Из «Записок о Московии» Сигизмунда Герберштейна

<…> Татары разделяются на орды, первое место, среди которых и славой и многочисленностью заняла Заволжская орда, так как говорят, что все остальные орды получили начало от нее. [«Орда» же на их языке значит «собрание» или «множество». Впрочем, всякая орда имеет свое название, а именно: Заволжская, Перекопская, Ногайская и многие дру- гие, которые] все исповедуют магометанскую веру; однако, если их называют турками, они бывают недовольны, почитая это за бесчестие. Назва­ние же «бесермены» их радует, а этим именем любят себя называть и турки. Поскольку татары населяют разные и далеко и широко раскинув­шиеся земли, то они не совсем походят (друг на друга) своими обычаями и образом жизни. Это люди среднего роста, с широким мясистым лицом, с косящими впалыми глазами; волосы они отпускают только на бороде, а остальное бреют. Только более именитые носят за ушами косы, и притом очень черные; телом они сильны, духом смелы, падки на любо- страстие, причем извращенное, с удовольствием едят мясо лошадей и других животных, не разбирая рода их смерти, за исключением свиней, от которых воздерживаются по закону. Относительно голода и недостат­ка сна они до такой степени выносливы, что иногда выдерживают это лишение целых четыре дня, предаваясь, тем не менее, необходимым трудам. И наоборот, добыв что-нибудь съедобное, они пресыщаются сверх меры и этим обжорством как бы вознаграждают себя за прежнюю голодовку, так что не оставляют ничего. Обременённые, таким образом, пищей и усталые они спят по три-четыре дня подряд. В то время как они спят таким глубоким сном, литовцы и русские, в земли которых они (татары) совершают внезапные набеги, угоняя оттуда добычу, пускаются за ними в погоню и, откинув всякий страх, повсюду поражают их, забыв­ших об осторожности и (как бы) мертвых от еды до сна, без караулов и в беспорядке. Если во время разъездов их мучит голод и жажда, они обычно подрезают жилы у тех лошадей, на которых едут, и, выпив крови, утоляют голод; кроме того, они думают, что это полезно и для животных. Так как почти все они кочуют, не имея определенных жилищ, то обычно движутся по звездам, главным образом северному полюсу, который на своем языке называют Selesni koll, т. е. «железный кол». Особенное наслаждение доставляет им кобылье молоко, ибо они верят, что люди делаются от него храбрее и тучнее. Питаются они также очень многими травами, в особенности растущими близ Танаиса; соль употреб­ляют весьма немногие. Всякий раз как их цари распределяют своим подданным продовольствие, они, как правило, дают на сорок человек одну корову или лошадь. Когда их зарежут, внутренности получают только более знатные и делят их между собой. Затем они пожирают их, разогрев на огне настолько, чтобы можно было стряхнуть и обтереть приставший навоз. Они с удовольствием облизывают не только пальцы, измазанные жиром, но и нож или палочку, которой обтирали навоз. Лошадиные головы считаются, как у нас кабаньи, лакомством и подают­ся только более знатным. У них в изобилии имеются лошади, хотя с низкой холкой и малорослые, но крепкие, одинаково хорошо перенося­щие голод и работу и питающиеся ветками и корой деревьев, а также корнями трав, которые они выкапывают и вырывают из земли копыта­ми. Столь выносливыми лошадьми татары весьма умело управляют,

московиты уверяют, будто эти лошади под татарами быстрее, чем под другими. Эта порода лошадей называется «бахмат». Седла и стремена у них деревянные, за исключением тех, которые они отняли или купили у соседей-христиан. Чтобы седла не натирали спину лошадей, они подкладывают под них траву или листья деревьев. На лошадях они переплывают реки, и если убоятся силы наседающих врагов, то в бегстве бросают седла, одежду и всякую другую поклажу и, оставив только оружие, мчатся во весь опор. Их оружие – лук и стрелы; сабля у них редка. Сражение с врагом они начинают издали и очень храбро, хотя долго его не выдерживают, а обращаются в притворное бегство. Когда враг начинает их преследовать, то при первой возможности татары пускают назад в них стрелы; затем, внезапно повернув лошадей, снова бросаются на расстроенные ряды вра­гов. Когда им приходится сражаться на открытой равнине, а враги нахо­дятся от них на расстоянии полета стрелы, то они вступают в бой не в строю, а изгибают войско и носятся по кругу, чтобы тем вернее и удобнее стрелять во врага. Среди таким образом по кругу наступающих и отступа­ющих соблюдается удивительный порядок. Правда, для этого у них есть опытные в сих делах вожатые, за которыми они следуют. Но если эти вожатые или падут от вражеских стрел, или вдруг от страха ошибутся в соблюдении строя, то всем войском овладевает такое замешательство, что они не в состоянии больше вернуться к порядку и стрелять во врага. Такой способ боя из-за сходства называют «пляской». Если же им приходится сражаться на узком пространстве, то такой способ боя уже не применим, и поэтому они пускаются в бегство, так как не имеют ни щитов, ни копий, ни шлемов, чтобы противостоять врагу в правильной битве. В седле они имеют обыкновение сидеть, поджав ноги, чтобы иметь возможность легче поворачиваться в ту и другую сторону; если они случайно что-либо уронят и им нужно будет поднять это с земли, то, не вынимая ног из стремян, они поднимают вещь без труда. В этом они столь проворны, что могут сделать то же самое на полном скаку. Если в них бросаешь копье, они уклоняются от удара, внезапно соскользнув на один бок и держась за лошадь только одной рукой и ногой. При набегах на соседние области, каждый ведет с собой, смотря по достатку, двух или трех лошадей, чтобы, когда устанет одна, пересесть на другую и третью; усталых же лошадей они в это время ведут на поводу. Уздечки у них самые легкие, а вместо шпор они пользу­ются плеткой. Лошадей они употребляют только холощеных, потому что таковые, по их мнению, лучше переносят труды и голод. Одежда у них одна и та же как для мужчин, так и для женщин да и вообще последние нисколько не отличаются от мужчин по своему платью, за исключением того, что покрывают голову полотняным покрывалом и носят полотняные же штаны, вроде тех, какие носят моряки. Их царицы, являясь перед

народом, обыкновенно закрывают лицо. Остальной народ, обитающий в рассеянии по степи, носит одежду, сшитую из овечьих шкур. И меняет ее только тогда, когда, когда от долгого употребления она станет совершен­но потертой и рваной. Они не остаются долго на одном и том же месте и считают большим несчастием длительное пребывание в одном месте. Поэтому иногда, рассердившись на детей, и призывая на них тяжкое несчастье, они обычно говорят им: «Чтоб тебе как христианину все время сидеть на месте и наслаждаться собственным зловонием!» Поэто­му, стравив пастбища в одном месте, они со стадами, женами и детьми, которых везут с собой на повозках, переселяются в другое. Впрочем, живущие в городках и городах следуют другому образу жизни. Если они начинают какую-нибудь тяжелую войну, то помещают жен, детей и стариков в более безопасные места. Правосудия у них нет никакого, ибо если кому понадобится какая-либо вещь, то он может безнаказанно украсть ее у другого. Если же кто-нибудь станет жаловаться перед судьей на насилие и нанесенную ему обиду, то виновный не отпирается, а говорит, что не мог обойтись без этой вещи. Тогда судья обычно произ­носит такой приговор: «Если и ты в свою очередь будешь нуждаться в какой-либо вещи, то кради у других». Некоторые уверяют, будто татары не воруют. Воруют они или нет, об этом пусть судят другие, но, во всяком случае, это люди весьма хищные и, конечно, очень бедные, так как всегда зарятся на чужое, угоняют чужой скот, грабят и уводят в плен людей, которых они продают туркам и любому другому, или возвращают за выкуп, оставляя у себя только девушек. Они редко осаждают крепости и города, а сжигают селения и деревни, и бывают так довольны причинен­ным ими разорением, будто, по их мнению, чем больше они опустошат земель, тем обширнее делается их царство. И хотя они совершенно не выносят спокойной жизни, однако, не убивают друг друга, разве что их цари поссорятся между собой. Если во время ссоры кого-нибудь убьют и виновники преступления будут пойманы, то их отпускают, отняв у них только лошадей, оружие и одежду, и человекоубийца, получив плохую лошадь и лук, отпускается судьей со следующими словами: «Ступай и займись своим делом». Золота и серебра они, кроме купцов, почти не употребляют, а практикуют только обмен вещами. Поэтому если их соседи выручат сколько-нибудь денег от продажи, то платье и другое необходимое для жизни покупают на них в Московии. Границ между собой – я говорю о степных татарах – у них нет никаких. Однажды московиты взяли в плен одного жирного татарина, а на вопрос москови­та: «Откуда у тебя, собака, столько жиру, если тебе есть нечего?» — татарин ответил: «Почему мне нечего есть, если я владею такой огром­ной землей от востока до запада? Неужели я не смогу достаточно накормиться от нее? Я думаю, что не хватать еды должно как раз у тебя, владеющего такой ничтожной частью света, да и за ту же ежедневно воюешь».

Царство Казанское, город и крепость того же имени расположены на Волге, на дальнем берегу реки, почти в семидесяти немецких милях ниже Нижнего Новгорода; с востока и юга по Волге это царство ограничено пустынными степями; с северо-востока с ними граничат татары, зовущи­еся шейбанскими и кайсацкими. Царь этой земли может выставить вой­ско в 30 тысяч человек, преимущественно пехотинцев, среди которых черемисы и чуваши – весьма искусные стрелки. Чуваши отличаются также и знанием судоходства. Город Казань отстоит от государевой крепости Вятки на шестьдесят немецких миль. Слово «Казань» по- татарски значит «кипящий (медный) котел». Эти татары культурнее других, так как они возделывают поля, и живут в домах, и занимаются разнообразной торговлей. Государь Московии Василий довел их до того, что они подчинились ему и стали принимать царей по его усмот­рению; сделать это было тем легче, что сообщение по рекам, впадаю­щим из Московии в Волгу удобно, и они не могут обойтись без взаим­ной торговли.

За казанскими татарами прежде всего встречаем татар, зовущихся ногаями. Они живут за Волгой, около Каспийского моря, по реке Яику, вытекающему из области Сибирской. У них нет царей, а только князья. В наше время этими княжествами владели трое братьев, разделивши области поровну между собой. Первый из них, Шидак, владел городом Сарайчиком, что за рекой Ра на восток, и страной, прилегающей к реке Яику; другой, Коссум, – всем, что находится между рекой Камой, Яиком и Ра; третий из братьев, Ших-Мамай, обладал частью Сибирс­кой области и всей окрест лежащей страной. «Ших-Мамай» значит «святой» или «могущественный». И эти страны почти целиком покры­ты лесом, за исключением той, которая простирается вокруг Сарайчи­ка: она степная. <…>

Астрахань, богатый город и великий татарский рынок, от которого получила имя вся окрестная страна, лежит в десяти днях пути ниже Казани на ближнем берегу Волги, почти у ее устьев. Некоторые говорят, что она расположена не при устьях Волги, а в нескольких днях пути оттуда. Я же полагаю, что Астрахань расположена в том месте, где река Волга разделяется на множество рукавов, число которых, говорят, равно семидесяти, образуя еще большее количество островов, и почти стольки­ми же устьями вливается в Каспийское море с таким обилием воды, что смотрящим издали она представляется морем. Некоторые называют этот город Цитраханью.

За Вяткой и Казанью в соседстве с Пермией, живут татары, зовущиеся тюменскими, шейбанскими и кайсацкими. Из них тюменские живут в лесах, и число их не превышает десяти тысяч. Кроме того, другие татары живут за рекой Ра; так как только они отращивают волосы, их называют калмуками. <…>

Город Азов лежит на Танаисе, о котором сказано выше, в семи днях пути от Астрахани. От Азова же на пять дней пути отстоит Херсонес Таврический, а прежде всего город Перекоп. А между Казанью и Астра­ханью на обширных просторах вдоль Волги и до самого Борисфена тянутся пустынные степи, в которых живут татары, не имеющие никаких постоянных поселений, кроме городов Азова и Ахаса, который располо­жен на Танаисе в двенадцати милях выше Азова, и кроме приседящих к Малому Танаису, возделывающих землю и имеющих постоянные посе­ления. <…>

Здесь находится город Крым, некогда резиденция царей Тавриды, отчего они и назывались крымскими. После того как через весь Истм на расстоянии тысячи двухсот шагов был прорыт ров, так что получился как бы остров, цари получили имя не крымских, а перекопских, т.е. по названию этого рва, ибо ргесор на славянском языке означает «ров». Отсюда видно, как ошибся писатель, сообщавший, будто там царствовал некий Прокопий. Весь Херсонес посередине пересекается лесом, и та часть, что обращена к Понту, в которой находится знаменитый город Каффа, некогда называвшийся Феодосией, колония генуэзцев, состоит под властью турок. Отнял же Каффу у генуэзцев Мухаммед, который, завоевав Константинополь, разрушил Греческую империю. Другой час­тью полуострова владеют татары. Все татары (цари Тавриды) ведут свое происхождение от заволжских царей: некоторые из них, будучи во время внутренних раздоров прогнаны из царства и не сумев закрепиться нигде по соседству, заняли эту часть Европы. Не забывая о старой обиде, они долго боролись с заволжцами, пока в правление в Польше Александра, великого князя литовского, на памяти наших отцов заволжский царь Ших-Ахмет не явился в литовские станы, чтобы заключить союз с коро­лем Александром и соединенными силами изгнать царя Тавриды Мухам- мед-Гирея. Хотя оба государя согласились в этом, однако литовцы по своему обыкновению дольше положенного тянули с войной, так что супруга заволжского царя и его войско, находившиеся в степи, не вынеся промедления, а сверх того еще и стужи, настойчиво просили своего царя, жившего в городах, оставить польского короля и своевременно позабо­титься о своих делах. Так как они не смогли убедить его, то жена покинула мужа и с частью войска перешла к царю перекопскому Мухам- мед-Гирею. По ее внушению перекопский царь посылает войско, чтобы рассеять остатки войск заволжского царя. Когда они были разбиты, заволжский царь Ших-Ахмет, видя свою неудачу, в сопровождении при­близительно шестисот всадников бежал в Альбу, расположенную на реке Тирасе, в надежде вымолить помощь у турок. Заметив, что в этом городе на него устроена засада, он изменил маршрут и едва с половиной всадни­ков прибыл в Киев. Здесь он был захвачен литовцами, а затем по прика­зу польского короля отвезен в Вильну. Там король встретил его, принял с почетом и повел с собой на польский сейм; на этом сейме было решено начать войну против Менгли-Гирея. Но пока поляки долее, чем следова­ло бы, тянули с собранием войска, татарский царь, сильно оскорбив­шись, стал снова помышлять о бегстве, но при этом был пойман и доставлен в крепость Троки в четырех милях от Вильны, там я его видел и вместе с ним обедал. Это стало концом владычества заволжских царей, вместе с которыми погибли и цари астраханские, ведшие свой род также от этих царей. Когда они были таким образом унижены и уничтожены, владычество царей Тавриды возросло еще более, и они стали грозой для соседних народов, так что присудили и короля польского платить им определенную сумму с условием, что в случае крайней нужды он сможет воспользоваться их (татар) содействием. Мало того, подарки ему часто посылал и государь Московии, стараясь склонить его на свою сторону. Причина заключается в том, что оба они, постоянно воюя друг с другом, надеются с помощью татарского оружия потеснить врага. Хорошо пони­мая это, он (татарский царь), получая подарки, подавал каждому из них пустые надежды. Это стало ясно, к примеру, когда я от имени цесаря Максимилиана вел переговоры с государем Московии о заключении мира с польским королем. Именно, так как государь Московии никак не желал идти на справедливые условия мира, король польский подкупил перекопского царя с тем, чтобы тот вторгся с одной стороны с войском в Московию, собираясь и сам напасть на владения московита с другой стороны, в направлении Опочки. Польский король надеялся таким ма­невром заставить московита пойти на сносные условия мира. Проведав об этом, московит сделал ответный ход, отправив в свою очередь послов к татарину, чтобы тот повернул свои силы против Литвы, которая, по его словам, ничего не опасалась и была беззащитна. Татарин, руководству­ясь исключительно своей выгодой, последовал его совету. Когда из-за такого рода раздоров между обоими государями его могущество неуме­ренно возросло, охваченный страстными желаниями расширить свою державу и не вынося покоя, он стал помышлять о большем, взяв к себе в союзники Мамая, князя ногайского; в 1524 году по рождестве Христове ( в январе месяце) он выступил с войском из Тавриды и напал на царя астраханского. После того как тот в страхе бежал из города, он осадил и захватил его город и победителем расположился под кровом тамошних жилищ. Между тем Агиш, также князь ногайский, стал укорять своего брата Мамая за то, что тот помогает своими войсками столь могуще­ственному соседу. Кроме того, предостерегал он, следует с опаской отно­ситься к со дня на день возраставшей власти царя Мухаммед-Гирея, ибо, при его безумном нраве, может статься, он подвергнет оружие против него и брата, сгонит их с царства и либо убьет, либо обратит в рабство. Под воздействием таких слов Мамай шлет послов к брату, убеждая его поспешить к нему с возможно большим войском… Быстро подходит с войском Агиш и присоединяется к брату; немного спустя они неожидан­но нападают на ничего не подозревавшего Мухаммед-Гирея, пировавше­го со своим двадцатипятилетним сыном Батыр-Султаном, убивают его, разбивают большую часть его войска, а остальных обращают в бегство; преследуя их, они рубят и гонят их за Танаис до самой Тавриды. Затем они осаждают город Перекоп, который, как я сказал, находится при входе в Херсонес. Испробовав все средства и не видя возможности ни взять его штурмом, ни заставить сдаться, они снимают осаду и возвраща­ются домой. Таким образом, при их содействии царь астраханский вто­рично овладел своим царством, а царство Таврида с падением храбрей­шего и удачливейшего царя Мухаммед-Гирея, некоторое время бывшего сильным владыкой, утратило свое могущество.

Титулы у татар примерно такие. Хан, как сказано выше, – царь, султан – сын царя, бей – герцог, мурза – сын герцога, олбоуд – знатный или советник, олбоадулу – сын знатного, сеид – верховный жрец, частный же человек – кси. Из должностных лиц второе по царе достоинство имеет улан. У татарских царей есть четыре советника, к которым в важных делах они прибегают прежде всего. Первый из них называется ширни, второй – барни, третий – гаргни, четвертый – ципцан. <…>

Герберштейн, с. 167-170, 179, 181-184.