Костомаров Н. И. Русская история в жизнеописаниях её главнейших деятелей. В 3 кн. Репринтное воспроизведение издания 1873 – 1888 гг. М.: Книга и бизнес. 1991. Кн. 1.
8. Мартынов Л. Н. Повесть о Тобольском воеводе. Новосибирск. Западно-Сибирское книжное издательство. 1970.
9. Миронов Б. Н. Социальная история России периода империи. Х\/111 – начало ХХ в. В 2 тт. СПб.: Изд. «Дмитрий Буланин». 1999. Т. 1.
10. История Русской Америки. 1732 – 1867. /Под ред. Н. Н. Болховитинова, Л. М. Троицкой. В 3 т. М.: Республика. 1997 – 1999. Т. 1.
11. Третье плавание капитана Джеймса Кука. М.: Просвещение. 1979.
12. Ожегов С. И., Шведова Н. Ю. Толковый словарь русского языка. М.: Азбуковник. 1999.
13. Грановский Т. Н. Лекции по истории Средневековья. М.: Наука. 1987.
14. Данилевский Н. Я. Россия и Европа. М., 1991.
15. Россия. 1913 год. Статистико-документальный справочник. СПб.: Литера. 1995.
16. Население России за 400 лет (Х\/1 – начало ХХ вв.). М.: Политиздат. 1973.
17. Экономическая и социальная география мира (общий обзор)/Под ред. Алисова Н.В., Хорева Б. С. М.: Гардарики. 2000.
18. Рассчитано по указанным источникам.
19. Рассчитано по: Народное хозяйство СССР за 70 лет. М.: Финансы и статистика. 1987. С. 675; Народное хозяйство Российской Федерации. М.: Финансы и статистика. 1992.
20. Алисов Н. В., Хорев Б. С. Экономическая и социальная география мира (общий обзор). М.: Гардарики. 2000.
21. География. Справочник. М.: АСТ. 1996.
22. Подсчитано: География. Справочник. М.: АСТ. 1996.
23. Шаферов Ю. Унесенные ветром «реформ»//Завтра. 2004. №25 (552).
24. Народное хозяйство РСФСР за 70 лет. М.: Финансы и статистика. 1987.
25. Вернадский В. И. Забытые страницы./ В кн.: Прометей. Т. 15. М.: Наука. 1988.
26. Цит. по кн.: Кожинов В. История Руси и русского Слова. М.: Алгоритм. 1999.