Взятие Казани в 1552 г

ВЗЯТИЕ КАЗАНИ В 1552 Г.
Взятие Казани описано участником похода князем Курбским («История о великом князе Московском», Спб., 1913, стр. 20–40). Настоящий перевод с сокращениями сделан М. Н. Тихомировым.
Когда мы пришли к городу Казани, то оказалось, что он расположен в сильно укрепленном месте: к востоку от него течет река Казань, а с запада речка Булак, очень тинная и непроходимая, течет она под самый город и впадает в реку Казань под угловой башней; а вытекает она из немалого озера, называемого Кабан, которое кончается в полверсте от города; как переправишься через ту неудобную речку, тогда между озером и городом со стороны Арского поля окажется гора, очень крутая и для восхождения трудная. От той речки, около города, выкопан ров, очень глубокий, вплоть до озерка, называемого Поганым, что лежит около самой реки Казань; от реки Казань гора так крута, что ее взором трудно оглядеть; на ней стоит город, и палаты царские, и мечети, очень высокие, каменные; числом, сколько помнится, пять, куда клали их умерших царей.
Когда начали окружать этот бусурманский город, то христианскому войску велено было итти тремя полками через вышеназванную речку Булак; первым переправился, сделав через нее мост, передний полк, а по тамошнему названию, яртаул, в котором было семь тысяч избранного войска, над ними было два полководца, князь Юрий Пронский да князь Федор Львов, из роду ярославских княжат, юноши очень храбрые; им пришлось с трудом итти прямо в гору, на Арское поле, между городом и Кабаном, у названного озера, на расстоянии двух выстрелов из лука от городских ворот; другой, великий, полк начал только переправляться через ту реку по мостам.
Казанский же царь выпустил из города на передовой полк до пяти тысяч конного войска, а пеших больше десяти тысяч; конные татары были с копьями, а пешие со стрелами. Они внезапно ударили в середину христианского полка, когда тот был на половине горы, и разорвали его, пока названные полководцы не оправились, потому что уже две тысячи людей или больше взошли было на ту гору. И сразились крепко, и была между ними сеча немалая. Потом поспешили другие полководцы, а с ними пешие стрельцы с ручницами, и оттеснили бусурманов, как конных, так и пеших, и гнали их, убивая, даже до самых городских ворот, а около десятка из них поймали в плен живыми. В тот час, в то сражение, с города началась огненная стрельба против христианского войска как с высоких башен, так и с городской стены; но по божьей благодати никакого ущерба не было.
В тот же день мы окружили город и крепость бусурманскую христианскими полками, заняли все дороги со всех сторон и проезды к городу, так что они никак не могли выходить из города или в город. Стратилаты (а по-ихнему воеводы полков) в передовом полку, который ходит у них за яртаулом, пришли на Арское поле, а другой полк, в котором был царь Шигалей и иные великие начальники, занял дороги, что идут к городу от ногайской стороны.
Мне тогда, вместе с другим моим товарищем, было поручено начальствовать правым рогом, а по-ихнему правой рукой; и хотя я был еще молодым, тогда мне было 24 года от рождения, все же, с благодатью христа моего, получил я это назначение не напрасно, но дошел до него по военным ступеням. В нашем полку было более чем двенадцать тысяч, да пеших стрельцов и казаков до шести тысяч. Велено нам было итти на реку Казань, и растянулось войско нашего полка вплоть до реки Казани, что выше города, а другой конец войска на дороге в Галич до той же реки, ниже города, и заняли мы все дороги от луговой черемисы в город.
Нам случилось стоять в равнине, на лугу, между большими болотами; город на нашей стороне стоял на высокой горе, поэтому нам было опаснее других от огненной стрельбы из города, а с тылу из лесов от частых нападений черемисов. Другие полки стояли между Булаком и Казанью, по эту сторону Волги. Сам царь со своим двором, со множеством воинов, после перехода через Волгу, стал за версту или немного больше от Казани, на возвышенном месте. Таким образом осадили мы бусурманский город и крепость. А казанский царь затворился в городе с тридцатью тысячами своих лучших воинов* со всеми знатными людьми, духовными и гражданскими, и со всем своим двором. Другую половину войска он оставил вне города в лесах, как и людей, которых ногайский улубий прислал на помощь, а было их около двух тысяч и несколько сотен. После трех дней начали поблизости от города строить окопы, чему очень мешали бусурмане, стреляя из города или делая вылазки и сражаясь врукопашную; с обеих сторон падало множество людей, но все же больше бусурманов, нежели христиан, что христиане считали знаком божьего милосердия и окрылялись духом храбрости…
И, действительно, каждый день в течение трех недель была такая беда, что нам много раз не давали принять и пищи, но бог ли нам помогал или с божьею помощью храбро мы с татарами сражались, пешие с пешими, выходящими из города, конники с конниками, налетающими из леса… Казанский же царь увидел, что христианское войско утомилось, особенно то, что лежало, окопавшись, поблизости от городских стен, как от частых вылазок и набегов из лесов, так и от недостатка пищи; как мы сказали, войску некогда было наесться и сухого хлеба, а к тому же я все ночи был без сна, охраняя окопы больше жизни и своей чести. Когда же, как я сказал, царь казанский, как и бусурманские воеводы вне крепости поняли затруднение нашего войска, тогда стали еще сильнее и чаще наезжать извне и выходить из города. Тогда наш царь посоветовался со всеми вельможами и полководцами и принял, наконец, по божьей благодати доброе решение: велел разделить все войска на две половины; около половины оставил под городом при окопах, значительной части вверил свою охрану, а над тридцатью тысячами конников, разделив на полки по рыцарскому обычаю, поставил над каждым полком по два, а иногда и по три храбрых полководца, известных богатырскими подвигами. Также вывел по пятнадцати тысяч пеших стрельцов и казаков, разделил их на полки по устроению полководческому. Над всеми ими он поставил великого воеводу из суздальских княжат, Александра Горбатого, человека, весьма разумного, подходящего и известного в военных делах.
В то время, за две или за три недели до взятия, у казанцев отняли подкопом воду, потому что подкоп был под большую башню и под тайники, откуда они брали воду для всего города; было подставлено около двадцати больших бочек с порохом, и башню взорвало. К тому же у нас была тайно срублена большая и высокая башня в полмиле от города и поставлена в одну ночь близ городского рва, а на нее поставлено для стрельбы пятьдесят пушек. С башни причиняли большой вред в городе и крепости каждый день, так что до взятия города было побито военного бусурманского люда, кроме жен и детей, около десяти тысяч со всех сторон, из окопов, на вылазках и с той башни. А как ее ставили и каким образом делали иные стенобитные ухищрения, это пропускаю для краткости, потому что об этом более подробно сказано в летописной русской книге. Только немного расскажем о взятии города, насколько можем вспомнить, коротко опишем.
По окончании семи недель осады велено нам было еще днем ждать утренней зари до восхода солнца и готовиться со всех сторон к штурму. И дан был такой знак, когда стену взорвут порохом в подкопе. Потому что был сделан другой подкоп и положено восемь бочек пороха под городской стеной. Большая половина пешего войска была отряжена на штурм, а около трети всего войска или немного больше осталось на поле, охраняя царя. Мы же, исполняя повеление, рано приготовились к бою, еще часа за два до зари, потому что я тогда был послан штурмовать к нижним воротам вверх по реке Казани, а со мной было двенадцать тысяч войска. Со всех четырех сторон города были также поставлены сильные и храбрые полководцы, некоторые с большими силами. Казанский же царь и его вельможи узнали об этом и также приготовились, как и мы, для боя.
Перед самым солнечным восходом или, когда солнце только что начало подниматься, взорвался подкоп. Тогда христианское войско ударило со всех сторон на город и крепость, по царскому приказанию. Пусть каждый говорит о себе, я же расскажу вкратце то, что тогда видел и делал. Распределив свое двенадцатитысячное войско под начальством полководцев, пошли мы к городским стенам и к той большой башне, что стояла на горе перед воротами. Пока мы были далеко от стен, никто не стрелял из ручниц или стрел, а когда мы подошли близко, тогда впервые на нас был пущен огненный бой со стен и башен; тогда стрелы летели густо, наподобие частого дождя; тогда, летело бесчисленное множество камней, так что и воздуха не видно было. Когда же с великим трудом и бедою подошли мы ближе к стенам, тогда начали на нас поливать кипящим варом и бросать целыми бревнами.
Вслед за тем бог нам помог. Первым же на стену взошел мой родной брат, а за ним и другие храбрые воины; сражаясь с бусурманами, они влезли в окна той большой башни, а из башни соскочили на великие городские ворота. Обратившись внезапно в бегство, бусурманы покинули городские стены и побежали к царскому дворцу, потому что он был хорошо укреплен и обнесен большой стеной между палатами и мечетями. Мы же устремились к царскому дворцу, хотя и с трудом, в бронях, а многие храбрые люди имели уже раны на теле, очень мало осталось бьющихся с татарами. Но войско наше, что отстало вне города, как увидело, что мы уже в городе, а татары побежали со стен, ринулось в город, и даже лежащие, т. е. раненые, вскочили… Татары заперлись на нашей стороне в царском дворе, а нижний район города покинули, насколько кто мог убежать. На другой стороне от Арского поля, откуда взорвали подкоп, казанский царь со своим двором отступил до половины города и остановился на Тезицком рву (по-нашему на Купецком), мужественно сражаясь с христианами… Увидели бусурманы, что воины храбрые устали, и начали напирать, нападая на них. Видев таковое, мудрые и искусные вельможи царя велели поставить великое христианское знамя у городских ворот, называемых Царскими, а самого царя (хотел он или не хотел), взяв за конские поводья, поставили у знамени, потому что некоторые среди этих советников были люди времен наших отцов, состарившиеся в добродетелях и военном искусстве. Половине же великого царского полка, в котором было более двадцати тысяч лучших воинов, велено было сойти с коней; так они велели сделать не только детям, но и своим родственникам, да и половина их самих слезла с коней; и пошли в город на помощь усталым воинам.
Когда же в город пришло так много воинства, одетого в блестящие брони, царь казанский со всем воинством внезапно начал отступать назад, но мужественно обороняться; наши же нападали на них неотступно, сражаясь с ними. Когда же их прогнали до мечетей, что стоят у царского дворца, внезапно вышли навстречу нашим абазы их, сеиты, муллы под начальством великого епископа их, а по-ихнему великого анарыя или амира, по имени Кулшерифа-моллы. И сражались с нашими так ожесточенно, что всех их до единого перебили. Царь же с оставшимися людьми затворился в своем дворце, начал ожесточенно защищаться и сражался еще полтора часа. Когда татары увидели, что нет уже им помощи, то отобрали на одну сторону своих жен и детей в прекрасных и разукрашенных одеждах, около десяти тысяч, и стали по одной стороне названного царского дворца, надеясь, что христианское войско прельстится их красотой и оставит их в живых. Сами же татары с их царем отошли в один угол й задумали не сдаваться живыми, а только сохранить жизнь царя… Когда они возвели царя своего на башню, тогда начали кричать, прося немного времени для переговоров; мы немного стихли, послушавши их просьбы. А они сказали так: «Пока стояло государство и главный город, где был царский престол, до тех пор мы до смерти оборонялись за царя и отечество, а ныне отдаем вам царя живым, ведите его к царю своему. А остаток нас выходит в широкое поле – испить с вами последнюю чашу». И отдали нам своего царя с одним наибольшим вельможей и двумя царскими молочными братьями; царю было бусурманское имя Идигер, а князю Зениеш.